Я-детский психолог

Мое знакомство с Российско-австрийским проектом по подготовке детских и подростковых психотерапевтов произошло случайно. Я заканчивала учебу в пединституте, готовясь стать психологом. Это мое второе высшее, по первому я – программист, бывший. Психологом, вроде, работать не собиралась, пошла учиться, потому что к тому времени у меня был свой детский центр, хватало работы как директору, но хотелось понимать, чем я все же занимаюсь. Я увязалась за психологом, которая консультировала в центре, на семинар «Психотерапия младенцев», вела его Катарина Круппа, детский психотерапевт из Вены. Приехали мы с коллегой в Москву и увидели группу людей, большинство из них хорошо знали друг друга, были какие-то необыкновенно творческие, позитивные, хотелось быть вместе с ними. Среди них выделялась рыжеволосая тоненькая женщина. Это была Альбина Локтионова, русская «мама» проекта. Вот так, одновременно, я познакомилась и с проектом, и с его руководителем.

Защитив диплом, «не приходя в сознание», я поступила на трехгодичное обучение в проект. Меня не смутило то, что нужно было ездить из Воронежа в Москву раз в два месяца, на три дня, на обязательные семинары, а были еще и необязательные, но очень интересные, приходилось оставлять семью, мужа, детей.
Хочу коротко остановиться на истории появления подхода в России. По легенде, обучение российских психологов детской и подростковой психотерапии началось после посещения детской психиатрической больницы женой австрийского посла. Увидев детей, которые там лежали и которых лечили сильнодействующими препаратами, она пришла в ужас. Многие пациенты оказались там из-за плохого поведения, из-за того, что родители просто не справлялись с ними. Большинство диагнозов легко могли быть сняты после психотерапии ребенка и его семьи. Со всей страны было собрано пара десятков специалистов, их учили австрийские психотерапевты в течение пяти лет. Это была первая группа, стартовала она в 2000 году.

Почему подход называется интегративным? Потому что он внутрипсихический и межперсональный (интрапсихический и интерперсональный) Психотерапия с ребенком заключается в том, что мы обращаемся к его психике и работаем непосредственно с его окружением. Ребенок зависим от него, в первую очередь, от своей семьи, он часть семейной системы. Поэтому работаем как с ребенком, так и с мамой, папой, даже с бабушкой, если она является важным членом семьи. Хочу отметить, что интегративный подход является основным в Австрии, оплачивается из страховки из-за быстрых по сравнению с психоанализом результатов. Основоположником интегративной детской психотерапии в Австрии является Ханс Цимприх, детский врач- невролог, благодаря ему, австрийские дети в больницах лежат вместе с мамой еще с 80-х годов прошлого века, и его жена Вера Цимприх, психолог, директор Венского института Ökids.

Я училась в четвертой московской, где терапевтом была сама Альбина, выпускница первой группы.  Все обучение идет через проживание своего детского опыта. Первый год- базовая программа, максимум практики, мало теории, что не привычно нашим людям и вызывает протест, мы привыкли писать конспекты, сдавать зачеты и экзамены.

Вспоминаю самый первый семинар, «Первый контакт с ребенком». Упражнение в тройках: ребенок, терапевт, наблюдатель. Я попадаю в тройку с Леной Житомирской, про которую Альбина сказала, что она «зубр». Она работала в детском доме, очень опытная, она- «ребенок» в нашей тройке, приходит на прием с крокодилом в руках. По ее версии, она- мальчик шести лет, мать-алкоголичка, попрошайничал на улице и прочий «букет моей бабушки».Я- терапевт, у меня подкашиваются ноги, у меня нет опыта, бежать отсюда, бежать! Но что-то надо делать. Чисто интуитивно я аккуратно глажу коготь на лапе крокодила, всего секунду-две, убираю руку, смотрю на «ребенка», опять глажу коготь…. «ребенок» протягивает мне крокодила , мы начали играть. Контакт состоялся! В обратной связи на вопрос, в какой момент состоялся контакт, Лена сказала, что тогда, когда терапевт бережно и деликатно потрогал игрушку. Контакт через игрушку. Потом, через три года, мы рисовали общую картину нашей группы. Лена на ней нарисовала крокодила и вспомнила эту историю. Она сказала: «Я видела твой страх, видела, как ты тряслась и решила провести боевое крещение, чтобы мало не показалось!» На том же первом семинаре она мне сказала, что из меня получится хороший терапевт. Я не поверила, но запомнила. И стала, надеюсь, хорошим.

Повторюсь, что обучение идет через проживание своего детского опыта, это трудно, больно, поднимается много обид, страхов, переживаний... Не все выдерживают, из двадцати пяти человек в нашей группе закончили десять. Поэтому одним из требований является прохождение личной терапии.
Как-то мой сын, заканчивающий медицинский университет, увидев фотографии наших семинаров, сказал, что у нас веселое обучение, не то, что у них. Да, так оно и есть, мы получаем редкий шанс побыть опять детьми, вспоминаем как это- играть, рисуем, лепим. А Детский праздник? А Дорога агрессии? Но на самом деле, работу детского психотерапевта легкой не назовешь. Мы используем метафору «лифт», т.е. в течение всей сессии то спускаемся на уровень ребенка, то поднимаемся на свой взрослый, чтобы проанализировать то, что было между нами на детском уровне.

Какими качествами должен обладать детский психолог? Прежде всего, эмпатией, умением чувствовать то, что чувствует другой. Он должен уметь защитить ребенка, главный принцип нашего подхода «Защита прежде терапии». Должен уметь поддержать мать, помочь маме и папе быть хорошими родителями. И обязательно любить и уметь играть! Помню, как мой маленький клиент сказал мне, что я умею лучше всех в мире играть, это своеобразный комплимент очень дорог мне. А самое главное качество- любовь к детям ,честность и искренность – дети чувствуют фальшь.

Вспоминается первая супервизия, на нее приехала сама Элизабет Фрошмайер, наша Зисси, автрийская "мама". Потом мы ездили на супервизии в Вену, международная конференция, встреча с самим Хилларионом Петцольдом, основоположником интегративной психотерапии из Германии, автором «пяти столпов идентичности». На этой конференции мне вручали диплом, помню, как тепло меня поздравляли австрийские коллеги. Там я чувствовала себя полноправным членом интернациональной семьи детских психологов и психотерапевтов.
Супервизия у Веры Цимприх. Теплая атмосфера ее дома, в Венском лесу , вкусный обед, приготовленный Хансом и их дочерью, долгие разговоры после обеда. Ханс Цимприх вспоминал, как ребенком боялся русских, а теперь, благодаря нам, изменил отношение.
Стало доброй традицией ездить в Вену весной, теперь уже на тренерскую супервизию. Ах, Вена! Обязательный поход в Альбертину, Хофбург, Оперу…

А в июне в Петербурге , когда там белые ночи, состоится уже третья по счету международная конференция, на нее обязательно приезжают наши австрийские учителя. В этом году тема- мир отца.

За время учебы мы все меняемся, становимся более творческими. Я, например, стала писать сказки, рисовать, лепить, хотя никогда не умела до этого. Стала правополушарной! А еще есть такая особенность в нашем подходе- в каждой группе от двух до пяти участниц становятся мамами. Вот оно, обращение к своему детскому опыту!

В прошедшем году наш подход стал официально признан в России - состоялась защита модальности в ППЛ. Это был титанический труд наших директоров.

За эти годы выпустили детских и подростковых психологов и психотерапевтов группы из разных концов нашей страны. Идет набор в новые группы , а это значит, что все больше и больше неравнодушных людей, любящих и понимающих детей, имеющих знания, умеющих играть, придут на помощь детям и семьям, и есть шанс, что наш мир станет чуть добрей.