Скованные одной цепью. Когда мама не уходит

Теория привязанности появилась в 50х гг XX в с трудов Боулби. В результате его экспериментов, а также экспериментов его последователей было выделено 4 типа детско-родительской привязанности, каждый из которых определяет построение близких отношений во всей последующей жизни.

Из того, что переведено на русский язык, подробнее всего теория привязанности рассмотрена в книге К. Бриш «Терапия нарушений привязанности»

Итак, существует:

1. Надежный тип привязанности. Когда ребенок в присутствии матери с интересом исследует мир, и вступает в контакт с незнакомцем. На уход матери реагирует беспокойством, позже плачем. А встречает ее с радостью.
2. Тревожно-амбивалентный. При уходе матери возникают сильные чувства, вплоть до истерики. На ее возвращение ребенок реагирует обидой, яростью, ненавистью, отвержением.
3. Тревожно-избегающий. Уход и приход матери внешне не вызывает у ребенка никакой реакции. При этом реакция кожной чувствительности и другие психофизиологические характеристики указывают на реакцию сильного стресса.
4. Дезорганизующая привязанность. Не подходит ни под один из трех типов, но от надежной отличается включением эпизодов или реакций из амбивалентного или избегающего типа. Или соматическим реагированием на разлуку с матерью. Например, сильным мышечным напряжением.

Эти исследования были инициированы предполагаемыми последствиями нарастающей частотой разлук с матерью в раннем периоде детства. Вместе с модой на приучение к самостоятельности с первых дней жизни участилось количество психических отклонений. Эту связь предполагали проверить исследователи.

Но время не стоит на месте и период «дети в ясли, мама на работу» сменился противоположным «я всегда буду рядом». Вот об этом я и хочу порассуждать в этой статье. Боулби исследовал поведение детей, когда мама уходит. Я же попробую описать, что происходит, когда мама не уходит вовремя.

Моя дочь была привязана ко мне с первых дней жизни в самом буквальном смысле слова. Я носила ее в слинге. Тогда я объясняла это удобством. Тяжелую коляску очень непросто спускать по лестнице. Да и в трамвай с ней садиться то еще удовольствие. Сейчас я понимаю, что дело не только в этом. Сама не обладая надежной привязанностью, я интуитивно пыталась «добрать», «дорастить» ее при помощи инверсии мать-дитя. Это не значит, что сейчас я негативно отношусь к слингу. На мой взгляд, ничего не может быть лучше для обретения той самой надежной привязанности. Но слинга мало, он не поможет, если внутренне мама отвергает ребенка. Я лишь хочу сказать, что мои мотивы его использования были бессознательны в то время.

Имея опыт использования слинга, я не понаслышке знаю, как ведет себя в нем подрастающий ребенок. Если сначала он на слинг целиком опирается, чуть позже – начинает из него интересоваться миром глазами, еще позже – тянется, хватает, недвусмысленно указывает на объект своего интереса, и предъявляет требование приблизиться к нему. И если каждый из этих процессов мама поддерживает, то как только ребенок начинает ходить, в слинге его удержать невозможно. В незнакомой обстановке он хватает маму за руку или поглядывает на нее периодически, но все равно движется за своим интересом.

А если попробовать «привязать» его, когда ему хочется исследовать мир, то он будет брыкаться, кусаться и царапаться. Вырываться то есть. Выражать недовольство и желание прямо.

Что же делает мама, которая нуждается в том, чтобы ребенок оставался рядом с ней? Делает она это, конечно, не из вредности, а всего лишь потому, что еще один разрыв привязанности для нее непереносим! Не было надежной привязанности (а у кого она была до 90х, а то и 2000х в нашей стране то?), значит нет позитивного опыта проживания сепарации, и бессознательная установка гласит: «я не переживу разрыва отношений». Как остановить природную тягу к любознательности, интерес к исследованию мира? Все очень просто: надо фрустрировать ту потребность, на почве удовлетворения которой, этот интерес возникает как положительно окрашенный. Потребность в безопасности. Ребенка надо напугать!

Напуганный ребенок уже не заглядывается на других людей, собак, машины, поезда, первый снег. Он прижимается к источнику безопасности – маме. Он теперь всегда будет с ней, ведь он «слабый». Он будет болеть, если не защищать его иммуномодуляторами и отсутствием контакта с другими людьми; он будет дураком, если не учить с ним буквы с 2 лет, а потом не делать уроки вместе; он убьется на велосипеде или роликах; его украдут, если он окажется один на улице. Круг опасностей ширится по мере взросления. Любое «я могу» встречает «ты слабый, ты не можешь».

На самом деле, конечно, это мама чувствует себя слабой и немощной. За властью хотя бы над одним человеком, зато тотальной, скрывается глубокое бессилие и беспомощность.

А что же с ребенком? Что за тип привязанности формируется, когда мама не уходит никогда? Можно ли назвать это привязанностью? Я думаю, в данной истории любой из этих типов привязанности упрятан в зависимости. Канат становится наручниками, кандалами, тюрьмой.

Отношения такой человек строит именно по типу незыблемой связи, которая необходима по любому его требованию. Они либо до гробовой доски продолжаются с мамой. Чаще это история мамы и сына. Либо с веществом. Потому что редкий человек согласится на такую несвободу в отношениях. Наверное, лишь кроме того, который имеет такую же травматическую историю в анамнезе. А пищу, алкоголь, табак и прочее, и прочее, можно раздобыть в любое время суток. Без связи с кем-то или чем-то человек просто не чувствует себя в безопасности, ведь он «слабый и никчемный, и вообще полное ничтожество».

Я знаю, что и я сама, и мои коллеги попадали в такую ловушку восприятия. Когда клиент, очень способный в каком-то деле, до такой степени, что вызывает восхищение, продолжает чувствовать эту никчемность. И возникает диссонанс, недоверие. Так и тянет поставить клеймо «да ему просто нравится ныть!». Это не так. Просто признать свою компетентность, свою силу – это значит встретиться с тем самым колоссальным ужасом, транслируемым мамой: «мир ужасен, ты погибнешь один!»

Маятник качается с большой амплитудой, если ему придали большое ускорение. Травматичный XX век сначала забрал у ребенка мать, а затем матери XXI века не допускают забрать у них ребенка, тем самым отнимая жизнь у него самого. Силы торможения потихоньку снижают амплитуду раскачивания маятника. И рано или поздно женщина, становясь матерью, сможет и быть рядом, и не душить этим присутствием. Привязанной, но не связывающей. Я в это верю.