Подростковые обиды как инструмент сепарации

Почитала комменты к предыдущему моему тексту. Снова люди рассказывают про очередных своих подросших деточек, которые пришли высказать маме за всё-всё-всё (и что велосипед не купила, и что к бабушке в деревню на лето отправляла).

И внезапно у меня в голове пазл сложился.

Все мы знаем про кризис трёх лет, да? Его ещё называют «кризис нет», или «ужасное трёхлетие». Это первый кризис сепарации. Чуть подросший ребёнок на каком-то этапе существования (по возрасту обычно от 1,8 до 3 лет) начинает выделять себя в отдельный организм и решительно проверяет родительские (и свои) границы на прочность. Делает это ребёнок при помощи негативизма, своеволия, детских мини-бунтов («Не буду есть кашу!!! НЕТЬ!!!») и активного использования слова «нет» применительно чуть ли не ко всем родительским инициативам. На форумах молодых родителей время от времени появляются сообщения: «Помогите, что делать, дочку внезапно как подменили, ей 2 годика, она от всего отказывается, ни на что не соглашается, не идёт ни на какие разумные компромиссы, мы замучились». Ну, сейчас все родители продвинутые, знают про «кризис ужасного трёхлетия», так что другие мамочки умудрённо отвечают страдалице: терпите. И они правы: накопится критическая масса информации о мире и малыш перестанет упираться и начнёт решать другую задачку по социализации. Про то, что кризис трехлетия для того нужен, чтобы выделить себя из мира (чисто физически) – многие уже знают.

Вообще любой кризис – это резкий скачкообразный переход системы на новый уровень. Сперва изменения по чуть-чуть накапливались, а потом набралась критическая масса, и разом «верхи не могут, низы не хотят» - система перескакивает одним прыжком на новую ступень. Ключевые слова РЕЗКИЙ и СКАЧКООБРАЗНЫЙ. То есть, вот это самое: «всё было как всегда, а потом его как подменили!»

А вот про то, что подростковый кризис повторяет кризис трехлетия, но уже на другом уровне – обычно не задумываются. А ведь на самом деле: в тинейджерские года (где-то до 20, хотя возможны варианты) подросший ребёнок тоже решает задачу сепарации. То есть, отделения себя от родительской семьи. Так что все эти подростковые обиды, слёзы, злопамятность, все эти претензии о некупленных велосипедах – они отчётливую инструментальную функцию выполняют. Они помогают отделить ребёнка от той семьи, благодаря которой он появился на свет, размежеваться с близкими, которые его вырастили. Я читала, что у этого процесса есть даже биологические проявления: подростковый пот потому так неприятно пахнет (и субъективно этот запах воспринимается наиболее омерзительным для членов кровной семьи), чтобы минимизировать вероятность инцеста; так природа защищается от появления слабого потомства. Природа подразумевает, что пора оставлять родимый кров и двигаться дальше. А поскольку размежёвываться всяко удобнее с теми, с кем точно не хочешь иметь дел – то весь юношеский максимализм и все эти совершенно искренние обиды вот именно так и работают. Чтобы вытолкнуть из гнезда птенца, уже готового к самостоятельному полёту.

Впрочем, когда природа создавала подростковый кризис, она не предусматривала ни нынешнюю 11-классную систему образования, ни ЕГЭ, ни пять лет в институте… Предполагалось, что новый, молодой член сообщества сможет отвечать за себя сам с момента, как физически созреет, а в сегодняшней обычной жизни это малореально: да кто его на работу возьмет, да ему даже сигареты ещё не продают, а туда же – жить отдельно. Люди – социальные животные, и далеко не всё в нашей жизни определяет природа.

Так что в утешение родителям тинейджеров можно сказать только одно: терпите, это так проявляет себя биологический механизм. Если именно так воспринимать претензии обо всех детских обидках и искренне поддержать и пожалеть ваше подрастающее, но такое ещё незрелое дитя («Мне жаль, что я сделала тебе плохо. Поверь, я не хотела, я признаю свою ошибку и ужасно за неё извиняюсь»), то на следующем этапе развития всем будет проще наладить отношения между отделившимися, но такими родными людьми. Этот этап обязательно настанет, и родители с выросшими детьми будут общаться на другом уровне – близких, любящих, но самостоятельных и отвечающих за себя людей. И хорошо бы при этом не мешались обиды, привнесённые с предыдущего этапа кризиса.

Ну ведь никому не придёт в голову десятилетиями обижаться на бывшего трёхлетку за то, что он когда-то не хотел есть манную кашу и надевать пижамку на ночь? Так и тут: подростковые обиды – всего лишь инструмент сепарации. И относиться к ним нужно так же.

Что бывает, когда родители принимают сепарацию детей близко к сердцу и лелеют обиды на всё высказанное им в юношеском запале – все мы отлично знаем, все могли наблюдать воочию. У каждого в окружении есть мамочка/папочка, которые костерят выросших «неблагодарных детей»: мы им всё, а они потом в 25 лет припоминают, как их с пацанами на речку в 10 лет не отпустили!!! И ведь помнил эти годы, гадёныш злопамятный! Кого я вырастила, неблагодарную тварь.

Говорю же, не в сути претензии дело: юнец/юница злится и обижается потому, что ему иначе незачем уходить «на волю, в пампасы». Зачем уходить оттуда, где хорошо? А что бывает, когда дети не отсепарируются от родителей вовремя, хорошо описала в своём блоге Катерина Мурашова.

Чтобы повзрослеть, всем нам приходится пройти через сепарацию. И, как понятно теперь, не в некупленном велосипеде вовсе было дело.