Черная дыра внутри людей с перееданием и “мертвая мать” Андрэ Грина.

Наблюдения из практики клинического психолога.

Про это ощущение черной дыры рассказывают часто те, у которых в истории были эпизоды с перееданием.

Когда переедание удается победить ( а его иногда удается приглушить, настроив рутину питания, введя ценные идеи полезного, здорового, рационального и еще какого-нибудь питания), черная дыра остается.

Что это за дыра?

Ее описывают как чувство острой нехватки любви. Она бывает в груди, ниже груди, иногда показывают на область горла.

Такие люди описывают себя как вечно стремящихся к любви других людей, которой никогда не бывает достаточно. Потому что другие люди ненадежны, могут бросить, предать или просто разлюбить. Они охотно и много говорят на сессиях, и их речь похожа не непрекращающийся крик ребенка, которого не слышит мать. Терапевту и его интерпретациях в пространстве сессий нет места, он с трудом находит возможность для своего пространства и пространства своих интерпретаций. Эмоциями и переживаниями клиента наполнено все терапевтическое пространство, места для другого или диалога все равно нет. Если в жизни таких людей есть партнер, он ненадежный и исчезающий.

Другие описывают чувство черной дыры как переживание одиночества. В нем может быть и страх, но часто бывает стыд. Это сожаление о том, что не удается наладить отношения, что их страшно, или что к ним не тянет. Но желание есть, есть внутренний конфликт и переживание своей плохости, неспособности, поломанности, деффектности. Такие клиенты убеждены в органической природе своих отклонений и в несовершенстве своего тела “ толстое”, “уродливое”, “нелепая внешность”, “средненькие внешние данные”. В этом переживании стыда и своей неподходящести буквально нет никакого другого, есть переживание одиночества. Другой, как правило, не подпускается в реальной жизни. Терапевт на сессиях с такими людьми чувствует себя не допущенным в пространство клиента. Клиент есть, он в кабинете, он даже слушает и отвечает, но он реально отвергает терапевта, вежливо соглашаясь с его словами, но не воспринимая, не прожевывая и не глотая, не усваивая смыслы интерпретаций.

 Иногда черная дыра как ощущение потери себя, своего тела.

Для последних характерно переедание до появления чувства боли в желудке или кишечнике (кожа на животе натягивается, становится больно, и “я останавливаюсь, потому что больше не могу есть- больше не влезает). Ощуение боли от переедания становится тем, что останавливает их в своих переживаниях. Это может быть чувство неосознанного возбуждения, которое невозможно остановить.

Иногда переедающй ест, пока не кончится вся еда. В его картине мира ресурса недостаточно - что-то может кончится, и жизнь остановится. Такие люди часто рассказывают о страхах, что они умрут бедными, что кончатся все деньги, работа и придется голодать или нищенствовать. Голова подсказывает, что это всего лишь страхи, что в наше время редко кто реально умирает от голода, но страхи остаются.

Как видно, у переедающих в их истории разные причины возникновения страхов, разные причины и разные переживания. Но их всех объединяет фактор ненадежной ранней привязанности, когда ребенок не получил уверенности в том, что этот мир его любит, ждет, и рядом всегда есть человек, отвечающий на переживание, взглядом на взгяд, прикосновением на движение.

В связи с этим мне часто вспоминается понятие “мертвой матери”, и именно этот образ часто приносят клиенты, страдающие перееданием. Это сны об умершей матери, это рассказы о лишении матери, рассказы о ее похоронах. Это может быть мать непонимающая: присутствующая, но одновременно отсутствующая;  нередко это мать живая и вполне счастливая, но излишне строгая. Она может быть стерильная, властная и непонимающая своего ребенка и непонятая своим ребенком.

 Андре Грин пишет: Мертвая мать здесь, вопреки тому, что можно было бы ожидать, — это мать, которая остается в живых; но в глазах маленького ребенка, о котором она заботится, она, так сказать, — мертва психически. Для таких клиентов характерны ярко выраженные депрессивные черты.

Депрессия здесь переживании своей плохости, недостаточности, недостойности, а также предопределенности несчастья. Невозможности самой надежды на счастье, уверенность в его  недостижимости.

Это боль, которая не утихает, у человека нет надежды, есть только способ на время заткнуть черную дуры внутри себя.

Другие клиницисты часто отмечают переедание идущем рука об руку с деперссией.

Андрэ Грин пишет об особой депрессии в случае с “мертвой матерью”, внутри этого переживание- пустота. Такая пустота заполняется деструктивными элементами, лишенными либидинозной эротики.

В виде набивающего себя едой человека нет ничего эротичного, и разрушение своего тела и привлекательности своего тела является бессознательной атакой на свою собственную эротичность. Стоит ли говорить о том, что клиенты с перееданием считают себя непривлекательными, не эротичными, и плохо обходятся со своими телами.

Мертвая мать как объект внутри переедающего клиента становится черной всасывающей в себя дырой, объектом, не способный давать энергию, ресурс.

Вторая важная мысль Андрэ Грина в связи с этим:  преждевременная диссоциация между телом и душой, между чувственностью и нежностью, и блокада любви.

Она проявляется как оторванность человека от своего тела, неспособность понять и почувствовать его потребностей. Если рациональному питанию можно обучить, то привить любовь к телу не удается. Тело остается слабым, ненадежным, непривлекательным, эротика в этом теле воспринимается как невозможное.

Андрэ Грин пишет о дырявом Я.

По моим наблюдениям дырки в этом Я затыкаются избыточной деятельностью, достижениями, путешествиями и переездами, покупками, такими же компульсивными как и еда, которая, возможно, отошла на второй план, и увлечение которой перешло в форму чего-то более социально одобряемого.

“Мертвая мать унесла [с собой] в дезинвестицию, объектом которой она была, сущность любви, которой она была инвестирована перед своим горем: свой взор, тон своего голоса, свой запах, память о своей ласке. Потеря физического контакта повлекла за собой вытеснение памятного следа от ее прикосновений. Она была похоронена заживо, но сама могила ее исчезла. Дыра, зиявшая на ее месте, заставляла опасаться одиночества, как если бы субъект рисковал рухнуть туда с потрохами. “

Отдельно хочется сказать, что лечение компульсивного переедания как отдельной симптоматики в итоге приводит к выключение переедания из поведения человека лишает его защитной психической функции против черной дыры, которая была и остается внутри него.  Защита выключена, но всасывающая пустота внутри осталась.