|
|
Тайны усыновления и другие семейные секреты: переживания ребенкаАвтор статьи: Ирина Деделе
В семье дети и собаки всегда знают все, особенно то, о чем не говорят. Франсуаза Дольто 20 терапевтических сессий, несколько встреч с родителями. Но у ребенка так и не проходит симптом - генарализованный тик. Становится, то немного легче, то опять сильнее... И главное - я чувствую эту тревогу, но не могу понять о чем она, нащупать ее. И я решаюсь, не запланировано, а спонтанно, на встрече с родителями, уже под конец нашего общения, приходит вопрос: " Спрошу прямо, извините, но почему-то пришло это. У вас есть какие-то семейные тайны, секреты, что ребенок не знает?" Есть, - задумавшись и испугавшись, - но мы не можем пока рассказать... ни Вам, ни сыну...
I Введение Идея этой статьи появилась после цикла супервизий случаев о семейных тайнах и усыновленных детях. Тогда мой супервизор - Наталья Васильевна Иванова, подтолкнула к обобщению материала и написанию статьи, и поддержала, что эта тема очень важна и опыт может быть полезен для коллег. Для меня профессионально значимо в работе с данными клиентами - быть честной. Мне важно, что несмотря на непринятие родителей, я открыто говорю им о своей позиции. Я не хотела отказываться от таких случаев, а хотела научиться работать с ними, понять родителей, почувствовать детей. Мне кажется, что если я научусь, я смогу помочь родителям, сделать очень трудное, но важное в их жизни и ребенка: быть открытыми и честными, несмотря на свой страх... В своей практике консультирования и психотерапии, я несколько раз сталкивалась с различными симптомами у детей, которые можно рассматривать, как одно из следствий семейных секретов. "Наиболее изученным патогенным семейным секретом на сегодняшний день является тайна усыновления... Стремясь оградить ребенка от травматизма и «плохой наследственности», усыновители и опекуны зачастую игнорируют наличие его эмоциональной связи с биологическими родителями и не учитывают проблем его идентичности [Мизинова, 4]". Каролин Эльячефф утверждает, что сокрытие от ребенка информации, касающейся его личной истории, не только не спасает его от травматических переживаний, но и приводит к различным патологическим последствиям, проявляющимся затем в нескольких поколениях. Такими последствиями могут быть: низкая самооценка, слабая способность к символизации с помощью слов и частые психосоматические заболевания, асоциальное поведение, обусловленное бессознательной идентификацией с «плохостью» биологических родителей, трудности в установлении близких отношений и другие сложности [Олифирович, 7].
II Случаи из практики Семья и "монстр-убийца" Любая тайна взрывоопасна, и внутреннее напряжение в ней постоянно растет. (Элиас Канетти)
Заметила, что хотя родители, часто сопротивляются, что совершенно понятно и естественно, и страшатся открытия тайны, сами они осознают важность влияния этого события на жизнь ребенка. "Я, наверное, не сказала вам самого главного", произнесла мама после уже практически рассказанных всех жалоб и истории развития девятилетнего Стаса. Мы усыновили Стасика в возрасте 1 года, он часто болел, был как ежик, да и сейчас такой... Главная трудность родителей - вспышки ненормальной физической активности, агрессии, непослушания, протеста. Диагноз психиатра - оппозиционное вызывающее расстройство (ODD - Oppositional Defiant Disorder) характеризуется агрессивностью и склонностью нарочно задирать и раздражать других. Хотя и верно то, что любой человек иногда бывает агрессивным и раздражает других, однако диагноз ОВР обусловлен тем, что человек как минимум в течение шести месяцев проявляет устойчивое негативистское, враждебное поведение и неповиновение. [8] Еще один симптом Стаса - постоянное чувство голода, и поедание всего из холодильника. Мог встать ночью и пойти съесть всю еду, купленную на несколько дней. В данной работе, для иллюстрации опыта хочу представить рисунок семьи, выполненный Стасом во время второй нашей встречи.
Я, к сожалению, тогда опешила от появления монстра в картине семьи и не порасспрашивала Стаса о нем подробней. Но само его присутствие, без лица, перечеркнутого черной толстой линией фломастера, видится мне сейчас как раз как изображение тайны, монстра, скелета в шкафу, в истории семьи... Он не стал его стирать, хотя была такая возможность, а именно перечеркнул, как знак запрета, отвержения. С мальчиком было 4 встречи, потом - сессия с родителями. Тогда, я более настойчиво стала говорить о возможности влияния тайны на его поведение. После чего родители были готовы продолжить работу, но отменили сессию, сообщив смской, что Стас не хочет больше ко мне приходить... Родители связывали его поведение с его «плохими» генами. Думаю, что этот бессознательный страх сопровождает в целом развитие усыновленного ребенка. Родители боятся, что в какой-то совершенно неожиданный момент их ребенок что-то «выкинет», будь то сбой в физическом развитии или же в поведении. Родители также боятся проявлений агрессивности ребенка, так как это, на их взгляд, первый маячок и в результате часто у ребенка вытесняются агрессивные устремления, которые очевидно прорываются в какой-то момент в виде алкоголизации или же отказа от деятельности. [Молостова, 5] А в данном случае, возможно, наоборот - в усилении этих агрессивных импульсов. Н.Олифирович выделяет шесть основных видов реагирования на наличие тайны в семье, с помощью которых, дети своего рода "помогают родителям" такими вот способами:
Любимая Мама "Не такого создания как дитя, - только дитя и мать" Д.Винникотт Марина сразу начала с того, что ребенок усыновленный. Он родился раньше срока. Его родная мать не наблюдалась у врача. Пережил несколько серьезных операций в раннем возрасте. Когда взяли его в семью - дали другое имя и приняли решение скрывать от ребенка, что он усыновлен. Трудность Жени - "плохое" поведение и низкая самооценка, все время считает себя плохим, чтобы ни сделал. Трудности с едой. Очень плохо ест. Со слов Марины, его везде отвергают: и в кружках, и в детском саду. Дружить он тоже не умеет. Автопортрет. Рисует себя, потом обводит свою руку и говорит, что нарисует еще маму. "Это моя мама. Вот ее губки (раскрашивает рот - красным и платье в ярко красные полоски). Мне 6 лет. (Какое у тебя настроение? О чем ты думаешь?) Сейчас я нарисую свой мозг. Думаю, что люблю свою маму и хочу на ней жениться..."
Тема матери, всегда так или иначе присутствовала в нашей с Женей работе: или он обижен на нее, что ругает, или рисует маму, хотя я и не прошу, просто так... Позже, уже на 9-ой сессии делали с Женей тест "незаконченные предложения". Так у него про маму не только те предложения, которые про нее и спрашиваются, но и четверть всех остальных. А на 16-ой сессии пришел со слезами, сидел, плакал, и говорит, что "боится, что мама его оставит, и он ее не найдет". Хотела поговорить с ним об этом больше, но оказалось, что Женя сам испугался своих мыслей и отказался больше об этом разговаривать. Про папу Женя рассказывает совсем по-другому: "Папу раздражает, что мама балует меня". Как зовут папу? "Дядя Миша. Не люблю, когда он на меня чавкает. Чувствую, что он меня скоро убьет, боюсь его." Понятно, что это классические психоаналитические комплексы. Но как же ярко они проявляются в данной семейной истории... В песочных картинах Женя в основном строит истории про насекомых и пауков. Разыгрывает разные сцены, как они поедают друг друга. Как известно, символ паука в том числе связан с образом матери. Даруя и отнимая жизнь, паук выступает символом её бренности и уязвимости перед лицом смерти, воплощением Великой Матери в её ужасной ипостаси. С этим аспектом в символике паука связаны представления о его агрессивности, жестокости, жадности и коварстве, а также о поголовной ядовитости всех пауков. [Краткая энциклопедия символов, 3] Поскольку паук сначала оплетает сетью, а затем уничтожает свою беспомощную жертву, его отождествляют с ужасной Великой Матерью, которая и порождает, и разрушает.[15] Очень часто родители не говорят ребенку о том, что он усыновлен и тому есть 2 причины: первая – потому что родителям кажется, что ребенок будет считать себя брошенным, уродом, не нужным, а вторая – потому что им кажется, что когда он узнает правду, он бросит их и будет искать своих биологических родителей. [Молостова, 5] С обеими этими причинами очень трудно входить в контакт, как родителям, так и психологу, потому что из повседневных жизненных случаев и различных примеров из практики видно, что часто это действительно так: дети чувствуют себя не нужными, приемные родители становятся чужими. И все же так ли это? Первая причина, а именно, ощущение самими детьми своей ненужности, имеет место и составляет важный компонент в описании психики усыновленного ребенка. Это свойство часто описывают приемные мамы, которые взяли на воспитание детей, в более-менее сознательном возрасте после 5 лет. При любых конфликтах, особенно в подростковом возрасте эти дети возвращаются к опыту своей ненужности и чуждости окружению. Однако чем спокойнее реагируют на это приемные родители, иногда обсуждая (и перерабатывая) вновь и вновь поднимаемую тему, не снижая при этом основных требований к ребенку, тем быстрее и безболезненнее ребенок справляется с этим чувством. [Молостова, 5] Второй страх это страх родителей о том, что это они в какой-то момент могут перестать быть нужными своему ребенку. Этот страх очень сильный. У родителей имеется в запасе множество историй, которые они запоминают из рассказа своих знакомых и из средств массовой информации, о том как реагируют дети на известия о том, что они усыновлены, когда им сообщают об этом во взрослом возрасте. В основном это негативные истории. Истории, имеющиеся в арсенале у психолога, кажутся, по сравнению с родительскими, детскими сказками. И подобный ужас, со смертями и тюрьмой где-то мирно спит в головах у приемных родителей, что не может не влиять на их уверенность в себе как родительской пары. Они предпочитают вытеснять эти эмоции и страхи, и с этим грузом воспитывают ребенка... [Молостова, 5] В каком-то смысле именно эта тайна мешает ребенку и родителям по-настоящему полюбить и принять друг друга. Ребенок не может переработать опыт оставленности, который у него есть где-то глубоко в бессознательном и выстроить отношения с новыми родителями. Что же происходит с ребенком, когда он остается без должного ухода. Конечно, в данном случае речь идет о контакте, «лице матери как зеркале», которое влияет и формирует образ самого ребенка. Известны теории развития на первом году жизни: Кляйн, Винникот, Малер, Шпитц и др. Все они с разными оттенками утверждают, что для становления психики, для формирования здорового Эго у ребенка должен быть постоянный ухаживающий объект, который бы осуществлял не только физический уход, но и отражал и контейнировал эмоции и переживания младенца. И это залог успешного развития. [Молостова, 5]
Меня нет, я задыхаюсь... Если Тебя нет, то и меня нет... С.Козлов "Ёжик в тумане" Витя, 6 лет, первый класс. Симптомы при обращении: Трудности адаптации к школе. Генерализованный тик, астма. Мама рассказывает, что астма и другие аллергии начались в 2.5 года, она это связывает с началом посещения детского сада. Но в том же возрасте родной отец прекратил общение с Витей. Витя не знает, что "папа", который живет с ним теперь, не его родной отец. Других детей в семье нет. Рисунок семьи.
Это вы где? На Дне рождении сказать нельзя, тогда тортик надо рисовать. Долго сомневается, потом рисует все-таки торт. Чей день рождения? Наверное, папин, так как уже был ... Себя Витя не рисует, а рисует руку, кстати, так же как и Женя, помните? Мой опыт работы с детьми и исследование их рисунков, подсказывает, что рисование руки детьми может говорить о присутствии в этом мире. "Я есть!" Как желание заявить и запечатлеть себя, возможно, и в истории семьи. В основе символизма руки — её роль как орудия воздействия на окружающий мир, медиатора в передаче духовной и физической энергии. (Краткая энциклопедия символов , 3) Левая же рука является пассивным аспектом силы и восприимчивости, часто ассоциируется с воровством и обманом, символизирует временную власть, суровость монарха, двойственность, проклятие, чёрную магию, etc. (Краткая энциклопедия символов, 3) Витя был у меня всего несколько раз. Очень много болел, потом наступили каникулы... Несколько раз встречались с матерью, говорили о влиянии тайны, что и соматические симптомы Вити могут быть связаны с недосказанностью, что он чувствует: что-то не так в его семейной истории, что-то не договаривается, и выражает это вот таким образом, через тело, болезни... У Вити, явная соматизация – защитный механизм, посредством которого психологическое напряжение превращается в физический дискомфорт, недомогание или заболевание. В жизни каждого из нас случаются стрессы, но когда адаптационные системы истощаются, и человек перестает справляться психологическими средствами, вступает в игру вторая «линия обороны» – тело. [Олифирович, 6] Я мотивировала маму к прояснению для сына истории его происхождения, к тому же, дети часто сами предлагают такую возможность, спрашивают что-то, интересуются. Но родители нередко придумывают все новые, еще более запутывающие семейную историю объяснения, не воспользовавшись догадкой ребенка, испугавшись открытого разговора, встречи с сильными чувствами ...
Близнецы-волшебники Есть в мире две вещи, к которым мы никак не можем по-настоящему подготовиться: близнецы. Джош Биллингс
А эта история, вроде как, на первый взгляд, и не про тайны совсем. А скорее про смелость встречи, принятие произошедшего. И тайна не в семье, а от других, от посторонних глаз. С одной стороны, естественно и нормально, не болтать направо и налево о своей жизни, семье. Но с другой - когда виновато, стыдно и страшно ребенку. И смешанные чувства злости вины, обиды... Как быть? Насте 8 лет. Умна, сообразительна, но все скрывает. Главная трудность - ночной энурез. У Насти с рождения есть сестра двойняшка - Нина. Она на час старше Насти. Но она тяжело больна, инвалид с рождения. А Настя - отличница почти, и в хоре поет и танцует, играет на скрипке и рисует, занимается плаваньем... Самое сложное в этом случае было говорить о чувствах, о сестре, и особенно о чувствах к сестре. Просто запрещено о ней говорить и все! И никто не виноват, никто не запрещал, но Настя сама решила, что это больно, трудно и не надо. Но косвенно Настя показывает, что у нее много вины, вот и на рисунке-методике "Волшебная страна чувств" мы видим, что вина занимает большую часть тела...
Фрагмент работы: Нина – это тоже тайна. Мама сказала никому не рассказывать. Об этом знает в школе "пара девочек" (и то, как я поняла, случайно). Настя чувствует вину перед Ниной. Ей грустно от этого и больно. «Поэтому я не хочу об этом говорить!» Я сказала, что так бывает, что не хочется говорить о больном, это нормально. Но если осмелишься и станешь, то сможешь освободиться от этой боли, разделить ее с кем-то. (У Насти в глазах слезы.) Настя верит, что Нина выздоровеет и будет как она. Она иногда мечтает о том, что было бы здорово, если бы Нина была здорова, и она с ней были бы подруги. Как ты взаимодействуешь с Ниной? Я с ней играю, говорю ей что-то, она улыбается, делает так: «Гы-гы-гы». Изображает Нину... Другая сессия. Незаконченные предложения, приготовленные специально для Насти: Самое трудное для мамы ... сидеть с Ниной... а что именно ей трудно? все делать с ней, она же ничего не может. Но мама это не говорит. Самое трудное для Нины... Ей все трудно (Настя начинает на меня злиться, я чувствую это). Она очень хочет бегать, прыгать. Я мечтаю, чтобы Нина сказала, если она вдруг притворяется, то не надо этого делать. Я мечтаю, чтобы Нина могла сказать, что она хочет.... Я думаю, что я никогда не смогу ... летать... Я думаю, что Нина никогда не сможет ... Понятия не имею! Мне трудно об этом говорить... Я думаю, что моя сестра Нина похожа на меня в том... она ничем на меня не похожа! ... Ну может быть цвет глаз... Я думаю, что болезнь Нины отнимает у меня ... нормальную сестру... Я не могу говорить о Нине, это ужасно трудно. Трудно из-за вины. В чем ты себя винишь? Я сделала что-то не так. Что? Не знаю. Когда появляется вина? Она все время, когда я говорю про Нину, или думаю. Она всегда со мной. Она спит (вина), когда занимаюсь чем-то посторонним. Я не могу говорить о Нине! Это ужасно трудно! А Вы меня заставляете! Настя стала просить не говорить об этом. Пошла, встала у двери. Я говорю: Тебе больно. Ты хочешь уйти. Плачет... Я позвала ее обратно, села на диван вместе с ней. Приобняла слегка... Настя читает название семинаров на рекламе в кабинете, и говорит, что психологам можно доверять. «Я и раньше об этом догадывалась, но теперь точно поняла». Работая с этим случаем, для меня стало ясно, что Тайна, это что-то такое символическое, ее возможно и нет как таковой. Тайной могут быть чувства Насти, тайна – ее рождения. То, что Нину надо ото всех скрывать – тоже тайна. Вирджиния Экслайн в своей работе «Игровая терапия в действии (Дибс в поиске себя)» пишет: «Так много хочется сказать, и так многого нельзя говорить». Действительно, есть вещи, которые лучше хранить в себе. Но со временем многое из невысказанного может превратиться в тяжелое бремя. [Экслайн, 13] Мне больно смотреть, как она плачет, страдает, что я растеребила раны. Но я понимаю, что по-другому никак нам не встретиться с этой болью, виной, страхом. С этой Тайной. Тайны, связанные с тяжелой болезнью, обусловлены прежде всего:
Интересны и насыщены символизмом и переживаниями и песочные картины Насти. Несколько раз повторяется тема близнецов. «Два волшебника встретились на улице и так обрадовались друг другу, так как они настолько одинаковы, что не могут сами друг друга различить». Насколько я помню, именно этот сюжет и высказывание Насти о волшебниках, утвердило меня в необходимости «встречи с сестрой», встречи со своими чувствами к ней, со скрытыми от других переживаниями. На следующей встрече Настя опять использует фигурки волшебников, и снова рассказывает об их Встрече: «Волшебники встретились, улыбнулись и сказали друг другу: Мы симметричные!» Даже названия историй говорят сами за себя: «Две части волшебного острова», «Забытый город», где волшебный павлин помогает жить вечно, «и живым, и неживым», «Волшебный город», где есть не только всякое разное, но и волшебники-близнецы, которые самые дружелюбные в этом городе… Работая с Настей, не раз спрашивала себя, «Хватит ли у нас с ней сил и смелости пойти в эту самую трудную тему? Вины, боли, страха за сестру, проживание не своей жизни…» С Настей я прошла через страх сделать клиенту больно, открыть его уязвимость, не убегать, а быть с сильными чувствами, прикоснуться к живому, и поэтому такому чувствительному… А.А.Шутценбергер в своей известной работе «Синдром предков», говорит о передаче тайны или несказанного, того, что становится запретным, вытесняется, что избегают упоминать и даже считают неуловимым и непомышляемым. Обычно существует представление об аффектах и чувствах, когда есть возможность их психической проработки. Но в некоторых случаях событие рассматривается как столько серьезное и травмирующее, или настолько преждевременное, что о нем не существует сколько-нибудь внятного умственного представления. Оно рассматривается как невозможное, немыслимое событие и таким образом остается непроработанным, а лишь оставляет сенсорные или моторные следы – телесные или психосоматические… [Шутценбергер, 12]
III Заключение, выводы
Работа психотерапевта с тайной Обращение за помощью к психологу призвано сделать процесс раскрытия тайны максимально безболезненным. Помогая семье распутывать узелки семейных тайн, психолог сталкивается с интенсивными чувствами вины, стыда, гнева и др., поэтому характер его вмешательств на сессии имеет большое значение. Б.Икер сравнивает процесс раскрытия тайны с деликатной хирургической операцией, для успешного и безболезненного проведения которой психотерапевт должен создать специальные условия и выступить в роли «поглотителя» тревоги [Мизинова, 4]. На сегодняшний день принято считать целесообразным выявление и свободное обсуждение любых фактов из жизни семьи. Однако, раскрытие семейных секретов может оказаться не менее разрушительным, чем их сокрытие, если недооценить интенсивность эмоциональных процессов, в которых кроются причины их формирования и сохранения, предупреждает М.Боуэн. [Мизинова, 4]. Неспособность семьи расстаться с тайной зачастую является серьезным препятствием для психологической помощи. Комментируя игру ребенка на сессии, психолог помогает назвать словом то, о чем приходится умалчивать в реальности, не нарушая при этом условий соглашения с родителями. Тем не менее, игровая терапия дает возможность символизировать и проработать травму ребенка, но не меняет актуальной семейной ситуации. Стабильному терапевтическому контакту семьи со специалистом способствует деликатная работа с родителями, которая помогает им расстаться с тайной, но не быстрее, чем они будут к этому готовы. Трудности в организации систематической работы психолога с семьей/ребенком, кроме того, обусловлены остротой влияния и силой семейного секрета. Требуя от специалиста соблюдать семейные правила на сессии, родители как будто проверяют, обладает ли он достаточными ресурсами, чтобы помочь семье расстаться с секретом. Если психолог теряет способность «поглощать» возросшую тревогу и включается в семейный паттерн, контакт семьи со специалистом, как правило, прерывается. [Мизинова, 4] Между тем, характер запроса семьи, а так же внимание специалиста к собственным чувствам могут служить индикатором предстоящих сложностей в работе с данной семьей. В первых двух описанных случаях жалобы на агрессивное поведение и неуправляемость ребенка, т.е. не завуалированное предъявление его, как идентифицированного пациента, в сочетании с острой потребностью семьи в помощи являлись признаками риска скорого прерывания контакта... [Мизинова, 4] Р.Р. Гринсон, описывая работу с секретом, замечает: «Секрет уже по своей природе является важным психическим событием и должен быть проанализирован. Никакого компромисса по этому пункту быть не может. Фрейд (1913) выражает это мнение очень ясно, когда объясняет, что если психоаналитик позволит существовать секрету любого рода, все табуированные воспоминания, мысли и побуждения будут скрыты в этом убежище и ускользнут от анализа. Он сравнивает это с тем, что произошло бы в деревне, если бы полиция предоставила возможность существовать какому-то месту, где бы она не осуществляла свою власть. Все отбросы общества собрались бы там и, следовательно, избежали бы обнаружения» [Гринсон, 1]. При работе с тайной важно избежать продавливания, запугивания, собственных объяснений, а прорабатывать тайны с необходимой тщательностью и глубиной. На первых этапах терапии для нас важно даже не само содержание тайны, а те мотивы и чувства, которые заставляют семью держать событие в секрете. Работа с тайной включает исследование еще одного аспекта: цены за ее сохранение и цены, по которой она достанется раскрывшим ее. [Олифирович, 7] Ценой за хранение тайны могут стать хронические чувства стыда и вины, невозможность строить настоящие, искренние отношения, отказ от любви и доверия, отсутствие совместно переживаемого опыта близости и сопричастности, тревога, страх. [Олифирович, 7] Ценой раскрытия секрета бывают все те же стыд, вина, злость, обида, но с появлением важных переживаний и чувств – облегчения и надежды. Даже если вначале привычный мир рушится, то со временем появляется чувство устойчивости, стабильности, доверия к новому миру и своей семье. Важно понимать, что намерением у тех, кто решил хранить тайну, была защита себя, своей семьи, своих близких. [Олифирович, 7] «Ребенок имеет право знать все, что его касается, – говорит французский психоаналитик Клод Альмос. – То, что у него есть сводные братья и сестры, что он усыновлен, о смерти в семье или болезни близких – то есть все, что имеет отношение к его происхождению и будущему». [10] Нередко встает вопрос КАК? Как я смогу ему рассказать, что бы не было травмы, шока, плохих последствий? - спрашивают родители. Но на самом деле - это страх, изменений, жить без этой стены, защиты, быть открытым. Чем дольше хранится тайна, тем сложнее ее открывать... Л. Петрановская пишет, что для многих приемных детей рассказ о первой встрече с новыми родителями становится любимой «сказкой на ночь». Они бесконечно уточняют и переспрашивают, впитывая в себя эти мельчайшие, такие важные для них подробности: как хотели, как узнали, как увидели, какой был маленький, что сказал, как посмотрел, как впервые взял за руку, как сразу понравился, как хотели скорее забрать домой, как покупали кровать и обещали бабушке, что «скоро-скоро». Каждая деталь этого рассказа для них лекарство от «пустоты вначале», потому что это история нового начала, «перезагрузки», и история хорошая. Справедливо ли лишать ребенка такого лекарства? Откладывать разговор, отшучиваться, менять тему после того, как ребенок уже дал понять, что догадывается, и начал задавать наводящие вопросы – хуже не придумаешь. Родительская неуверенность, полуложь и утайки вызывают у ребенка тревогу и протест. Что слышит ребенок за полуправдивыми ответами? Примерно вот что: «С тобой, с твоим происхождением связано нечто настолько ужасное, что мы не в силах этого вынести, мы просто не выдержим, расстроимся, расплачемся, с нами что-то плохое случится, если об этом зайдет речь. Пожалуйста, не настаивай». [Петрановская, 9] Конечно, недостаточно выявить прошлую семейную травму или тайну, чтобы радикально изменить жизнь или здоровье, но обнаружение проблемы, высказывание невысказанного, наконец, сама возможность высказаться приносят облегчение и становятся первым шагом на пути к изменению. [Шутценбергер, 12] Раскрытие семейных тайн обычно лечит. В подавляющем большинстве историй раскрытие семейной тайны приводило в порядок мозг и душу, обеспечивало равновесие всей семьи. Да, сам процесс раскрытия часто болезненный, и какое-то время после него людей нередко лихорадит. Но когда обнаруженная правда интегрируется, семья и ее члены обычно становятся здоровее и спокойнее... [Соколов, 2015, 11]
Литература:
Статья напечатана в жернале Экзистенция Existentia 2017/10 У клиентов получено разрешение на публикацию. Все имена и некоторые данные биографии изменены. Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|
