Об определении психоанализа и вызовах конструктивизма в 1980-х (Часть 1)

Когда коллеги спрашивают, что такое реляционный подход, я затрудняюсь ответить в двух словах (за последние годы сформировался дежурный ответ, но его по-прежнему не назовешь коротким; и он далек от окончательности, если такая существует).

Этот с виду простой вопрос может поставить в тупик. А действительно, что такое реляционный психоанализ?

Ответ обязывает проделать большую работу: что в данном подходе определяющее, а что второстепенное, что отличает его от всех остальных, а что роднит? На каком уровне абстракции искать индивидуализирующую «изюминку»?

На уровне философских допущений, теории развития, терапевтического действия? Через то, как концептуализируется терапевтическая ситуация? Через технику?

В какой-то момент я понял, что это неплохой способ углублять свои знания – периодически (пытаться) отвечать себе на вопрос: что такое реляционный психоанализ?

В дальнейшем я стал спрашивать у коллег из других направлений: что такое кляйнианский психоанализ? Что такой современный психоанализ (Спотница)? Что такое французский фрейдизм? И т.д.

Или – другими словами – как бы вы рассказали про родную для вас психоаналитическую перспективу коллегам из соседних.

И это оказалось интересным упражнением. И полезным для обеих сторон такого «интервью». Оно заставляет думать - анализировать и систематизировать знания, а также находить в них прорехи, которые станут зоной ближайшего развития.

Ответы на такие вопросы всегда очень интересны. Кто-то считает определяющим в своем подходе терапевтическую технику (как аналитик работает), кто-то терапевтическое действие (как анализ работает), кто-то философские отличия, лежащие в основании теории, кто-то конкретные теоретические модели (например, теорию мышления). Кто-то пытается кратко отразить всю эту многоэтажку. Кто-то передать способ мышления. И так далее.

Мне порой кажется, что здесь важнее сам вопрос и то, что он стимулирует (поиски в своей голове, опыте, литературе, беседах с преподавателями и/или коллегами), чем некая окончательность ответа, если такая существует. Он из тех вопросов, которые задаются не для ответов, а вопреки им.

Не менее интересно спрашивать друг у друга: а расскажи мне про мой подход. И здесь тоже можно узнать вещи, которые заставляют задуматься.

Мне вспоминается ситуация с реляционным движением в США в 1980-х. То, с чего оно начиналось, и то, как его стали видеть в 1990-х аналитики других направлений.

На заре своего появления оно не планировалось как отдельная школа, а являлось созвездием голосов психоаналитиков разных школ, объединенных общими вопросами о терапевтической ситуации и эпистемологической позиции терапевта.

Повторюсь. Реляционный психоанализ объединился не под знаменем ответов, а под знаменем вопросов. Которые его представители ставили перед психоаналитическими теориями своего времени.

В те годы дух конструктивизма уже вовсю шагал по психоаналитической территории и был готов ворваться в американский мейнстрим.

На фоне этого психоанализ в США был пронизан сомнениями в себе.

Как терапевт узнаёт то, что он узнаёт? Если весь опыт по своей сути неоднозначен, и каждый из нас конструирует из этого опыта собственные наборы значений, на которые влияют наши сознательные и бессознательные психические процессы, то что остается с прежней - объективистской - основой для терапевтического действия (верная интерпретация опыта -> инсайт)?

Что образует инсайт, если внутренний опыт клиента может по-разному (и при этом одинаково достоверно) рассматриваться разными терапевтами на основе их собственного внутреннего опыта, бессознательных конфликтов и пр.?

Как быть с тем, что терапевт находится под влиянием собственного бессознательного процесса во время формулирования любой интерпретации, является полноправным участником любого взаимодействия и всегда частично слеп к той роли, которую он играет, помогая клиенту понять все эти процессы?

Все это бросало фундаментальный вызов прежней - объективистской - позиции психоанализа о том, что терапевт действительно способен правильно интерпретировать скрытый смысл свободных ассоциаций клиента (и шире - достоверно знать значения клиентского и собственного опыта в терапевтических отношениях).