Несколько слов о первой любви

Стоял зимний вечер, в воздухе витала скука от монотонного никому ненужного дежурства в деканате мединститута.  Так было принято, что студентам приходилось дежурить, ожидая очередного посетителя. Коридор был темный и мрачный, от него пахло старостью архитектурной постройки, внизу стоял потертый письменный стол времен Петлюры, за которым сидели две замерзшие, уставшие студентки первого курса лечебного факультета. Татьяна налицо постарше, более уверенная в себе создавала вид правильной недотроги. Фигура ее была строга, белый медицинский халат безупречно накрахмален и выглажен, а шапочка прятала копну темных волос.  Рядом с ней сидела, ссутулившись от холода и страха Маринка, втягивая голову в плечи и отводя от каждого зашедшего взгляд в сторону. Неуверенность в себе бросалась в глаза, а тревожный взгляд прятал от окружающих блеск детских изумрудов под непослушной прядью каштановых волос и набок съехавшей наспех одетой шапочки. Коротая время, они играли на последней страничке лекционной тетради в крестики-нолики и негромко переговаривались, по-девичьи оценивая входящих. Дежурство заканчивалось, посетители все реже скрипели тяжелой дубовой дверью. Ожидание окончания затянувшейся скуки подходило к концу, когда тишину нарушил удар дверной ручки о стенку. В проеме показалась копия Жан-Поля Бельмондо. Темно русая волна волос подчеркивала огромные озорные глазища и очаровательно заманчивую улыбку, притягивающую и манящую к себе. Одна его рука пыталась схватить улетавшую в сторону дверь, другая, своим размашистым жестом, распахивала мускулистую грудь настежь.

– Девчонки, привет, старуха на месте? – торопясь и проглатывая на ходу окончания фразы, вырвалось у Сереги. Одни называли между собой декана факультета старухой, другие бабой Дусей. Ей давно пора было передать пост кому-то по моложе, но толи жажда власти, толи привычка унижать студенток не давали совершить этот благородный поступок и тем избавить молодое поколение от деспотичных слов, часто вырывающихся из ее рта.

– Да, на месте, еще не ушла, – процедила Танька, успев оценить недобрым взглядом влетевшего мажора. Маринка же еще шире раскрыла глаза, слегка расправила плечи и в такт наклонившейся на бок шапочки, молча кивнула.

Все происходило так быстро, что уловить что-то доносившееся с лестницы не представлялось возможным, так как топот уносившихся ног выбивал такт «через две ступеньки». Наверху хлопнула дверь, и в холе стало опять тихо, холодно и мрачно. Так прошло минут десять. Время работы деканата заканчивалось и радость от ожидания дуновения свободного ветерка, манила желанием вырваться из его рук. Маринка потянулась за своей тетрадкой, чтобы заранее приготовиться к побегу от спёртого духа общественных обязательств. Как, вдруг, тишину нарушил спускающийся Серега.

– Ну что, томимся, – небрежно, он кинул на лету, и уже приготовился к такому же рывку дверной ручки, как его взгляд, скользнув по перекосившейся шапочке Маринки, остановился на ее глазах. –  Тебя как зовут? –  и, не дождавшись ответа, продолжил, – давай сходим завтра в кино.

Маринка смутилась, робко посмотрела на оторопевшую в осуждении Таньку, как бы пытаясь спросить у подруги постарше разрешения, а может, просто ища поддержки.

– Хочешь – иди, – перекосив лицо, от «якобы мне все равно», выдавила из себя дульцинея.

– Ладно, – только и успела сказать Маринка, как дверь уже начала открываться.  

Бельмондо, наполовину оказавшись на улице улыбнувшись, кивнул, и быстро проглатывая окончания, прорычал:

– Завтра в институте на лекции увидимся.

Дверь, предварительно ударившись о стенку, с грохотом закрылась, и неловкая тишина спрятала от осуждающих глаз слабую улыбку Маринки.

На следующий день, как и всегда по дороге в институт, подруги встретились утром на платформе станции метро. Татьяна начала засыпать вопросами по заданному домашнему заданию, в то время как Маринка, отвечавшая невпопад, находилась мысленно в темном зале кинотеатра рядом с Бельмондо.

Лекцию началась как обычно, читала  огрубевшая от отсутствия вкуса к жизни, старая дева. Маринка пыталась уловить смысл монотонно произносимых фраз, но с каждым новым предложением он ускользал с невероятной скоростью. Чтобы не вызвать подозрение у Татьяны и не показать тревожности ожидания встречи с Серёгой, Маринка, не поднимая головы косилась по сторонам ища встречи с очаровавшими ее глазами. Первая полупара подошла к концу. Лектор покинула аудиторию, и Маринка позволила себе бегло пробежать взглядом по рядам – его нигде не было. Как вдруг знакомый звук резко открывающейся двери и удара о стенку привлек её взгляд. Да, это он! Его обворожительная открытая улыбка сегодня влекла ещё больше. Серега окинул взглядом аудиторию, остановив свой взгляд на пытливых зелёных изумрудах. В его движениях не было и тени сомнения в правильности выбранного вектора перемещения своего спортивного тела. Десятки женских глаз также обратили на него внимание из-за дефицита мужского пола на факультете и трепета к входящему. Маринка опустила глаза, руки машинально начали крутить ручку.

Серега подошел поближе и уверено произнес:

– Привет, глазастик! Ну что идем в кино? Я взял билеты в Панораму на «Золотого телёнка».

– Привет, – не совсем веря в свое счастье, робко прошептала Маринка.

– Ты ела? – не дожидаясь согласия о походе в кино, Серёга продолжил: – я купил еще теплые хрустящие булочки. Пойдем в буфет, я сделаю тебе обалденный сэндвич, перемена заканчивается, а я еще не завтракал.

Маринка вскочила из-за парты, зацепившись белым халатом за торчавший из неё гвоздь. Звук рвущейся ткани её нисколько не смутил, напротив подгонял в предвкушении соблазнительного угощения.  Они быстро примчались к месту искушения. Он шел уверенными шагами к цели, а она торопилась не отстать, никого, не замечая у себя на пути и не обращая внимания на вопрошающие взгляды разодранного халата.

Только примчавшись в буфет, Маринка осознала всю прелесть таинственности и стремительности происходящего. Серёга вытащил из своей сумки огромный пакет, который пах свежей ветчиной и хлебом. Быстро выгрузив содержимое на стол, достал перочинный нож и умелыми движениями сделал два щедрых мужских сэндвича. Протянув один, который получился аппетитнее по причине свисавшего куска ветчины, Серёга произнес тост:

–  Чин-чин, за тебя глазастик! – чокнувшись сэндвичами, рыча, вкусно откусил и заразительно засмеялся, прищурив от удовольствия глаза.

Маринка сразу оказалась в царстве своих грез. Взяв обеими руками «блюдо от шефа», она робко, улыбнувшись, начала его поглощать, не забывая при этом поедать глазами уже своего Бельмондо.

После занятий, которые, казалось, тянулись вечно, они встретились возле гардероба и взявшись за руки вырвались из альма-матер. Маринка испытывала странное ощущение от прикосновения рук – они сомкнулись так, будто подогнаны были самим Творцом, одна под другую, рука в руке были словно два соединившихся пазла, и других подобных во всем мире не существовало. Она быстро перебирала изморозь под ногами, её старое пальтишко сегодня нисколько не смущало, а сердце выстукивало ритм «мой Бель-мон-до». Так они прошли часа два, проходя по заснеженному городу, не замечая прохожих и чувствуя подкрадывающийся голод от прошедшего мимо обеда и близости.

Лохматые снежинки мягко осыпали нехитрое одеяние студента, а рыжая взлохмаченная ушанка весело мельтешила в толпе прохожих. Сапожки Маринки погружались в рыхлые сугробы в созвучье воздушных замков чарующей силы влюбленности. До начала сеанса оставались считанные минуты. Ухватившись за руки, они влетели в фойе, оставляя заснеженную сказку на улице.  

В зале кинотеатра в слабом свете от лампочки «Выход» профиль его становился дорогим и близким, а заразительный смех проникал в самое сердце робкой девчонки. Кадры из фильма для нее не представляли интереса, звук из динамиков не был слышен, и только биение двух сердец наполнялось волнующим звучанием.  В атмосфере «Кинопанорамы» зарождалось  - «отныне мое сердце будет биться в такт твоему, отныне я не смогу дышать без тебя, отныне …». На экране промелькнула последняя сцена, оглашая финальную фразу Бендера и фильма. Маринка, спохватившись, что вместе со светом могли обнажиться ее тайные мысли, опустив взгляд, поднялась с кресла, и побрела за Серегиной спиной в ночь. «Сказка прошла, серая мышка никогда не станет пушистой кошечкой, и … Боже, о чем я думаю. Забыть. Все позади. Завтра он не…. Ты лишь скажи …», - круговорот слов туманил ее голову. У выхода они столкнулись с друзьями. И словно воплотив таинство ее молитвы, глядя на глазастика, он произнес - «Это я, и, еще раз я».