О фильме Ларса фон Триера "Меланхолия". Взгляд юнгианца.

Друзья! Хочу поделиться с вами своим впечатлением от фильма Ларса фон Триера «Меланхолия». 

Фильм меня поразил. Как, впрочем, и многое в удивительном мире фон Триера. 
В картине показаны последние дни планеты Земля. Ее уничтожает звезда Меланхолия, сошедшая со своей орбиты. Тем не менее, это история не о гибели человечества, а о бедствии всего лишь одной семьи. Только вот масштаб этого бедствия так огромен, что измерить, его по ощущениям героев фильма, возможно только космическими величинами. И действующими лицами этого травматического сценария, могут служить только планеты. 

Юнгианский взгляд кругом находит символы. Ведь символическое мышление дает возможность рассматривать любой сюжет как внутренний театр. Любая история или миф могут быть нашим внутренним сценарием, метафорой нашей жизни. Ну, а уж мифы Ларса фон Триера тем более. 

Звезда Меланхолия для меня – это символ глубочайшей и необратимой депрессии, которая зреет в каждом из главных героев картины – Джастин, ее сестры Клер, мужа Клер. Только в отличие от сестры и деверя Джастин погружена в состояние меланхолии. Оно представлено в ее сознании. И поэтому реальной Меланхолии она не боится. Чего бояться, когда это уже случилось.

Клер же и ее мужа Джона напротив это состояние пугает. И они стараются всячески от него откреститься.
Супруги устраивают роскошную свадьбу для Джастин и ее жениха в своем роскошном особняке с гольфовым полем на восемнадцать лунок. Они требуют от Джастин проявлений счастья, не понимая, что внутри нее Меланхолия уже наскочила на Землю и начала свое сокрушительное действие. 

Клер и Джон негодуют, упрекают Джастин в эгоизме и неблагодарности.
Потому что они смертельно боятся того, что у них внутри. А внутри у них все та же убийственная меланхолия, ангедонический катаклизм, способный выжечь на корню весь тот мир, к которому они приспособились. А Джастин со своей депрессией так наглядно демонстрирует им их больную часть, она будит в них эти состояния, на которые долгое время был наложен запрет. 

Время от времени Клер повторяет сестре: «Иногда я тебя просто ненавижу». 
Да, мы часто ненавидим тех, кто напоминает нам о нашей собственной боли. Ненавидим, потому что боимся этой боли. 
И еще бы не бояться! Ведь боль нередко убивает. И после нее человек уже не будет прежним. И жизнь прежней не будет никогда, как и Земля, пострадавшая от звезды-убийцы, изменит свой лик навеки. 

Но, увы – закрыть глаза вовсе не значит спрятаться. Боль внутри нас, признание которой влечет за собой депрессию, не терпит вытеснения. Если ее отрицать, она превращается в клинику. И становится вот таким Триерским монстром. 
Фон Триер великолепный знаток души. 

Пору слов о причине депрессии сестер. 
В картине очень наглядно демонстрируется психотип матери Джастин и Клер. Жестокая Снежная Королева, отвергающая дочерей и ненавидящая браки. Такие матери наносят тяжелые травмы своим детям уже с первых дней жизни. 

В аналитической парадигме есть установка – мы рождаемся с двумя основными влечениями – к Эросу и Танатосу. Т.е. к любви и смерти. И если мать не наполняет ребенка любовью, Эросом, то тогда мы ищем спасения у Танатоса. 
Клиническая депрессия Джастин – это и есть объятия ее Танатоса, символической убивающей матери, поцелуи которой замораживают и умертвляют. И Джастин уже не в силах сдерживать это состояние. Оно требует от нее полной отдачи. И поэтому она разрушает все, что требует от нее быть счастливой. Ведь там, среди всего этого гламура и успеха, никому не нужны ее боль, ее подлинные чувства. Так же не нужны, как не нужны родителям. 

И несмотря на то, что Клер и Джон проявляют вроде бы заботу, они всё в том же лагере, что и родители. Для них душа Джастин является предметом торга – с ней постоянно заключают договор о том, что она будет счастлива. 

А что же сама Клер? Она тоже дочь Снежной Королевы. Но ее депрессия глубоко подавлена. Она старается быть счастливой – у нее прекрасный муж, сын, дом… Но она не более жива, чем ее мать. Клер никогда не улыбается, действия ее механистичны и лишены спонтанности. И мы даже не понимаем, способна ли она чувствовать, быть женщиной. 

Вся ее цель в жизни – это сохранить свой ригидный мир, свое застывшее во времени убежище. Все ее чувства – это страх того, что ее карточный домик настигнет эндогенный взрыв. 

Нечто подобное проживает и Джон. 

Однако, еще ни один человек не избежал встречи со своей травмой. Если мы откладываем эту встречу внутри себя, она достанет извне. И ей нипочем наши громоотводы и прочие младенческие приспособления. Все это лишь слабый хлыстик против озверевшего монстра. 
Смертельный танец Земли с Меланхолией все равно случится. И тогда что нам остается? Только танцевать его. 

Слишком мрачно получается? Но таков Ларс фон Триер. Он всегда описывает один и тот же момент – до катастрофы. Тот момент, когда мы еще не знаем, что и после взрыва есть жизнь. И там могут быть ресурсы, помогающие перерасти травму, стать больше нее. 
Именно этого момента не выдерживает самоубийца Джон. А остальные герои пусть выживут. Я так этого хочу.