Эмоции + манипуляции = ребёнок-травматик

Эмоции + манипуляции = ребёнок-травматик

Токсические эмоции агрес­сии – раздражения, страха – бегства, вины – ухода в себя, избегание, обиды – регрессия и фрустрации и связанные с ними последствия ни в какое сравнение не идут со способностью человека решать проблемы на вербальном уровне. Когда мы рассержены или напуганы, рептильные центры мозга «перекрывают» большинст­во операций, которыми заведует кора головного мозга. Про­исходит отток крови из головного мозга; кровь поступает в мышцы, чтобы подготовить их к физическим нагрузкам. Ра­бота сознания, таким образом, тормозится. В таком состоя­нии человек не может эффективно думать, что ведет к ошибкам в поступках с использованием простых операций-действий.

Примитивные реакции оттесняют способность словесного разрешения проблем на второй план. Большинство отстаивают себя и своё мнение социально приемлемыми средствами только тогда, когда уже достаточно раздражены и сердиты. Гнев ослабляет позицию человека в конфликте. Прими­тивные реакции (страх, бегство, агрессия) попросту бесполезны. Они, скорее, создают новые проблемы, а не решают старых.

В арсенале у человека имеется три главных способа поведения в конфликте: два унаследо­ванных от животных – агрессия и бегство; третий, челове­ческий – взаимодействие, вербальное общение. Тогда почему люди раздражаются или пугаются; почему они используют лишь агрессию или бегство, сталкиваясь с проблемами? Если наша исключительно человеческая способность раз­решать проблемы столь ценна для выживания, то почему многие из нас ее очень плохо используют? Ответ на него родом из нашего детства.

Понаблюдайте за тем, как ребенок познает мир. Он ведет себя уверенно и настойчиво. Первое независимое действие малыша – протест. Если про­исходит что-то, что ему не нравится, он тут же дает знать об этом при помощи плача, крика и воплей в любое время дня и ночи. В этом возрасте мы были упорны и сообщали о своем недовольстве до тех пор, пока его причина не устранялась. Скоро младенец превращается в маленького ребен­ка, умеющего и ходить, и говорить, и понимать, что ему гово­рят его родители. С этой поры физические ограничения  (кроватка, игровой манеж) его по­ведения уже не эффективны. Контроль над ним со стороны родителей с физического меняется на психологический. Ребенок начинает  упрямиться и в этом  проявляется врожденная  спо­собность словесно отстаивать себя. Что делают родители? Начинают пресекать действия ребенка «доступными» для них средствами, то есть повышать голос, даже кричать, когда терпение на исходе. Для чего? Для того, чтобы было легче психологически контролировать его поведение.

Итак, родители заставляют своих детей переживать негативные эмоции по двум причинам. Во-первых, чтобы эф­фективно контролировать их природное упорство, иногда раздражающее и взрывоопасное. И это не говорит о том, что родители бесчувственны к своим детям. Они ошибаются, принимая детское упорство в отстаивании своих прав за врожденную агрессивность, ко­торую дети проявляют, когда они рассержены. Во-вторых, родители используют этот метод психологического контро­ля, потому что их родители в свое время поступали так же, заставляя испытывать беспокойство, ощущать свое невежество и вину.

Приучить к этим чувствам легко. Достаточно вну­шать уверенность в том, что именно твое поведение вызывает ощущение раздражения, что ты ведешь себя неподобающим образом, а значит виноват. Воспитание исходит от обоих родителей, но мама выполняет большую часть «грязной» работы, поскольку она проводит с детьми гораздо больше времени, чем отец. Когда ребенок наводит порядок в своей комнате и убирает на место игруш­ки, мама обычно говорит: «Вот хороший мальчик!» Когда ей не нравится то, что он делает, она говорит: «Ну, что ты за ребенок? Только непослушные дети не убирают свою комна­ту!» Ребенок   привыкает к тому, что слово «непослушный», что бы оно ни значило, относится именно к нему. Когда звучит это слово, мамин голос и настроение предвещают нечто ужасно неприятное. Мамы часто говорят своим детям, что они плохие, грязные, дурные, несносные, испорчен­ные или злые.

Используя слова «хороший» и «плохой» для контроля поведения ребенка, мама тем самым отрицает свою ответст­венность за то, что она заставляет его делать то, что она хочет (например, чтобы он убрал свою комнату). Эффект, который оказывают на маленького ребенка слова «хороший», «плохой», «правильно», «неправильно» оказывается таким, как если бы мама сказала: «Не делай кислое лицо. Это не мояприхоть, чтобы ты убрал свою комнату. Так должно быть!» Для кого долж­но  быть и почему это нужно выполнять? Лобные доли головного мозга «созревают» лишь к 12-14 годам, к тому времени, когда теперь уже повзрослевший ребенок-подросток может не только сравнивать, но и анализировать свои действия. Когда папа говорит двух летнему малышу – ты Мужик! и должен отвечать за свои поступки… куда этот «любящий» папа приведет своё «любимое» дитя?

Контроль по принципу «плохой-хороший» очень эффективен, но содержит элементы манипулирования сознанием ребенка, который будет искать способы и методы противостоять подобным манипуляциям: избегание, уход в себя, регрессия, гнев и другие возможные и невозможные способы сохранить свою целостность.

Компромисс, взаимодействие, игра, честное общение возможно только тогда, когда мама прямо говорит, что это она хочет, чтобы ребенок это сделал. Но маме кажется, что будет правильнее научить ребенка различать между «хорошо» и «плохо» с помощью таких авторитетов, как полицейский, злой дядя и тому подобное – с помощью всех тех «судей» и «плачей», которые по-детски воспринимаются главными фигурами в об­ласти «плохого» и «хорошего».

Когда мама говорит: «Спасибо. Мне очень приятно видеть чистоту в твоей комнате». Таким признанием мама учит тому, что все, что она хочет, важно потому, что она этого хочет, а не кто-то посторонний. И это правильно. Если мама прямо говорит: «Я хочу», в этом нет скрытой угрозы. Это не значит, что «хорошие» дети любимы, а «плохие» – нет. Оценивается поступок, но не личность и качества, присущие ребенку. Ему не нужно любить то, что хочет мама,  просто нужно сделать это!

При­учать дитя чувствовать вину, чтобы потом манипулировать его поведением – то же самое, что заставлять любить горькую таблетку, потому что она избавит ребенка от боли или простуды.

К сожалению, детей приучают испытывать чувство вины или гнева, а также ощущение собственного невежества во мно­гих ситуациях. Например, ребенок играет с собакой, а мама хочет прилечь. Мама начинает давить: «Почему ты все­гда играешь с собакой, когда я хочу отдохнуть?» Предполагается, что ребенок должен ответить на вопрос, на который он не знает ответа. Как может чувствовать себя сын или дочь в данный момент?  В сознании ребенка возникает картина: если мама спрашивает о причине, то она должна быть. Ведь мама не спросила бы о том, чего нет, правда? Если дочь правдиво, но робко ответит: «Я не знаю», мама отпарирует: «Почему ты не идешь в другую комнату?» Отсутствие «хорошей» причины того, почему она  играет с собакой, вновь заставляет чувствовать себя виноватым.

Все утверждения мамы ведут к одному: я больше, моя позиция – позиция вожака, а ты лишь подчиненная в этой иерархии. Срабатывает принцип, который присутствует у животных, живущих стаями – иерархия стаи. Позиция альфа-самки или самца, остальные, по мере способностей, возможностей, силы и выносливости.

Часто люди, которых вы любите и которые вам не без­различны, относятся к вам жестоко, потому что они всего лишь человеческие существа. Они могут любить вас и забо­титься о вас и тем не менее сердиться на вас. Жизнь с други­ми людьми не бывает все время легкой и замечательной. Так что периодическими проявлениями гнева в повседневной жизни мама готовит ребенка в дальнейшем справляться с парадоксами человеческого поведения.

Манипулирование негативными эмоциями продолжается и вне дома. Более старшие дети уже знают, что с помощью этих эмоций можно контролировать поведение других. И они используют это средство, чтобы заставить меньших или бо­лее слабых детей делать то, что они хотят. Учителя подхва­тывают начатое мамой и контролируют поведение учеников в классе также с помощью негативных эмоций. В конце концов, когда ребенок хорошо приучен к тому, что его в «воспитательных» целях заставляют испытывать негативные эмоции, и не дают возможности проявить свою волю, он начинает использовать пассивную агрессию, пассивное бег­ство или ответное манипулирование, с тем чтобы достичь контроля над собственным поведением.

В раннем возрасте ребенок недостаточно знает об умении манипулиро­вать и не может соперничать в этом со старшими. А вот подростки используют ту же стратегию родителей, чтобы играть на присущих им чувствах беспокойства и вины. Взрослые, спрятавшись за спасительным занавесом своих манипуляций, намекают, что ребенок – закон­ченный бездельник, и что не их в том вина, что отпрыску неприятно выполнять свои обязанности.

Попробуем проанализировать скрытый смысл  взаимодействия на примере сына-подростка и его матерью. Мама имеет в виду, что она только следует набору правил, который составляла не она, и которого дети еще целиком не понимают. Столкнувшись с неразрешимой на уровне вербальных символов пробле­мой, мальчик находит, что легче удалиться во двор и там долго ворчать, пассивно выражая свое раздражение. Мама управляет эмоциями и поведением ребенка, исходя из оценок «правильно-ошибочно», «пристойно-не пристойно», и тем самым при­учает мыслить в соответствии с некими неопределенными пра­вилами, которым должно следовать.

Недостаток такого подхода в том, что эти правила настолько абстрактны, что их можно интерпретировать как хочешь в одних и тех же обстоятельствах. Эти правила не имеют ничего общего с собственным представлением о том, что нравится и не нравится. Они указывают, как люди долж­ны чувствовать себя и вести по отношению друг к другу, независимо от реальных отношений между ними.

Многие мамы, с которыми приходится общаться в рамках школы, говорят о дискомфортных ощущениях в общении с детьми. Глав­ных источников их беспокойства два. Во-первых, они были сбиты с толку разными методами воспитания детей, во-вторых, мамы ошибочно считают, что если они решили выступать от своего имени, то у них есть два пути: либо быть тираном, либо «тряпкой» в общении с детьми. Сталки­ваясь с таким неприятным выбором, они возвращаются к испытанному способу манипулирования эмоциями, которому их научили их родители, вместо того, чтобы взять прямую ответственность и власть на себя: «Я хочу, чтобы ты... »

Есть категория мам, пытающихся быть совершенными, не делающими ошибок. Однако, претендуя на роль совершенной ма­мы, они имеют все шансы проиграть. Когда-нибудь им бы все равно придется нарушить обещание: потому, что не смог­ли, либо не захотели. Если бы они смогли отказаться от роли «совершенной мамы» и честно признать­ся, что нарушит данное и обещание, это уменьшило бы дискомфортные ощущения у всех вовлеченных в процесс воспитания.

С того момента, как мы начинаем говорить и понимать, что нам говорят, нами пытаются управлять, манипулируя нашими сознаниями. Когда мы ведем себя настойчиво, в нас пытаются вызвать ощущения беспокойства, почувствовать свои неве­жественность или вину за свое поведение. Этим нас как бы удерживают от реальной или воображаемой опасности, а на деле облегчают жизнь окружающим нас взрослым. Однако, такая игра на эмоциональных струнах души ребенка имеет и побочный эффект. Когда мы вырастаем и становимся ответственными за свое поведение, эти эмоции становятся доминирующими. Мы все временами испытываем беспокойство, переживаем свое незнание чего-то и вину, а это может быть использовано и используется против нас другими людьми, чтобы заставить нас делать то, что нужно им.

Важно понять, как  взрослые, когда-то бывшие маленькими, смогут и обязаны помочь детям из­бавиться от привитых им в детстве стереотипов, проявляющихся при общении с другими людьми.

Владимир Косинцев,

детский психолог