Лекарство для души

Работа психолога для меня всегда даёт тему для очередного размышления и очередной статьи. Но эта статья больше от чувств, или вернее, от боли.

Молодая пара на приёме. Конфликт:

— Как ты мог мне так сказать?

— А ты? Посмотри на себя. Еду не готовишь. Прихожу домой, а ты на кровати лежишь…

— А сам-то? Да если бы ты зарабатывал столько, сколько другие, то и я была бы другая.

Догадываетесь, что происходит дальше?… Замкнутый круг. И вроде бы есть много объяснений у этой ситуации, только вот кажется, что как будто слепые мы. Как чувствуется безграничная боль, которая скрывается за всем тем, что они говорят. Слова вроде бы странные, нереальные какие-то. А боль очень настоящая, реальная. Люди "взаправду" ругаются и "взаправду" плачут, и потом друг с другом неделями не разговаривают. Говорят друг другу: "Не понимаешь ты меня". И ведь действительно не понимают. Не понимают и не чувствуют ту боль, что скрывается в каждом из них. Боль, которая связана совсем не с едой и деньгами. С чем-то другим более глубоким и настоящим. Не любят они друг друга совсем, скажите вы? Да нет — любят! Очень любят! Потому и пришли.

Что же это за любовь? — спросите вы. А вы почитайте Толстого и Достоевского. Там про такую любовь, ох как много сказано. Любовь наполовину с болью. Так перемешана, что и не отличить. Где боль, а где любовь. Интересно, после этого вы захотели бы такой любви? Думаю, что испугались бы. Вот и бежим мы от неё. Один человек сказал мне: "Любовь — это не то, на что я соглашаюсь охотно". Прямо как об операции речь идет.

Вот так мы любим друг друга и бьём. Не реально, не физически. Душевно бьём.

Размышляю дальше. Почему же, когда я говорю любимому мне человеку о зубной боли или желудочной, он даёт мне сочувствие. Предлагает помощь. А когда кричу — отворачивается.

Ведь крик — это очень громкая просьба о помощи. Когда я кричу на кого-то, я говорю: "Душа у меня болит, неужели не видно".

И как было бы здорово, если бы слышали в ответ: "Душа болит? Давай массажик душе сделаю, слово, например, ласковое скажу, или витаминчик какой предложу: терпение, например, или принятие своё".

Представляете, кричит на нас любимый, а мы в голове держим: "Болеет ведь он. Душа у него болит. Как же помочь мне ему бедненькому?" И тогда все обидные слова, которые он или она произносят, просто не имеют никакого значения. Слова вообще часто к истине имеют мало отношения. А мы всё на слова: "Ах, сказал она мне, что я лентяй, ах, он меня в том, что у меня недостатки, упрекнул". Ну, сказал, ну упрекнул. А когда у вас зуб сильно болит, вы как на мир смотрите? Любите всех и понимаете? Какие только гадости в голову не лезут. Одна мысль крутится, лишь бы не болело. Вот и душа такая же, хоть и не орган реальный она вовсе. А болит порой ещё сильнее. И те, кто переживал такую боль, знают, что посильнее она реальной, физической будет, потому что при физической хоть знаешь, где болит. Съел таблетку, вырвал зуб и не болит. А душу не вырвешь, да и таблетку универсальную пока не придумали… Вот и болеем мы в одиночестве и слова обидные произносим, потому что по-другому не знаем, как про болезнь сказать. "Не скажешь ведь — душа у меня болит. Вот как увидел, что у порога меня не встречают, что ужин на столе не стоит, так и подумал, не ждут меня здесь, значит, не любят. И так мне сразу больно стало. Вот и кричу от этого". Не скажешь? Или скажешь?…

И всё бы было просто, если бы другой человек в этот момент был здоров. Но когда кричат мне: "Дурррра ты…" У меня ведь в этот момент тоже может душа заболеть. Вдруг и для меня это место больное? Вдруг в детстве, когда-то мне уже кто-то из близких людей так говорил, и я тогда как-то им очень поверила. И с тех пор у меня больное это место. А он по больному сейчас. И не могу я тоже ему сказать, попросить: "Не надо сюда. Больно". И его в этот момент с его болью не слышу. Потому как со своей бы разобраться…

Вот так мы встречаемся, живём и расстаёмся. Просто от того, что в каждом из нас столько боли, что закрывает нам глаза и уши. Мешает видеть и слышать, не говоря уже о том, чтобы чувствовать.

И бежим мы от такого замечательного человека. Не потому, что он плохой или я плохая. А просто потому, что жить рядом с ним с такой удвоенной, совместной болью становится просто невыносимо. И тогда мы ищем этому всякие объяснения: не сошлись характерами, например. А речь совсем не об этом.

Что же делать? Раздумываю я. Ещё с древних времён люди придумывали огромное количество приёмов проживания такой боли. Ещё до того, как психологи появились на свете.

Книги, театр, кино, песни (заунывные и не очень), музыка и медитации, разговоры и многое много другое, что помогает нам доставать со дна нашей души давно захороненные там переживания, проживать их заново и отпускать. И, конечно же, слезы… Эссе Ивана Ильина мне показалось здесь как нельзя более в тему. Я привожу его ниже без купюр.

С огромной благодарностью к тем, кто ищет, живёт и чувствует.

Ирина Золотова

"Пусть свободно течёт, коль уж она появилась. Я знаю, она появляется очень редко. И тот, у кого её ни­когда на глазах не бывало, тот, вероятно, чуть меньше, чем человек; он, возможно, так "мужественен", что поте­рял что-то человеческое. Ибо человеческому существу свойственно, что глубокая душевная боль застилает сле­зами глаза, и слеза, робкая и скромная, как цветок стра­дающего сердца, расцветает на глазах. О, люди, берегите эти нежные цветы!..

Нет сомнения: телесно есть у человека сердце. А ду­шевно и духовно?

У нас, цивилизованных людей, бытует предрассудок: сильному, мужественному человеку не нужно сердца, "этого источника слабости"; оно ему ни к чему; от него лишь затруднения и паралич; поэтому оно не должно ни трогать нас, ни влиять на нас. Тем более слёзы — как не­что неприличное и недопустимое; и появление их — на­стоящий позор.

Что есть жизнь без сердца? Без сердца — значит без любви! Кто ничего не любит, тот не умеет и служить; приносить жертвы; оставаться верным. Что можно сделать с подобными людьми? Есть ли на свете великое де­ло, которое было или может быть осуществлено без люб­ви и верности? А теперь сердце надо подавить или вовсе окончательно иссушить. Что же тогда останется людям? Непродолжительные причуды, злые капризы, пустые ме­лочи. Лишь эти жалкие паразиты могут побеждать и пе­ребиваться без сердца и любви… Горе, горе бессердечно­му народу!

Если же сердце есть — страдаешь, и страдаешь тем сильнее, чем чувствительнее, шире и глубже восприятие сердца. Такое сердце участвует невольно в страданиях мира, видит все несправедливости и жестокости внутрен­ним оком, из которого никогда не исчезает невидимая слеза. Эта слеза говорит о мировой боли; и насколько помнит человечество, нигде и никогда не было значитель­ного художника, философа или пророка, который не знал бы этой слезы и которому она не помогла бы сделаться ясновидящим. Да, ясновидящим. Ибо лишь зримая слеза омрачает взор на недолгое для неё время; невидимая слеза сердца, напротив, открывает человеку духовное зрение. И если такая слеза однажды блеснёт из телесно­го ока — неужто это уже позор?

Я дал бы людям возможность выплакаться спокойно, в тишине. Нехорошо так много страдать и всё хоронить в своём сердце: постепенно образуется целое кладбище с погребёнными в нем мнимыми мертвецами; и однажды толпа этих заживо погребённых болей внезапно восста­нет и будет мучительно искать воздуха и жизни. Нам да­на тишина ночи и верность друга, чтобы они видели на­ши слезы и навсегда умолчали о них. Пусть эти бутоны страдающего сердца расцветут и завянут в оке, никем не осуждённые, никем не осмеянные…

Каждый плачущий — знает он это или нет — плачет от избытка мировой боли".