О важности смерти для жизни

Сегодня 10 лет, как моя мама умерла.

Эти 10 лет я старалась не говорить слово «смерть».

Все полтора года её болезни мы не говорили о смерти. Она боялась, что у неё рак. У неё был рак, но мы не сказали ей об этом.

Она перенесла 2 операции, которые продлили жизнь. Во время одной из них её сердце остановилось, и врачи «заводили» его вручную. Я очень благодарна им, благодарна её хирургу. Он сказал нам, что нет смысла мучить её химиотерапией и мы и не говорили с ней об этом.

Знала ли она, что умирает?

Знала, чувствовала. Но за все это время мы не говорили о смерти. Мы боялись причинить друг другу боль этими разговорами. Наверное, потому что и мама, и мы с сестрой до того момента так и не смогли принять смерть нашего отца. И даже все разговоры о нем были пронизаны болью.

Но вместо этого мы чувствовали боль недосказанности.
До сих пор осталось это ощущение, что мы не сказали друг другу о чем-то важном, что я не задала ей каких-то важных вопросов, и не получила ответов.

Она очень старалась скрывать свою боль, молча перенося все страдания. А я отводила глаза, понимая, что не могу помочь.

Ей сделали лишь 1 укол морфина, потому её врач был в отпуске, и как я не умоляла, просто некому было выписать этот препарат.

В тот день я знала, видела, чувствовала приближение её смерти. Я уже знала, что она умрет именно сегодня.

Мы говорили мало. После морфина она могла немного поспать.

А я молила Бога, чтобы он облегчил её страдания. И писала стихи, пытаясь отпускать свою боль.

Я позвонила сестре и сказала, чтобы они приехали всей семьей в больницу. Прощаться.

Они говорили о делах, она спрашивала о том, что в школе, как внучка. А потом они уехали.

Я снова увидела её боль, и хотела пойти за медсестрой, но она остановила меня и обняла. На прощанье. И отражение боли на лице сменилось полуулыбкой. С ней она и осталась в моих объятиях…
Время остановилось в 17-20, 26.10.2009.

Я не могла плакать. Я старательно пыталась принять её смерть, и, видя её принятие, думала, что мне это удалось, но во мне еще не было этого принятия.

Я не могла быть с ней долго, счтиая, что нужно что-то делать. Я не знала, что именно. Я пошла к медсестрам на пост и они сказали, что смогут позаботиться обо всем, но нужно было привести её одежду. А мы не готовились к её смерти, к похоронам. Одежду, по обычаям, нужно было новую, а значит, её нужно купить. Но магазины там работают до 18-00, и пока я доберусь, до них, они уже будут закрыты. Это специфика сельской местности, но благодаря ей, тому что все знают друг друга, медсестры договорились с хозяевами и продавцами, и с ритуальной конторой.

Зачем я это пишу?

Потому что осталось чувство вины.

Вина за ту ложь недосказанности, за тот страх говорить о смерти.
Вина за ту нелепую одежду, в которой её пришлось хоронить.
Вина за то, что я не покрасила ей волосы, перед тем, как мы поехали с ней в больницу. Она с сожалением сказала мне об этом, когда мы уже садились в машину. Она уже знала, что не вернется… А я ей сказала, что покрасим по приезду.

И это теперь я знаю, что говорить об этом можно, только приняв смерть, приняв её, как равную жизни, как её итог.

Ведь тогда я уже чувствовала эту энергию смерти, я чувствовала силу и покой в ней, чувствовала, что в ней нет ни боли, ни страха.

Они есть в нас. И пока мы боимся смерти, пока мы не находим смелости принять и признать её неизбежность, мы вынуждены лгать.

Мы лжём себе и другим, что ещё есть время, время на важное, время попросить о чем-то, время на разговоры, время на желания, время сделать то, что хочется.

Мы не живем и мешаем жить тем, кто рядом с нами.

Мы мешаем себе и уходящим в мир иной прожить их последние дни без сожаления.

Эта ложь, это непринятие смерти лишает нас и сил, и возможностей.

Приняв смерть, мы принимаем жизнь!

Я люблю тебя, мама. Прости.

Может, у вас ещё есть время перестать лгать?

P.S. Мы долго выбирали фотографию, с которой можно было сделать гравюру на памятник. Какие-то не нравились, а какие-то не подходили по качеству исполнения. В итоге, та что выбрал мастер, оказалась с совместной семейной фотки, практически единственной. И сейчас я понимаю, что это тоже не случайно. Потому что на этой фотке она живая. Она больше не была такой после смерти отца, потому что частичка её умерла вместе с ним, большая такая частичка…

©Галина Суслина