МЕТОД ГИПНОЗА ДЛЯ ПАЦИЕНТОВ С НАСТОЙЧИВЫМ СОПРОТИВЛЕНИЕМ: ПАЦИЕНТ, МЕТОДИКА ЛЕЧЕНИЯ, ОСНОВЫ ЛЕЧЕНИЯ И ЭКСПЕРИМЕНТЫ - Стратегия психотерапии - Милтон Эриксон

     "American journal of clinical hypnosis", 1964, No 1, pp. 8--32.

     Существует много типов трудных пациентов, которым нужна психотерапия, и

все же они сопротивляются ее проведению, встают в оборонительную позу и всем

своим  видом,  всем   своим  отношением   показывают,  что  они  не   желают

воспринимать лечение, хотя сами обратились за ним. Такой негативизм является

проявлением  их  невротического отношения к восприятию  психотерапии,  а  их

неуверенность   связана  со   страхом   потери   невротической  защиты,   и,

следовательно,  это  является  частью  их  симптоматологии.  Поэтому   такое

отношение не следует рассматривать  как активное, подсознательное  намерение

противостоять терапевту. Сопротивление  проводимому лечению  нужно принимать

открыто и правильно, так как  это жизненно важная  коммуникация с  частью их

заболевания,  и  его  можно использовать для внедрения в их средства защиты.

Такое сопротивление -- это что-то такое, чего не понимает сам пациент.  Оно,

скорее всего,  вызывает у  него эмоциональные  нарушения, так  как  он часто

объясняет  свое  поведение как неконтролируемое и нежелательное,  а  не  как

информативное представление о некоторых своих серьезных проблемах.

     Терапевт,  который  понимает   это,   особенно   если  у  него  хорошая

квалификация   в  гипнотерапии,   может   легко   и   часто   очень   быстро

трансформировать эти формы  поведения в хороший раппорт. При этом у пациента

возникает ощущение понимания  и он  с  надеждой ожидает  успешной реализации

своих целей.

     Обычно эти пациенты  консультировались у нескольких врачей, столкнулись

с  неудачами  в лечении, и  их  затруднения стали еще больше. Один этот факт

вызывает   у  них   повышенную  тревогу  и   заботу   об  удовлетворении  их

потребностей. При этом  следует иметь в виду, что  кажущееся недружественным

начало  терапевтической  взаимосвязи, если врач будет рассматривать его  как

симптом, а не как защиту от врача, часто способствует более быстрому эффекту

лечения.

     Следовательно, терапевт  помогает пациенту быстро и  свободно  выразить

свои  неприязненные   чувства  и   отношения,  подбадривая  его  откровенной

восприимчивостью,  внимательностью и  своим желанием  прокомментировать  это

так, чтобы вызвать и раскрыть чувства пациента на первом же сеансе.

     Возможно,  это  можно показать  на  примере  крайнего  случая  с  новым

пациентом,   который,   переступив  порог  кабинета,  охарактеризовал   всех

психиатров  так,  как  это обычно делают вульгарные, необразованные люди.  В

ответ  он  услышал: "У  вас,  конечно,  есть  причины  говорить это,  и даже

больше". Подчеркнутые  слова не осознаются  пациентом  как прямое намеренное

внушение  быть более  откровенным, но они  не  очень  эффективны. С  большой

горечью и  негодованием, даже с презрением и враждебностью он рассказывает о

своих  неудачных,  многократных  и   длительных  попытках  найти  помощь   у

психотерапевтов.  Когда он  делает паузу, автор это просто комментирует:  "У

вас,  должно  быть,  чертовски веская причина искать помощи  у меня?" (Такое

определение его визита опять остается для пациента незамеченным.)

     Подчеркнутые  здесь  слова   --  не  что  иное,  как  часть  кажущегося

незначительным комментария, произнесенного на его языке. Он не осознает, что

гипнотическая ситуация уже определена для него, несмотря  на  его ответ: "Не

беспокойтесь, я не собираюсь скандалить с вами. Я заплачу вам хорошие деньги

за работу  надо мной, понимаете это? Вы мне  не  по  душе,  я знаю множество

людей, которым вы не нравитесь. Единственная причина, почему я к вам пришел,

это то,  что  я  много  читал  ваших  статей и понял из  них, что  вы можете

работать с несимпатичными,  вечно  сомневающимися, неконтактными пациентами,

которые сопротивляются всем вашим штучкам, которые вы  будете  пробовать  на

мне. Я тоже не могу ничего с этим поделать, я не верю  в ваши штуки, поэтому

либо  пошлите  меня  к  чертовой бабушке, либо приступите к  делу. Но только

никакого психоанализа. С меня достаточно этой ерунды. Загипнотизируйте меня;

только я  знаю, что вы со мной не  сможете этого сделать  вопреки всей вашей

писанине! Ну, приступайте!"

     Ответ дается  автором несколько  необычным тоном и  с улыбкой: "Хорошо,

замолчите и держите свой рот  закрытым. Слушайте и старайтесь выполнять все.

Я  попробую на вас одну из своих штучек (пользуясь языком пациента), но буду

делать это  так быстро и так  медленно, как мне это нравится". (Мое согласие

на его лечение я стараюсь выразить его же словами, хотя в голосе не допускаю

никаких неприязненных интонаций. Таким образом,  пациенту говорятся жизненно

важные вещи, но он это совершенно не осознает.)

     Пациент  усаживается и  молча, вытаращив глаза,  пристально  смотрит на

автора.  Он не осознает, что уже  находится под воздействием терапевтической

ситуации.  Наоборот,  он  считает,  что  проявляет  неконтактное  поведение.

Закрепив  и  сконцентрировав  таким  образом  его   внимание,   используется

гипнотический  метод, который  разрабатывался  годами при работе  с трудными

сопротивляющимися пациентами в размышлениях над тем, как трансформировать их

собственные высказывания в жизненно важные внушения, эффективно направляя их

поведение, хотя в то время они этого не осознают

     .

Метод и его рациональное зерно

     Метод,  который здесь будет описан довольно подробно, и  который иногда

используют дословно, буквально, без изменений, можно сократить или усилить с

помощью  повторов  и  уточнений  в  соответствии  со  способностью  пациента

отвечать или реагировать. Лучше всего  изменить  его так,  чтобы  включить в

него стиль речи пациента, какой бы  резкой,  вульгарной и даже грубой она ни

была. Однако  автор при  его использовании  обычно  очень  быстро  прерывает

грубости, но часто прибегает к тем неправильным грамматическим конструкциям,

которые характерны  для  речи пациента.  Таким образом, свирепость  пациента

(выраженная лингвистическими средствами) незаметно устраняется,  и пациент и

врач общаются  друг  с  другом  на  безопасном  языковом  уровне,  по  форме

пригодном  для  пациента.  Пациент не  знает, как это случилось, он часто не

ощущает даже, что это происходит благодаря его косности.

     При  этом он  не располагает  информацией,  которая  бы  привела  его к

пониманию методов и уровней коммуникации; в этом нет необходимости.

     Когда  от  агрессивного,  антагонистически  и  враждебно  настроенного,

обороняющегося, неконтактного пациента  получают достаточно материала, чтобы

определить  его  неадекватное  поведение,  отношение  к  лечению и  его  тип

личности,  его  прерывают  замечаниями,  которые  носят  смешанный  характер

положительного и  отрицательного отношения и адресуются ему в той вербальной

форме, которую он лучше  понимает в этот  момент.  Однако в  этих замечаниях

скрыты  различные, прямые  и  косвенные,  но допустимые для  данного, случая

внушения, цель которых -- направить реакции пациента  в  русло  восприятия и

понимания.

     Пациенту, слова которого  были  процитированы  в качестве примера, было

сказано: "Я не знаю, войдете вы в состояние транса или нет, как вы просили".

(Нужно хорошенько поразмыслить над этим предложением, чтобы распознать в нем

все утверждения и  отрицания,  что  практически  невозможно  сделать,  когда

слушаешь его.)

     После  такого  вступления  у  него  был  применен  специфический  метод

индукции, который был ни чем иным,  как  осторожным, тщательным объяснением,

нагруженным прямыми и косвенными разрешающими  внушениями и инструкциями, не

всегда  легко  узнаваемыми. В данной работе эти внушения и инструкции  будут

подчеркнуты,  чтобы  читатель мог  их легче  понять.  Вставки  в  скобках  и

пояснения даны  только для  читателя  и, конечно, не являются частью  самого

метода.

     "Вы пришли за лечением, вы просили гипноз, и то, что вы  мне рассказали

о своих затруднениях, дает мне основание предположить  почти с уверенностью,

что  гипноз поможет вам.  Однако вы очень убедительно заявляете,  что вы  --

всячески сопротивляетесь  гипнозу,  что  другим  врачам, вопреки  длительным

попыткам,  не удалось у вас индуцировать транс, что различные методы не дали

никакого результата, и что уважаемые  вами  люди выражают неверие в  гипноз,

как в  средство вашего излечения. Вы открыто  выразили ваше убеждение, что я

не смогу индуцировать у вас состояние транса, и с такой же откровенностью вы

утверждаете,  что убеждены  в том,  что будете сопротивляться  всем попыткам

гипноза, и что это сопротивление будет происходить вопреки вашему серьезному

желанию и усилиям сотрудничать". (Сопротивляться гипнозу значит, что человек

признает его существование, так как нет сопротивления несуществующему, а его

существование уже подразумевает его возможность. Таким образом, вопрос стоит

не  о  реальности и значении  гипноза, а о  сопротивлении ему  пациента. Тем

самым  закладывается   основание  для  применения  гипноза,  но  так,  чтобы

направить  внимание  пациента на то,  как  он  понимает  свое  сопротивление

наведению транса.  Следовательно,  для гипнотической  индукции  используется

любой метод, не распознаваемый пациентом.)

     "Так  как  вы  пришли  за  лечением   и  заявляете,  что  вы  --  вечно

сомневающийся, неконтактный пациент, позвольте мне объяснить некоторые вещи,

прежде  чем  мы  начнем.  Так, чтобы вы были  само внимание ко  мне,  просто

сядьте, поставьте обе ноги  на пол, положив  руки на колени,  не позволяйте,

чтобы ваши  руки  касались друг друга".  (Это первый намек на  то,  что  ухо

слышит меньше, чем сообщается).

     "Теперь,  когда вы  будете  сидеть тихо, пока я  буду  говорить, просто

поглядите на это пресс-папье, как на обычную  удобную вещь. Глядя на нее, вы

будете держать свои уши наготове, а это  будет держать наготове вашу голову,

и  именно это удержит ваши уши  наготове, а ведь именно вашим ушам я  говорю

все это". (Это первый намек на диссоциацию.) "Не смотрите на меня,  смотрите

на это пресс-папье, потому что я хочу, чтобы ваши уши  были неподвижны, а вы

двигаете  их, когда поворачиваетесь, чтобы поглядеть на  меня". (Большинство

пациентов стремятся сначала перевести взгляд,  но фиксацию глаз  можно легко

осуществить с помощью  просьбы  не двигать ушами,  при этом редко приходится

повторять эту  просьбу более  трех  раз.)  "Теперь,  когда  вы вошли  в  эту

комнату, вы принесли с собой оба разума, то есть переднюю часть вашего ума и

заднюю  часть   вашего   ума".  (Можно  использовать  и   такие  слова,  как

"подсознательное  мышление" и "сознательное мышление", что зависит от уровня

образования  пациента. Таким образом, дается  второй намек  на диссоциацию.)

"Теперь мне действительно все равно, слушаете ли вы меня своим  сознательным

разумом, потому что он не понимает ваших затруднений, в противном случае вас

бы здесь не было.  Поэтому  я хочу говорить с вашим подсознательным разумом,

потому что он здесь  и достаточно  близко, чтобы слышать меня, поэтому пусть

ваш сознательный разум слышит звуки улицы или гул пролетающих самолетов, или

звук  печатной  машинки  в соседней  комнате. Или  вы можете  размышлять над

любыми мыслями, которые придут  в  ваш сознательный  разум, систематическими

мыслями,  произвольными  мыслями,  потому что  все,  что  я  хочу,  так  это

поговорить с вашим подсознательным разумом, и он  будет слушать меня, потому

что  это  в  пределах слышимости, даже если устанет ваш  сознательный  разум

(усталость ведет  к  незаинтересованности,  рассеянности, даже ко сну). Если

ваши  глаза  устанут,  то их  можно  закрыть, но сделайте  все,  чтобы  быть

наготове  и  удержать  (обезоруживающее  слово  касающейся   мнимой  угрозы,

исходящей  от  гипноза)  хороший мысленный или  визуальный образ наготове  в

голове".  (Неузнаваемая  команда   для  появления  идеосенсорных  визуальных

явлений, в то время как слово  "наготове"  дает пациенту некоторые  гарантии

безопасности.)

     "Устройтесь поудобнее, и я буду разговаривать с вашим подсознанием, так

как  мне   все  равно,  что  будет  делать  ваш  сознательный  разум".  (Эта

неосознаваемое внушение, позволяющее отключить его внимание, которое следует

сразу после  внушения удобства и коммуникации  только с его  подсознательным

мышлением.)

     "Теперь, прежде чем можно  будет выполнить лечение,  я хочу убедиться в

том,  что  вы понимаете,  что ваши проблемы  и затруднения не только  просто

понятны  вам, но  вы  можете научиться  понимать  их  вашим  подсознательным

разумом". (Это косвенное утверждение того, что лечение может достичь цели, и

как оно будет выполнено, с более сильным подчеркиванием диссоциации.)

     "В какой-то  степени все  знают, что люди  могут  общаться в  словесной

форме  ("разговаривать  словами",  если  имеешь  дело  с пациентами  низшего

образовательного или интеллектуального уровня) или языком знаков. Простейшим

языком знаков,  конечно, является  то,  когда  вы  киваете  головой  в  знак

согласия -- „да" или качаете головой  в знак отрицания -- „нет".

Все  могут  применять такой язык. Каждый  может  подать  сигнал указательным

пальцем  „подойди"  или  помахать  рукой „до  свидания".  Сигнал

указательным пальцем в конце концов означает „да, иди сюда",  а сигнал

рукой --  „нет, не оставайся  здесь". Другими  словами, человек  может

сказать „да" и  „нет" головой, указательным пальцем и рукой.  Мы

все  это делаем. Так можете  и  вы.  Иногда,  слушая  человека, мы, сами  не

осознавая это, качаем головой  в знак несогласия  или киваем головой в  знак

одобрения.  Это легко можно  делать  с помощью указательного  пальца и руки.

Теперь  мне  бы  хотелось задать вопрос вашему подсознательному  разуму,  на

который можно ответить простым „да" и  „нет". Вопрос  таков, что

на  него  может  ответить  только  ваш подсознательный разум. Ни ваш, ни мой

сознательный разум,  ни  даже  мой подсознательный  разум не  знают  на него

ответа.  Только  ваш  подсознательный  разум знает,  какой ответ  может быть

передан,  и ему придется  подумать, прежде  чем  дать ответ  „да"  или

„нет".  Это может быть кивок головой, поднимание указательного пальца,

допустим,  правого  указательного пальца вместо  ответа „да", а левого

указательного пальца вместо ответа  „нет",  так  как это привычно  для

человека,  у  которого  главной рукой является правая рука, и наоборот, если

человек --  левша. Может  подняться  правая рука или может  подняться  левая

рука. Но только ваш подсознательный разум знает, каким будет ответ,  когда я

спрошу "да" или "нет".  Но даже ваш  подсознательный  разум не  будет знать,

когда будет  задан вопрос,  ответит  ли он  движением  головы  или движением

пальца,  и ваш  подсознательный  ум будет думать  над этим вопросом и решать

после того, как  сформирует свой собственный ответ, как он на него ответит".

(Все это  объяснение состоит главным образом из  целой серии  внушений, типа

"придется подумать" и "решить".  При этом  ответное идеосенсорное  поведение

пациента  совпадает с  неизбежными проявлениями идеомоторных  реакций,  хотя

здесь  прямо о  них не упоминается. Здесь  только намек  на них,  а  намекам

сопротивляться трудно).

     "Следовательно, в  этой трудной ситуации, в которой мы  оказались  (это

определяет  своего рода родственность  между  пациентом и врачом), нам нужно

сесть  и  ждать (поведение  соучастия), когда ваше  подсознательное мышление

обдумает  вопрос,  сформулирует  свой  ответ  и  решит,  как  ему  ответить:

движением  головой,  рукой  или  пальцем".  (Это  вторая  серия  внушений  и

инструкций  под маской  объяснения.  Кажется, что пациента не просят  ничего

делать, но, фактически, ему  прямо приказывают  быть  пассивным и  позволить

появиться идеомоторной  реакции  на подсознательном уровне,  указывая на то,

что ответ может случиться в любой форме, что является еще одним определенным

совпадающим  результатом  умственных  процессов.  Во   всей  этой  процедуре

используются  подразумеваемые или косвенные внушения того, что  сознательное

мышление  не  будет осознавать  деятельности  подсознательного,  в сущности,

того, что у пациента возникает состояние транса.)

     "Другими  словами, я  задам вопрос, на который ответ может  дать только

ваш подсознательный разум, и относительно  которого ваш  сознательный  разум

только  догадывается, если вообще сможет:  у него может быть только  мнение,

может  быть,  ошибочное, может  быть,  правильное,  но только  мнение,  а не

ответ". (Это, незаметно для пациента, уменьшает значение  его  сознательного

мышления и является еще одним внушением состояния транса.)

     "Прежде  чем  я задам  этот вопрос,  мне бы  хотелось  предположить две

возможности:  1) ваш сознательный ум может захотеть ответить  на  вопрос; 2)

ваш подсознательный  ум  может не захотеть,  чтобы вы знали этот  ответ. Мне

кажется, и я думаю, что вы согласитесь со мной, что вы обратились за помощью

к врачу  по причинам, которые  лежат вне  сферы вашего сознательного разума,

следовательно, я думаю, что мы должны приблизиться к тому вопросу, с которым

я  собираюсь  обратиться к вашему подсознательному разуму за  ответом. Таким

образом  ваши  собственные  глубокие  подсознательные  желания держат  ответ

вместе с  вашим сознательным разумом  и  будут в равной  степени защищены  и

учтены. По-моему, это очень справедливый  и  выполнимый путь решения чьих-то

проблем". (Именно это  пациент и  знает и хочет от других,  но совершенно не

сознает, что  этого честного и справедливого  отношения он хочет и от самого

себя.)

     "Теперь, чтобы  удовлетворить ваши  потребности, я собираюсь задать вам

вопрос, на который нужно ответить „да" или „нет" и быть  готовым

получить удовольствие от того, что  ваш  подсознательный разум ответил. (Это

неузнаваемое авторитетное  внушение  с  заранее  сделанным заключением.)  И,

отвечая  на  него,  пусть ваш  подсознательный  разум либо разделит ответ  с

сознательным разумом, либо  будет противостоять этому; в общем, пусть  будет

так, как  сочтет за  наилучшее ваш подсознательный разум. Основным, конечно,

является не соучастие или противостояние, а сам ответ. Дело в том, что любое

соучастие или противостояние относятся  непосредственно только  к настоящему

моменту,  так как успехи в лечении, которые вы  сделаете (также неузнаваемое

авторитетное внушение под. маской объяснения), в любом случае раскроют ответ

именно вам в тот момент, когда  это сочтут  наиболее удобным и  полезным для

вас. Таким  образом, вы сможете быть уверены в  том, что  узнаете ответ рано

или поздно,  и  ваши подсознательные  желания состоят  в том, чтобы получить

помощь от лечения и удовлетворить потребности нужным образом в нужное время.

(Это  определяющее   внушение,   даваемое   как  объяснение,   и  это  очень

выразительное эмпатическое и положительное внушение.)

     "Теперь о  том,  как ответить на  этот  вопрос? Словами?  Едва  ли! Вам

придется тогда одновременно и говорить и слушать. Таким образом, это было бы

несправедливо  (социально  и личностно действующие, требовательные слова) по

отношению  к  вашему  сознательному  разуму, если  он  захочет  ради  вашего

благополучия  противостоять ответу от  вашего  подсознательного разума. Тоща

как же?  Очень просто: мышечным движением,  которое  вы  можете  заметить, а

можете  и  не  замечать; движением,  которое  можно  сделать  на  замечаемом

добровольном  уровне;  или  движением,  которое   делается  непроизвольно  и

незаметно для себя, точно так  же, как вы киваете головой в знак согласия  с

говорящим, или  качаете головой в  знак несогласия с ним, или хмурите брови,

когда вы думаете и хотите что-то вспомнить".

     "Каким  будет  это мышечное  движение?  Я  думаю, что  нужно  упомянуть

несколько возможностей (просто  "думаю", просто "упомянуть",  слова, которые

ничего  не требуют, приказывают  или внушают),  но прежде  чем  делать  это,

разрешите  мне  описать  разницу  между  сознательной  мышечной  реакцией  и

реакцией подсознательного ума".  (Мышечная реакция  упоминается в то  время,

когда его внимание фиксируется; прием, чтобы удержать внимание  для будущего

введения  связанного с  этим  материала, что  будет сделано  через некоторое

время.   Читателю   следует   отметить   предыдущее   использование   такого

психологического гамбита с упоминанием  темы и  введением в  предварительное

объяснение.) "Реакция сознательного разума не может быть отвергнута вами или

непонятна  для  вас.  Вы ее  сразу узнаете.  Вы принимаете  ее и  верите ей,

возможно, и неохотно. Для нее нет задержки. Она сразу же приходит вам на ум,

и вы быстро реагируете на нее".

     "Реакция  подсознательного разума совершенно другая, потому  что  вы не

знаете, какой она должна быть.  Вы должны  ждать,  когда она  произойдет,  и

сознательно вы не можете знать,  будет ответом  „да" или „нет"".

(Каким образом мышечное движение может быть  ответом "да" или "нет"? Пациент

вынужден внимательно слушать, чтобы  получить какое-то разумное объяснение.)

"Эта  реакция не обязательно должна  соответствовать  сознательному  ответу,

который  может  возникнуть одновременно  и  в соответствии с  вашими мыслями

сознательного разума. Вам придется  ждать, и, вероятно, ждать  и ждать, пока

она придет. А она появится в нужное ей  время и с нужной ей скоростью". (Это

авторитарная команда, но  звучит  как объяснение и дает время и  для другого

поведения,  не только  подсознательного,  являясь сама по себе побудительной

силой. Кроме того,  никогда не нужно говорить пациенту,  что подсознательный

ответ   почти   всегда   характеризуется   таким   сильным  элементом,   как

настойчивость.  Очевидно,  измененное чувство времени  в  состоянии  транса,

возможно, являющееся результатом  измененных  взаимоотношений с реальностью,

не дает возможности даже опытным субъектам дать правильную оценку событиям с

этой  точки зрения,  и это дает отличный критерий  для определения характера

реакции. Такая  идеомоторная  деятельность  по  своей  длительности  гораздо

короче, если подсознательное  хочет, чтобы и сознательный разум знал  то  же

самое.  При этом диссоциативный ответ может надолго задерживаться, так как в

подсознании  происходит  процесс  формирования своего  ответа  и  решения --

разделить его с сознательным мышлением или нет. Если пациент закрывает глаза

непроизвольно, можно быть уверенным, что ответ будет спонтанно скрываться от

сознательного понимания пациента. Когда ответ "разделяется", особенно в  том

случае,  если  сознательное мнение  носит  противоположный  характер,  то  у

пациента возникает  удивление, и иногда он, не желая этого, признает наличие

сильного ощущения, что  подсознательный  ответ бесспорно  верен,  тем  самым

увеличивая  гипнотическую реакцию.  Повтор  сравнения с  помощью  постановки

другого  простого  вопроса  может   быть  сделан  гипнотерапевтом,  если  он

отрицательно сформулирует такой вопрос: "А вы можете утаить ответ или нет?",

-- сделав это  так осторожно и небрежно,  чтобы  пациент  не  понял, что ему

задают вопрос.  Таким  образом  закрепляется  идеомоторная реакция,  которая

утаивается им и не замечается  сознательным мышлением, и нужно прятать ее от

сознательного мышления, что  значительно ускоряет психотерапию. Так, однажды

у  меня  был  сопротивляющийся  пациент,  который  в  ответ  на  мой  вопрос

сознательно и быстро качал своей  головой  в знак отрицания,  а потом сидел,

удивляясь явной медлительности моей  реакции на  его ответ,  не зная, что  я

молча жду, когда появится медленный поворот головы слева направо или вверх и

вниз, как при кивке согласия. Эксперименты с такими пациентами показали, что

такие  настойчивые движения, особенно движения  головой, могут  длиться до 5

минут,  а  пациент  еще  не сознает  их возникновения.  Как  только  пациент

оказался  в состоянии  транса,  идеомоторная  реакция  может быть  такой  же

быстрой, как движения в обычном  состоянии  сознания, хотя, в общем-то,  тут

имеет место каталептические  проявления, которые  зачастую не  несут в  себе

информации о  гипнотическом состоянии  пациента.  Это  еще один критерий для

гипнотерапевта, который не осознается пациентом).

     "Теперь,  какое же это  будет  движение?  Большая  часть  людей  кивает

головой для  ответа „да" и качает  ею  для  ответа „нет". Другие

предпочитают  подавать  сигнал  указательным  пальцем  одной  руки  в   знак

„да",  а  другой  рукой  --  в  знак  „нет".  Я  обычно,  как  и

большинство людей  (фраза "Я обычно" и  "большинство людей" указывают на то,

что  естественно ожидать от нас обоих поведения, привычного  для большинства

людей), предпочитаю пользоваться правым указательным  пальцем для „да"

и  левым  указательным пальцем  для  „нет", но  для  левши  характерно

обратное   действие.  (Здесь  нельзя  допускать  и  намека  на   арбитражные

требования, так  как пациент сопротивляется,  а такое внушение  дает свободу

реакции, хотя эта свобода и носит  иллюзорный характер.) Потом,  у некоторых

людей  очень выразительные  руки,  и они могут произвольно или непроизвольно

поднимать  правую руку  в  знак „да", а левую  -- в знак „нет"".

(Выражение "выразительные руки" -- только косвенно выраженный комплимент, по

большей  части обращенный  к  чувству  нарциссизма. Фактически,  нет  ничего

необычного  для человека  в  том, что  он, соглашаясь,  поднимает  палец,  а

отрицая-- палец или руку.)

     "Я не знаю, захочет ли ваш подсознательный разум посмотреть на какой-то

объект или обратить' внимание на вашу голову, пальцы или руки. Возможно, вам

понравится наблюдать за вашими руками, и если в ваших глазах появится туман,

пока вы будете пристально наблюдать за ними, ожидая, какая из них поднимется

первой,  когда  я задам свой простой вопрос, то такой туман в  глазах вполне

объясним. Это только означает, что ваши руки  очень  близки к  вам, и что вы

напряженно  смотрите  на них". Если даже  у пациента закрыты глаза, то  этот

параграф нужно использовать обязательно. По своей сущности, он внушает очень

многое,   но  очень  ненавязчиво.  На   самом   деле  такое  доскональное  и

повторяющееся  объяснение  преследует  единственную цель  --  предположить и

повторить различные  внушения и команды, делая вид,  что таковых  нет. Кроме

того,  предполагается  целый  ряд  разнообразных  возможностей,  носящих,  в

основном, косвенный двусмысленный характер,  который делает трудным отказ на

реакцию.  Все пункты  и  моменты  поведения  внушаются  так, чтобы  пациенту

казалось, что все, что он должен сделать,  так это показать свой выбор, ведь

фактически его не  просят сделать выбор из  возможностей, которые ему просто

упоминаются.  Он  не осознает,  что еще говорится  и  подразумевается. Лично

автор  предпочитает идеомоторное  движение  головой,  которого  можно  легко

добиться  без сознательного понимания, но,  независимо от типа  движения,  к

которому  прибегает  пациент, автор немедленно  переходит  к следующему типу

идеомоторной реакции, а возможно, и к третьему, чтобы усилить общие ответные

реакции у пациента. Движение рукой предлагает определенные преимущества тем,

что оно само легко вызывает другие явления, о чем будет говориться позже.

     "Теперь  (прошло  уже  много  времени и нетерпение  пациента  стоит  на

пиковой  точке) мы подошли к  самому вопросу!  Мне не требуется знать, каков

ваш  выбор относительно  движений. У  вас на  плечах своя голова, а на руках

свои  собственные пальцы, и  вы можете спокойно  положить руки на колени или

подлокотники  вашего  кресла.  Самое  главное  для  вас  -- чувствовать себя

спокойно  и  удобно,  ожидая  подсознательного  ответа".  (Каким-то  образом

удобство  и подсознательный ответ  становятся зависимыми  друг от  друга,  а

пациенту естественно хочется занять удобное положение. Также естественно то,

что  у пациента возникает в какой-то степени любопытство относительно своего

"подсознательного  ответа".  Кроме  того, дается  еще  одно  предварительное

объяснение, которое задерживает этот простой вопрос.)  "Теперь вы уже заняли

положение,  удобное  для   одного   или  для  всех  движений   (неопознанное

авторитетное внушение). Что касается  вопроса, который  я должен задать, то,

фактически, он тоже не  имеет большого  значения. Важно то,  что думает  ваш

подсознательный  ум, а что  он думает, ни вы,  ни я не знаем сознательно. Но

ваше подсознательное знает, так как оно думает совершенно самостоятельно, но

не всегда в соответствии с вашими сознательными мыслями".

     "Так как  вы просили  индуцировать транс,  то я  мог  бы задать вопрос,

связанный  с  вашей просьбой, но  я задам  вопрос  гораздо проще  (снимается

возможная  угроза  гипноза).  Следовательно, давайте  (мы  вместе  работаем)

зададим такой общий  вопрос, на который можно  было бы ответить одним из тех

движений, о которых я вам рассказывал.  Теперь  сам вопрос. Я хочу, чтобы вы

выслушали  его  внимательно,  а  потом  терпеливо  ждали,  чтобы  узнать,  а

возможно, и не узнать, каким будет ваш подсознательный ответ".  (После такой

очевидной  задержки внимание пациента находится в наивысшей  точке фиксации;

он, как говорится, "навострил  уши" в своем желании узнать наконец, каким же

будет  вопрос,  и  такое  желание  должно   обеспечить  серьезную  базу  для

восприятия той идеи, на которую ответит его подсознательное  мышление.) "Мой

вопрос таков  (говорится медленно, выразительно, серьезно):  Считает  ли ваш

подсознательный  разум,  что он  поднимет вашу руку, ваш  палец  или сделает

движение головой?  (Три возможности, следовательно, сознательный разум этого

знать  не должен.)  Ждите  теперь  терпеливо,  внимательно,  и  пусть  ответ

придет".

     Чего не знает пациент, и у него нет возможности понять это, так это то,

что с ним идет общение на двух уровнях, что он находится  в двойной, если не

в тройной, связке. Он не может отрицать того, что его  подсознательный разум

может думать. Он неизбежно привязан этим словом "думать". Любое идеомоторное

движение,  позитивное  или   негативное,  является   прямой  связью   с  его

подсознательным   разумом  (но  его  мышление   не  простирается  до  такого

понимания).  Если он медленно качнет головой  -- "нет",  моей реакцией будет

углубление  транса. Я  попрошу  его  сесть  еще  удобнее,  и, если его  таза

открыты, я добавлю: "... возможно, если вы закроете глаза, глубоко вздохнете

и почувствуете удовольствие от того, что ваш подсознательный разум  свободен

для общения со мной, когда он этого захочет".

     Таким   образом,  он  сам,  не  осознавая   этого,  общается  со  своим

подсознательным и у него нет времени для анализа  этого факта. В  результате

этого он все  глубже и глубже погружается  в транс, вопреки своему  прежнему

сознательному убеждению, что он сможет справиться  со своим  подсознательным

желанием  испытать  состояние  гипноза.  Другими словами,  его сопротивление

обходят  окольным  путем,  сделав   так,  что  его   гипнотические   реакции

накладываются на  его мыслительные процессы в ответ  на кажущееся не имеющим

отношение к гипнозу обсуждение различных вопросов, а его  ложная уверенность

в  том,  что   его  нельзя   загипнотизировать,  сводится  к  нулю  приятным

подсознательным   пониманием    того,   что   он   может    сотрудничать   с

гипнотерапевтом.  В  конце  концов  пациент  начинает  понимать,   что   его

подсознание  несет определенную  ответственность за  сложившуюся ситуацию. В

результате он вынужден позволить своему подсознанию "разделить"  свои знания

с  сознательным разумом с последующей гипнотической амнезией на сознательном

уровне. Таким  образом,  пациенту кажется,  что  со стороны  автора не  было

попыток индуцировать состояние транса,  но, фактически, состояние транса уже

индуцировано.

     К счастью  для оператора  и пациента,  выявление одного  гипнотического

явления  зачастую  является отличным приемом  индукции  транса, и ради блага

больного его нужно применять как можно чаще. Автор пришел к такому убеждению

еще  летом 1923 года, когда он экспериментировал с автоматическим письмом. К

удивлению автора,  у  его сестры Берты, которую никогда  не гипнотизировали,

возникло   глубокое  сомнамбулическое  состояние   транса,  хотя   внушения,

сделанные  ей, преследовали только одну цель: чтобы ее правая рука, держащая

ручку  на  пачке  бумаги,  медленно, постепенно  начала дрожать,  двигаться,

делать отметки на бумаге до тех пор, пока не будет выписывать буквы, а потом

и слова, образующие предложения, в то время, когда она пристально смотрит на

дверь,  что  заставляло  ее  тело  смирно  сидеть в  кресле.  Было  написано

предложение: "Собака бабушки любит глодать кости",  и автор спросил, что она

имела в виду,  и получил ответ в  то время, когда она показывала на закрытую

дверь: "Смотри! Она  сожрала целую  тарелку костей,  и они ей понравились!".

Только тогда автор понял, что непреднамеренно он индуцировал у нее состояние

транса, и  что у нее появились визуальные галлюцинации того, что она писала,

так как  бабушкина  собака была за много  миль отсюда. Множество  раз  после

этого автор использовал автоматическое  письмо  в качестве косвенного приема

индукции  транса, но потом  отказался от  него,  потому  что  письмо --  это

систематическое  соблюдение  порядка,  требующее особого умения,  и на  него

уходит много времени. Затем была использована какая-то дощечка, но и  от нее

ему  пришлось  отказаться,  так  как,  несмотря  на свою  эффективность  при

индукции транса, этот прием вызывает чувство сверхъестественного. Автор счел

более   разумным   использовать   простые   движения,   которые  выполняются

автоматически,   быстро,  не  требуют  особого  искусного   умения.  Сначала

применялась  своего  рода модификация  автоматического письма,  модификация,

спонтанно и независимо выработанная целым рядом  пациентов, которая состояла

в том,  что вертикальная  линия обозначала "да", горизонтальная -- "нет",  а

наклонная   --  "я  не   знаю".  Об   этом   уже  писали   Эриксон  и  Кьюби

("Psychoanalytic Quarterly", 1939, том 8, No 4,  стр. 471--509). Очень часто

этот прием быстро индуцировал транс.

     Как только идеомоторная реакция возникла, без дальнейшей задержки можно

ее  использовать. Например,  если пациент покачал  головой в знак "да",  его

рука осторожно поднимается в знак "нет", и тогда явной становится спонтанная

каталепсия. Или если  палец,  означающий "да", проявил идеомоторную реакцию,

то поднимается противоположная рука, или пациенту можно приказать, чтобы его

голова  была согласна  с его  пальцем.  Если  его глаза  открыты (они  часто

закрываются  спонтанно,  когда  начинается  идеомоторная активность),  можно

сделать простое внушение,  чтобы  пациент увеличил свой  физический комфорт,

удобно расслабившись, закрыв глаза, с наслаждением отдыхая, глубоко вздохнув

и осознавая с большим чувством удовлетворения, что его подсознательный разум

может общаться прямо и адекватно и свободен  осуществлять любую связь, какую

захочет, независимо от  того, будет ли  это язык знаков,  словесный язык или

все  это в сочетании  друг с  другом. Его  побуждают понять,  что  здесь нет

спешки, и  что  его  цели  могут  быть  выполнены  удовлетворительно,  а  не

поспешно,  что он  может  заставить  свой подсознательный разум общаться  до

бесконечности. Таким образом, можно избегать  таких слов, как транс и гипноз

и  в  тоже время производить  множество  гипнотических  и  постгипнотических

внушений  в  форме   проявления  заинтересованности  в  том,  чтобы  пациент

чувствовал себя  удобно,  в  форме объяснения и уверения. Причем, все  нужно

облекать  в такую словесную оболочку, которая бы давала возможность увидеть,

что произойдет  через  определенное  время в  будущем.  Это  необходимо  для

удовлетворительного  достижения целей  лечения. (Подчеркнутые слова в данном

случае  являются выражением  фактической двойной  связи.) Таким  путем легко

закладывается фундамент для хорошего  раппорта  между врачом и пациентом для

последующих состояний транса и быстрых успехов в лечении, и обычно это можно

сделать  в  течение  первого  же  часа.  В  экстраординарных случаях  автору

приходилось  под нажимом пациента  затрачивать  на это по 15 часов,  которые

пациент  тратил  на  то, чтобы  не признавать  методы  автора, отрицать  его

действия,  на заявления  о том, что результатом  всего  лечения будет полная

неудача, а затем неожиданно возникал хороший транс и быстрый терапевтический

успех.  Применение  такого  приема у пациента,  который  упоминался  выше  в

качестве примера, чье бурное  сопротивление  давало основание  предположить,

что у него можно  индуцировать глубокий  транс с последующей  амнезией, дало

возможность   произвести   постгипнотические    внушения,   регулирующие   и

определяющие характер следующих терапевтических гипноаналитических  сеансов.

Он  был  разбужен из состояния  транса  простым замечанием так, как будто не

было перерыва во времени:  "Ну и ругаетесь (заметьте употребление настоящего

времени  глагола)  же вы,  досталось мне от  вас!". Таким  образом,  пациент

переориентируется  во   времени,  когда  он  словесно   оскорблял  меня,  и,

соответственно, он "спонтанно" выходит  из своего состояния  транса, на  его

лице выражение замешательства и смущения, он сравнивает время на своих часах

по  настенным  часам  в  кабинете  и  по  часам  автора, а потом  замечает с

замешательством: "Я вас  ругал минут 15, а прошло  более часа! Что случилось

со временем?".  Ему  ответили: "Вы  меня  ругали  почти  15--20  минут  (так

намеренно немного удлиняется его замечание относительно времени), а потом вы

потеряли  остальную часть времени!". (Так пациенту косвенно говорят, что  он

может терять).  "Ну, это уж мое, сугубо  профессиональное  дело, и теперь вы

знаете, что можете терять время, вы должны знать, что можете терять какие-то

вещи,  которые  вам не хочется держать при  себе,  очень легко и неожиданно.

Поэтому  уходите,  возвращайтесь  в  это  же  время  в следующую  пятницу  и

заплатите за сеанс моему  секретарю в соседней комнате".  (Собственные слова

пациента были  использованы, но теперь  уже  по  отношению к нему. Хотя  эти

слова были первоначально применены для начала лечения, теперь они находились

во  взаимосвязи  с  инструкциями врача  пациенту относительно  его участия в

лечении.  Кроме того,  поскольку он  заявил, что  заплатит хорошие деньги за

лечение, то просьбой о  немедленной уплате ему непроизвольно  внушили  идею,

что  он получает то, что он так грубо и  выразительно просил.) Придя снова в

пятницу, он сел на свое место  и  спросил  с  замешательством,  но  с  явным

напряжением  в  голосе: "Я  должен  любить  вас?".  Смысл  вопроса очевиден,

напряжение  в  голосе  выдавало  тревогу,  и,  следовательно,  его  пришлось

успокаивать  так,  чтобы  у  него не  было  возможности  обнаружить, что его

успокаивают.  Соответственно,  тон  первой  встречи  был надежно  установлен

небрежным,  но осторожным  выражением: "Черт  возьми, вы что-то глупите, нам

нужно  работать!".  Вздох  облегчения  и  физического расслабления,  которые

последовали за  этим,  кажущимся  невежливым  и  непрофессиональным ответом,

отразили, что его потребность и его внимание были легко переключены на цель,

выраженную-подчеркнутыми выше словами, и облегчили ему  внутреннюю  тревогу,

которая, фактически, была угрозой дальнейшему лечению.

     Когда  он  расслабился,  было  сделано  следующее   заявление:  "Просто

закройте глаза,  глубоко  вздохните,  а  теперь давайте приступим к  работе,

которую  нам  придется сделать".  К тому времени, когда  автор  закончил это

заявление, пациент уже был в глубоком сомнамбулическом состоянии  транса, и,

следовательно,  уже простое нахождение в этом кресле вызывало у него  транс.

Когда терапевту не хотелось, чтобы у пациента возникало состояние транса, он

просто просил его сесть в другое кресло.

     На четвертом сеансе (состояние транса) он спросил: "Это правильно, если

я буду  любить вас?".  Автор сказал  ему:  "В следующий раз,  когда придете,

сядьте в это кресло с прямой спинкой, и ответ и вопрос придут к  вам на ум".

(Заметьте разделение участия в этом описании такого метода.)

     На следующем  сеансе он "произвольно" сел в  кресло  с  прямой спинкой,

выглядел встревоженным и заявил:  "Да, черт возьми, я  могу сделать все, что

захочу". Мой ответ: "Медлительный ученик, не так ли?". На это он ответил: "Я

делаю  правильно", -- проснулся, сел в обычное  кресло  и  вошел в состояние

транса (ему не хотелось слушать никакого "вздора", но он мог делать все, что

ему  заблагорассудится).  Таким образом, у  пациента  развилась определенная

эмоциональная  реакция,  от которой  он  потом освободился  тем,  что "пошел

работать"  и  не   тратить  время  на  трудоемкие,  но  бесполезные  усилия,

направленные  на  "анализ  своего  невроза".  Вместо  всего  этого   он  был

заинтересован  только в  том,  что  он  прежде  назвал  словами  "собираться

начать".

     Лечение длилось менее 20 часов, каждая беседа была очень продуктивной с

постоянным   возрастанием  положительного  эффекта.  Десять  лет  спустя  он

по-прежнему был хорошо адаптирован и оставался в теплых дружеских отношениях

с автором, хотя их встречи были редки.

     Метод,  описанный выше, применялся много раз  в  течение долгих  лет  с

небольшими  отклонениями.  Различные  пациенты  вносили  свой  вклад  в  его

развитие,  давая  автору возможность вносить  новые внушения, дополнительные

косвенные  коммуникации  и  различные  типы двойных  связей. Как указывалось

выше,  в  сущности, он завершен  и  часто  использовался в такой форме,  но,

разумеется,  с  необходимыми  поправками,  в  которых  учитывались интеллект

пациента и  его  отношение  к  лечению.  Чтобы  написать  эту статью,  автор

просмотрел старые  записи,  и впервые  этот  метод был  описан как отдельный

прием  в  лечении. Потом для данной статьи он был  переписан со вставками  в

скобках  и  пояснительными  параграфами, чтобы читатель получил более четкое

представление об  этом методе. В рабочих экспериментах,  которые будут  даны

ниже,  была  использована точная копия применения  метода  без пояснительных

вставок, чтобы читатель мог воочию представить работу с этими пациентами.

Первый рабочий эксперимент

     Окончательный вариант  этой  статьи напечатали на  машинке и  в  тот же

вечер автор еще раз просмотрел  весь материал, перед  тем как отправить ее в

журнал. На следующее утро произошло очень удачное совпадение, когда к автору

обратился новый пациент.

     Этим   новым   пациентом   был   52-летний   преуспевающий   бизнесмен,

принадлежащий, по  своему положению, к высшим  социальным кругам.  Когда  он

вошел в  кабинет, на лице у  него  было  выражение  стыда, замешательства  и

явного сильного  эмоционального расстройства. Он многозначительно  посмотрел

на  государственную лицензию на право лечения  в Аризоне,  которая висела на

стене  в  соответствии  с  правилами  штата Аризона,  прочел  свидетельство,

выданное Американским комитетом психиатрии и неврологии, удостоверяющее, что

автор  является дипломантом  этого  комитета. Он взял  с  полки, где  стояли

словари,   "Руководство   для   специалистов   по  медицине",   прочел   там

квалифицированные данные  об авторе, затем взял "Психологический справочник"

и там прочел данные об авторе. После этого подошел к книжному шкафу и выбрал

там  книги "Практическое применение гипноза  в медицине и  в стоматологии" и

"Искажение  понятия времени  в  гипнозе", показал пальцем на имя  автора  на

запыленных обложках и заметил несколько ядовито:

     "Итак,  вы валяете  дурака,  занимаясь  всей этой  ерундой!". Автор  не

только не стал возражать ему, но еще и добавил масла в огонь, сказав: "И еще

прошлым  вечером  я  написал  статью  о  гипнозе,  а кроме  того,  я являюсь

редактором журнала  „Американский  журнал  клинического  гипноза"".  И

услышал  такой  ответ:  "Да,  я  много  слышал  о вас  как  о  первоклассном

специалисте, но я весь в сомнениях (заметив, что автор записывает каждое его

слово,  пациент  непроизвольно  стал говорить  медленнее, в  соответствии со

скоростью письма автора, но не прерывая своих жалоб), и мне нужна помощь".

     "Мне становится все хуже и хуже.  Это началось восемь лет тому назад. Я

ехал на  работу и вдруг впал  в  панику, и мне пришлось остановить машину  у

обочины дороги.  Примерно через полчаса я уже мог продолжать путь на работу.

Постепенно  такие вынужденные остановки участились, а  потом стало еще хуже.

Теперь  я   не  могу  даже  парковать  машину  у   обочины,  мне  приходится

возвращаться домой.  Иногда это происходит по дороге домой с работы, и тогда

я вынужден возвращаться назад в свой офис. Через час, а иногда через полчаса

я  спокойно  продолжаю  свой  путь  без  каких-либо  затруднений.  Моя  жена

пробовала подвозить меня, чтобы избавить меня от  этих приступов  паники. Но

это еще  больше  усугубило положение  вещей.  Я все равно впадал  в панику и

кричал  на  нее, чтобы она  ехала  быстрей.  Я  пытался пить  успокоительные

лекарства, но это не помогало. Я стал ездить на такси, но таксисты  наверное

думают,  что я тронулся, потому  что  я неожиданно  начинаю кричать на  них,

чтобы они повернули назад  и пытаюсь заставить их нарушить правила движения,

чтобы поскорее  вернуться домой  или на работу. Я пытался ездить автобусом и

думал, что сойду с ума.  Водитель автобуса не мог позволить мне сойти раньше

автобусной  остановки.  Я  почти  бегом  возвращался  домой.  Сначала  такие

приступы  бывали  не каждый  день, но теперь они становятся все чаще и чаще.

Три года  тому назад  они стали  происходить каждый день, и  я  опаздываю на

работу и поздно приезжаю домой. Мне приходится брать с собой второй завтрак,

так как  я прихожу  в  ужас  от одной мысли, что  мне  нужно  ехать  куда-то

завтракать".

     "Три года назад я прошел интенсивное лечение у доктора X. Он обучался в

течение трех лет психоанализу в клинике У. и занимался психоанализом уже два

года. Я встречался  с ним 4--5 раз  в  неделю, каждый  раз по часу в течение

двух с половиной лет, но мне всегда приходилось затрачивать на дорогу к нему

почти  два часа,  чтобы не опаздывать  на сеанс  и  почти два часа на дорогу

домой.  Мне  не  всегда  приходилось спешить,  у меня было  время. Иногда  я

приезжал  раньше  назначенного  времени, а  иногда  уезжал вовремя.  Но  мне

становилось все хуже. Тогда, шесть месяцев назад, психоаналитик прописал мне

большие дозы  транквилизаторов, потому что у меня не было никаких улучшений.

Но он продолжал лечить меня. Его анализ  не дал  ничего хорошего.  Некоторые

препараты  действовали в течение  недели,  а иногда  даже две,  но потом они

теряли для меня всякий эффект. Большая часть из них мне не помогла. Назовите

мне любой транквилизатор  -- я принимал его! Черт  возьми! А успокоительные!

Дополнительные часы у психоаналитика...  Потом  пару месяцев  я пытался пить

виски.   Я  никогда  не  был  заядлым  любителем  выпить.  Но  виски!  Каким

облегчением  оно было для  меня!  Я мог пить и утром,  и днем  на  работе, и

вечером дома. Я чувствовал  себя  прекрасно. Принимая  транквилизаторы, я не

был  в  состоянии выполнять  свою  работу, и даже те, которые  мне помогали,

мешали мне в работе. Мне пришлось выполнять более простую работу. В  течение

месяца я пил виски дважды в день: один раз утром, перед  тем, как поехать на

работу, и один раз перед  тем, как  возвратиться  домой, и все было  хорошо.

Потом, приблизительно  месяц  назад, мне  пришлось удвоить утреннюю  дозу, а

потом  выпивать  еще  одну порцию  виски в полдень,  а потом двойное  виски,

прежде  чем  ехать  домой.  Потом  я  начал  пить  тройную  порцию  виски  с

дополнительными выпивками  в промежутках. Мой  дом в 20 минутах отсюда.  Мне

пришлось выпить три раза, чтобы добраться сюда. Я приехал  так  рано,  чтобы

подождать пару часов и протрезветь, а трезвею я быстро".

     "Когда я  только  начал  свой  психоанализ, я  много  слышал и читал  о

гипнозе, слышал я и  о  вас.  Психоаналитик сказал мне откровенно, что вы за

фрукт, и что гипноз опасен и бесполезен, но даже если вы великий фокусник, я

знаю, что, по крайней мере, у вас имеются  нужные документы на медицинскую и

психиатрическую практику.  И мне  сейчас  безразлично,  насколько  опасен  и

бесполезен гипноз. Он не  хуже алкоголя.  Виски, которое мне приходится пить

каждый день, превращает меня в алкоголика.

     Вы, во всяком случае, не нанесете мне вреда вашим  гипнозом больше, чем

алкоголь.  Я попытаюсь  сотрудничать с вами, но после всего,  что я слышал о

гипнозе от  моего психоаналитика  и прочел  все,  что он  мне давал,  и  что

отрицает  пользу гипноза, я  понимаю, что никто,  находясь в здравом уме, не

даст себя загипнотизировать. Но, по крайней мере, попробуйте".

     Автор услышал  этот  рассказ как раз в тот момент, когда  перед ним  на

столе лежала только что законченная статья о гипнотическом методе при работе

с пациентами,  неконтактными  по  различным причинам. Это и  определило суть

данного  эксперимента.  Он попросту  состоял  в  том, что автор  попросил  у

пациента  разрешения  прочесть  ему  вслух эту статью,  не  говоря  о  своем

намерении использовать  ее  в  качестве приема  для индукции  гипнотического

транса.  Пациент  с  маской отвращения  на  лице  согласился,  но  отказался

пристально смотреть  на какой-либо предмет.  Его взгляд блуждал по  комнате,

руки лежали на подлокотниках кресла, а не на коленях.

     Описание  метода  было  прочитано медленно, осторожно, почти  дословно.

Иногда  автор  перечитывал те отрывки из статьи, которые, судя  по выражению

лица, произвели на пациента наилучшее впечатление.

     Наконец пациент начал смотреть сначала на одну руку, а потом на другую.

В  конце  концов  его  взгляд  стал  фиксироваться  на  правой  руке.  Левый

указательный палец, палец "нет" начал слегка приподниматься, а затем и левый

средний палец. Потом вдруг начал подниматься  указательный  палец  на правой

руке, колеблясь  и  дергаясь, но довольно настойчиво. Его левый указательный

палец  опустился,  но  средний  не  изменил  своего  положения.  Его  голова

настойчиво кивала в знак утверждения  до  тех пор,  пока у него не развилась

каталепсия в обеих руках. Его  глаза  спонтанно закрывались, когда опустился

левый указательный палец.

     Его оставили в состоянии  транса еще 30 минут,  а автор вышел из своего

кабинета, вскоре вернулся, проверил, сохранилась ли у пациента каталепсия, и

вновь стал работать над рукописью.

     Наконец  пациент  был разбужен из глубокого транса  каким-то замечанием

относительно чтения рукописи.  Он проснулся, медленно переменил  положение и

снова заметил,  что гипноз не будет вреднее алкоголя. Неожиданно он взглянул

на часы на стене с изумленным выражением на лице, сверил их время  со своими

наручными часами, а потом  с часами автора. С  замешательством он сказал: "Я

пришел сюда полчаса назад.  Все часы говорят,  что я нахожусь здесь уже  два

часа, сейчас почти 3 с половиной. Мне нужно уходить".

     Он  выбежал из комнаты, потом  бегом вернулся  назад,  чтобы  спросить,

когда он  может прийти в следующий раз и  попрощался с автором за  руку. Ему

назначили свидание через  три дня и сказали:  "Обязательно принесите с собой

полную бутылку виски".  (Он  не  смог  понять  скрытый смысл  этой  фразы  и

ответил,  что  принесет, у  него в боковом  кармане есть  наполовину  пустая

бутылка, хотя еще утром, когда  он уходил из дома, она была полна). Потом он

вышел из  комнаты ожидания,  вернулся и снова  попрощался с автором за руку,

заявив, что забыл попрощаться.

     Три  дня  спустя  он,  улыбаясь,  вошел  в  кабинет,  сделал  несколько

небрежных замечаний относительно текущих событий,  удобно уселся в кресло  и

сделал  комплимент относительно пресс-папье.  Его попросили рассказать,  что

произошло за эти три дня.

     Он  ответил  очень  пространно:  "Ну, я  думал  о тех  затруднениях,  с

которыми  я  к  вам  пришел. Я очень  рассердился,  и мне нужно  было многое

сказать,  и я сказал все, а вы записали слово в слово. Я пытался подсчитать,

во  сколько  мне обойдется каждое  слово, на которое  вы тратили свое время,

записывая  их. Меня- это  очень раздражало, и, когда я заметил,  что я здесь

уже 2,5 часа только затем, чтобы вы записали дословно мой  рассказ, я решил,

что заплачу вам только за один час, и ругайтесь, спорьте со мной сколько вам

угодно. Потом, когда вы  сказали, чтобы я принес сюда полную бутылку виски в

следующий  раз,   я  почувствовал  себя  так  же,  как  когда  принимал  эти

бесполезные транквилизаторы, и почти  решил больше не приходить. Но, когда я

вышел  на  улицу,  я  понял,  что  чувствую  себя  необычайно  свободным   и

раскованным, хотя я опоздал на деловое свидание,  поэтому и  вернулся, чтобы

попрощаться. (Читатель, вероятно, заметил, что хронология события не точна.)

Потом я забыл выпить, чтобы  доехать на машине до места встречи: может быть,

потому, что был раздражен вашим упоминанием о бутылке виски".

     "Затем на  следующий день, прежде чем я понял это,  я  оказался в своем

офисе  вовремя, чувствовал себя  прекрасно,  хорошо  выполнил  свою  дневную

работу, поехал на второй завтрак, а  вечером поехал домой. То  же самое и на

следующий день. Потом в это утро я вспомнил, что у меня назначено свидание с

вами  в  этот  день.  Я   по-прежнему  злился  на  это  ваше   упоминание  о

„полной бутылке", но все же  я приобрел ее, чтобы положить в карман. Я

немного выпил из другой бутылки,  но забыл положить в карман полную бутылку.

Я  предполагаю,  что вы поймете  это как сопротивление или отрицание  вашего

авторитета. Я же говорю, что хотел, но забыл.  Я был вовремя в своем  офисе,

занимался своей  работой, но в обед ко мне заглянул  мой  старый приятель, и

мы, обедая  с ним, выпили бутылку  пива.  Потом я  вернулся к работе и  едва

вспомнил о нашем свидании. Так что, кажется, вы  действительно можете помочь

мне,  если начнете работать со мной, а  не записывать  каждое мое слово. Это

отнимает много времени. Мне не требовалась выпивка сегодня утром,  но не мог

же я  прийти к вам под каким-то  фальшивым предлогом;  поэтому  я выпил одну

порцию виски. Коктейль  в обед  -- это нормально, но пить утром -- ужасно. В

какой-то степени я не считаю, что это  так уж плохо, что вы отнимаете и свое

и мое время, записывая все, что я говорю".

     Затем  пациент  и  автор  немного  обсудили текущие  события,  и  автор

предложил пациенту такой неожиданный комментарий: "Ну, давайте посмотрим. Вы

однажды  были одним из редакторов крупной столичной  газеты,  а редакционные

статьи  должны  формировать  мнение масс.  Скажите мне, мнение формируется в

сознании человека или в его подсознании, и как  вы сами определяете сознание

и подсознание?".  Он  ответил: "Вы  не  посещали  2,5  года  психоаналитика,

чистосердечно сотрудничая с  ним, а потом еще  не  промывали свой мозг этими

проклятыми  транквилизаторами  плюс психоанализом,  ничему  не научившись  и

многое потеряв. Все,  что я могу сказать  вам,  будет  обычным схематическим

определением, а  именно: ваш  сознательный  разум --  передняя часть ума,  а

подсознательный -- задняя часть. Но вы, вероятно, знаете об этом больше, чем

я  и доктор X.".  Я спросил его: "А вероятно  ли,  что когда-нибудь  эти две

половинки  встретятся?".  Он  ответил:  "Странный  вопрос,  но  я,  кажется,

понимаю, что  вы имеете  в виду.  Я думаю,  что  подсознательный разум может

рассказать сознательному разуму  что-то, но не думаю, что сознательный разум

может сказать  что-нибудь подсознательному или  он может  знать, что есть  в

подсознательном.  Я  потратил  уйму  времени,  пытаясь  раскопать  что-то  в

подсознательном вместе с доктором  X., и ничего не добился; мне  становилось

все хуже".  Ему  был  задан другой вопрос:  "Не  обсудить  ли нам как-нибудь

вопрос о подсознательном разуме в сознательном разуме?". Он ответил так:

     "Ну,  если вы  собираетесь записывать все,  что  я говорю,  и все,  что

говорите вы, а  я  удачно решу  свои затруднения  тем, что вы  проводите все

время, просто записывая мои жалобы так, как вы делали в прошлый раз... Между

прочим, я вчера прекрасно провел вечер, играл в гольф с одним клиентом нашей

фирмы, первая хорошая игра за много лет, и  совсем не выпивал... Ну, давайте

обсудим сознательный разум, политику, гипноз, все, что вам захочется".

     Автор спросил пациента,  почему  он  так ответил. Он  сказал: "Ну,  это

просто удивительно. Мне 52 года, а я  ною и  скулю, как маленький щенок, и у

меня  такое чувство, что я могу верить, ждать, как мальчишка, который твердо

уверен, что самые смелые мечты пойти в цирк исполнятся. Звучит глупо, не так

ли? Но у меня действительно такое ощущение, как у полного надежд счастливого

малыша".

     Автор ответил на это вопросом: "Вы помните, в каком положении вы сидели

в том  кресле?"  Он сразу же поставил  ноги рядом, опустил  руки на  колени,

закрыл  глаза,  медленно  опустил  голову,  упорно  кивая  головой, и  через

несколько мгновений оказался в глубоком состоянии транса.

     Оставшееся от часа время было потрачено на "объяснение  того, как важно

реорганизовать модели поведения на завтра,  на следующий день,  на следующую

неделю, на  следующий год; короче говоря, на  будущее,  чтобы  удовлетворить

потребности  и  назначение в  жизни".  Все это объяснение  велось  в  общих,

довольно   смутных   выражениях,   а   фактически,   это   были   осторожные

постгипнотические   внушения,   предназначенные   для   удовлетворения   его

потребностей.

     Он был выведен  из состояния транса простым замечанием: "Да, именно так

вы и сидели в прошлый раз", --  тем самым  осуществлялась переориентация  на

время, которое  предшествовало этому второму трансу.  Когда он  проснулся  и

открыл глаза,  автор многозначительно взглянул на  часы.  Пациент  снова был

изумлен,  когда понял, сколько прошло  времени,  попросил  о другой  встрече

через три  дня,  но согласился подождать пять дней. По  пути из  кабинета он

остановился, чтобы взглянуть на резные деревянные работы, и заметил, что  он

собирается,  не откладывая, наняться  резьбой по дереву, что очень любит это

занятие, но давно откладывал.

     Пять дней  спустя пациент вошел, улыбаясь, удобно уселся в свое кресло,

и по его виду было понятно, что ему хочется  поговорить. Его спросили, что с

ним произошло в последний уикэнд и в следующие три дня. Его ответ, сделанный

медленно  и терпеливо, как  будто  для того,  чтобы автор  имел  возможность

записать его, был весьма информативным.

     "Я   встречался   с   вами  дважды.  Вы  не  сделали   со  мной  ничего

примечательного, и все же это срабатывает. За это время я трижды сталкивался

со своей проблемой. Я собирался  поехать  в город со своими друзьями, женой,

которая  сидела рядом со мной, а я вел машину.  Я  почувствовал,  как старая

паника охватывает меня, но я  не подал вида жене об этом. Я не ездил по этой

дороге  уже много лет,  и в  последний раз, когда я  там  был, меня охватила

паника на  том  же месте, как и в последний раз. В этот  раз  я остановился,

притворился,  что проверяю проводку, а потом попросил  жену вести машину. На

этот  раз ничто не могло заставить меня прекратить езду,  а  паника ушла, но

когда,  не  помню.  Мы хорошо провели  время,  и я ехал  назад, не  помня  о

последнем приступе  паники. Потом в полдень  я пошел в  отель,  в  ресторане

которого я не обедал уже много лет из-за своих приступов  паники, и, когда я

уходил,  ко мне  подошел  старый  приятель,  поздоровался  со  мной и  начал

рассказывать  длинную  скучную историю, и  я рассердился  на  него,  --  мне

хотелось  вернуться поскорее на работу. Я был просто разозлен,  но у меня не

было паники. Потом, когда  я вышел из своего офиса,  чтобы приехать сюда,  в

двери  меня остановил клиент, чтобы рассказать  анекдот, и я опять был  зол,

потому что  он задерживал мою поездку к вам.  Когда  я наконец  отправился в

путь, я понял, что у меня  был опять приступ паники, но очень небольшой, что

я  могу  справиться с  ним сам. Теперь  вам придется  сказать мне, что здесь

происходит. Ах, да, мы с женой один раз  вечером выпили по  две порции виски

перед  обедом.  Она  сказала,  что  виски,  смешанное  с  вином, вкуснее,  и

правда?".

     "Но все-таки, что  происходит? Вы  сидите  и  записываете,  что  вы и я

говорим. Вы не  гипнотизируете меня, вы  не проводите никакого психоанализа.

Вы говорите со мной, но ничего определенного. Я  предполагаю, что вы все еще

готовитесь гипнотизировать меня, но  для  чего, я не знаю. Я  пришел сюда по

своей    проблеме    после    того,   как    без    всяких   результатов   я

„психоанализировался"   в  течение   2,5   лет,  промывал  себе  мозги

транквилизаторами и  психоанализом еще полгода, а теперь через  два часа вы,

ничего не делая, внедрили в меня уверенность, что я справлюсь с этим". Я дал

ему ничего не говорящий ответ, что  лечение происходит  внутри пациента, что

время --  прежде  всего  катализатор. На это он  заметил:  "Ну, катализатор,

готовьтесь!  Если  я  смог   потратить  три  года  жизни  на  психоанализ  и

транквилизаторы, становясь все хуже, а теперь за два часа я становлюсь лучше

(отметьте употребление местоимения первого лица), наблюдая, как вы пишете, в

вашем распоряжении все мое  время. Это  удивительно, прийти в офис  и домой,

обедать, встречаться  со старыми друзьями, и  ведь тот анекдот моего клиента

был не так уж плох. Когда будет наша следующая встреча?".

     Автор  просил   его   прийти   через   неделю   и  дать   волю   своему

подсознательному   разуму  поработать  над  своей  проблемой,   сколько  ему

потребуется.

     Неделю  спустя  пациент  вошел  в  кабинет   и  спросил   с   некоторым

замешательством: "Все идет хорошо. У  меня были приступы  паники всю неделю,

не очень сильные, но довольно странные. Они все происходили не в тех местах,

как раньше. Я регулярно выполняю свою работу так, как я хочу. Я повысил свою

нагрузку. Я  вхожу в свой  офис и ухожу из него, и  все  бывает  хорошо.  Но

происходит нечто глупое. Я  надеваю один ботинок вполне  свободно, но только

беру  второй, тяжелый  приступ паники охватывает меня, потом исчезает,  и  я

спокойно  надеваю  второй. Я въезжаю  в  гараж, выключаю  зажигание, запираю

дверь гаража, и паника набрасывается на меня. Но в тот момент, когда я кладу

ключи от машины в  карман, паника уходит. Больше того, каждый приступ паники

меня все больше забавляет, это глупо и  нелепо. Я даже не против них. Просто

смешно,  как человек  может так паниковать и страдать, как это было со  мной

раньше".

     "Интересно,  не является ли причиной этих приступов паники  раздражение

моей жены по отношению ко мне. Она  всегда хотела, чтобы  я на  все  смотрел

так, как  она  хочет  и меня это всегда  доводило до сумасшествия. Поэтому я

думаю, не впадаю ли  я в  панику, потому что она так раздражает мою жену. Вы

знаете,  я думаю, что это -- первопричина всего.  Я подозреваю, что каким-то

образом вы  заставляете  меня разорвать старую проблему  на мелкие кусочки и

разбросать  ее во все  стороны наподобие конфетти.  Интересно, почему за три

года я никогда не рассказывал  моему аналитику об антагонизме моей  жены. По

четыре-пять  часов  в течение трех лет  он  выуживал  из меня  всякие мысли.

Почему я вам все это говорю? Вы никогда меня об этом  не спрашивали! Ах, да,

я два дня играл  в гольф  так, как мне это всегда нравилось  -- без выпивок,

без паники. Затем по пути сюда  у меня опять возникла паника,  когда я вышел

из  здания  офиса, и поэтому  я пошел в  соседний бар, заказал  три  двойных

виски, заплатил за них, посмотрел на все три стакана, стоящих передо мной, и

понял,  что ни разу  в жизни  не видел  более глупой вещи, чем эта. Поэтому,

хотя бармен и стоял, уставившись на меня и на нетронутые стаканы, я вышел. У

меня уже не было никакой паники".

     "Сейчас вы уже полчаса  записываете  то, что я вам рассказываю, и  часы

говорят, что сейчас уже половина первого,  а  я хочу  заключить пари, что  в

следующий  раз,  когда я взгляну на них,  они покажут, что уже  час". (Намек

этого замечания очевиден.)

     Автор медленно и серьезно ответил ему: "Вы совершенно правы". Его глаза

сразу  же  закрылись,  и у  него  возникло глубокое состояние  транса. Автор

попросил  его  вкратце  дать  обзор тех  успехов,  которые он  сделал, и ему

медленно зачитали  отчет о предыдущей беседе. Пока он  слушал,  он  медленно

кивал головой в знак согласия.

     Точно в  час автор сказал пациенту:  "Как вы и  сказали,  сейчас  ровно

час".  Он  проснулся, потянулся, зевнул и сказал: "На следующей неделе в это

же время, не так ли?".

     Такая встреча была назначена.

     Когда  он  уходил из кабинета,  он заметил: "Я читаю  эту  удивительную

книгу. (Вынимает из  кармана.) Не  хотите прочесть  ее, когда  я кончу?" Его

уверили, что это будет огромным удовольствием для автора.

     Следующая встреча была самой обнадеживающей. Когда он вышел, он сказал:

"Мне  нравится беседовать  с вами. Я  теперь понимаю. В течение многих лет у

меня подсознательно накапливалось неприязнь к жене только в одном отношении.

Ее отец умер, когда она была еще ребенком, и ее  мать поклялась, что заменит

отца своей  маленькой дочери. Она и  была им. Да  и  сейчас тоже, а моя жена

очень похожа на свою  мать. Она дома  ходит  все время  в брюках. И моих,  и

моего сына тоже. Во всех отношениях она ведет себя дома  как  мужчина. Но мы

так подходили друг к другу во всех других отношениях, и мы так  нежно любили

друг  друга, и  она  всегда  решает все вопросы верно. Дело в том,  что  мне

хотелось бы получить от нее  разрешение решать так же, как  решает она. Нет,

неверно. Мне  не нужно разрешение. Я хочу  решать и заставить ее соглашаться

со  мной, потому  что мое решение верно, вместо того, чтобы соглашаться с ее

решениями,  потому  что  они  бывают такими,  какие я  тоже мог  бы принять.

Странно,   но  за  три  года  я  не  говорил  об  этом   ни  разу  со  своим

психоаналитиком.  Мне интересно, почему я вам рассказал все это, хотя  я так

плохо думал о гипнозе. А  в  прошлое воскресенье я рассмеялся  про себя. Моя

жена  заявила, что она повезет меня  и детей на  аттракцион, который я хотел

посмотреть, и она  знает об этом. Но я решил, что останусь дома  и сказал ей

об  этом. Мне это очень понравилось. Стоило ради  этого даже пропустить  это

развлечение.  Я чувствовал себя  счастливым маленьким  мальчиком,  который с

успехом утвердил себя".

     "Теперь,  с  вашего  разрешения,  я хочу...  Нет,  мне  не  нужно  ваше

разрешение, поскольку я  решил сделать так и делал почти  целую  неделю. Вот

что я делал. Первый день, когда  я сел  в машину, я намеренно  вызвал у себя

короткий приступ паники примерно через один-два квартала после дома, а потом

спокойно ехал на работу. На следующий день я проехал немного  дальше и вновь

вызвал  более короткий  приступ паники, а потом ехал  дальше.  То же самое я

делал, когда возвращался  домой. У меня только должно оставаться  достаточно

времени для 4--5 приступов паники. Потом я покончу с этим. Но я не перестану

ходить к вам. Мне  нужно беседовать с вами хотя бы раз в  неделю, если вы не

возражаете. Я буду платить за это".

     Терапия и дальше проходила таким же образом: сначала рассказ пациента о

собственном поведении без каких-либо комментариев со стороны автора  и общий

разговор на различные,  связанные с рассказом пациента темы. Таким  образом,

пациент  брал ответственность за  лечение  на себя, делая это  по-своему, со

своей скоростью.

     Он  все еще продолжал  посещать  автора раз в неделю, иногда  чисто  на

уровне общения, иногда  для обсуждения поведения  своих детей-подростков, но

не как проблемы, а  как отличия  от своего поведения в  том же возрасте. Его

собственные  затруднения  исчезли,  если  говорить  о  каких-то затруднениях

личности. То, что он  хочет  платить психиатру за свои неофициальные визиты,

дает основание  предположить, что  где-то подсознательно этот пациент  хочет

получать гарантии для дружеских отношений с автором  на долгий срок, который

помог  ему   добиться  удовлетворения  чувства  мужского  превосходства,  не

заставлял его пройти через длительные, унизительные поиски лечения, а просто

перенес   всю   ответственность   за  лечение  на  самого   пациента  и  его

подсознательный разум. Однако, по мере того, как проходит  время, становится

очевидным тот  факт, что  эти  визиты  станут как  можно  реже.  Часто стали

упоминаться  планы на лето, а  они сделают эти  визиты неприемлемыми.  Таким

образом,  его  подсознательный  разум  сообщает  автору  о   планируемом  им

завершении  лечения.  Но пока  остается неизменным  то,  что  он  впадает  в

спонтанный  транс  на 5--10 минут, когда его часовой  визит  приближается  к

концу. В этом трансе он хранит молчание, и автор тоже.

     Такие  же  терапевтические  процедуры были  использованы и  в  прошлом,

конечно,  не точно  так  же,  но очень похожим образом.  Один  из пациентов,

договариваясь о следующей встрече, всегда говорил,  обосновывая свою просьбу

о  визите к  врачу, такую фразу: "...  так, чтобы я  мог  перезарядить  свои

батареи", имея  в виду состояние транса,  иногда приносящие пользу внушения,

иногда  просто  транс.  Другие  пациенты вступают, казалось бы в  ничего  не

значащий разговор,  иногда  прерывая  его  для транса. Таких терапевтических

процедур  было  достаточно, чтобы добиться удовлетворительных результатов на

долгий срок.

Второй рабочий эксперимент

     Неожиданно возникла еще одна возможность проверить вышеописанный метод.

24-летняя девушка,  которая страдала от  визуальных и звуковых галлюцинаций,

носящих  характер  преследования, проявляла такой  антагонизм и  агрессию по

отношению  к  своим  двум сестрам  и родителям, что в 1961  году ее пришлось

госпитализировать в психиатрическую клинику, где ей  был  поставлен диагноз:

параноидная форма шизофрении. Прогноз был весьма неутешительным.

     Была предпринята  психотерапия, "психодинамически ориентированная"; это

лечение   проводилось   различными   психиатрами-психоаналитиками.  Девушка,

студентка колледжа,  обладающая  высоким интеллектом,  издевалась над  ними,

высмеивала психоаналитические понятия  и принципы, ставила психоаналитиков в

такое  положение,  что им приходилось защищать самих  себя, злила  их; и они

пришли  к  заключению,  что   она   не  поддается  никакому   лечению.  Было

рекомендовано лечение электрошоком, но  от этого отказались и родственники и

сама пациентка. (Отец, стоматолог, советовался по этому вопросу  еще с двумя

квалифицированными психотерапевтами, которые  не  рекомендовали  электрошок,

так  как,  по их мнению, этот  метод не давал  никаких гарантий на успех.  В

конце  концов, и  отец  пациентки,  и сама  пациентка  наотрез отказались от

электрошока.  Пациентка просто заявила: "Я не хочу,  чтобы  из мозгов делали

яичницу-болтунью, нажимая на кнопку за 30 долларов".)

     При встрече  с пациенткой автор спросил, чего  она  хочет  от него. Она

заявила следующее: "У меня есть родственники, которые считают, что вы можете

загипнотизировать меня до здравого смысла, как они  это  называют. Боже мой,

как  я их ненавижу.  Поэтому  они буквально унесли  меня из  государственной

больницы  и с такой  охотой привезли сюда. Ну, а  теперь, каким  образом  вы

будете строить из себя клоуна?"

     "Надеюсь, что  этого  вообще не произойдет, независимо от того,  что  у

меня есть для этого потенциальные возможности. Я не собираюсь подвергать вас

психоанализу, я  не собираюсь  выслушивать вашу  историю.  Мне нет  дела  до

вашего эдипова комплекса и анальной фазы.  Я не хочу пробовать на вас методы

Роршаха или Т. А. Т.  Я  хочу показать вам письмо от вашего отца (в основном

там говорится: "Моя дочь, студентка колледжа,  22 лет, психически больна. Не

возьметесь  ли  вы за  ее  лечение?") и  мой  ответ ему, который  сводится к

следующему: „Я буду рад видеть вашу дочь на консультации". У меня есть

к   вам  только   один   вопрос:   „В   чем,  в   какой   области   вы

специализировались в колледже?""

     Она  ответила: "Я  собиралась  специализироваться в психологии, но дела

пошли плохо, так что я перешла  на английский язык еще на первом курсе. Но я

много читала об этой ерунде, которую называют психологией.  И  я по уши сыта

психоанализом".

     "Хорошо,  тогда  мне  не  придется  тратить  ни  ваше, ни  свое  время.

Понимаете, все, что я хочу, так это определить, сможем  ли  мы  понять  друг

друга. Так будьте терпеливы со мной  и  позвольте мне  поговорить. Вы пришли

сюда на двухчасовой сеанс, и, поскольку  вы собираетесь здесь скучать, пусть

эта скука будет настоящей!"

     На это она быстро сказала: "Ну, вы, по крайней мере, честный человек. А

то ведь большинство психиатров думает, что они очень интересные люди".

     Тогда  очень быстро автор  объяснил,  что  он  собирается  прочесть  ей

статью, которую только что написал (она  заметила: "Что-нибудь такое,  чтобы

привлечь публику,  не  так  ли?") и  сразу  же, как  и  в предыдущем случае,

попросил  поставить  на  пол  обе  ноги, положить руки на колени, пристально

следить за часами, быть уверенной  в том, что  она должна только "перенести"

скучное чтение, а "не засыпать". (Она  знала, что автор применяет гипноз, но

такое  внушение  исключало  у  нее   всякую  мысль   о  том,  что  он  будет

использован.)

     Как  и в предыдущем случае, ей почти  дословно  было прочитано описание

метода. Единственная  разница состояла в том, что автор читал более медленно

и сначала очень часто повторял  некоторые отрывки, слегка изменяя слова,  но

не сущность и значение этих частей.

     Сначала  на ее  лице сохранялось выражение  презрительной  насмешки, но

вдруг она с  удивлением  воскликнула: "У меня поднимается  правая рука. Я не

верю  этому,  но  это  так".  Когда  автор  спросил  ее,  не  думает  ли  ее

подсознательный разум, что он может общаться с  ним,  автором, она изумленно

заявила: "Моя голова кивает „да", и я ничего не могу с ней поделать, и

указательный  палец  на  правой  руке  тоже  поднимается.  Может  быть,  мой

подсознательный  ум   может   общаться  с  вами,  но   только  заставьте  их

остановиться".

     "Если ваш подсознательный разум захочет остановить их, то может сделать

это сам", -- было ей ответом.

     Почти  тут  же  она сказала: "Ох, они  остановились. Так, теперь, может

быть,  вы зададите мне вопрос, и я смогу понять то, что, как  я думаю,  меня

подавляет. Пожалуйста, действуйте!"

     Ее  глаза закрылись,  развился спонтанный транс, был  твердо установлен

раппорт с автором  прежде, чем кончились  два часа  сеанса,  а девушка стала

теперь   очень  страстным,   контактным   и   послушным   пациентом,   делая

замечательные успехи.

     Это   еще  один  незапланированный  рабочий  эксперимент,  подсказанный

открытой  враждебностью в начале сеанса. Автор проработал с ней  не менее 10

часов, когда  ее родители выразили уверенность, что она стала гораздо лучше,

чем когда-либо вообще в жизни. Однако она со смехом утверждала:

     "Вы не жили с такой смесью идей и мыслей, как жила я довольно давно, не

понимая, что существует ужасная взаимосвязь во всех наших мыслях. Я хочу еще

полечиться у вас, чтобы научиться понимать себя".

     После  первых 10  часов работы пациентка  вновь  продолжила  занятия  в

колледже,  она  прекрасно  учится  и  посещает  автора  раз  в  неделю.  Она

объективно смотрит  на прошлые свои симптомы,  как на  эмоциональные  бурные

проявления, принадлежащие к  прошлому, и терапевтический сеанс у нее  обычно

заканчивается спонтанным трансом длительностью 15--20 минут.

Третий рабочий эксперимент

     Прежде чем эта статья приняла окончательную форму и была отпечатана,  в

кабинете появился  третий пациент  с совершенно другим типом  сопротивления.

Автор  сразу понял  ее состояние.  Пациентка вошла, твердо, неподвижно держа

свое тело и осторожно ступая. Правая сторона ее лица была ассиметрична.

     Она говорила  ясно  и четко, стараясь выговаривать слова левой стороной

рта, зрачок ее правого  глаза был явно  сужен,  движения  правой  руки  были

ограниченными  и сдержанными,  и  когда она  подносила руку к правой стороне

лица,  эти движения были  гораздо  медленнее  и  осторожнее  по  сравнению с

движениями   левой  руки,   которые   были  свободными,   легкими  и   очень

выразительными.  Чтобы избавить пациентку от  необходимости  много говорить,

автор сразу же спросил ее:

     "Давно у вас  невралгия тройничного нерва? Отвечайте как можно короче и

медленно, так как мне не нужно знать всю историю вашей болезни, чтобы начать

ваше лечение".

     Ее  ответом было: "С  мая 1959 года, мне советовали хирургию, спиртовые

инъекции; и  в конце  концов  сказали,  что  нет  для меня лечения, я должна

примириться  и  терпеть  это   всю   жизнь,  (по  щекам  текли  слезы),  мой

друг-психиатр сказал, что, может быть, вы поможете".

     "Вы работаете?"

     "Нет, ушла из-за болезни, психиатр уговорил меня посетить вас и сказал,

что я получу помощь".

     "Хотите получить помощь?"

     "Да".

     "Не быстрее, чем я смогу это сделать?" (То есть, примет ли она помощь с

той скоростью, которую я сочту нужной. Я не хотел, чтобы она ждала какого-то

чуда лечения).

     "Да".

     "Могу ли я начать работу прямо сейчас?"

     "Да, пожалуйста,  врачи во всех  клиниках  беспомощны. Все наслаждаются

жизнью, а я не могу. Я не могу жить со своим мужем, нет ничего, только боль,

нет надежды, врачи смеются надо мной, я пришла к вам за гипнозом".

     "Кто-нибудь говорил о психогенном характере боли?"

     "Нет,  ни  психиатры,  ни  невропатологи.  С  мая  все  говорят --  мое

заболевание органическое, а не психогенное".

     "И что они вам советуют?"

     "Терпеть; хирургия, спирт -- последнее средство".

     "Вы думаете, что гипноз поможет вам?"

     "Нет, мое заболевание органическое, а гипноз -- психологический метод".

     "Что вы едите?"

     "Жидкость".

     "Сколько времени вы тратите на стакан молока?"

     "Час и больше".

     "Наиболее чувствительные места?"

     Колеблясь, она показала на щеку, нос и лоб.

     "Так вы действительно думаете, что гипноз  вам не поможет? Так зачем же

вы пришли ко мне?"

     "Ничто  не помогает,  просто еще одна попытка, пусть  еще одни денежные

затраты. Все говорят, нет лечения. Я читала медицинские книги".

     Это была далеко не удовлетворительная история,  но простота и честность

ее  ответов, все  ее  манеры  и  поведение  убедительно  свидетельствовали о

характере  ее болезни,  острый  и  ослабляющий  ее  характер, реальность  ее

агонизирующих болей и  ее чувства отчаяния. Она Не могла контролировать свою

боль;  это не способствовало успеху гипноза; она  хорошо приспосабливалась в

течение  30--40  месяцев из 60 месяцев болезни,  а  потом  стала  испытывать

неуправляемые  боли  с  короткими  периодами  облегчения,  и  все  уважаемые

медицинские  авторитеты  заявили,  что  она  неизлечима,  и  советовали   ей

"научиться жить с  этой болезнью" и  только  в качестве  последнего средства

попробовать   хирургию  или  спиртовые  инъекции.  Ей   сообщили,  что  даже

хирургическое вмешательство не всегда бывает  успешным, а остаточные явления

после  операции могут быть тяжелыми.  Только один человек, психиатр, который

знал  автора,  посоветовал  ей  попробовать  гипноз  в  качестве  "возможной

помощи".

     Учитывая такой  фон  и такие  условия, основанные на  длительном опыте,

автор решил, что прямой гипноз  может оказаться бесполезным. Соответственно,

был использован  метод для сопротивляющихся пациентов. Ее попросили посидеть

спокойно  и понаблюдать за  автором, что она сделала  с вниманием  отчаяния.

Сначала без всякого внушения в голосе  автор  сказал: "Прежде  чем  я  начну

что-либо  делать, я хочу вам кое-что объяснить.  А потом  мы начнем".  Очень

осторожно она кивнула головой в знак согласия.

     Тогда  автор  сразу  же перешел  к  толкованию  вышеописанного  метода,

открыто обращаясь к рукописи и повторяя ее как можно буквальнее.

     Она реагировала  на это очень легко, демонстрируя идеомоторные движения

головой и каталепсию рук.

     К этому методу автор прибавил несколько дополнительных положений о том,

что он рассказывает не  об адекватной  истории, что ее подсознательный разум

произведет поиск среди всех ее воспоминаний, что она будет свободно (сделать

что-то  свободно  означает  сделать  удобно)  сообщаться  с  любым  из  этих

воспоминаний и  со всей нужной информацией,  что произойдет тщательный поиск

ее подсознательным  разумом всех  возможных путей  и средств  для  контроля,

изменения, переосмысления, уменьшения  болей, а также любых действий,  чтобы

удовлетворить ее нужды, потребности. Потом ей было сделано постгипнотическое

внушение о том, что она снова будет сидеть в этом же кресле,  и только от ее

подсознательного разума и ее желания будет  зависеть, поймет  ли она автора.

Медленно, настойчиво она утвердительно кивнула головой в знак согласия.

     Она  была  выведена из  состояния транса  словами:  "Как  я  только что

сказал:  „Прежде  чем я  начну  что-либо  делать,  я хочу вам  кое-что

объяснить. Потом  мы  начнем"".  Затем  автор  добавил  с  многозначительной

модуляцией в голосе: "С вами все в порядке?" Она медленно, минуты через две,

открыла  глаза, слегка  сменила положение тела, покачала пальцами,  стиснула

руки  и ответила  очень  легко  и спокойно,  что  заметно отличалось  от  ее

тщательно, с трудом выговариваемых слов:

     "Все очень  хорошо". Тут же она  удивленно воскликнула:  "Боже мой, что

случилось! Мой голос в порядке, мне не больно говорить". С этими словами она

осторожно  закрыла  рот  и  медленно сжала жевательные  мышцы. Затем  быстро

открыла  рот и  сказала:  "Нет,  невралгия  все еще такая же сильная, как  и

раньше, но говорить мне не больно. Это  странно. Я  ничего не понимаю. С тех

пор как началась  моя болезнь, я почти  не  могла говорить  и не чувствовала

даже воздуха на особо чувствительных точках". Она помахала рукой около носа,

правой щеки и лба, а  потом  слегка дотронулась до носа, в  результате  чего

возник спазм острой боли.

     Когда боль утихла, пациентка сказала:  "Я не собираюсь пробовать другие

болезненные  точки, хотя в моем лице сейчас другие ощущения, и  я  нормально

разговариваю".

     Автор  спросил  ее:  "Сколько времени  вы находитесь  в этой  комнате?"

Удивленно она заметила: "5  минут,  самое  большее около 10, но не  больше".

Автор  повернул  к ней циферблатом настольные часы (он  осторожно изменил их

положение,  конца   она  была  в  состоянии   транса).  С  чувством   явного

замешательства она воскликнула: "Но это невозможно. Часы говорят, что прошло

более одного  часа!"  Сделав паузу,  она посмотрела на  свои наручные часы и

снова сказала  (так  как  и эти  часы  показывали  это  же  время):  "Но это

невероятно!",  на  что   автор  заметил  намеренно   подчеркнуто:  "Да,  это

совершенно непонятно и невероятно, но не в этом кабинете".  (Читатель, но не

пациент, легко поймет, что это -- постгипнотическое косвенное внушение.)

     Ей  была  назначена встреча  на следующий  день, и она  быстро вышла из

кабинета.

     Когда в следующий раз она вошла в кабинет, прежде  чем она заняла  свое

место, автор ее спросил: "Как вы спали эту ночь? Видели какой-нибудь сон?"

     "Нет, никаких снов. Но я то и дело в течение ночи просыпалась, и у меня

в голове все время была  странная мысль,  что  я  просыпаюсь для того, чтобы

отдохнуть ото сна или что-то в этом роде".

     Автор ей объяснил: "Ваш подсознательный ум понимает все очень  хорошо и

может  много  и  упорно работать,  но сначала я  хочу  услышать от вас  вашу

историю, прежде чем мы начнем работать,  поэтому садитесь и просто отвечайте

на мои вопросы".

     Расспросы показали, что у пациентки был хорошо налаженный  родительский

дом, счастливое детство и счастливые годы учебы в колледже, счастливый брак,

хорошее  имущественное  положение, достаточно успешное положение в обществе,

хорошая работа.  Кроме того, оказалось,  что  первый приступ  болезни  у нее

появился  в 1959 году,  продолжался  почти 18 месяцев, в течение которых она

обращалась за  помощью к врачам-терапевтам и хирургам в известных  клиниках,

прошла психиатрические  проверки по выявлению возможных психогенных факторов

и консультировалась у разных  выдающихся неврологов. Она работала  в области

социальной психиатрии,  имела привычку весело,  но тихо насвистывать веселые

мелодии почти постоянно, находясь  на работе и идя по улице. Ее очень любили

коллеги. Она  также объяснила, что обратилась к автору по совету его старого

приятеля, но все остальные окружающие ее люди крайне неодобрительно говорили

о гипнозе.  К этому  она еще добавила: "Только  встреча с  медиком,  который

пользуется  гипнозом, уже помогла мне.  Я могу легко разговаривать и сегодня

утром выпила  стакан молока  менее, чем за 5  минут, а обычно это занимает у

меня час и даже больше, поэтому не было ошибкой прийти сюда".

     Автор ответил ей: "Я рад этому". У нее сверкнули глаза, и она спонтанно

впала в состояние транса.

     Автор не  будет приводить  детально косвенные внушения, направленные на

то, чтобы  заставить  ее  подсознательно делать то, что она сама захочет. Те

частичные замечания,  замечания  с намеками, двойные связи, наложение одного

на другое,  не связанное,  казалось бы,  с  предыдущим,  кажутся  ничего  не

значащими, когда о  них читаешь.  Ведь  когда  говоришь, то  придаешь  своим

словам соответствующую интонацию, делаешь ударение там,  где считаешь нужным

в данный момент, делаешь  паузы, осуществляешь там, где нужно, двойные связи

и наложения  --  все для  того, чтобы создать и ввести в действие целый  ряд

различных аспектов деятельности пациента, для чего  можно придумать и  целый

ряд замаскированных команд. Например, было заявление о том, что  разгрызание

грецкого ореха зубами на правой стороне рта будет, конечно, болезненным, но,

слава богу, у нее  достаточно здравого смысла  не пытаться  грызть грецкие и

кедровые орехи зубами, особенно на правой стороне рта, потому  что это будет

очень  болезненно,  не  так,  как  вообще  при   приеме  пищи.  Здесь  очень

выразительно прозвучал намек на то, что прием пищи не так уж и болезнен. Еще

один  пример:  "Так  жаль,  что  первый  кусочек  этого  прекрасного филе из

скумбрии будет очень болезненным,  но зато остальное просто  восхитительно".

Снова намек, который полностью  не осознается пациенткой,  так как автор тут

же переходит на внушения какого-то другого типа.

     На  втором  сеансе  она  была  выведена  из  состояния  транса  простым

замечанием:  "Ну,  на  сегодня  хватит".  Она  медленно   пришла  в  себя  и

выжидательно взглянула на автора. Он многозначительно посмотрел на часы. Она

начала  объяснять: "Но  я  только что  вошла в кабинет  и рассказала  вам  о

молоке,  а  (глядя  на  часы) прошел  уже  целый час!  Куда  уходит  время!"

Непринужденно, легкомысленно, так, чтобы она не  могла заподозрить,  что это

ответ,  автор  сказал: "О,  потерянное время  ушло,  чтобы присоединиться  к

потерянной боли!" Затем ей  вручили карточку с  указанием времени встречи на

следующий день и выпроводили из кабинета.

     На следующий день она пришла в кабинет и тут же сказала: "Вчера вечером

я ела филе скумбрии, первый  кусочек вызвал  страшный приступ боли. Но потом

все было  хорошо.  Вы  не представляете, как это  было хорошо и смешно, что,

когда  я причесывала  волосы  сегодня утром, я,  как  глупая девчонка, стала

дергать  себя за  локоны. Это  вызвало  у меня очень глупое  ощущение, но  я

сделала это и наблюдала за своим  странным поведением, и я заметила, что моя

рука несколько раз опускалась на лоб. Он  перестал быть  болезненным местом.

Смотрите (показывает), я могу дотрагиваться до него в любом месте".

     В конце четырех сеансов, длившихся по одному часу, ее боль прошла, а на

пятом она задала следующий вопрос: "Может быть, мне нужно вернуться  домой?"

Улыбаясь,  в шутливой  манере, автор  ответил: "Но вы  еще не научились, как

преодолевать рецидивы!". У нее сразу же затуманились глаза, потом закрылись,

возник глубокий  транс,  и автор заметил: "Всегда приятно  себя  чувствуешь,

когда перестаешь бить молотком по большому пальцу".

     Возникла  пауза, потом ее тело сжалось от неожиданного приступа боли, а

потом очень быстро расслабилось, и она улыбнулась счастливой  улыбкой. Автор

небрежно сказал: "О, фу,  вам  нужно  побольше практики; выработайте у  себя

умение потеть раз шесть, тогда это заставит вас действительно понять, что  у

вас имеется отличная  практика". (Небрежность не может относиться к  опасной

или угрожающей  ситуации, выход из которой, конечно, приятен).  Она послушно

сделала то, о чем ее просили, и капли пота показались на ее лбу. Когда она в

конце концов расслабилась,  было  сделано  замечание:  "Честный труд  всегда

вызывает капли  пота на лбу; вот коробки с салфетками, вытрите  свое  лицо!"

Сняв  очки и  находясь еще в состоянии транса, она взяла салфетку и протерла

лицо. Она вытерла правую щеку и нос так же быстро и легко, как и болезненную

часть  лица.  Прямо  автор  об  этом  уже не говорил,  но  сделал  кажущееся

неуместным замечание: "Вы знаете, приятно выполнять что-то очень хорошо и не

осознавать этого". Она выглядела просто  изумленной, но по ее лицу пробежала

усмешка  удовлетворенности. (Ее подсознательное мышление еще  "не разделяло"

потерю болезненных точек на щеке и носе с сознательным мышлением.)

     Она была приведена в себя заявлением: "Ну, а  теперь, до завтра", -- ей

дали карточку о времени следующей встречи и быстро отпустили домой.

     Когда она вошла в кабинет на следующий день, она заметила: "Я просто  в

растерянности сегодня. Мне  не нужно сюда  приходить, но я здесь, и не знаю,

почему. Все,  что я понимаю, так это то, что у бифштекса очень хороший вкус,

что я смогу спать на правой стороне, и все в порядке, но я здесь".

     Автор ответил ей так:  "Разумеется,  вы  здесь, садитесь,  и я расскажу

вам, почему. Сегодня у  вас так называемый день сомнений, так как любой, кто

утратил так быстро невралгию тройничного нерва, будет  подвержен целому ряду

сомнений.  Итак,   хлопните  сильно  по  своей  левой   щеке".   Она  быстро

подчинилась, нанесла себе сильный удар и засмеялась, сказав:

     "Я очень послушная, и удар довольно сильный".

     Зевнув и потянувшись, автор сказал: "А теперь таким же образом хлопните

себя по  правой щеке".  Сначала  она немного поколебалась, но потом хлопнула

себя, заметно ослабив удар по  сравнению с первым. Автор насмешливо заметил:

"Слабый удар, слабый; были у вас сомнения, не так ли? Но  как чувствует себя

ваше лицо?" С выражением удивления она сказала:

     "Все в порядке.  Болезненные точки исчезли, и боли нет". -- "Правильно.

Теперь делайте то, что я сказал вам, и больше не ослабляйте удар". (Никто не

говорит,  зевая,  потягиваясь,  с насмешкой с  пациентом,  у которого  может

возникнуть агонизирующая боль, но она  не была в состоянии  проанализировать

это.)

     Быстро и сильно она хлопнула по правой  щеке и по носу, нахмурив брови,

и  заметила:  "У  меня  были сомнения в первый раз, а  сейчас  у меня их нет

совсем. Даже относительно своего носа, потому что я тоже  его  задела, но не

обратила внимания".

     Она сделала паузу, а  потом сильно ударила кулаком по своему лбу. После

этого  пациентка заметила:  "Ну,  конец всем  сомнениям!"  Тон ее голоса был

веселым и очень довольным. На это автор в том же духе сказал:  "Удивительно,

как некоторые люди буквально  вколачивают в свою голову самое незначительное

понимание". Она немедленно ответила: "Очевидно, в ней  есть пространство для

этого". Мы оба  рассмеялись  и  потом, неожиданно сменив тон на серьезный  и

напряженный, автор заявил ей, медленно, выразительно выговаривая слова:

     "Есть  еще  одна  вещь,   которую  я  хочу  сказать  вам".   Ее   глаза

затуманились, возникло глубокое состояние транса. С тщательной выразительной

дикцией ей было сделано следующее постгипнотическое внушение: "Вам  нравится

насвистывать, вы любите музыку, вам нравятся хорошие  умные  песни. Теперь я

хочу,  чтобы  вы  сочинили  песню  и мелодию, используя  слова „Я могу

получить тебя в  любое время, как  захочу,  но,  беби, не придет тот момент,

когда  я захочу тебя". И с этих пор и навсегда, пока вы будете  насвистывать

эту мелодию, вы будете понимать и знать, а что, мне не нужно объяснять,  так

как  вы сами знаете". Она медленно  кивнула головой в  знак  согласия. (Груз

ответственности лежал на ней, средства были ее собственными средствами.)

     Ее разбудили простым заявлением:  "Время  проходит действительно  очень

быстро, не так ли?" Она быстро проснулась, посмотрела на часы  и сказала: "Я

никогда не пойму этого". Прежде чем она смогла  преодолеть свою мысль, автор

прервал ее словами:  "Ну,  дело сделано,  и этого  нельзя  изменить; поэтому

пусть  мертвые сами  хоронят своих  мертвецов.  Придите только завтра, чтобы

сказать мне „Доброе утро" и поезжайте домой завтра, и  пусть следующее

утро  будет добрым, и  следующее,  и следующее, все другие  добрые утра были

всегда с вами. В  это же  время". (Имеет в виду свидание на следующий день в

тот же час.) Она без промедления вышла из кабинета.

     Последняя   беседа  была  просто  глубоким   трансом,  систематическим,

подробным  обсуждением ею  самой внутри  собственного разума всех  действий,

достижений  и настойчивая просьба верить  в силу  потенциальных способностей

своего тела при  удовлетворении своих  потребностей и  быть "очень веселой",

когда скептики будут внушать вам, что у вас были и раньше периоды ослабления

вашей  болезни,  за которыми  следовали  новые  приступы. (Автор хорошо знал

мертвящую силу  скептических замечаний и возрождения ятрогенной  болезни.) С

момента   ее  возвращения  домой  от  нее  было   получено  письмо,  которое

подтверждало,  что болей  у  нее  нет,  и  что невролог,  настроенный против

гипноза,  долго  спорил с  ней,  настаивал на том,  что ее  облегчение носит

переходный  характер,  и  скоро  настанет  рецидив  (непроизвольная  попытка

вызвать ятрогенную болезнь). Она писала, что его аргументы только позабавили

ее, так почти буквально она процитировала постгипнотические внушения автора.

Анализ и комментарии

     В предыдущих комментариях автор несколько раз косвенно и прямо говорил,

что индукция  гипнотических состояний и явлений прежде  всего является делом

коммуникации мыслей  и  понятий  и создает цепочки  мыслей  и  ассоциаций во

внутреннем мире пациента, что определяет его последующее ответное поведение.

В задачу психотерапевта не входит делать что-либо и даже говорить  пациенту,

что делать или как делать.

     Когда транс создается таким образом, эти состояния являются результатом

идей,   ассоциаций,   психических,   умственных   процессов,   которые   уже

существовали у пациента, а теперь  были пробуждены им самим.  Однако  многие

исследователи рассматривают свои действия  и свои мнения и желания  как силы

воздействия, и  они  неверно  полагают,  что  их  собственные  высказывания,

обращенные  к  субъекту,  вызывают  определенные   реакции  и,  кажется,  не

понимают, что  то,  что  они  говорят  и  делают,  служит  только  средством

стимулирования  и  возбуждения  у  субъектов   прошлых  навыков,  понятий  и

чувственных приобретений, которые они получили сознательно и подсознательно.

Например, утвердительный кивок головой  и отрицательное  покачивание головой

представляет  собой намеренный, обдуманный, управляемый навык, а это  нечто,

что  становится   частью  вербальной   или  невербальной  коммуникации,  или

выражением  умственных  процессов  человека,  который думает,  что он просто

слушает доктора,  обращающегося к аудитории, что сам он не осознает,  но что

понятно окружающим. Еще один пример: человек учится говорить и ассоциировать

свою речь со слухом, а нам нужно только  пронаблюдать за маленьким ребенком,

который  учится  читать,  чтобы  понять,  что  напечатанное  слово,  как   и

произнесенное слово, становится связанным с движением  губ  и, как  показали

эксперименты,  с  подсознательной  гортанной  речью.   Следовательно,  когда

человек, страдающий  сильным  заиканием,  пытается говорить, то от слушателя

требуется определенное усилие, чтобы удержать свои губы и язык от движения и

не произносить слова  за заику. Однако до сих пор никто  не придумал способа

заставить слушателя двигать губами и  языком и  произносить  слова за заику.

Заика тоже  не хочет, чтобы это делал другой человек  -- он даже сердится на

это. Но этот, приходящий из опыта жизни навык приобретается подсознательно и

вызван стимулами,  даже  не предназначенными для этого, но  которые вводят в

действие умственные процессы  внутри  слушателя  на  непроизвольном  уровне,

часто неуправляемом, хотя хорошо известно, что это может вызвать негодование

со стороны  заики. Классическая шутка в этой связи состоит в том, что заика,

подходя  к незнакомому  человеку, болезненно выговаривает  просьбу  показать

дорогу. Незнакомец показывает  на свои уши и трясет отрицательно  головой, а

заика  повторяет свой  вопрос  другому  прохожему, который показывает нужное

направление. Затем второй  прохожий спрашивает у первого незнакомца, который

показал,  что  он   глухой,  почему  тот  не  ответил,  и  слышит   в  ответ

произнесенное с заиканием: "Я не хочу, чтобы мне оторвали голову!" Его ответ

красноречиво показывает, что он  знает о своем собственном гневе,  когда ему

пытаются помочь говорить или смеются над ним.

     Однако, заика  ни  косвенно,  ни  прямо  не  просит  другого  человека,

произносить  за  него слова;  слушатель  знает,  что это  будет встречено  с

негодованием, и не хочет делать  этого; однако причиняющие страдания стимулы

от  слов,  произнесенных  с заиканием,  возбуждают  его  собственные,  давно

установившиеся  модели речи. Так обстоит дело и со стимулами,  словесными  и

прочими, используемыми в процессе индукции,  и никто  не  может предвидеть с

четкой  уверенностью,  как субъект  использует эти стимулы.  Можно назвать и

указать  возможные пути поведения субъекта  в  соответствии  с его навыками.

Следовательно,   важное    значение   приобретают   хорошо   организованные,

пространные,  допустимые внушения, а  ритуальный традиционный метод, слепо и

механически используемый, играет намного меньшую роль в этом процессе.

     В нескольких случаях автор книги имел возможность выполнить специальную

работу с пациентами с врожденной  глухотой и теми, что приобрели  глухоту на

нервной почве. Одним из них был мужчина, который приобрел глухоту на нервной

почве после 30 лет, а другим -- женщина, которая  оглохла  после 40 лет. Все

эти люди  умели читать по губам, хотя  большинство из них объясняли  автору,

что  "чтение по губам" было  "чтением  лица", и  все они знали  язык знаков.

Чтобы  доказать   это,  один  из  этих  глухих  пригласил  автора  послушать

воскресную  проповедь священника с густой  бородой и с помощью языка  знаков

переводил проповедь, чтобы показать, что он может "читать  по лицу", так как

тогда  автор понимал  язык  знаков. Дальнейшие  эксперименты  с  этим глухим

мужчиной  показали,  что,  если  священник  говорил  монотонным  голосом или

шепотом, то он не мог "читать по лицу".

     С этими  глухими был проведен  эксперимент, в котором им объяснили, что

ассистент  напишет  на  доске  различные  слова  и  что несколько  студентов

колледжа будут стоять  лицом к доске и молчаливо наблюдать за написанием, не

делая никаких комментариев. Им также объяснили, что по отдельности в кабинет

будут приводить  неизвестных  и сажать их  в кресло  лицом к  ним,  спиной к

доске,  и они будут сидеть лицом к ним, пока пишет ассистент. Им не сказали,

что неизвестные тоже глухие и могут читать по губам.

     Глухие пациенты  знали, что  им нужно "читать  по лицам", которые будут

находиться перед ними, и что они будут молча читать, что пишет ассистент, но

один дополнительный факт перед ними не раскрыли.

     Прекрасным  почерком,  большими   буквами  ассистент  написал  слова  с

различным количеством слогов. Только автор и ассистент знали, что слова были

написаны  так,  что  образовывали  по   форме   квадрат,   алмаз,  звезду  и

треугольник, размещая слова на стратегических точках по углам геометрических

фигур. Круг, последняя фигура,  раньше был написан  на черной картонке и был

повешен  на доску. Этот  круг был образован  из  самых коротких слов,  чтобы

легче читать, а также, чтобы легче узнать рисунок.

     Глухие пациенты сидели за барьером, достаточно высоким, чтобы скрыть их

руки. Пока ассистент писал, автор сидел так, чтобы он мог видеть только руки

глухих пациентов. Автор не  видел доски и не  знал порядка рисунков, и какие

были слова.  Но он  знал, что  список  возможных  слов  был составлен  им  и

ассистентом, но понадобится только около трети из них, и что ассистент будет

выбирать эти слова сам.

     Один  субъект  (глухая  женщина, которая  стала  страдать  глухотой  на

нервной  почве после  40  лет)  сделала отличное  начало. Ею были не  только

прочитаны слова по лицам сидящих пред нею и читающих про  себя, но и угаданы

фигуры, которые  они образуют. Больше того, она  рассказала автору  на языке

знаков,  что  закралась  какая-то  ошибка  в  словах  "квадрат",  "алмаз"  и

"треугольник", и произошло что-то странное со  словами  "звезда"  и  "круг".

Однако, нужно  добавить,  что  эта  женщина  страдала  параноидным психозом.

Никому другому не удалось дать таких результатов. Один из пациентов  дал все

ответы за исключением слова "круг". Он сказал на языке знаков, что последняя

серия слов была написана по-другому, но он не может объяснить, как он прочел

все  слова,  образующие круг. Другие  пациенты узнали все слова, но испытали

легкое смущение относительно слов,  записанных по кругу, и  пропустили слова

"круг" и  "звезда". Вся группа пациентов чувствовала, что они пропустили два

слова.  Всем  им, кроме женщины,  страдающей параноидным психозом, разрешили

посмотреть  на доску,  а наблюдатели были удивлены, увидев,  что неизвестные

прочли  по  выражению их лиц и написанные слова, и  фигуры, образуемые этими

словами.  Этот  эксперимент долго  не  выходил из головы  автора  в связи  с

разработкой своего подхода к индукции гипноза. Следовательно, помня о  своих

настоящих  желаниях,  автор  старался  создать  ситуацию  для, казалось  бы,

родственных  понятий,  рассчитанных  для  фиксации  и  закрепления  внимания

пациента, а  не  для фиксации  взгляда  субъекта или  индукции  специального

мышечного состояния.  Наоборот,  он  предпринимает  любое  усилие  направить

внимание пациента на процессы,  происходящие внутри него, на ощущения в  его

собственном теле,  его  воспоминания, эмоции, мысли, чувства,  идеи, прошлые

навыки, прошлые события и  прошлые ситуации, а также на то, чтобы вызвать  и

создать понятия сегодняшнего дня и т. д.

     Таким  путем,  как  считает  автор, лучше всего  индуцировать транс,  и

гипнотический   метод,  организованный  таким  образом,  может   быть  очень

эффективен даже в совершенно различных обстоятельствах. Но автор до сих  пор

терпел неудачу, если индуцированное поведение вызывало неприязнь у субъекта,

хотя было вполне допустимым  с других  точек  зрения. Рассказ об этом случае

приведен в статье, опубликованной в этом же журнале, том VI, No 3, стр. 201,

когда не один, а несколько  пациентов "отключали свой слух" и просыпались. В

этой  отдельной  статье  рассмотрены  четыре случая  работы  с  пациентами с

помощью одного и того же приема с небольшими поправками, чтобы удовлетворить

их  потребности  с учетом  пола,  интеллекта  и образования.  У всех четырех

пациентов  сопротивление было различного плана  и различные типы их проблем.

Один из них был довольно малообразованным,  плохо приспособленным человеком,

поведение   второго    определялось   особыми,   несчастливо   сложившимися,

неконтролируемыми обстоятельствами, у третьей пациентки была длинная история

неудачно сложившихся отношений с родственниками и врачами, которые поставили

ей диагноз  "психоз параноидного типа", возможно,  шизофрения";  а четвертой

была  пациентка,  которая  была  приговорена  многочисленными  компетентными

врачами, неврологами,  психиатрами к пожизненным страданиям от органического

заболевания,  не   поддающегося  никакому  лечению.  Пять  лет  испытаний  и

страданий от боли твердо убедили последнюю пациентку в том, что ее состояние

не поддается  и психологическим средствам, и только отчаяние и безнадежность

заставили обратиться к гипнотерапии.

     Метод, так успешно использованный  у таких различных четырех пациенток,

в основном  состоял  в фиксации их  внимания  и создании  такой ситуации,  в

которой  они могли  извлечь из слов автора определенные понятия и  значения,

которые  бы  совпали с  их  собственными моделями мышления  и понимания,  их

собственными  эмоциями,   воспоминаниями,   идеями,   понятиями,   навыками,

условиями, ассоциациями, опытом  и реакциями на стимулы. Автор фактически не

инструктировал их. Он, скорее, делал заявления небрежно, по нескольку раз, в

тоне  рекомендаций,  но достаточно  авторитетно, и в  такой  замаскированной

форме,  чтобы  не отвлечь их внимание от их собственного внутреннего мира на

автора, и чтобы оно оставалось зафиксированным на их  собственных внутренних

процессах.  Впоследствии  развивалось  состояние транса, в котором  они были

наиболее восприимчивы к подсознательным процессам, направленным на  проверку

и оценку общих понятий с точки зрения их применимости к проблемам пациентов.

Например,  автор не  говорил второму  пациенту, чтобы  тот  развивал у  себя

"короткие глупые  периоды  паники".  Ему также  не приказывали разрабатывать

планы  для  регулирования своих  ежедневных  поездок.  Его не  спрашивали  о

происхождении его состояния; его разум сам подсказал ему  это происхождение,

и не было необходимости заставлять его отыскивать его.

     Что  касается  пациентки  с невралгией тройничного  нерва, то автор  не

прибегал ни  к анальгезии,  ни к анестезии. Он  не узнавал  у  нее подробных

сведений  о   личной  жизни.  Ей  много  раз  ставили  диагноз  компетентные

клиницисты, неврологи и  психиатры, которые  утверждали, что она страдает от

органического заболевания, а не от  психогенных  затруднений.  Она знала эти

факты,  и  автор  понял это без  дальнейшего упоминания и  повторения. Ей не

предлагали ни длительного  и "полезного" анализа того, какая это боль, того,

как  уменьшить и ослабить, облегчить  ее страдания. Независимо от  того, что

говорил автор, она зависела только от собственных ресурсов.

     Следовательно,  было  сказано  не  больше,  чем нужно, для  того, чтобы

задействовать те  внутренние процессы ее  собственного поведения, реакции  и

функции, которые выполнили бы определенную роль для нее. Следовательно, было

сделано  прямое упоминание о  том, что первый  кусочек филе  скумбрии  будет

очень болезненным, но  остальное  будет все очень хорошо. Из этого простого,

но много говорящего заявления ей пришлось извлечь все значения и намеки, и в

этом   процессе   она   была   вовлечена  в  непроизвольное  и  благоприятно

неравнозначное сравнение многолетнего удобного и приятного приема пищи с тем

болезненным процессом, который длится всего лишь несколько лет.

     В заключение следует заметить, что целью терапевтического использования

гипноза   является  прежде  всего   удовлетворение  потребности  пациента  в

понятиях,  которые  он  сам себе предлагает. А затем врачу нужно фиксировать

внимание  пациента на его собственных подсознательных  процессах. Правильное

использование  этого метода  вырабатывает у пациента  адекватное отношение к

его  проблемам.  Это  выполняется  случайными,  не  серьезными  и искренними

замечаниями,   которые,   казалось   бы,   носят   характер  объяснения,  но

предназначены только  для  стимулирования  пациента,  чтобы  он  решил  свои

проблемы путем использования навыков, уже приобретенных и возникающих вновь,

по мере того, как он продолжает делать успехи.