Иоанн Креста. ДОРОГА НА ГОРУ КАРМЕЛЬ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

О вредах, которые последуют душе,
полагающей радость воли во благах природных.

1. Хотя и много тех вредов и выгод, которые принимаем во внимание в сих родах веселья, они, тем не менее, имеют общее, поскольку прямо вытекают из веселья [вреды] или отказа от него [выгоды] (несмотря на то, что веселье принадлежит какому-либо одному роду из тех шести, которые обсуждает); поэтому, обсуждая один род, говорю о вредах и выгодах, которые находятся также в другом, чтобы, как говорю, быть ему присоединенным к веселью, которое находится во всех.

   Но моё главное намерение состоит в том, чтобы рассказать о частных вредах и пользах, которые последуют душе, касательно каждой вещи, через радование или не радование о ней; каковые зовутся частными, потому что таким образом первично и немедленно вызывают именно данный род веселья и не вызывают другого, – кроме как вторично и опосредованно. Например: вред тепловатости духа, каковую прямо вызывает как отдельный вид веселья, так и все они разом; и так этот вред является общим, причиняемым всеми шестью видами [радости]. Но распутство есть вред частный, который непосредственно следует из радования благам природным, о которых говорим.

2. Стало быть, вреды духовные и телесные, которые прямо и действенно последуют душе, когда она полагает радость во благах природных, сводятся к шести главным вредам.

   Первый есть тщеславие, самонадеянность, заносчивость и презрение к ближнему; ибо не может кто-либо положить глаз на некую вещь, как на денную, и не отвести при этом очей от других. следствием чего, по меньшей мере, является реальная недооценка остальных вещей; потому что, полагая ценной одну вещь, он естественно собирает сердце со всех прочих вещей к той, которую ценит, и через это реальное пренебрежение очень легко впадает в произвольное и умышленное предпочтение одних вещей другим, в частности или в общем, – не только в сердце, но демонстрируя это языком, говоря: такая-то или такая-то вещь, та или эта персона не таковы, как та или та.

   Второй вред состоит в побуждении чувства к удовольствию и наслаждению чувственному и похоти.

   Третий вред состоит в падении в лесть и похвальбу тщетную, в которых обман и суета, как молвит Исайя, говоря: Народ мой, тот, кто хвалит тебя, обманывает тебя (3, 12). И потому вывод отсюда таков, что хотя иной раз и говорят правду, восхваляя прелести и красоту, всё же чудом только не бывает завёрнут в эту хвалу какой-либо вред, или падение в другой, в тщетных удовольствии и веселии, и привнесение туда своих страстей и намерений несовершенных.

   Четвёртый вред общий, поскольку притупляет весьма рассудок и чувства духовного, так же, как в радостях о благах преходящих, и, определённым образом, ещё много больше. Потому что блага природные крепче соединены с человеком, чем временные, скорее и эффективнее творят радость запечатлений: и следов их в чувстве, и много сильнее очаровывают его. Итак, разум и рассудок не остаются свободными, но замутняются крепко соединенным с ними переживанием радости.

   И отсюда рождается пятый вред, который состоит в рассеянии ума по творениям. И отсюда же рождается, и за сим следует тепловатость и слабость духа, каковая есть шестой вред, также общий, который, бывает, доходит до того, что в вещах Божиих находится великая скука и тоска, вплоть до отвращения от них. В этом веселии непременно губится дух чистый, по меньшей мере, в начале; потому что, если какой дух и ощутится, будет он чересчур чувствительным и грубым, мало духовным и мало внутренним и собранным, состоящим больше в смаке чувственном, нежели в крепости духа. Потому, стало быть, дух так низок и слаб, что не гасит привычку к такому веселью (ибо для того, чтобы утратить чистоту духа, довольно иметь это несовершенное обыкновение, даже когда воля представляется не дающей согласия на эти радости), более обязанный, определённым образом, своим существованием слабости чувства, нежели силе духа. Если нет, то в крепости и совершенстве, которые временами чувствует [духовный], это будет видно. Хотя я не отрицаю, что, возможно, иметь многие доблести вместе с изрядными несовершенствами; но с этими радостями не погашенными дух внутренний и не чист и не сладок, потому что правит плоть которая воинствует противу духа (Гал. 5, 17), и даже если дух не ощущает вреда, ему, по меньшей мере, оккультно причиняется рассеяние.

3. Возвращаясь, однако, к разговору о втором вреде, содержащем в себе вреды неисчислимые, хотя невозможно их ни пером описать, ни словами высказать, не является всё же ни тёмным, ни оккультным то, до чего доводит, и каким бывает несчастье, порождённое радостью, полагаемой в прелестях и красоте естественных, ибо каждый день по этой причине столько людей умирают, столько губится честных имён, столько делается оскорблений, столькие имения расточаются, столько соперничеств и войн случаются, столько измен, насилий и распутств совершаются, и столько святых падают на землю, что сравниваются с третьей частью звезд небесных, свергнутых хвостом змея на землю (Апок. 12, 4); чистое золото в тине губит свои блеск и безупречность; славные и знатные Сиона, облачённые в злато чистое, оценены как сосуды из глины дольней, черепки рукодельные (Плач. 4, 1-2).

4. Докуда только не достаёт яд этого вреда? И кто не испил в мале или в обилии из золочёной чаши жены Вавилонской Апокалипсиса? (17, 4). Которая сидением своим на великом звере, имеющем семь голов и десять венцов, даёт уразуметь, что насилу найдётся такой высокий ли, низкий ли, святой или грешник, которому не дала бы испить своего вина, подчиняя в чём-то своё сердце, ибо, как там говорится о ней, опьянятся все царства земли вином её блуда (17, 2); и захватит все состояния, вплоть до высочайшего и славнейшего святилища и божественного священства, утверждая своё мерзкое копыто, как говорит Даниил, на месте святом (9, 27); и насилу найдётся могучий, которому меньше или больше не дала бы испить вина из этой чаши, которая есть радость тщетная. Отчего и говорится, яко все царства земли опьяняется этим вином, ибо столь мало находится таких, которые, ради святых, нашедших упокоение, не очаровывались и не одурманивались сколько-нибудь этим питьём радости и вкусом красоты и прелестей естественных.

5. Где следует заметить, что он говорит, яко опьянятся. Потому что уже и немногое выпитое вино сего веселья в тот же миг схватывает сердце, и прельщает, и вредит затемнением разума, как у тех, кто захвачен вином. И дело такое, что ежели тотчас не применить какого-либо противоядия против сей отравы, которое быстро изгнало бы её вон, жизнь души подвергнется риску. Потому что набравшая сил слабость духа приносит такое зло, что, подобно Самсону, с вырванными очами своего зрения и обрезанными власами своей первоначальной силы, увидишь себя размалываемым на мельницах, пленённым своими врагами, и затем, быть может, умирающим второю смертью, как он вместе с ними; и причиняет все эти ущербы питьё духовное сей радости, как Самсону их причинило питьё телесное, и во множестве; а затем сказали ему враги его без большого стеснения: Ты ли тот, кто разрывает верёвки двойные, сворачивает челюсти львам, кто убил тысячу филистимлян и отворил ворота и освободился ото всех врагов своих? (Суд. 16, 19).

6. Заключаем, стало быть, свидетельством необходимым против этой отравы. Будьте так, что только лишь сердце ваше почует движение этой тщетной радости, припоминайте себе, насколько тщетно радоваться чему-либо, кроме того, что служит Богу, и насколько опасно и губительно; принимая во внимание, насколько вредным оказалось для ангелов радоваться и утешаться своей красой и благами естественными, ибо через то впали в бездну скверную, и сколько зол преследуют человека всякий день через ту же самую тщету; и потому спешите принять лекарство, о коем молвит поэт, обращаясь к начинающим пристращаться к таковой [тщете]: "Спешно вначале примите лекарство, ибо, когда зло уже получило время к тому, чтобы вырасти в сердце, поздно бежать за лекарством и за медициной". Не гляди на вино – говорит Премудрый – когда его цвет рубиновый, и светится оно в стакане, входит оно мягко, а в конце жалит, как змея, и яд разливает, подобно василиску (Притч. 23, 31-32).