История с психологического обучения

Это история случилась на обучении психологов психотерапии зависимого поведения. Собралась целая банда гештальт-терапевтов и студентов, гештальт-терапии обучающихся. Больше тридцати человек. Минимум половина участников была практикующими специалистами, из которых человека три-четыре работали с зависимыми. Я был в их числе. 

В рамках одного из упражнений ведущая семинара попросила разделиться на пары и изобразить первичную консультацию наркомана у психолога. У кого как получится. Моей напарницей стала взрослая женщина, психолог с многолетней практикой. Наверное, одна из наиболее профессионально опытных участников обучения. 

Может быть, единственное, чего ей не хватало, - опыта общения с зависимыми в рамках практической работы. Мне же этого опыта хватало с горкой. На тот момент я несколько лет подряд работал в реабилитации химически зависимых, и хорошо представлял себе содержание взаимодействия «психолог - зависимый клиент». 

Она с уверенной улыбкой спросила, как бы я хотел распределить роли в упражнении. Я предложил ей побыть психологом, а сам взял роль наркомана. В жизни бывают вещи, которые происходят спонтанно. Так вот ситуация развивалась именно так. 

Сделаю лирическое отступление. Гештальт-терапиия – это направление психологии, где очень много внимания уделяется эмоциям, построению контакта и диалогу между терапевтом и клиентом. Весьма гуманистическое направление. 

И вот психолог из роли психолога обращается ко мне – психологу в роли наркомана с простым психологическим вопросом. О чём спрашивают в начале такой встречи? Знакомятся с клиентом, проясняют запрос, интересуются самочувствием. А я как-то решил: наркоман - так наркоман. И, вспоминая самых своих негуманных клиентов, решил раскрыть проблематику во всей красе. Мы же учимся, ёлки палки. 

Не подумал я о том, что к этому можно оказаться морально не готовым. И сел я вальяжно, вытянул ноги, чуть не сплевывая на пол, весь такой дерзкий – в образ вошёл. Это же максимально безопасная для наркомана ситуация – приём у психолога: «Ну, давайте, спасайте меня)))». Не в полиции же. А дальше буквально цитировал разные ситуации из практики. На закономерный вопрос о том, с чем я хотел бы поработать, отвечал, не знаю – напустил немного инфантилизма. На вопрос – что же привело на приём к психологу, сказал, мама. «Есть ли у тебя проблемы с наркотиками?» спросила психолог. «Конечно же, нет!» - ответил я как истинный наркоман, не достигший дна. 

Главное было даже не в тексте – вопросах и ответах. Я постарался передать отношение, с которым периодически встречался в таких диалогах в жизни. На попытки построить эмоциональный контакт отвечал отвержением. Обесценивал поучительные примеры из жизни, которыми делилась моя собеседница. Привнося капельку эгоизма, невербально демонстрировал, что мне нет дела до переживаний психолога, которые проявились очень быстро. В разгар упражнения мне позвонила коллега по реабилитационному центру, и я воспользовался этим для изображения пренебрежения временем и вниманием специалиста. 

Рациональные доводы разбивались о демонстрацию дефицита прогностической компетенции, эмоциональные – о демонстративный пофигизм. Желание придушить меня напарница по упражнению сдерживала сама, из этических соображений. 

Вообще-то, всё сразу встречается не часто. Но иногда бывает и хуже. К концу непродолжительного упражнения моя коллега покрылась пунцовыми пятнами. Финальный гвоздь в крышку гроба этого частного случая попытки психотерапии зависимого поведения я вбил вопросом: «Вот скажите, психолог, а вы сами наркотики пробовали?». Психолог отрицательно покачала головой, а я продолжил: «Ну тогда чему вы меня можете научить?» Этот вопрос подарил мне один из пациентов на первом году моей профессиональной деятельности на ниве реабилитации зависимых. 

Когда мы закончили упражнение, до меня дошло, каким хардкором было происходящее для моей коллеги по психологическому цеху. Она не смогла выйти из роли, с видимыми затруднениями сдерживала гнев по отношению ко мне. Контрперенос это называется у психологов – когда происходящее достаёт до печёнок, напрочь теряешь чувство юмора и способность абстрагироваться от ситуации. 

Честное слово. Я, когда понял глубину ситуации, извинялся, объяснялся. Но желания перегрызть мне горло у неё не убавилось. Я искренне сожалел. Было жаль угробленных мною реальных отношений с коллегой. Думал потом, к чему это всё было. Понял в итоге, что мне важно, чтобы коллеги имели представление, к чему нужно быть готовым в рамках работы с зависимым. Потому что качественная психотерапия зависимого поведения – это реальный способ помощи зависимому – наркоману, алкоголику, игроману. Это способ оказания помощи созависимым – членам семьи зависимого и его близким. А всем им помощь ой как нужна. 

И ведь берутся некоторые психологи. Без специальной подготовки работать в данном направлении. А там сложно и тяжко, эмоционально затратно. Сколько моих коллег по РЦ выгорело как спички… 

В общем, я потом придумал практикующих психологов и студентов психологических факультетов стажировать в реабилитации, где работал сам. В гораздо более поддерживающей манере, чем в описанной ситуации. Потому что без поддержки беда. И были люди, которые приходили, стажировались, получали бесценный практический опыт. Правда, их было намного меньше, чем я ожидал. Наверное, всё-таки страшно в этой сфере работать. Между жизнью и смертью. 

(Данная история - творческий вымысел автора, как и вся его жизнь))