О чем говорят мужчины в психотерапии

В 2003 году, когда я только начинал заниматься психотерапией, большая часть моих клиентов были женщины. Мужчины обращались редко, в основном либо с алкогольной зависимостью, либо с серьезными депрессивными состояниями. Обращались в основном от отчаяния и безысходности, в крайнем случае.

В настоящее время это соотношение серьезно изменилось. Около трети людей, которые приходят ко мне – мужчины. И дело не только в том, что мужчины стали обращаться к психологу чаще. Качество этих обращений тоже изменилось.

Многие мужчины берут на себя смелость говорить о себе в психотерапии, исследовать свой внутренний мир и отношения с другими людьми.

Мне кажется, что одна из причин этого (конечно не единственная) – постепенное разрушение образцов мужественности навязанных еще советскими временами и «суровыми девяностыми». Образ мужчины, который считает слабостью говорить о своем внутреннем мире, приравнивая обращение к психологу к позору, отходит на второй план, разрушается. И я вижу в этом добрый знак, так как за такой идеей «сильного» мужчины, с моей точки зрения, стоял панический страх заглянуть в себя и обнаружить там что-то «немужественное» и постыдное. Страх, имеющий мало отношения к настоящей мужественности.

В этой статье я хочу описать некоторые вопросы, которые исследуют мужчины в психотерапии. Те темы, которые свойственны именно мужчинам, так как многие вопросы не имеют яркой половой или гендерной окраски и волнуют людей вообще. И поделиться своими размышлениями на эту тему.

Достаточно ли я мужественен?

Представления о мужественности складываются из двух полюсов. С одной стороны из отношений мужчины с другими мужчинами. Первым таким мужчиной может быть отец, а может и не быть. И на представления о своей мужественности или не мужественности влияют прямые или косвенные оценки значимых мужчин. Особое влияние это имеет в детстве и подростковом возрасте. На другой стороне этого полюса – отношения мужчины с женщинами. Это мать, а затем и другие женщины. И их оценки так же влияют на представления о мужественности.

Американский психоаналитик Хайнц Когут считал, что в детстве есть три сильные потребности, которые должны быть удовлетворены, чтобы человек мог развиваться нормально – это потребность в «отражении» (быть отраженным в другом человеке), потребность идеализировать и потребность быть похожим на других. Рассмотрим эту идею немного подробнее.

Потребность в «отражении» или зеркализации удовлетворяется тогда, когда значимы другие люди, в первую очередь родители, дают ребенку обратную связь о том, какой он для них. Если этот процесс проходит более-менее благоприятно, то через какое-то время человек перестает нуждаться в «зеркале», перестает заботиться о том, является ли он самым замечательным в мире. Он знает о себе, что его можно принимать и любить, что он может быть привлекателен. Тогда он может относительно спокойно сталкиваться с другими оценками себя исходящими из внешнего мира.

Если у мужчины по каким-то причинам не сформировался внутренний образ себя как достаточно мужественного, например, в силу того, что родители хотели видеть в нем свои ожидания, и не принимали его реального, то существует вероятность, что он будет обращаться с этим одним из двух способов. Либо сильно зависеть от мнения окружающих, как бы доверяя им решать, достаточно ли он мужественен и подходит для взаимодействия. Проецируя тем самым свою мужественность на других людей. Либо пойти путем полного отрицания важности оценки со стороны других людей: «мне вообще плевать на то, что вы обо мне думаете». Лишая себя тем самым возможности соотносить свои действия с другими людьми.

Вторая важная потребность – в идеализации, удовлетворяется, когда у ребенка есть возможность знать, что хотя бы один из его родителей является достаточно сильным и умным, что есть человек, на помощь которого он может рассчитывать и чувствовать себя защищенным. Конечно, потом важно прожить процесс разочарования в идеализированных родителях, чтобы принять их уже как обычных людей, со своими достоинствами и недостатками, не всесильных и неидеальных. Особенно ярко это происходит в подростковом возрасте и помогает почувствовать собственную взрослость.

С точки зрения мужественности первостепенную роль здесь играет возможность идеализировать собственного отца или человека его заменяющего. Увидеть его, на какое-то время, идеальным. Но отца может и не быть или он может оказаться таким человеком, которого просто невозможно идеализировать. Но потребность-то остается. И если при наличии отца идеализация строится на каких-то более-менее реальных основаниях, то если его нет, идеальные образы приходится брать вне семьи. Хорошо если это будут реальные люди принимающее участие в жизни ребенка, например, тренер в спортивной секции. Хуже если героические образы заимствуются из книг, фильмов, идеализированных историях о других людях. Такому образу мужественности бывает просто невозможно соответствовать в жизни даже приблизительно. А если я не могу, то значит я плохой. 

И третья потребность – потребность в «схожести», удовлетворяется тогда, когда у ребенка формируется ощущение, что он не сильно отличается от окружающих его людей, что он во многом на них похож. Если эта потребность удовлетворена, то уже взрослый человек развивает в себе чувство социальной принадлежности, при этом он может принимать и даже ценить свои отличия от других людей.

Может оказаться так, что мальчик попадает в окружение, которое от него сильно отличается. Это рождает много стыда и ощущение, что я не такой, со мной что-то не так. Например, мальчик из небогатой семьи учится в престижной школе, где его окружают дети из богатых семей. Или парень из интеллигентной семьи неудачно пытается найти свое место в дворовой компании, нормам и ценностям которой он не может соответствовать. 

Все это относится и к формированию представлений о собственной мужественности. Опираясь на эти идеи, я хочу рассмотреть вопрос, который часто возникает, под тем или иным углом, в психотерапии у многих мужчин: достаточно ли я мужественен?

Смелость и трусость

Иногда этот вопрос предъявляется через переживание стыда за отсутствие смелости, за собственную трусость.

Для мужчины и правда важно быть смелым, но у смелости есть оборотная сторона, и это, как ни странно, не трусость, а потребность в безопасности и самосохранении. Если же представления о мужественности навязаны извне, то страх – сигнал об опасности и желании сохранить себя, переживается с чувством стыда и презрения к себе, и оценивается как трусость.

Если это происходит, то мужчина с одной стороны не позволяет себе проживать страх (стыдно) и заботиться о собственной безопасности, с другой стороны он постоянно возвращается к этому страху, «подтверждая» свою трусость, при этом, хронически не заботясь о своей безопасности.

И дело не в том, что мужчина не ценит смелость. Ей он как раз может предавать сверхценное значение. А в том, что он отвергает свою потребность в безопасности.

Я думаю, что в жизни каждого мужчины могут быть ситуации, когда он нарушал СВОИ ценности, трусил и испытывал стыд за это. Если же ощущение стыда за трусость сопровождает меня достаточно часто, то возможно это повод задуматься: «а подходят ли лично мне представления о смелости, которые я исповедаю?»

Например, взрослый, успешный мужчина говорит о том, что ему стыдно говорить о своей трусости, но это гнетет его время от времени. Если он находится в общественных местах или в компаниях, где есть незнакомые ему мужчины, то он испытывает страх перед мужчинами, которые выглядят более физически сильными и уверенными, чем он. И он стыдится этого, считая себя немужественным в этих ситуациях.

Дальнейшее исследование показывает, что он почему-то обращает свое внимание в этих ситуациях именно на «опасных» мужчин, хотя обычно эти ситуации не выглядят как реально опасные. Затем он мысленно (в основном неосознанно) конструирует для себя ситуацию конфликта с этими мужчинами, переходящего в драку, которую он проигрывает. Испытывает при этом сильный страх вместе со стыдом и презрением к себе за трусость. Это приводит его к воспоминаниям о проигранных драках, об избиении его сверстниками и ребятами постарше в школьные годы.

При этом он рос в среде, где ценностью была физическая сила и странная смелость: «даже если ты один против пятерых нельзя пугаться и убегать, ты должен драться», которая больше подходит героям боевиков или людям, которым и вправду незачем беречь свою голову. К проигравшим драку или попытавшимся ее избежать, даже с более сильным противником, относились с презрением, считая «лохами». За поддержкой к отцу он обратиться не мог, так как отец сильно выпивал в то время, часто был агрессивен по отношению к сыну.

И в терапии этому мужчине важно было признать свой страх, посмотреть на него иначе, признать, что у него есть нормальная потребность в безопасности и самосохранении. И наличие этой потребности не делает его менее мужественным.

Парадоксальным образом это привело к тому (постепенно), что он стал чувствовать себя более смелым и уверенным в себе. И это произошло после того, как он стал рассматривать страх и потребность в безопасности не как что-то противопоставленное мужественности. В этом он нашел опору для большей смелости во взаимодействии с другими мужчинами. На одной из встреч он сказал мне: «Знаете,  может быть это немного глупо, но раньше я всегда боялся возвращаться ночью домой с автостоянки. Но при этом делал это регулярно, видимо проверяя свою смелость. А потом я вдруг подумал: «а зачем я вообще это делаю?» Мне на самом деле страшно и это правда опасная ситуация. Почему бы мне не ставить машину иногда возле дома или вызывать такси, если я возвращаюсь поздно?»

Неуверенность в себе

Это достаточно широкая формулировка, под которой могут скрываться различные затруднения. Если под трусостью в основном понимается страх конфликтов и страх физического столкновения, то под неуверенностью чаще подразумевается нерешительность в совершении каких-либо действий, а иногда не столько самих действий, сколько страх выглядеть нерешительным, встревоженным, неуверенным.

В принципе это похоже на описанную выше «трусость». Есть ценность быть решительным, уверенным в себе, нормальная, как мне кажется, для мужчины. И есть идеализированный образ того, как это должно быть, недопускание проживания естественного волнения, тревоги, сомнений, страхов. Только если в случае смелости естественной противоположностью к ней является потребность в безопасности, то противоположностью к уверенности в себе является здоровая потребность в социальном принятии и уважении.

Навязанная извне идея уверенности как бы говорит мужчине: «ты должен выглядеть и действовать настолько уверенно, что у других просто не должно быть шансов отвергнуть тебя». А так как действовать так принципиально невозможно, то появляется блокирующий страх отвержения и неприятия. И страх прожить стыд за отвержение, которое приравнивается к позору. Это можно выразить в лозунге: «Настоящих мужчин ВСЕ уважают и НИКОГДА не отвергают». И тогда, в момент взаимодействия с другими людьми, человек больше озабочен своим собственным образом, а не реальным контактом и собственным восприятием другого человека.

Например, молодой человек, недавно получивший руководящую должность, говорит о том, что чувствует себя неуверенно по отношению к подчиненным на совещаниях, а так же при взаимодействии с вышестоящим начальством. Его запрос в психотерапии – стать увереннее.

Но в процессе психотерапии обнаруживается, что он и так сверхсосредоточен на идее уверенности, постоянно соотнося свои чувства и действия с образом уверенного в себе руководителя, реагируя стыдом и тревогой на то, что не всегда соответствует ему.

Отец всегда с презрением относился к его страхам, тревогам, сомнениям. Сравнивал его с девчонкой, когда он проявлял что-то похожее на нерешительность, тем самым ослабляя его веру в себя как в мужчину.

И в психотерапии мы работали с тем, что принципиально не возможно, взаимодействуя с другими людьми, сделать так, что они гарантированно примут тебя. Партнеры по коммуникации могут принимать и уважать тебя, а могут и нет. И это далеко не всегда зависит только от того выглядишь ли ты уверенно.

Ему (клиенту) было важно осознать, что он проецирует свой стыд за неуверенность в себе на других людей, приписывая им презрительное отношение к любому проявлению нерешительности. А так же было важно допускать и проживать естественное волнение и некоторое смущение, возникающее при общении с людьми, признание которых для тебя действительно важно, не блокируя эти чувства и не переводя их в тревогу и стыд.

Это правда трудно, признать и принять, что с одной стороны ты нуждаешься в одобрении и принятии, что от этого частично зависит твое самоуважение и что это волнует тебя, а с другой стороны не отдавать все свое уважение другим людям, быть устойчивым к тому, что они могут тебя отвергнуть и при этом не потерять уважение к себе.
 

Продолжение следует...