Между жалостью и жестокостью: Уровни развития психики

Характер человека формируется как защитная структура и оборонительные эшелоны от невыносимых чувств. Составляющими характера является набор психологических защит. Продолжая милитаристские сравнения — это свои психологические окопы, пушки, самолеты, в которых сидит и которыми пользуется тот или иной человек, взаимодействуя с недружественным миром.

Отрицание, расщепление, проективная идентификация, проекции, вытеснение, рационализация и пр. в нашем случае являются защитами от недостатка жалости и избытка жестокости. Под "опекой" этих защит мы как бы без-жалостны или жалеем себя с оглядкой. Мы окостеневаем в характере и возникает ощущение неуязвимости.

Психологические защиты срабатывают автоматически при скачках эмоционального напряжения. Жалость отключается, поскольку невыносимо постоянно осознавать, что все еще убивают детей, бросают стариков, травят собак, работают скотобойни или в собственной душе накопилось море боли — "объяли меня воды до души моей".

Защищаясь от своей собственной жестокости, мы становимся эмоционально тупыми и предпочитаем не видеть связей между военными парадами и ужасом войны, между коровой на лугу и говядиной в тарелке, между плохим отношением к себе и плохим самочувствием.

Защиты от жестокости срабатывают и как защиты от жалости. В противном случае жалость связывала бы все факты вместе, сохраняла бы целостность переживания, а мы бы плакали как дети по восемь раз на дню.

Без психологических защит наша эмоциональная электрическая сеть постоянно бы перегорала, либо искрилась как бенгальский огонь. В состоянии, когда человек переполнен неосознаваемой и подавленной злостью в доме реально перегорают электроприборы, случаются возгорания и пожары. Либо затопляет жалостью так, что прорывает трубы и случаются потопы на голову соседей. Так проецируется на окружающий мир напряжение от подавленной агрессии и закупоренной жалости.

Психологические защиты и фомируемая на их основе структура характера – это то, что помогает относительно беспроблемно жить здесь и сейчас, справлять с невыносимой жалостью и дистанцироваться от жестокости.

Характер определяет судьбу. Ригидный характер, который иногда называют сильным, блокирует развитие Я, отделяет его от богатства и изобилия возможностей. Я человека, отключенное от неиссякаемых источников жизни и своего собственного центра выживает, а не живет. Существует как потерявший любящих родителей ребенок в казенном детдоме. Точка роста сохраняется, но нужное питание отсутствует. Наступает хронический эмоциональный голод.

Такова плата за избегание чувств жалости и жестокости и наличие сильного характера.

Что происходит на разных этапах развития характера?

Когда говорят «я схожу с ума» — это про то, что оказался в волшебном месте, населенном ведьмами, королевами, принцами и ужасными чудовищами. Чтобы вы делали, реально окажись в таком преувеличенном психотическом мире, в котором пребывает младенец?

Жить в нем можно лишь при условии, что волшебник и волшебница в лице опекунов, родителей и пр. помнят и заботятся о тебе день и ночь. Если их нет, начинаются испытания для полуросликов.

Выжить в таком мире и сохранить свое Я, укрепить дифференциацию для ориентировки в реальности можно лишь разделяя мир на полярности Рая и Ада, отделяя добро и зло, изолируя жалость и жестокость, деля окружение на плохих и хороших, добрых и злых, злодеев и героев.

В этом мире младенец или тот, кто временно становится им в регрессии, нуждается в надежной защите, заботе и жалости от других. Жалость к себе, которая могла бы быть целительной здесь не имеет никого смысла, потому что нет ни сил, ни навыков, чтобы пожалеть и успокоить себя. Есть только желание, чтобы кто-то жалел, защищал, успокаивал, заботился. А если этого нет, то остается только плакать до истощения нервной системы.

Без чуткого и отзывчивого опекуна включаются жесткие (ригидные, инфантильные, ранние, примитивные) психологические защиты. Если забота и жалость отсутствует в ближнем окружении, ребенок окружает себя этими защитами. Они спасают от страхов, отгораживают от всего незнакомого, от новых травм, но на будущее препятствуют принятию жалости. Не было и не надо, «я вам уже не верю», «нет в жизни счастья».

Взрослый, остающийся в этой поре оказывается в ловушке между потребностью в жалости и невозможностью ее принимать. Лишь длительное неспешное отогревание и постепенное формирование доверия возвращает способность принимать сочувствие.

Здесь появляется потребность во взрослом, которого можно идеализировать. Через идентификацию с этим взрослым ребенок получает первые навыки выхода в мир и базовые впечатления о том, сколько в этом мире сочувствия, и сколько жестокости. Безопасно ли доверять себе и другим, сделать ли нарциссические защиты временным прибежищем или упрочить их на всю последующую жизни в структуре нарциссической личности.

Если идеализируемый взрослый воплощает в себе насилие и жестокость, эти качества будут восприняты ребенком как нормативные. Больно, но не одиноко, издеваются, но не бросают и помнят.

Можно ли всерьез обижаться на слова, что тебе уготовлено место в Аду? Для нас не подготовлены места в вузах, на стажировках, на работе и даже в транспорте. Если в Аду для меня подготовили место, то это даже трогательно (неизвестный автор).  

Через идентификацию с враждебным окружением и агрессором формируется отношение к себе: Если это отвержение, то ребенок перестает быть интересным самому себе, если это насилие — будет травмировать себя сам или через других, если постоянные издевательства, то сформируется установка — «чем мне хуже, тем лучше». Человек становится безжалостным к себе или даже жестоким.

В этой же идентификации со злом и агрессией Другого, будет формироваться пограничный или нарциссический стиль отношений с окружением. Сила будет реализовываться через конкурентную борьбу, унижение и нарушение чужих границ. Зависть к чужому успеху и благополучию будет толкать на подлости, воровство и предательства, приводить к разочарованиям или пирровым победам. Стыд будет — побуждать к контролю над другими и формированию непробиваемой грандиозности со стремлением к богатству, власти и почестям.

В крайнем варианте формируется жестокий психопатический характер и удовлетворение будет возникать от причинения психологических, физических мучений и убийств. Наблюдение за смертью смертных будет создавать иллюзию собственного бессмертия и причастности к божественным существам.

Если же в этот период жизни отношения с родителем или опекуном были надежными и стабильными, формируемое психическое пространство ребенка было достаточным, чтобы вместить в себя и жалость к себе и другим, и твердость с требовательностью. Сформируется рефлексивное самосознание с зачатками высших эмоций — саламандра превратится в человека.

На этом этапе развития формируются более сложные триадные отношения и психика продолжает усложняться. Ребенок наблюдает за отношениями других, встраивается в пространство между матерью и отцом, осваивает ситуацию соперничества, испытывает влечения, становится требовательным, теряет невинность и сталкивается с чувством вины.

Для адаптации в этом более сложном мире ребенок осваивает новый набор психологический защит и способов существования между жалостью и жестокостью.

В этом возрасте он уже может рационализировать и объяснять то или иное свое поведение — «он первый начал»; аннулировать — «это не я», «купим новое»; подавлять свой гнев, чтобы не вызывать ответную агрессию — быть хорошим мальчиком или девочкой; использовать раздельное мышление, позволяющее беспроблемно и не обвиняя себя осознанно проявлять как жалость, так и жестокость, сентиментальность и черствость, гуманность и безжалостность — «своим все, чужим закон», «бьет, значит любит», «люблю и ненавижу»; включать достаточно зрелую защиту обращение против себя, чтобы перенаправить на себя вину и злость для сохранения мир вокруг себя и не оказаться в одиночестве, при этом подвергая себя самонаказанию.

Защиты этого возраста являются нормальными инструментами адаптации. Осваивая их человек защищается от регрессии к предыдущему этапу. Но в то же время отстраняется от исходно существующей потребности в жалости со стороны других. Якобы в этом возрасте трех, ну или тем более, тридцати лет у человека уже нет потребности в сочувствии и поддержке.

Читать по теме: 

Безжалостность и жестокость как патология жалости