Парадоксальная безопасность жертв домашнего насилия

В последнее время мне часто попадается на глаза такое мнение про женщин, регулярно избиваемых своими мужьями, что это им нравится, если они не уходят.

И действительно в любом кризисном центре знают, что даже после очень тяжелого избиения, после реанимации, единицы покидают своих супругов. Большая часть возвращается. Снова и снова. Многие из них на гибель…

В этой статье я попробую сформулировать, как выстраивают безопасность люди, имеющие в анамнезе сочетание травмы насилия и травмы развития.

Существует важное качество, характеризующее этих людей, и именно оно вынуждает быть жертвой снова и снова. Процесс этот большей частью бессознательный. И потому волевому контролю не поддающийся. Это чувство всесилия.

Для ребенка возрастом до 2 лет детский эгоцентризм – нормальный атрибут той фазы развития, на которой он находится. Далее, он ослабляется в кризисе 3 лет, и практически сходит на нет в подростковом кризисе. Эгоцентризм проявляется не только в том, что ребенка не интересуют другие люди, как Другие, отдельные от него. А также в том, что все происходящее вокруг него он связывает с собственным влиянием путем архаичного мышления. И это касается не только существенных изменений (родители разводятся потому что я плохой), но и «мелочей». «Мама повысила голос потому что я что-то сделал, и неважно, что не пойму, что именно»…. «Ага, кажется она повышает голос, когда я не отвечаю ей немедленно!»….. «Точно, она всегда кричит, когда я замолкаю!»…. «Я могу вызывать мамин крик, замолкая»….

Полярностью «всесилия» является «беспомощность». Ибо она является непереносимой как для маленьких детей, так и для жертв насилия. Всесилие—защита от беспомощности.

Подрастая, ребенок, будучи достаточно поддержанным взрослыми (объяснениями например, возможностью мамы просить прощения за свой крик, тем самым возвращая ответственность себе и снимая ее с ребенка), переходит на другую стадию. На которой выбор действия принадлежит другому человеку, а для меня возможна только различная реакция на его действия. Но точно не в моей власти вызывать какое-то поведение у другого, это его выбор, как себя вести.

Но если в семье происходит хроническое насилие, в котором «ты меня вывел!» (причем не обязательно даже с действиями в адрес ребенка: он может быть свидетелем родительских ссор, в которых за действия одного несет ответственность другой), то всесилие сохраняется. И «перевернутым» образом создает иллюзию безопасности. «Если я могу управлять другим, то у меня все под контролем!»

Второй аспект ситуации хронического насилия также связан с эгоцентризмом. «Если это по моей вине мужчины выходя из себя и бьют, то все мужчины будут так вести себя рядом со мной, и нет никакого смысла пытаться создавать другие отношения». Ответственность целиком оказывается на том, которого избивают. И если женщина все же уходит, то зачастую не создает больше никаких отношений вообще.

Третий аспект касается прошлого опыта, который гласит, что «если взрослый начал нечеловечески кричать, или бить, то уже скоро все закончится!» и тот, кто подменил мой маму (моего папу) исчезнет, а они (любящие и нежные) вернутся. С этим связана реальное облегчение жертвы в момент насилия. Их мужья после взрыва аффекта и бессилия в этом аффекте испытывают очень сильную вину, которую отправляются заглаживать. И ради этих моментов «любви» жена способна «вытерпеть» ярость супруга. Это непонятно, если смотреть на жену, как на взрослого человека. Но в близких отношениях оживает как раз детский незавершенный травматический опыт. А для ребенка любовь взрослого=жизнь. Без нее он просто умрет. И он готов добывать ее любой ценой и терпеть ради нее многое. Он просто не может уйти. Непросто это и взрослому, попадающему в детскую позицию.

Сложность такого опыта еще и в том, что если женщина, пережившая его, оказывается с другим мужчиной. Таким, которого даже провокации не вынудят драться, то она почувствует смертельный ужас. «Ведь это другая реальность, в которой я не управляю другим, не могу его контролировать! А значит, очень опасная для меня реальность…»

Терапия порой несколько лет направлена только на то, чтобы сдвинуть установку: «я всесилен, я вызываю чужой гнев и ярость и значит сам виноват в том, что меня бьют» на «в ответ на мое поведение у другого могут рождаться разные чувства, но его ответственность в том, как с ними обращаться, как вести себя из них». Но если это сдвиг произошел, то это огромный скачок. «Ведь тогда ответственность за свою жизнь принадлежит только мне. Да и жизнь наконец то принадлежит мне!» Мне кажется, что это та точка, где жизнь в принципе появляется.