Не здесь и не сейчас

Я знаю, как это происходит. Знаю, как отказываюсь от жизни. Как отворачиваюсь от нее, включаю туннельное зрение и несусь вперед. Фокус на цели. Все, что по сторонам, вокруг – меня не интересует.

Я знаю, как начинаю злиться на всех, кто мешает мне в этой гонке. Мешает просто тем, что идет. Или стоит. Или едет. Со своей, с не моей, скоростью. Не подстраиваясь под меня и тем самым заставляя меня учитывать их существование (на которое мне, на самом деле, плевать, когда я так бешено несусь). Я вынуждена обгонять, обходить, тормозить, уворачиваться, и меня это бесит.

Я знаю, как начинаю раздражаться на каждое Сашино «Маам…». Как стискиваю зубы, чтобы не срываться и продолжать быть «хорошей мамой». Как сверкают гневом мои глаза, когда я, выдохнув и сцепив зубы, поворачиваюсь к ребенку, оторвавшему меня от написания текста или чего-то еще супермегаважного. Как через стотридцатьпять раз я уже не могу удержать внутри это «Да сколько можно?? Саша, я же просила дать мне закончить работу!»

Я знаю, как кривится в гримасе мое лицо, когда муж подходит рассказать что-то будничное, обыденное, «неважное» или посоветоваться по какому-то «мелкому» поводу. В то время, как я бегу-чтобы-успеть – он отвлекает меня от моей миссии догнать и перегнать (что? кого?), выдергивает из колеса, в котором я главная белка, заставляет увидеть что-то вне туннеля.

Я знаю, как по мере нарастания недовольства собой я все меньше понимаю, где я и что со мной. Как теряю контакт с внутренним теплом, надеваю доспехи и закрываю свое сердце. От мужа, от детей, от себя. Я никого уже не способна любить, могу только делать дела. Делать дела. Делать дела.

Я знаю, что это путь вникуда. Что я никогда не добегу туда, куда несусь на всех парах. Потому что бежать, нестись – это процесс. Это вообще не про результат. Возможно, про череду результатов, но точки не будет никогда. Потому что точка – это смерть. Приехали.

Я знаю, что остановиться страшно. Что остановиться означает услышать мир. Увидеть, как плохо ребенку от того, что я на нее рычу, как я отдалилась от мужа, как я отвернулась от себя, перестала себя учитывать.

Я знаю, что это больно и стыдно – чувствовать, что все это я сделала сама. Что я ответственна за это.

Но если я хочу вернуться – к детям, к мужу, к себе, к жизни – мне нужно остановиться. Перестать нестись. Перестать делать. Перестать спешить.

Вспомнить, что раздражение, злость, гнев означают, что я пробежала мимо дверки в тщетность. Я не отплакала, не отгоревала. Не смирилась. Я пронеслась мимо и наворачиваю круги. Да, белка.

И мне нужно вернуться и найти эту дверь. И сесть перед ней на пол. Почувствовать свое бессилие, свою усталость и «черт, я больше так не могу». И плакать. И чувствовать.

Чувствовать, как прервала контакт с детьми. Как Саша не справляется с этим и стала много ныть и истерить и не слушаться. И понимать, что это я. Это из-за меня. И плакать об этом. И жалеть мою девочку. И гладить ее по волосам, и вдыхать их запах, и гладить по спинке, и целовать.

И сочувствовать себе. В том, что устала. В том, что мне так непросто оставаться в контакте. Что выход из контакта – способ, впитанный с молоком матери, и много лет психотерапии не могут все отменить насовсем. Что как бы я ни старалась, я иногда выпадаю. Иногда слышу в своей голове какой-то стартовый пистолет и бегу. И не смотрю по сторонам. И не слышу. И начинаю воспринимать всех и всё как помехи, препятствия, «достали» и «сколько можно».

И не сразу замечаю, что снова участвую в этом забеге. В этой гонке без финишной ленточки, выйти из которой можно либо упав замертво, либо сдавшись. Смирившись. Прочувствовав тщетность. Тщетность успеть, добежать, выиграть гонку.

И все, что я могу – это снимать себя с дистанции, когда замечаю себя в списке участников. Зализывать свои раны, плакать и горевать. Анализировать, как я снова оказалась среди спринтеров-марафонцев (ага, бежать долго и быстро, при том, что даже в профессиональном спорте так не бывает! Бывает либо марафон, либо спринт). Подмечать какие-то маркеры, которые в следующий раз, возможно, позволят мне быстрее осознать, что я бегу. Или, о луч надежды, позволят увидеть, что я собираюсь стартануть.

И да, такие маркеры есть у меня. Один из них это фразы типа «Да оставьте вы меня в покое!» или «Хватит! Сколько можно?!». Как только я начинаю ощущать про Сашу, что ее «слишком много» или что от меня слишком много хотят – это маркер того, что где-то я потеряла контакт с собой. Это не их стало много, это меня у меня стало мало! Понимаете?

Если это вовремя ловить, то с этим можно что-то делать. Например, возвращать себе себя, возобновлять заботу о себе. Ну и о детях, конечно. О тех, которых «слишком много».