О горе. Как мы можем ошибаться, пытаясь помочь. Личные наблюдения.

Накануне праздников тема не теряет важности. Горевать и грустить доводится в разное время. И тем более обидно, если доводится делать это на праздники. В моем опыте бывало подобное, поэтому новогодне-рождественскую суету, мишуру и музыку я сама воспринимаю неоднозначно. Впрочем, это не означает, что праздники, включая массовые, я не люблю.

О горе много сказано и написано, поэтому привнести что-то принципиально новое сложно. Зато можно поделиться собственными размышлениями, основанными на личном опыте и наблюдениях.

Что я заметила, оказываясь сама в кризисных – горестных – ситуациях, и наблюдая своих близких. Так это то, что горе может восприниматься как нечто заразное, от чего хочется спрятаться, защититься, с чем не хочется соприкасаться, что хочется прекратить как можно скорее. Даже случаи незначительного горя, которое и не горе вовсе, а так – неприятности, даже они могут так восприниматься.

Приведу простой и, по-моему, типичный пример. Мою 11-летнюю дочку Машу на танцевальном кружке отругала педагог, не вполне справедливо отругала, дочке было обидно, она сильно расплакалась, слезы лились минут 15. На самом деле, не так уж долго. Однако это вызвало переполох среди бабушек других девочек – они подходили к Маше, уговаривали не плакать, просили меня успокоить ее как можно быстрее – она же плачет, она не должна плакать, ей не надо плакать. Многим бабушкам свойственно открыто говорить то, что многие мамочки думают, но не высказывают, потому что стесняются.

Мне самой жалко плачущего ребенка, меня могут раздражать громкие рыдания и всхлипывания. Но есть такие моменты, когда нужно выплакаться, высказаться, выразить накопившиеся неприятные эмоции переживания. В такие моменты обидно слышать в свой адрес: "не реви!", "не волнуйся!", "не нервничай", "не переживай", "ничего страшного не произошло" и т.д. Поэтому я просто оглаживала и обнимала дочку, не спорила, не перечила, не наставляла (благо, в тот момент я сама была спокойна).

Да, не стоит себя намеренно накручивать, но и не стоит удерживать обиду и горе (пусть и пустяковое, как окажется впоследствии) внутри себя только потому, что другим может неприятно на это смотреть. Тем более, если ты сама пытаешься уйти, укрыться от этих самих других, чтобы выплакаться одному или в очень узком кругу друзей, то есть избегая демонстративности.

Для горюющего человека ценно, если рядом будет кто-то, с кем можно рядом поплакать, кому можно рассказать о переживании, излить эмоции. Да, тому, кто рядом, может быть тяжело и скучно слушать одно и то же – ведь в горе мы склонны повторять одно да потому, - но в этих навязчивых повторах есть своя адаптивная функция. Бывает страшно сталкиваться с агрессией, адресованной кому-то, самому себе, обстоятельствам или высшим силам.

Мы можем хотеть искренне помочь печалящемуся человеку, но мы можем ошибаться в своем стремлении вывести его/ее из печали как можно скорее, прекратить слезы, крики, гнев так быстро, как нам самим, то есть помощникам, этого хотелось бы. А человеку нужно время, и человеку нужно, чтобы его/ее не останавливали в этом и поддерживали столько времени, сколько потребуется, не торопя и не пристыживая за излишне бурный выход эмоций. Сколько времени потребуется? По-разному. Есть некие общие временные ориентиры – от полугода до года. Но эти ориентиры размыты.

Для того чтобы помочь в кризисной ситуации очень часто достаточно просто быть рядом и помочь человеку выплеснуть переживания, чтобы они не застаивались внутри. Просто быть рядом – это может показаться чем-то слишком простым и тривиальным. Пожалуй, это не требует никаких особенных умений, навыков, способностей и тем более талантов.

Но учитывая тот факт, как тяжело нам бывает дается вид чужого горя, как нам может хотеться поскорее его прекратить, как мы можем опасаться заразиться от чужого горя, то вот это "просто быть рядом" обретает более глубокий смысл.