Грусть моя, ты покинь меня

От грусти принято избавляться. Если человек грустит, то первый импульс — подбодрить его, развеселить, отвлечь. «Тебе нужно развеяться — и все наладится», «И печаль отступит, и тоска пройдет» (с).

Откуда берется такое отношение к грусти?

Я вижу несколько причин.

1. Если ребенок грустит, родитель часто видит себя причиной этого чувства и у него возникает ощущение "я что-то сделал не так" (обидел, не смог удовлетворить потребность, не смог обезопасить от какой-то угрозы и т. д.). Родитель чувствует вину. И чем чаще ребенок грустит, тем больше ощущение своей родительской несостоятельности.

«Ребенок грустит» в голове у родителя становится тождественно «я плохая мама/плохой папа».
Ребенок фактом своих эмоций становится как будто бы обвинителем. А что делают с обвинителями чаще всего?

- Нападают в ответ («сам виноват», «я же тебе говорила», «я для тебя все делаю, а ты все время с кислой миной ходишь, неблагодарный ты», «вот смотри, мальчик не плачет, а ты ревешь, потому что мальчик послушный, а ты - нет») или

- Дистанцируются, отворачиваются («ну и сиди один, когда успокоишься — приходи», «ну хватит уже ныть, перестань, я устала это слушать»).

Если родитель знает, что грусть — это нормальная эмоция живого человека, у него не возникает чувства вины — и тем самым не возникает барьера, который отделяет его от ребенка. И тогда он способен быть теплым и поддерживающим в тот момент, когда ребенок в этом нуждается. И это в разы конструктивнее, чем становиться холодным, обвиняющим, обесценивающим по отношению к расстроенному ребенку.

Но это требует усилий от родителя: отключить автоматическое «Хватит плакать! Да успокойся ты уже!» и перейти в «ручной режим».
Причем родитель даже может видеть, что он действительно является причиной расстройства, но видеть также свою неидеальность — и грустить об этом, а не нападать на ребенка. Можно продолжать сопереживать, даже если не можешь отменить тот фактор, который расстраивает. Способность переходить в такой режим взаимодействия напрямую зависит от того, насколько родитель способен выносить собственные чувства, в том числе — свою грусть.

2. Встречаясь с чувствами своих детей, мы начинаем больше переживать свои. В моем детстве не принято было грустить.

Когда я бывала расстроена или печалилась, то, глядя на меня, моя мама встречалась с той грустью, которой было так много — непрожитой — внутри нее. И это приносило сильную боль. Моя мама, по-видимому, не хотела или не могла иметь с этим дело. Она, как и многие в том поколении, старалась забыть все, что когда-то нанесло травму («память укрыта такими большими снегами»). Спрятать и не смотреть на это.

А тут дочка грустит. И ее настолько "сносило" от ее собственных, замурованных где-то глубоко внутри, чувств, что она могла злиться или дистанцироваться или игнорировать мои переживания, «отмораживаться» - все что угодно, лишь бы не соприкоснуться с этим по-настоящему. Видя такую реакцию, я чувствовала, что остаюсь без поддержки, я теряла маму, я видела, что ей плохо — в общем, видела ряд сигналов, по которым понимала: «то, что я сейчас переживаю, лучше не переживать». Но не переживать я не могла) Поэтому «просто» закрывалась. Просто чувствовала, что мне плохо, но на связь не пыталась выходить, скорее ее избегала. «Маме это неприятно», значит, если я грущу то лучше быть в одиночестве и никому ничего не показывать, а то отвергнут.

Я жила с этим убеждением почти 30 лет. И до сих пор оно возникает во мне. Это что-то, что осталось очень глубоко, на подкорке — и от этого меняется очень медленно, аккуратно, маленькими шагами.
Грустный ребенок — «неудобный» ребенок. Он требует внимания, присутствия, тепла. У родителя есть выбор: включиться, попробовать успокоить ребенка (что является ресурсо-затратным) или проигнорировать чувства («хватит хныкать, пойдем»). Крен в сторону игнорирования/обесценивания грусти существовал на протяжении нескольких поколений. Сейчас ситуация постепенно начинает меняться. И арена изменений — наша душа.

Научиться видеть свою грусть, относиться к ней как к чему-то важному, ценному, не игнорировать себя, учиться поддерживать себя, когда опечален, расстроен — этот навык хоть со скрипом, но формируется. Грустно, что столько усилий требуется, чтобы просто научиться себя слышать и разрешать себе быть в том, что есть. И хочется, чтобы у наших детей право переживать чувства ощущалось как неотъемлемое, не требующее «переустановки системы». Пусть так и будет.