Травма домашнего насилия и измены: Старый новый свет

Кажется, что виртуальное пространство в наши дни насквозь пронизано тематикой травматизации с особой фокусировкой на травмах домашнего насилия и семейных измен. Показательно обилие постов, статей, групп поддержки, пропагадны контрмер, призывов к терапии.

Адюльтер наглядно присутствует в человеческой истории с давних времен, свидетелем чему становятся мириады «острых» сюжетов беллетристики, в то время как тема домашнего насилия начинает свой «выход из тени» лишь с конца прошлого столетия.

Важно заметить, что насилие проявляет себя там, где есть власть в отношениях. Но тогда возникает вопрос, где же грань между понятиями «насилия» и «разумного принуждения»? Ведь мы все в некоторой степени - «суверены», носители власти (над домочадцами, подчиненными и в др. случаях). Как известно, без власти нет контроля, а значит, выживание социальной группы ставится под угрозу.

Экватором, разделяющим полушария насильственных действий и действий по «разумному» принуждению, являются, скорее, установки культурной среды. Так, в Старом свете телесные наказания оставались одобряемым методом воспитания молодого поколения вплоть до середины прошлого века, а сегодняшняя реакция общественности даже на легкий шлепок ребенка по «мягкому» месту – потенциальный повод для серьёзных разбирательств за рукоприкладство.

(Немного юмора из личного опыта... В этом моменте мне вспоминаются баталии с моей 7-летней дочкой о необходимости хотя бы несколько раз в неделю взять на себя труд мыть посуду. Иногда я искренне сожалею об отсутствии Билля «О правах Родителей», содержащего особую поправку о праве старшего использовать «волшебный пендель» вместо заунывных психологически стерильных тирад: «я так тебя понимаю, что ты не хочешь», «нам очень важна твоя помощь», «правда, есть более интересные занятия – мне так жаль» и бла-бла-бла).

Говоря о домашнем насилии, следует различать его хроническую форму и единожды произошедший аффективный эпизод.

При хроническом насилии речь идёт о таком типе фрустрирующих взаимоотношений в семейном кругу, когда все члены семьи настолько свыкаются со своей «средой обитания», что зачастую даже неспособны осознать всю патологичность происходящего. Им кажется, что существующее положение дел – повсеместная норма («все так живут»). В этом месте создаётся прочная спайка со своей семейной системой (лояльность), и, несмотря на страдания, жертвы хронического домашнего насилия редко сами приходят в терапию с прямым запросом о насилии, чаще эти факты раскрываются гораздо позже в динамике развития терапевтических отношений.
«Придание голоса» имевшим место в семье фактам насилия, признание их неприемлемой формой контакта, укрепление фона клиента, выход из слияния с семейной системой, поиск опор и, наконец, действия по изменению ситуации – вот основной вектор терапевтической работы с хроническим домашним насилием.

Иногда насилие (чаще физическое) может возникнуть как разовый эпизод в отношениях в результате некого аффективного состояния (например, в ходе семейной ссоры). Такой эмоциональный «срыв» становится из ряда вон выходящим событием, катастрофой для всех членов семьи (агрессора, жертвы, их близких). В этот момент происходит резкое обрушение привычных опор и базового доверия к существующей системе, которая воспринималась до настоящего времени, как стабильная. Именно в этом единичный эпизод травмы домашнего насилия в аффекте имеет схожесть с травмой измены - крушение фона, как предтеча выхода из слияния с неизменными спутниками «вина - обида».

Здесь важно признать подобный эпизод - чрезвычайным происшествием, а аффективную эскападу агрессора – фактом нанесения вреда пострадавшей стороне. Продолжить и далее «виноватить» члена семьи, совершившего насилие (речь не о хронике, а о разовом акте агрессии, как о форс-мажоре), – путь к закрытию возможности для обоих сторон конфликта попытаться посмотреть на травмирующей эпизод с позиции «переносимости», т.е. когда о нём можно говорить из некой мета-позиции, а не из русла аффекта. В этом случае становится возможным не только «развернуть гнев праведника на тирана», но также дать и пострадавшей стороне увидеть свою точку «бифуркации», когда она нечутко продолжала давить в больное место партнёру-будущему агрессору, провоцируя его состояние «снесённой башни».

Если фокусом внимания сделать утрату саморегуляции (иначе говоря, потерю осознанности / self) во время ссоры, то тем самым мы признаём сохраняющуюся значимость партнёров друг для друга и необходимость выбора корректной формы взаимодействия. Именно эта позиция позволяет избежать деление семейной истории на «Чёрное & Белое», «До и После», не предать забвению всё то хорошее, что было в отношениях, только в такой призме возможно рождение инсайта «я всё еще люблю тебя, но остаюсь с тобой только если…».