16. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ОСНОВА ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ СЕКСУАЛЬНЫХ ПЕРВЕРСИЙ - Агрессия при расстройствах личности и перверсиях - О.Ф. Кернберг

Если попытаться начертить схематический план психоаналитических теорий перверсии, можно, по моему мнению, приблизительно выделить три группы формулировок. Первая, в основном соответствующая первоначальным заключениям Фрейда об этом предмете (Freud, 1927, 1940f, 1940b), определяет перверсию как постоянное и обязательное отклонение от нормальной сексуальной цели или объекта, необходимое для достижения оргазма. Согласно этой теории, инфантильное сексуальное частичное влечение (анальное, оральное и т.д.) служит защитой от лежащего за ним невротического конфликта, а именно — неразрешенного эдипова комплекса. Эта концепция, подчеркивая центральное место кастрационной тревоги и эдипова комплекса в этиологии перверсии, рассматривает перверсию как защиту. С моей точки зрения, эта традиционная концепция перверсии продолжает быть валидной по отношению к тем пациентам, которые демонстрируют скорее невротическую, нежели пограничную организацию личности и нормальный инфантильный, а не патологический нарциссизм.

Другая концепция перверсии представлена формулировками британских теоретиков объектных отношений, в частности Фэйрберном (Fairbairn, 1954), Кляйн (Klein, 1945) и Винникоттом (Winnicott, 1953), которые подчеркивают преэдиповы источники в психодинамике перверсии, психопатологию в отношениях матери и младенца и центральную роль преэдиповой агрессии. С этой точки зрения, патологически интенсивная прегенитальная и, в частности, оральная агрессия — или врожденная (Кляйн), или в качестве реакции на фрустрацию (Фэйрберн, Винникотт) — проецируется на родительские фигуры, особенно на мать, вызывая таким образом параноидное искажение ранних родительских образов. Поскольку ребенок проецирует преимущественно орально-садистские, но также и анально-садистские импульсы, мать воспринимается им как потенциально опасная. Ненависть к матери позже распространяется на обоих родителей, которых ребенок в своей бессознательной фантазии воспринимает как единое целое. Загрязнение образа отца агрессией, первоначально проецировавшейся на мать и затем перемещенной на него, недостаточная дифференцированность между образами родителей под влиянием примитивных защитных операций, пытающихся совладать с этой агрессией, приводит как у мальчиков, так и у девочек к созданию угрожающего комбинированного отцовско-материнского образа, с тем результатом, что все сексуальные взаимоотношения воспринимаются как опасные и пропитанные агрессией. В этих обстоятельствах первичная сцена приобретает особенно опасные и пугающие характеристики и воспринимается ребенком с сильными садомазохистскими искажениями. Эти условия приводят к агрессивизации эдиповых конфликтов, так что образ эдипова соперника обычно приобретает ужасающие, угрожающие и деструктивные характеристики. Кастрационная тревога и зависть к пенису становятся слишком преувеличенными и всеобъемлющими, а запреты Супер-Эго против любых сексуальных отношений (из-за эдипова подтекста) приобретают дикий примитивный характер, выражаясь в тяжелых мазохистских тенденциях или параноидных проекциях предшественников Супер-Эго.

В дополнение к сказанному идеализация гетеросексуального объекта любви в позитивном эдиповом отношении и гомосексуального объекта любви в негативном эдиповом отношении также становится преувеличенной и, как выражение операций расщепления, выполняет явно защитные функции против угрожающего сгущения примитивной ярости и эдиповой агрессивности. Преувеличенные, нереалистические идеализации объекта любви в сочетании с нереалистичным, параноидным искажением эдипова соперника интенсифицируют дальнейшие эдиповы запреты и кастрационную тревогу. Генитальные побуждения таких пациентов с преимущественно преэдиповыми конфликтами выполняют также важные прегенитальные функции. В главе 15-й я описывал сходное развитие у пограничных пациентов: как пенис приобретает символические функции кормящей, отстраняющейся или наказывающей матери, а вагина — функции голодного, питающего или агрессивного рта. Аналогичное развитие происходит по отношению к анальным и уретральным функциям. Существование этих особенностей в комбинации с чрезмерной агрессивизацией производных прегенитальных либидинальных влечений также вносит вклад в интенсификацию кастрационной тревоги и фантазийных опасностей сексуальных отношений.

Этот второй подход отличается от мыслей Фрейда в том, что подчеркивает ключевой вклад преэдиповых конфликтов, в частности преэдиповой агрессии, в этиологию перверсий, но продолжает подчеркивать важное значение кастрационной тревоги для блокирования полного развития генитальной сексуальности. Эта теория объясняет интенсивную кастрационную тревогу, неспособность нормально идентифицироваться с эдиповым родителем того же пола и запрет на сексуальное обращение к объекту противоположного пола, исходящие из агрессивизации позитивных и негативных эдиповых отношений и фантастической акцентуации кастрационных страхов, поскольку генитальная сексуальность принимает в себя перемещенную преэдипову агрессию.

Третий подход к психодинамике перверсий представлен в основном формулировками французской психоаналитической школы, в частности, Шассге-Смиржель (Chasseguet-Smirgel, 1985b, 1986), Брауншвейга и Файна (Braunschweig and Fain, 1971), Грюнберже (Grunberger, 1976), Мак-Дугалл (Mc Dougall, 1980) и Люсье (Lussier, 1983). Шассге-Смиржель (1985b), если кратко излагать ее взгляды, указывает на следующие главные аспекты. Во-первых, в согласии с Фрейдом, она рассматривает перверсии как регрессию к фиксации на частичном прегенитальном влечении, в замещение генитальной сексуальности, заблокированной кастрационной тревогой. Во-вторых, она подчеркивает всеобщий потенциал регрессии к анально-садистской фазе, утверждая, что “анальная вселенная может рассматриваться как предварительный очерк генитальной Вселенной”. Эта анальная регрессия превращает символическое отношение к генитальному фаллосу в отношение к псевдогенитальному фекальному фаллосу, позволяющему отрицать разницу между полами (анальное “равенство” полов в противоположность генитальной дифференциации), и также подразумевает отмену границ между поколениями (фекальный фаллос стирает различия между пенисами маленького мальчика и его отца и позволяет мальчику избавиться от осознания вагины в качестве важного женского полового органа). В-третьих, при вторичной защите от анальной регрессии и ее маскировке происходит идеализация анальности с символической акцентуацией эстетических и формальных аспектов искусства, природы, физических объектов и межличностной реальности. Развивается также идеализация своей специфической перверсии пациентом как значительно превосходящей “обычные” генитальные отношения (с их эдиповыми проявлениями). В-четвертых, отрицание различий между полами и поколениями и идеализация прегенитального, перверсного, частичного влечения сопровождаются расщеплением, позволяющим в то же время постоянно осознавать реальность. На сознательном уровне перверт по-прежнему осознает реальность половых и поколенческих различий, а также потребность интегрировать свои перверсные побуждения в свое действительное сексуальное поведение каким-нибудь непсихотическим способом.

Короче говоря, в этой формулировке перверсии характеризуются регрессивной анализацией, отрицанием различий между полами и поколениями, защитной идеализацией анальности, упорным признанием реальности и расщеплением (как отрицанием, так и признанием половых различий), накладывающимся на вытеснение.

Шассге-Смиржель (Chasseguet-Smirgel, 1986) подчеркивает, что у обоих полов ранние отношения с матерью имеют фундаментальное значение для этиологии перверсий. Однако, в противоположность Британской школе, в частности, формулировкам Кляйн, она рассматривает агрессию против матери как агрессию, отражающую архаические аспекты эдиповой ситуации, исходящие не из расщепленных частичных объектных отношений с грудью, а из фантастических искажений воображаемых внутренностей материнского тела.

Шассге-Смиржель полагает, что перверсия в конце концов исходит из потребности отрицать реальность материнской вагины и “темного континента” внутренностей материнского живота, из бессознательной агрессии против матери, выражающейся в архаической фантазии разрушения содержимого материнского тела, включая пенис отца, других детей и любые другие препятствия к свободно-плавающей, бесконечной экспансии в материнский живот. Она предполагает, что агрессия против матери, проецируемая на нее как на поглощающую примитивную генитальную фигуру, потребность отрицать осознание вагины и агрессия против содержимого материнских гениталий являются подкладкой и подкрепляющим фактором кастрационной тревоги на более поздней эдиповой стадии у обоих полов.

Французская концепция перверсии вновь подтверждает акцент Фрейда на том центральном месте, которое занимают эдипов комплекс и кастрационная тревога при обусловливании защитной регрессии к частичному сексуальному влечению, но она также подчеркивает архаичность эдипова комплекса, связанного с первичными отношениями с матерью. Это может пониматься как модифицированная версия британского взгляда, с особенным акцентом на защитном отрицании различий между полами и поколениями и идеализации анальности.

Шассге-Смиржель (Chasseguet-Smirgel, 1985b) очень детально проясняет подобную регрессивную анализацию. Согласно моему опыту, эта генерализованная деструктивность всех объектных отношений — которая кажется регрессивно “переваренной”, а затем “фрагментированной” в символический кал — является драматической, очень конкретной находкой при аналитическом исследовании наиболее тяжелых случаев перверсий, таких как те, что угрожают физической целостности субъекта или его объектов. Я исследовал отношения между этой динамикой и синдромом злокачественного нарциссизма в одной из предыдущих работ (1984). Сюда подходит также описание Фэйрберном (Fairbairn, 1954) защитного уклонения от объектных отношений у некоторых пациентов с тяжелой психопатологией и замещение объектных отношений регрессивной акцентуацией перверсных сексуальных побуждений.

Акцент, делаемый Шассге-Смиржель на патологических последствиях тяжелой ранней агрессии для процесса сепарации-индивидуации от матери, особенно на сложный путь идентификации девочки с женскими функциями и терпимость мальчика к эдипову соперничеству с отцом, перекликается с идеями американских психоаналитиков, подчеркивающими важность сепарации-индивидуации в генезе перверсии. Столлер (Stoller, 1968) описывал страх феминности у мужчин, выражение мужской тревоги по поводу потери своей сексуальной идентичности, исходящей из первичной идентификации с матерью, которая должна быть уничтожена, чтобы произошло развитие мужской идентификации. Персон и Овси (Person and Ovesey, 1974a, 1974b, 1974c, 1978, 1984) подчеркивают конфликты сепарации-индивидуации и связанные с ними нарушения формирования идентичности в качестве общих динамических особенностей мужских транссексуальности, трансвестизма и гомосексуального перекрестного переодевания. Блюм (Blum, 1988) указывает на важность совместной бессознательной фантазии в диаде мать-дитя в качестве ключевого этиологического фактора в имеющих преэдипову обусловленность расстройствах гендерной идентичности.

Я уже делал заключение, что в клинической практике мы не обнаруживаем одной и той же подспудной динамики во всех случаях перверсий. Наоборот, тщательное исследование широкого спектра перверсной психопатологии указывает на радикальные различия в динамике и структурных предпосылках перверсного поведения. Более того, исследование перверсии у мужчин (гл. 17) и клинического синдрома мазохизма (гл. 3) привели меня к заключению, что полиморфные перверсные фантазии, действия и способности являются неотъемлемой частью человеческой сексуальности на всех уровнях патологии и нормальности. Консолидация специфической перверсии как обязательной предпосылки сексуального удовлетворения в ущерб обычной свободе и гибкости сексуального удовлетворения в стабильных отношениях с любимым гетеросексуальным объектом могут указывать на тяжелую, умеренную или просто легкую степень патологии в соответствии с преобладающим уровнем организации Эго и объектных отношений пациента.

Специфические сексуальные перверсии в контексте пограничной организации личности имеют более сдержанный прогноз и тяжелее для лечения, нежели сексуальные перверсии в контексте невротической организации личности. Прогноз даже еще более сдержан для пациентов с пограничной организацией личности и консолидацией нарциссической структуры личности, особенно для случаев злокачественного нарциссизма. Таким образом, тип и тяжесть патологии характера пациента являются фундаментальными кодетерминантами структуры, динамики и прогноза перверсий.

Другое ключевое измерение, которое, по моему опыту, является кодетерминантой структуры и прогноза перверсий, представляет собой уровень развития и интеграции функций Супер-Эго. Агрессия в форме криминальной активности психопата и садистского насилия у злокачественного нарцисса характеризуется отсутствием интегрированного Супер-Эго. Наоборот, отношение между перверсией и патологией Супер-Эго при невротической организации личности имеет парадоксальный эффект консолидации перверсии (по причине бессознательных запретов против генитальной сексуальности, которая символизирует инцест и вызывает кастрационную тревогу), но также защищает пациента от неконтролируемого выражения агрессии и связанного с этим ухудшения объектных отношений. Интегрированное, хотя и чрезмерно суровое Супер-Эго гарантирует, что перверсный сценарий останется в “границах игры”, что имеет позитивное терапевтическое и прогностическое значение. Важное значение типа и степени патологии Супер-Эго для определения прогноза и показаний к лечению перверсии также отражают акцент, делаемый Рангеллом (Rangell, 1974) на общем центральном значении искажений Супер-Эго в нынешней психопатологии.

Наконец, с моей точки зрения, превращения агрессии при перверсиях проявляются как существенный компонент сексуальности в целом, и отношения между агрессией и эротикой, кажется, являются базовым психодинамическим фактором для всего спектра перверсной психопатологии — от невроза до психоза.

Ниже я собираюсь подчеркнуть следующие идеи:

1. В противоположность традиционному взгляду, что полиморфные перверсные черты просто играют роль в сексуальной предварительной игре, я считаю их ключевым компонентом нормальной сексуальности.

2. Организованные перверсии на невротическом уровне организации личности обнаруживают у обоих полов ту психодинамику, которую первоначально предложил Фрейд. С практической точки зрения, эти случаи доступны для психоаналитического лечения, типичного для других типов невротических заболеваний, включая невротическую патологию характера, и они не должны больше рассматриваться как очень тяжелые.

3. Случаи стабильной перверсии и пограничной организации личности, напротив, обычно обнаруживают динамику, описанную британской и французской школами, при том, что центральными могут оказываться различные аспекты этих динамических констелляций, варьирующие у разных индивидов. В целом они обнаруживают то же самое сгущение эдиповых и преэдиповых конфликтов при доминировании преэдиповой агрессии, которое характерно для пограничной организации личности. Я должен подчеркнуть, что это сгущение включает в себя регрессивную примитивизацию эдиповых конфликтов и подавляющее преобладание агрессивных побуждений над либидинальными; клинически она очень отличается от более дифференцированной защитной регрессии к преэдиповым стадиям развития, обнаруживаемой у пациентов с невротической организацией личности. Фундаментальный вопрос, почему у некоторых пациентов с этой динамикой перверсия развивается, а у некоторых — нет, является, на мой взгляд, по-прежнему открытым.

4. Сексуальные перверсии в контексте нарциссической структуры личности, особенно в случаях злокачественного нарциссизма, обнаруживают психодинамику, описанную Шассге-Смиржель. Действительно, полное развертывание регрессивной “анальной Вселенной” лишь ненамного шире, чем синдром злокачественного нарциссизма плюс организованная перверсия. Даже пациенты со множественными перверсными тенденциями и злокачественным нарциссизмом обнаруживают эту психоди­намику.

5. Пациенты с полной заторможенностью всех полиморфных перверсных фантазий и импульсов, происходящей не от вытеснения, а от недостаточной активации ранней эротики (каковыми являются, например, крайне заторможенные пограничные, но не истерические пациенты), имеют наименее благоприятный прогноз лечения их патологической сексуальности. Они склонны обнаруживать почти непреодолимые сопротивления психоанализу и, в действительности, любому психотерапевтическому лечению, старающемуся разрешить их сексуальную заторможенность.

6. Особое положение гомосексуальности по отношению к перверсиям, отводимое ей в рамках нового психоаналитического мышления, является важной новостью. Возникает консенсус: существует не единая гомосексуальность, а спектр гомосексуальной психопатологии, параллельный другим перверсиям (Mc Dougall, 1986). На более здоровом краю спектра гомосексуальность представлена способностью к интеграции генитальных и нежных импульсов в одних и тех же объектных отношениях и не обнаруживает тех исключительных и ригидных характеристик, которые типичны для других перверсий. Также, в теории, гомосексуальные импульсы должны являться частью доступных паттернов перверсных фантазий и поведения при нормальной сексуальности. Действительно, неразрывность и преемственность таких гомосексуальных тенденций при невротической организации личности и у пациентов, которые не обнаруживают существенной патологии характера, оказывается правдой для женщин, но не для мужчин. Многие “нормальные” женщины свободно ощущают гомосексуальные импульсы и обнаруживают гомосексуальное поведение в социально способствующих этому обстоятельствах, что может вызвать гомосексуальную панику у негомосексуального мужчины. Открыто бисексуальные мужчины имеют обычно более тяжелую патологию характера, чем многие открыто бисексуальные женщины. Объяснение этого различия может лежать, по предположению Столлер (Stoller, 1975), в более стабильной ядерной гендерной идентичности женщин, происходящей от их первичной идентификации с матерью — в отличие от мужчин, которым необходимо дезидентифицироваться с матерью в ходе сепарации-индивидуации. Кроме того, существуют некоторые свидетельства в пользу того, что более сильные социальные и культуральные запреты на мужскую гомосексуальность, по сравнению с женской, могут быть другой причиной этих различий (Liebert, 1986).

Полиморфная перверсная

инфантильная сексуальность

и нормальные любовные отношения

Я считаю, что мы недостаточно исследовали теоретическое значение того улучшения сексуального функционирования, которое обнаруживаем у пациентов, получающих наибольшую выгоду от психоаналитического мышления. В этих случаях мы регулярно наблюдаем, что эротическое возбуждение пациентов интимно связано с производными агрессии, так что либидинальные и агрессивные импульсы перемешиваются в сексуальной игре и половом акте. Мы также наблюдаем активацию имплицитного гомосексуального возбуждения и удовлетворения во взаимной идентификации, которая имеет место как часть полового акта и оргазма. Кроме этого, поразительным является то, насколько полиморфные перверсные фантазии и действия включают символическую активацию наиболее ранних объектных отношений младенца с матерью и маленького ребенка с обоими родителями, смешивая с этим преэдиповы и эдиповы отношения. С этими находками связан тот факт, что такие компоненты полового акта как феллацио, куннилингус и анальное проникновение, а также эксгибиционистская, вуайеристская, садистская и мазохистская сексуальные игры поддерживают эротическую интенсивность, потому что репрезентируют собой эти бессознательные фантазии по отношению к эдиповым и преэдиповым объектам.

Если, как это происходит у нарциссических личностей, такие интернализованные объектные отношения деградируют, сексуальная игра также может деградировать в механические действия и потерять свое эротическое качество. Главным фактором поддержания интенсивности страстных любовных отношений является включение полиморфной перверсной сексуальности, которая рекрутирует для своей функции вместилища бессознательной фантазии текущие конфликты, возникающие с течением времени между партнерами.

Особый интерес также представляет тот факт, что поскольку сексуальная страсть включает в себя свободу бессознательно интегрировать любовь и ненависть в полиморфном сексуальном поведении, то развивается имплицитная рамка для безопасных объектных отношений пары, рамка, выдерживающая игривое использование или “эксплуатацию” друг друга в качестве части сексуальной игры. Эта рамка представляет временное регрессивное расщепление Эго на службе сексуального возбуждения и любви, которое вступает в диалектическое противоречие с противоположной тенденцией, также активируемой при сексуальной близости, — потребностью во временном переживании слияния при сексуальном акте.

Такое сексуальное “использование объекта” отражает нормальную функцию расщепления сексуального объекта или, скорее, его удвоения, в котором поддерживается реальность объектных отношений, в то время как фантастическая, регрессивная реальность игриво отыгрывается как часть сексуального желания и возбуждения. Действительно, торможение этого сублиматорного использования расщепления связано со снижением сексуального возбуждения при мягких формах сексуальной заторможенности.

Другим важным механизмом, действующим при сексуальном возбуждении, является идеализация половых органов и тела партнера. В другом месте (см. гл. 17) я рассматриваю это как идеализацию анатомии полового партнера (эротическую идеализацию), ключевой аспект нормальной интеграции нежных и эротических побуждений как в гетеросексуальных, так и в гомосексуальных любовных отношениях. Эта эротическая идеализация параллельна процессам нормальной идеализации, описанным Шассге-Смиржель (Chasseguet-Smirgel, 1985a), а именно — проекции идеала Эго на любимый объект, что характеризует влюбленность и увеличивает нарциссическое удовлетворение, обеспечиваемое реальными встречами с материализовавшейся версией Эго-идеала. Идеализация любимого объекта также несет с собой и идеализацию генитального общения, тела и половых органов, своих и партнера в их соприкосновении и сплетении друг с другом. Таким образом, защитное использование идеализации и расщепления, с которыми мы встречаемся при перверсии, является также характеристикой зрелой сексуальности.

“Нормальная” и “транзиторная” гомосексуальность

Вопрос границ между гомосексуальностью при невротической организации личности и нормальными гомосексуальными компонентами мужской сексуальности не имеет простого ответа. Можно сделать теоретическое заключение, что, по аналогии с существованием полиморфных перверсных сексуальных тенденций других типов, гомосексуальные импульсы будут легко осознаваться и приводить к периодическим гомосексуальному возбуждению и опыту. Если гомосексуальные тенденции также просто реализуются в поведении, как и другие полиморфные перверсные тенденции, мы могли бы ожидать целого спектра гомосексуальных реакций — начиная от перверсии в смысле привычного и облигаторно ограниченного поведения на одном полюсе до случайных гомосексуальных импульсов, фантазий и поведения на другом. В клинической практике, однако, мы наблюдаем очень мало случаев полностью гомосексуального поведения у мужчин-пациентов, у которых, кроме этого, не было бы другой патологии характера.

Напротив, большинство встречаемых нами пациентов-мужчин с периодическим гомосексуальным поведением или периодической бисексуальной ориентацией относятся к пограничному спектру патологии. Таким образом, с клинической точки зрения, существует разрыв между невротической мужской гомосексуальностью и нормальностью, и ориентация мужчины на тот или другой пол не следует обычному распределению полиморфной перверсной сексуальности.

Что касается женского гомосексуального поведения, то ситуация здесь иная. По моему опыту, случайные гомосексуальные эпизоды очень распространены у женщин, являющихся по сути гетеросексуальными, и не служат признаками тяжелых характерологических проблем. Но защитное отвержение нормальной преэдиповой зависимости от отца со стороны мальчиков-подростков может привести к отвержению ими так необходимой им близости с другими мужчинами (Blos, 1987). Теоретически ожидаемый континуум между необлигаторными гомосексуальными наклонностями в популяции нормальных людей, с одной стороны, и облигаторной гомосексуальной перверсией на невротическом уровне организации личности, с другой, существует для женщины, но не для мужчины.

Если это клиническое наблюдение верно, можно предположить, что здесь действуют два важных фактора. Во-первых, как уже упоминалось, это гипотеза, сформулированная Столлером (Stoller, 1975): ядерная гендерная идентичность женщины цементируется первичной идентификацией с матерью, и женщина поэтому может быть также более уверенной в своей гендерной ролевой идентичности, принимая свои гомосексуальные импульсы как дериваты бессознательной психологической бисексуальности без чрезмерной тревоги. Мужчина, чья ядерная гендерная идентичность подразумевает дезидентификацию с матерью и который, напротив, испытывает большую неуверенность в своей базовой гендерной ролевой идентичности и может быть более склонен к отречению от женственных аспектов своей сексуальной идентичности. Неспособность матери относиться к своему младенцу как к маленькому мальчику — которая впоследствии приведет к ослаблению идентификации мальчика с собственным мужским полом как части его идентификации с матерью — вносит важную лепту в возникновение этой динамической особенности.

Вторым фактором может служить существование сильного культурального предубеждения против мужской гомосексуальности в нашем обществе, даже против любого открытого физического проявления близких отношений между мужчинами, что блокирует случайные гомосексуальные импульсы и поведение у мужчин. Тот факт, что существует меньшее культуральное отвержение женской гомосексуальности и физической близости между женщинами, способствует периодическому проявлению гомосексуального поведения у женщины.

Перверсия и гомосексуальность

и невротическая организация личности

Как у мужчин, так и у женщин облигаторная гомосексуальность обычно представляет собой часть невротической организации личности. Как упоминалось выше, эдипова констелляция и кастрационная тревога являются доминирующими чертами при этих типах перверсии, а наиболее типичным объектным отношением становится подчинение эдипову родителю того же пола (негативный эдипов комплекс) в качестве защиты против тяжелой кастрационной тревоги, которая становится препятствием для позитивного эдипова комплекса.

Гомосексуальная идентификация мужчины происходит с ним самим как с ребенком, любимым матерью, в то время как его потребность в матери переносится на мужчину, обладающего материнскими качествами, защищающего его как от запретных отношений с матерью, так и от восстания против диссоциированного, жестокого, садистского отца. В других случаях, а иногда и в том же самом случае, идентификация может происходить с дающей матерью, в то время как пациент проецирует свое сексуально зависимое “Я” на свой гомосексуальный объект (Freud, 1914).

Сходные отношения возникают у женщины, когда пациентка, как маленькая девочка, сексуально подчиняется женщине с материнскими качествами, избегая таким образом бессознательно запретных отношений с отцом; или происходит идентификация с ­сексуально доступной и обладающей материнскими качествами ­женщиной, тогда как подчиненное, зависимое сексуальное “Я” проецируется на гомосексуальную партнершу. Гомосексуальная женщина, которая идентифицируется с эдиповым отцом, проецируя при этом свое эдипово зависимое “Я” на гомосексуальный объект, обычно имеет более сложную и более патологическую структуру. Те из них, кто принимают на себя “мужскую” роль во взаимоотношениях и кто в своей гендерной ролевой идентичности (внешний облик, одежда и поведение) акцентируют свою иден­тификацию с мужчинами, обычно также демонстрируют существенное отвержение женственных аспектов своей личности и свою идентификацию с матерью в преэдиповых отношениях. Все это является индикатором наличия запретных преэдиповых конфликтных корней, перемешанных с эдиповыми конфликтами. Женский кастрационный комплекс по типу “исполнения желаний”, описанный Абрахамом (Abraham, 1920), представляет собой, таким образом, более сложную динамику, чем та, которую предполагал Абрахам, и многие случаи женской гомосексуальности, основанные на нарциссической структуре личности и пограничной организации личности, на поверхности представлены идентификацией с мужской ролью в отношениях с другими женщинами (обнаруживая, таким образом, преэдиповы корни своей зависти к мужчинам).

Как часто упоминалось в литературе, все перверсии, за исключением гомосексуальности и мазохизма, более распространены среди мужчин, нежели среди женщин. Это, по-видимому, справедливо как для невротической, так и для пограничной организации личности. Мы также очень часто можем встретить мазохистские и садомазохистские фантазии и поведение у женщин, не организованные как перверсии, но часто выражающиеся в мастурбаторных фантазиях и необлигаторном сексуальном поведении, тогда как организованные мазохистские перверсии в строгом значении этого слова, видимо, чаще встречаются у мужчин. Я наблюдал несколько типичных случаев мазохистской перверсии у женщин с невротической организацией личности. Одна пациентка могла достигать оргазма только в том случае, если ей сильно выкручивали руки во время полового акта, причиняя сильную боль. Она связывала это поведение с борьбой с бой-френдом, который принуждал ее к половому акту, выкрутив руки. Она тогда испытывала сильное удовольствие, что привело затем к организации ее долговременной предрасположенности к мазохистской перверсии.

Аналогично этому, женщины часто проявляют эксгибиционистские фантазии или поведение, не приводящие к организованной перверсии. Фетишизм, вуайеризм, педофилия и садистские перверсии на любом уровне организации личности среди женщин являются относительно редкими.

Общепринятое мнение, что кастрационная тревога является более мощной силой в мужской психологии по сравнению с женской, может объяснить, почему эта последняя общая характеристика всех перверсий является у мужчин более сильной. Однако наблюдение, сделанное МакДугалл (McDougall, личное общение), о тяжести примитивных форм кастрационной тревоги у женщин с сильными преэдиповыми конфликтами подразумевает, что этот вопрос, возможно, остается открытым. Сильное торможение любого сексуального удовольствия, исходящее от преэдиповых конфликтов и предшествующее преобладанию механизмов вытеснения, чаще встречается у женщин, возможно, сигнализируя об опасности полного выражения женской сексуальности, если преэдиповы конфликты вокруг агрессии по отношению к матери приводят к раннему отказу от первичной женственности.

Перверсия и гомосексуальность

и пограничная организация личности

На этом уровне психопатологии динамика перверсий, описанная британской и французской школами, оказывается в центре бессознательной жизни пациентов и сочетается с психодинамикой пограничной организации личности. Почему у некоторых из этих пациентов развивается организованная перверсия, тогда как у большинства вместо этого проявляются множественные перверсные инфантильные сексуальные черты, удовлетворительно объяснить мы еще не можем. Наличие последних, при отсутствии организованной перверсии, является обычным для пограничных пациентов обоего пола. Я наблюдал садистское, мазохистское, вуайеристское и эксгибиционистское поведение у пограничных женщин и крайне регрессивное, причудливое мазохистское поведение у обоих полов. Однако наиболее тяжелые типы агрессивной перверсии, которые я наблюдал и которые описаны в литературе, принадлежали почти исключительно мужчинам. Остается открытым вопрос, в какой степени биологические аспекты выражения агрессии и ее культуральные детерминанты влияют как на более высокую интенсивность агрессии, так и на ее канализацию через садистское сексуальное поведение у мужчин. Существуют, однако, хорошо документированные случаи садистских перверсий у женщин, а многие из таких случаев из уголовной практики никогда не доходят до психиатра. Роман “Пианистка” (“Die Klavierspielerin”) Эльфриды Йелинек (Elfriede Jelinek, 1983) проникновенно рассказывает о связи между садистской, вуайеристской и мазохистской перверсией у женщины и ее садомазохистским и гомосексуальным отношением к крайне завистливой, садистской и навязчивой матери.

Если пограничная структура не осложнена нарциссической личностью, то хаотические объектные отношения затеняют гомосексуальную динамику; но если пограничная организация личности существует в контексте нарциссической личности, гомосексуальная ориентация становится намного сильнее. В то же время объектные отношения не хаотичны — по крайней мере при обычном социальном функционировании. У этих нарциссических пациентов можно обнаружить доминирующую бессознательную фантазию включения в себя — в качестве элемента гомосексуальной идентичности — характеристик обоих полов, так что зависть к другому полу они могут успешно отрицать. Такое развитие становится основой чрезвычайно тяжелых сопротивлений при психоаналитическом лечении.

Я обнаружил: как у мужчин, так и у женщин, если перверсные тенденции являются множественными, а организация личности — отчетливо пограничной, прогноз лечения зависит от интенсивности и тяжести агрессии, от той степени, на которой поддерживается функционирование Супер-Эго (хотя бы такой, чтобы было доступно понимание обычной, общепринятой морали), а также от наличия или отсутствия нарциссической организации — интеграции патологически грандиозного “Я”.

Пограничная организация личности как таковая плюс множественные перверсные тенденции при отсутствии тяжелой патологии Супер-Эго, без примитивизации агрессии и без нарциссической структуры личности имеет относительно хороший прогноз фундаментальной реорганизации сексуальной жизни пациента и разрешения его психопатологии в целом. В этих случаях с более хорошим прогнозом сама доступность множественных перверсных тенденций может улучшить сексуальную жизнь тогда, когда произойдет разрешение пограничной организации личности.

Устранение всех перверсных особенностей

Исследование пограничных пациентов с тяжелой заторможенностью сексуального желания, включая существенные ограничения способности к получению удовольствия от мастурбации или любого сексуального взаимодействия с другим человеком, обнажает громадное различие между сексуальной заторможенностью, вызванной вытеснением (типичной для невротической организации личности), и заторможенностью, вызванной недоступностью или ранним отрицанием эротического возбуждения от стимуляции тела на ранних стадиях развития. Серьезные конфликты в отношениях ребенка и матери в первые годы жизни, отсутствие поддерживающих, удовлетворяющих отношений матери и младенца, позволяющих пробудить кожную эротику, кажется здесь ведущим этиологическим элементом.

Мужчинам, которые не способны к привязанности и нежности, к эротическому возбуждению, присущи глубокие страхи, и они испытывают глубоко укоренившееся непринятие женщин, а также параноидные тенденции, осложняющие их интенсивную тревогу по поводу своего сексуального функционирования. Можно сказать, что их кастрационная тревога настолько пропитана страхом уничтожения со стороны фантазийного примитивного садистского материнского образа, что любая чувственность подавляется или исключается.

У женщин с пограничной организацией личности и тяжелыми конфликтами вокруг преэдиповой агрессии эти сексуальные торможения особенно резистентны к аналитическому лечению. Обычно они связаны с глубоким отвержением женской идентичности и представлением о женском теле как генитально разрушенном и отвратительном; путем проекции своих агрессивных импульсов эти женщины также переживают мужскую генитальность как опасную и отвратительную. Исключительная мастурбаторная фантазия одной пациентки заключалась в глубоко унизительной сцене: она была распластана на твердой кровати и окружена группой монахинь, наблюдающих, как мать-настоятельница применяет механическое устройство для проникновения в ее обнаженные гениталии. Такой сценарий не включает никакой физической близости, никакого контакта мужских и женских гениталий — только ужасную, пугающую, унижающую атмосферу мира, управляемого садистскими и вуайеристскими женщинами. У этой пациентки была история проблем сепарации и индивидуации от матери, которую она воспринимала крайне садистской, подавляющей и вмешивающейся. Мать запрещала проявление любого сексуального любопытства в семье и доминировала над своим пассивным и дистантным мужем. Пациентка боролась с громадными трудностями по сепарации от архаического, примитивного материнского образа, который препятствовал как ее идентификации с женской ролью, так и ее выходу наружу — к отцу и гетеросексуальности.

Задача лечения перверсии состоит в том, чтобы освободить инфантильную полиморфную перверсную сексуальность из ловушки, в которую ее заключила окружающая психопатология. Необходимо достигнуть положения, при котором полиморфные перверсные инфантильные фантазии и опыт пациента выразились бы в контексте глубоких объектных отношений, где нежность и эротика соединились бы и неизбежно соединились бы также эротика и агрессия, проявились бы наиболее глубокие конфликты относительно эдиповой ситуации и кастрационной тревоги.