В заключение — еще два фрагмента. Первый из стенографического
отчета приснопамятной сессии ВАСХНИЛ 1948 года. “Советский народ, выдвинувший
из своей среды ученых, требует от них беззаветной преданности великим идеям и
делу партии Ленина— Сталина, требует развития науки в направлении, отвечающем
кровным интересам социалистического общества”. Второй мы почерпнули у М. А.
Бакунина: “Они (науки.— Н. Б.) холодно светят, когда на идут рука об руку с
жизнью... самая правда их становится бессильною и бесплодною, когда она не
опирается на правду в жизни. Противоречие с этою последнею правдой обрекает
нередко и науку, и мысль на ложь, на софизм, на служение неправде”. Чем
отличаются эти два фрагмента, вопрос, на наш взгляд, риторический. Разделенные
временным промежутком в сто лет, они поразительно близки по духу. Мы видим, как
в этих категоричных требованиях-тезисах сплетаются воедино партийность,
утилитарность и нравственные ориентиры в том, что составляет реальность русской
науки на всем протяжении ее истории. Все отмеченные ориентиры вненаучны по
своей сути. Западные методологи квалифицируют их как иррациональные. В нашей
трактовке эти моменты предстают как особость русской науки.
Итак, обращение к тому, что создавалось русскими учеными в
науке и каким образом результаты их творчества претворялись в жизнь, позволяет
признать правомерность исходной идеи о существовании самобытной русской науки.
Можно оспаривать высказанные автором конкретные соображения,
частные положения, но несомненным следует признать одно —
национально-культурные особенности русской истории своеобразно воплотились во
всем том, что связано с наукой.