Если малыш без мамы...

После исследований Рене Шпица и его наблюдений за младенцами в 1940х годах 20 века стало понятно, что младенец – существо чувствующее, чрезвычайно откликающееся на окружающую среду и нуждающееся в постоянном заботящемся лице.

Рождающийся младенец абсолютно беспомощен и зависим от того, как его встретят в этом мире взрослые. Нам хочется верить, что периоды дискомфорта, боли и беспомощности, которые периодически испытывает каждый малыш, не будут долгими. Так как обычно мать оказывается способной утешить его, переработать его тревогу и устранить дискомфорт.

Но что происходит, если ребенка в период от рождения до 18 месяцев регулярно и на продолжительное время оставляют наедине со своей болью и беспомощностью, если фигура матери вместо того, чтобы ассоциироваться с утешением и облегчением, начинает ассоциироваться с болью? Как может малыш самостоятельно защитить себя?

Об этим вопросах думала Сельма Фрейберг (1918-1981), детский психоаналитик, один из авторов книги «Призраки в детской», социальный работник, исследователь в области детского здоровья, а также адаптации слепых детей.

В 1972 году она начинала свою исследовательскую и терапевтическую программу по работе с неблагополучными семьями, где наблюдались серьезные нарушения привязанности между младенцами в возрасте до 18 месяцев и их родителями.

В ходе этого проекта исследователи пришли к пониманию взаимосвязи патологии детей и родителей, а также влияния депривации матери на ее способность откликаться на потребности своего ребенка.

Взаимодействие множества семей было заснято на видео пленку, и эти записи потом тщательно исследовались на предмет того, как проявляются нарушения в привязанности между детками и их родителями, как дети вынуждены были справляться со своей психической болью.

Акцент сделан на образование доверабльных защитных механизмов у младенцев, а точнее их зачатков – защитного поведения.

В контрольную группу было отобрано двенадцать детей, которые были признаны физически здоровыми. Все их матери страдали депрессией и большую часть дня психологически отсутствовали для своих детей. Периодически сквозь пелену депрессии и отстраненности у матерей прорывались вспышки гнева, и камеры регистрировали страх на лице их младенцев.

«Грег – ребенок двух родителей подростков. В состоянии его матери, Энни, чередуются депрессия и вспышки гнева. Когда она сердится, то начинает пронзительно кричать на сына. Она была жертвой жестокости и заброшенности в собственном доме, поэтому боится своих агрессивных импульсов, которые периодически затопляют ее.

Когда наблюдение и съемки проводилось дома, мы поняли, почему Энни всячески избегает своего сына. Она боялась, что убьет его при очередной вспышке гнева. Грег тоже избегал матери. В возрасте трех месяцев, когда ребенок обычно ищет глаза матери и улыбается ей, он никогда не улыбался ей и не издавал для нее звуков, не искал ее глазами. Но когда дома был отец, с ним у Грега были обмены взглядами, улыбки и вокализация удовольствия. Даже наблюдатели смогли добиться от Грега коротких улыбок.»

ИЗБЕГАНИЕ

Практически все младенцы избегали глазного контакта со своими матерями, не улыбались им, не поворачивали голову при звуках материнского голоса. Те, кто ползали, не старались двигаться в направлении своих матерей. Там, где в случае нормального развития, наблюдается «поиск» младенцем своей матери с целью найти утешение, в случае заброшенных детей – наблюдалось «избегание».

Камере удалось заснять, как взгляд ребенка никак не фиксировался на фигуре матери, находящейся рядом с ним, словно происходило своего рода «редактирование» ее образа. Ассоциирующийся с болью и дискомфортом образ матери избегался. И такой способ защиты наблюдался у младенцев уже трех месяцев.

Словно генетически запрограммированный механизм фиксации взгляда на человеческом лице, а также отклик на звук голоса заменялся на избегание в тех случаях, когда источник потенциального утешения становился источником боли и страданий.

Можно предположить, что лицо матери и ее голос стали ассоциироваться для младенца с болью. И восприятие ее лица или голоса вызвали бы немедленный аффект боли. Поэтому психика как может корректирует и избегает восприятия образа матери.

Даже если предположить, что подобная защита от внешней угрозы тем или иным образом работает, она очевидно не может защитить младенца от его неотложных телесных потребностей.

Те же самые избегающие дети в состоянии дистресса представляли собой удручающую и разрывающее сердцу картину. Голод, одиночество, телесный дискомфорт, внезапный шум или стимул вызывали тяжелейший дистресс у ребенка, который начинал неистово кричать, словно распадаясь при этом на части. Такой крик можно сравнить с криком в пустыне…так как никто не приходил утешить его, а он сам не искал утешения.

Порой, такой крик заканчивался тем, что ребенок внезапно замолкал и засыпал. Часто родители делали вывод, что до этого он притворялся. Что, конечно же, не так. Стимулы из внешнего мира и ресурсы его собственной психики оказывались в этот момент на пределе своих возможностей, и ребенок начинал использовать другую защиту, которую можно назвать «замораживание».

ЗАМОРАЖИВАНИЕ

Аналог подобной защиты можно найти в природе. Животные в ситуациях крайней опасности замирают, все их внутренние процессы замедляются, их единственная задача в этот момент – избежать опасности и стать невидимкой для жертвы.

Часто подобная защита наблюдалась у малышей, когда они попадали в незнакомую обстановку офиса. Они сидели в течение очень долгого времени, как будто не реагируя ни на какие внешние стимулы. Зачастую малейший стимул извне приводил к тому, что ребенок оказывался во власти тревоги и страха, начинал плакать и никак не могу успокоиться.

«16 месячная Синди могла поддерживать положение замороженной подвижности в течение чрезвычайно длительного времени. Синди единственный ребенок в подгруппе, которая не избегает матери. Она цепляется за нее в немом ужасе. Когда мы впервые наблюдали ее в детском саду, она стояла у своей кроватки в течение 40 минут застывшая, с неподвижным взглядом, который не выражал никаких эмоций. Синди не обращала внимания ни на окружающих ее детей, ни на случайные попытки нянечек вовлечь ее в какую-нибудь деятельность. Мать Синди – героиновая наркоманка. Дома Синди становится свидетельницей жестоких поступков мужчин, друзей и любовников ее матери. Она часто просыпается ночью в доме, где все взрослые находятся в состоянии наркотического опьянения, и пытается пробудить мать. Иногда мама забывает забрать ее из детского сада. Мы много раз наблюдали, как Синди вцепляется в мать в немом ужасе»

Чтобы справиться с суровой реальностью, которая окружает эту маленькую девочку, ей приходится прибегать к нехитрому запасу защит. Сталкиваясь с собственной беспомощностью и невозможностью окружающих успокоить ее тревогу, она либо прибегает к бегству, когда уходит в себя или замораживается, либо применяет еще один вид защиты, борьбу.

БОРЬБА

Когда попытки стабилизировать свое состояние с помощью избегания и замораживания терпят крах, Синди приходит в состояние коллапса.

«Синди находится дома, когда слышит шум из подвала, и сильно пугается. Она кричит, бьется в истерике, бьет кулаками мать и, наконец, бежит в туалет, чтобы спрятаться там. Она не слышит голоса своей матери, которая пытается ее успокоить. В этот момент Синди кажется потерявшей контакт с реальностью».

Признаки борьбы появляются только в начале второго года жизни, когда в достаточной степени развивается моторика ребенка. Речь здесь пойдет о детях, которые были присланы в группу Сельмы Фрайберг на втором году жизни.

Ни родители, ни их ближайшее окружение категорически не могли справиться с ними. Их называли «наказанием Господнем», детьми-монстрами, испорченными, абсолютно неуправляемыми и недисциплинированными.

В ходе наблюдения выяснилось, что эти малыши представляли картину очень дезорганизованных и гиперактивных детей днем, и чрезвычайно испуганных детей ночью.

В наблюдениях за 13месячным Джошуа камера запечатлела как «маленького монстра», так и испуганного тревожного ребенка. Эти образы чередовались друг с другом. Мать провоцировала Джошуа своими требованиями, в ответ на которые он начинал отчаянно бороться, проявляя признаки упрямства и негативизма.

Когда он чувствовал, что мама как противник сильнее его, и ему не выиграть борьбы, Джошуа впадал в гнев, начинал кричать и биться в истерике. Иногда требовалось 10 минут, чтобы вывести его из этого состояния.

Каждый раз, перед тем, как начиналась борьба, наблюдатель замечал на лице Джошуа сильнейший страх и тревогу. Но эти эмоции возникали буквально на несколько секунд, а потом бесследно исчезали и заменялись борьбой.

Возможно в ходе чтения этого текста, у читателя  не раз уже возникал вопрос, удалось ли помочь этим семьям наладить контакт друг с другом? Удалось ли сделать что-то, чтобы прекратить развитие этих патологических защит и остановить вред, причиняемый ребенку.

В качестве утешения хочу сказать, что С.Фрайберг не единожды сообщала о том, что психотерапевтическая и разъяснительная работа с родителями привела к очень хорошим результатам практически во всех случаях. Когда удавалось донести до родителей, что в ситуациях такого «отвратительного» поведения мы имели дело с сильнейшей тревогой ребенка, и с ней обращались как с тревогой, патологическое поведение проходило.

ТРАНСФОРМАЦИЯ АФФЕКТА

Билли был направлен в группу в пять месяцев с диагнозом неорганической задержки развития. Билли был заброшенным, истощенным ребенком родителей-подростков.

В девять месяцев мать кормила сына из бутылочки. Наблюдатели стали свидетелем того, как несколько раз в течение кормления мать вынимала бутылочку изо рта сына, капала несколько капель смеси себе в рот, смеялась, а потом снова возвращала бутылочку Билли в рот.

При этом сам Билли сильно оживлялся, возбужденно двигался и громко смеялся, когда его дразнили и отнимали бутылочку. Ни разу камера не зафиксировала никаких признаков тревоги или страха на его лице.

Этот ребенок буквально голодал в первые месяцы своей жизни, срыгивал практически всю съеденную пищу из-за материнской некомпетентности. Но теперь как будто его психика справлялась с ситуацией садомазохистской игры его матери тем, что превращала аффект неудовлетворенного голода в удовольствие.

Словно ему не оставалось ничего другого, как играть с матерью в эту игру в дразнилки, чтобы получить свою порцию пищи. Его тревоге, недовольству и нетерпению как будто не оказалось места.

Про историю Билли и его матери хочется добавить, что с матерью была проведена психотерапевтическая работа в течение нескольких месяцев, которая помогла ей осознать, что она переносила на отношения с сыном свою зависть по отношению к родившейся в ее детстве младшей сестре.

Ей удалось отделить свое прошлое от настоящего. Ее собственный внутренний ребенок нашел отклик и понимание в лице психотерапевта, проводившего наблюдение и помогающего ей. Родители Билли смогли в дальнейшем адекватно заботиться о нем и радоваться своему родительству.

С. Фрейберг описывает и другие примеры взаимодействия детей с их матерями, когда причиненная физическая или психическая боль вызывает бурный, истерический смех или хохот.

Джошуа, о котором мы говорили ранее, бегал кругами и хохотал, когда мать угрожала ему. В какой-то момент мать в гневе бросила в него игрушку, которая сильно ударила его по промежности. Он вздрогнул и стал хохотать еще сильнее.

« В каждом из этих случаев стоит потрудиться, чтобы найти тревогу, которая вызывает смех. Ее можно порой уловить лишь мимолетно до того, как произойдет трансформация аффекта. Но для каждого из этих детей хроническая и серьезная тревога была частью ежедневной жизни с ранних недель. Театральный смех и глупая усмешка на лице – наиболее вероятная защита от невыносимой тревоги, но как достигнуто преобразование – не вполне ясно».

РЕВЕРСИЯ

Еще один механизм справляться с ужасающе тяжелыми ситуациями беспомощности и фрустрации является направление агрессии на себя. Р.Шпиц наблюдал такие проявление у младенцев где-то с 8 месяцев.

Камера запечатлела, как Бетти в 16 месяцев отчаянно бьется головой об пол, как будто не замечая боли. Ее болевой порог настолько велик, что должно случиться что-то ужасно травмирующее, чтобы заставить ее почувствовать боль и остановиться.

Она со всей силы врезается в шкаф с игрушками, на секунду останавливается, но выглядит всего лишь обескураженной. Другой ребенок, наверное, вопил бы и искал утешения у матери, тогда как Бетти никогда не поворачивается к матери с надеждой на утешение.

С. Фрейберг пытается размышлять о том, как получается, что малыши столь раннего возраста обращают агрессию на самих себя. Самым простым кажется объяснение, что страх перед родительской агрессией так велик, что они боятся ее выражать в отношении родителей, и направляют ее на себя.

Но тогда боль должна была бы тормозить обращение этого гнева на себя. Порой кажется, что эти дети или совсем не чувствуют боли, или имеют чрезвычайно высокий болевой порог.

С.Фрейберг задумывается о том, есть ли какие-то органические нарушения восприятия боли у этих детей.

Но в результате проведенной психологической работы, когда родители начинают защищать своих детей и помогать им, выход агрессии у этих детей начинает протекать обычным путем.

Ребенку становится более безопасно выражать свою агрессию по отношению к матери, так как он все больше чувствует любви с ее стороны, а также собственной любви к ней.

Агрессия  модифицируется засчет любви, и боль начинает ощущаться адекватно обстоятельствам.

В заключении можно сказать, что С.Фрейберг идентифицировала группу патологических защит, которые, как она считает, возникают в таком раннем возрасте только у депривированных младенцев, имеющих серьезные нарушения в отношениях с матерью. Это такие защиты, как избегание, замораживание, борьба, трансформация аффекта и реверсия. 

Вопрос о том, как эти совсем ранние проявления защитного поведения могут трансформироваться в защитные механизмы Эго, когда оно станет более крепким, остается открытым в исследовании С.Фрейберг.

Так как вся группа исследователей и психотерапевтов, принимающая участие в проекте не дала им возможности развиться, а сделала все возможное, чтобы развитие детишек пошло по более здоровому и адекватному пути.

Использованная литература:

1. Сельма Фрейберг «Патологические защиты в младенчестве»

2. Рене Шпиц "Первый год жизни: психоаналитическое исследование нормального и отклоняющегося развития объектных отношений"

3. Анна Фрейд «Эго и механизмы защиты»