Опасность метода: клиент или пациент, нейтральность или самораскрытие?

Опасность метода: клиент или пациент, нейтральность или самораскрытие?

Один из самых одаренных учеников Фрейда – Шандор Ференци (1873 – 1933) проходил анализ у Фрейда (1914, 1916г) и остался им крайне неудовлетворен. Суть его упреков к Фрейду сводилась к тому, что Фрейд недостаточно принимал во внимание материнский перенос и черезмерную потребность Ференци в материнской любви. Он считал, что Фрейд уклонялся и избегал этой темы, хотя с самого начала анализа был очевиден его ранний трансфер на Фрейда. Ференци обвинял Фрейда в том, что тот не принимает его (Ференци) потребность в любви, ведет себя с ним слишком холодно и слишком много интелектуализирует. Ференци считал, что стандартная психоаналитическая техника нуждается в модификации при работе с пациентами (подобными ему). Сейчас бы мы сказали, что это пациенты с доэдиповыми, ранними травмами, то есть, пограничного или психотического уровня.

Трансфер Ференци остался неразрешенным и он отыгрывал свою потребность в любви в экспериментах с пациентами: ему хотелось стать ближе к ним, отказаться от лицемерия в отношениях с ними, переживать теплоту и нежность и давать им настоящую любовь. С этой целью он стал применять « активную технику», суть которой заключалась в том, чтобы привнести любовь в терапевтические отношения, которой не хватало его пациентам в детстве, допуская физический контакт между аналитиком и пациентом, вплоть до взаимных ласк и поцелуев. Он предлагал также отказаться от любой терапевтической дистанции, признавался пациентам в своих чувствах и считал полезным взаимный анализ. Все эти ухищрения не срабатывали, поскольку Ференци, в противоположность холодной и фрустрирующей стандартной технике, давал слишком много удовлетворения своим пациентам и утрачивал собственные границы. Анализ превращался во взаимное безумие, полное слияние или психоз вдвоем. Фрейд осуждал своего ученика за нарушение этических границ, считал «активную» технику – инцестуозным соблазнением, нацеленным на реальное удовлетворение пациента, что противоречило самой сути психоанализа (говорить можно обо всем, а вот действия - запрещены). Ференци хотел быть своим пациентам лучшей матерью, чем были у них в реальности, забывая , что таким образом, он не дает пациентам от него отделиться., не дает им пережить к нему негативный перенос. Тем не менее, Ференци верно почувствовал – тот подход, что применяли тогда классические психоаналитики был неплох для невротиков, но абсолютно не годился для пациентов с ранними травмами, ему не хватало эмпатичности и честности аналитика. Аналитк тогда, в соответствии с идеалистическими взглядами Фрейда, должен был быть «чистым экраном», на который пациент проецирует свой перенос. Влияние контрпереноса аналитики пытались избегать проработкой личных комплексов в собственном анализе. Однако, «тренд», который почувствовал тогда Ференци, был незаслуженно на долгие годы предан психоаналитиками забвению.

Лишь начиная с 50-х годов идеи Ференци получили новое развитие в психоанализе. Все больше психоаналитики сталкивались с насущной необходимостью изменений существующих парадигм, поскольку они не работали с пограничниками. Работы Балинта, Кохута, Винникота и их последователей позволили дополнить классическую твердую отцовскую позицию психоаналитика принимающей и эмпатической материнской. Кроме того, психоанализ наконец обратил должное внимание на контрперенос, который со времен Фрейда долгое время считался помехой в работе психоаналитика, исправлять которую должен был личный анализ. Для понимания состояний и чувств пациентов пограничного уровня контрперенос психоаналитика становится главным и чуть ли не единственным ключом. Для работы с пациентами пограничного и психотического уровня в рамках современного психоанализа появились модификации в виде психоаналитической психотерапии, группового психоанализа, психоаналитической психодрамы.

В те же 50-е гуманистическое направление психотерапии во многом возникло и развивалось как альтернатива психоанализу и бихевиоризму, господствоваших в психотерапии. Психоанализ вызывал недовольство у представителей гуманистической психологии тем, что он, по их мнению, низводил мотивацию человека до уровня животных инстинктов, преувеличивал значимость и влияние бессознательных процессов и игнорировал особенности функционирования здоровой личности. Бихевиоризм, с их точки зрения, дегуманизировал человека, акцентируя внимание только на внешнем поведении и лишал его глубины и духовного, внутреннего, смысла, превращая тем самым личность в машину, робот или лабораторную крысу.

Представители гуманистического направления психотерапии (клиентцентрированная, гештальт- терапия и др.) пишут о том, что их методы являются удачной заменой психоанализу . Более того – эти методы, якобы взяли от психоанализа все лучшее и отринули, то, что устарело и не помогает. Отринутыми оказались концепции бессознательного и переноса, то есть центральные психоаналитические концепции (получился кастрированный психоанализ). Точнее сказать, от них не отказались окончательно, но их лишили того значения, которое они имеют в психоанализе. Для этого направления эти концепции как неродные дети: вроде они есть и о них упоминают, но явно недолюбливают и что делать им с переносом и бессознательным «гуманисты» не знают. Вот что пишут о переносе роджерианцы:

«Роджерс соглашался с тем, что в рамках клиент-центрированной терапии возможно установление отношений переноса, но утверждал, что они не становятся развитыми, полностью оформленными. Отношения переноса возникают в атмосфере оценки, где клиент чувствует, что терапевт знает о нем больше, чем он сам, и, следовательно, клиент становится зависимым.

А вот что у гештальтистов:

«Позиция гештальт-терапевта больше ориентирована не на прошлый опыт, а на настоящее и будущее, в смысле развития творческого приспособления, которое предполагает контакт с чем-то новым как с новым, а не воспроизводящим нечто из прошлого. Повторение же, содержащееся в трансфере, как раз мешает встрече с новизной. Во многом поэтому перенос не является основным концептом в теории и практике гештальт-терапии.»

Понятно, что не хотят ни роджерианцы, ни гештальтисты развития трансфера. Да ведь и Фрейд, когда обнаружил это явление , тоже воспринимал его поначалу как досадную помеху лечению, а Брейер просто бежал от Анны О. (первой пациентки «катарсического» метода), когда она заговорила о ребенке от него. Однако, трансфер невозможно предотвратить – это не зависит от желания психотерапевта, поскольку этот процесс бессознательный и универсальный. Мы все организуем свой жизненный опыт благодаря трансферу – переносим из прошлого в настоящее наши несбывшиеся ожидания и надежды. Психоанализ лишь создает условия, чтобы трансфер проявился и стал очевиден не только аналитику, но и пациенту. В психоанализе перенос поощряется и анализируется именно для того, чтобы пациент понял, что именно его делает зависимым от терапевта. Если терапевт трансфер не анализирует, то тогда он его вольно или невольно использует, что и происходит в неаналитических видах психотерапии (это все виды терапии, которые не занимаются анализом переноса). Иначе говоря, терапевты пользуются бессознательной зависимостью от них пациента. Можно не обращать внимание на трансфер, или использовать его (взять на себя ту роль, которую пациент бессознательно вам выдает), но с невротическими и, особенно, с пограничными пациентами долго это продолжаться не может: начинаются опоздания, пропуски сеансов, забывчивость при оплате, то есть растет разочарование в психотерапевте и все больше проявляется негативный перенос . Если на это не обращать внимания и не комментировать, то пациент уйдет с терапии. Может уйти со словами благодарности и под разными благовидными предлогами, но наивно верить в искренность его благодарности.

Основатель гуманистической психотерапии Карл Роджерс вводит в психотерапию понятие “клиент” вместо традиционного “пациент”. Слово “пациент” переводится как страдающий – терпящий, т.е., как считают сторонники этого направления, терпящий “издевательства” психотерапевта над ним , поэтому у них не пациент, а клиент, т.е. равный партнер. Гуманистический подход означает принципиальное равенство, дружеское партнерство психотерапевта и клиента. Считается, это не только подчеркивает уважение к клиенту, но и накладывает на него ответственность. Критикуя нейтральность и дистантность позиции психоаналитика (вспомните упреки Ференци Фрейду!) они кроме «равноправия и дружбы» настаивают на вовлеченностипсихотерапевта в терапевтический процесс, основным показателем которой является самораскрытие (опять привет Ференци с его экспериментами по самораскрытию и взаимному анализу).

На мой взгляд перечисленные выше достоинства гуманистического подхода (равенство, вовлеченность через самораскрытие) могут быть весьма опасны и травматичны особенно для клиентов пограничного уровня (невротик выдержит). Я попробую объяснить почему это так, разобрав две пары антогонистических понятий: равенство – неравенство (соответствует по смыслу антагонизму между пациентом и клиентом) и нейтральность ( закрытость личной жизни, переживаний и желаний терапевта)- вовлеченность (самораскрытие).

Равенство – неравенство

- Равенства в отношениях психотерапевта и пациента нет и быть не может, поскольку один из них страдает и ищет помощи, а другой обладает необходимым инструментарием, чтобы эту помощь оказывать. У психотерапевта (в восприятии пациента) есть то, что нужно пациенту. Получается, что один в этой паре имущий, а другой неимущий. О каком же равенстве тогда может быть разговор? Ведь от того, что пациента мы назовем клиентом, его страдания никуда не уйдут.

- За этим маневром с переименованием пациента в клиента и провозглашением равенства между терапевтом и клиентом («Мы равны и нам делить нечего!» ) стоит желание избежать негативного переноса и тех чувств, которые могут возникнуть у пациента к терапевту в переносе (злости, зависти, ревности), страх того, что пациенту удастся поставить его в переносе на роль какого-нибудь «издевающегося» над пациентом негодяя.

- Три истины необходимо принять пациенту в ходе психотерапии: свой пол, принадлежность к своему поколению, свою смертность. Страдания пациента связаны с отказам принять эти истины. Равенство, провозглашаемое Роджерсом, символически означает стирание границ между мужчиной и женщиной, родителем и ребенком, жизнью и смертью. Фрейд открыл закон, который противостоит этому безумию - это закон запрета на инцест.

Нейтральность – вовлеченность

- Как я уже заметил, независимо от того признают его или нет, перенос все равно будет воздействовать на отношения терапевта и пациента и это значит, что бессознательно терапевт в переносе для пациента всегда будет символическим родителем. То есть, представителем другого поколения (даже если вы младше своего пациента). И всяческие демонстрации со стороны терапевта вовлеченности и увлеченности пациентом («подлизывания», «подхваливания» и «поглаживания» пациента, переход на «ты» означают лишь одно - «маме» (или «папе») что-то надо от «ребенка» (пациента), его хотят, его соблазняют, к нему неравнодушны. Тогда уж пациенту придется думать не о своих «хотениях» (а пришел- то он оттого, что не знает чего он хочет), а о хотениях терапевта, который так назойливо стремиться «в контакт войти». Во французском психоанализе такому поведению дали термин инцестуозное.

- Еще более двусмысленна ситуация с самораскрытием получается! Терапевт - родитель, скидываающий с себя одежды (эксгибиционист) или распахивающий двери в свою спальню, зазывающий в свою постель!

Эмпатичность, конечно, необходима, но под эмпатией часто понимают похваливания и позитивные оценки, а не переживание терапевтом эмоций и состояний пациента (может быть, весьма неприятных). Порой, молчаливое переживание терапевтом того, о чем говорит ему пациент, дает пациенту много больше, чем любые слова поддержки или «саморазоблачения» психотерапевта.

Нейтральность психоаналитика тоже не означает его закрытости и невовлеченности. Его работа возможна лишь тогда, когда он открыт свои чувствам и желаниям, которые у него возникают в связи с тем, что говорит пациент (контрперенос). Терапевт может помочь пациенту стать взрослей и самостоятельней, если даст ему на сессии пространство, в котором бы пациент мог раскрывать и предъявлять себя, свои мысли и чувства, а не воровать у него это пространство собственными пугающими самораскрытиями и самопредъявлениями. Это особенно важно с пограничными пациентами, которые в своем детстве как раз имели родителей нарушающих их границы (соблазняющих, вторгающихся и т.п.). Спрашивается, для чего им теперь повторять эти травмы в психотерапии ?