Часть IV. Брак и терапия для пар - За пределами психики. Терапевтическое путешествие Карла Витакера

В этой части помещены работы Витакера, касающиеся брака и терапии пар. Конечно, любая классификация статей Витакера искусственна и может помешать разглядеть то общее, что есть во всех его работах. И брак — прекрасный тому пример, поскольку, по мнению Витакера, он есть промежуточное звено между отдельным человеком и семьей, а также между семьей, откуда человек вышел, и семьей, которую он строит. Размышляя о роли брака, неизбежно приходишь к обсуждению вопросов личности и семьи. В первой главе данного раздела Витакер говорит об этом: “Чем свободнее ты чувствуешь себя с другими, особенно с женой, со значимыми другими, тем свободнее можешь быть с самим собой ”.

Философия брака

Психотерапевтические методы и подходы Витакера во многом основываются на его установках по отношению к браку. Часто в его работах эти установки остаются “за кадром”, но в статьях, помещенных в настоящей части книги, они выражены прямо. Витакер считает, что такая рабочая философия вытекает из житейского опыта. Снова мы видим, как психотерапия с ее задачами и техниками связана у Витакера с его отношением к жизни в целом. Это отношение не меняется с переменой формы терапии. Поэтому можно ожидать, что его подходы к одному человеку, к паре или к семье в чем-то похожи.

Самые важные для психотерапии Витакера вопросы касаются выбора супруга, роли брака и правил брака. Эти и другие темы, речь о которых пойдет ниже, показывают его почти что мистическое благоговение перед браком как таковым.

Выбор супруга

Витакер считает, что выбор партнера в браке всегда делается мудро и целенаправленно. Выбор происходит и сознательно, и бессознательно, хотя бессознательный процесс имеет решающее значение. Человек свой выбор может понимать — думает ли он о себе или о другом — в лучшем случае лишь отчасти. Когда терапевт ставит этот выбор под вопрос, размышляя о том, не было ли ошибки, или приглашает на терапию лишь одного из супругов, считая, что другой слишком болен или слишком здоров, он может косвенно поставить для пары под сомнение жизнеспособность их брака. Лучшая позиция — оставаться нейтральным по отношению к вопросу о разводе и расценивать брак данной пары как “правильный”.

Следствием подобной установки является убеждение, что оба в равной мере отвечают за все стороны брака. Витакер открыто отказывается верить в реальность какого-либо одностороннего поведения или невзаимного чувства в браке. Он воспринимает как взаимные, мудрые и целенаправленные и само решение пожениться, и решение изменять, драться, спорить и так далее. В роль терапевта входит понимание смысла и цели поведения пар, но не его роль — осуждать какое-то поведение или же поддерживать фантазию супругов о том, что один из них болен или безответственен.

Роль брака

Немногие известные нам терапевты отводят такое важное место браку в развитии человека, как это делает Витакер. Человек холостой, с точки зрения Витакера, есть биологически ущербный человек, неспособный воспроизвести, неполный во многих отношениях. Брак — это попытка отыскать свою целостность. Биологический фундамент брака для Витакера столь же важен, как и биологическая подкладка индивидуальной терапии (см. введение к части II, Психотерапия).

Неполнота человека рождает в нем жажду близости и стремление к единству с другими. И брак играет роль наиболее приемлемого в нашей культуре места, где возможен опыт близости. А переживание близости необходимо для жизни человека. Витакер утверждает: “Люди добры друг к другу лишь в той мере, в какой они близки между собой”.

Правила

Витакер считает брак настолько уникальным явлением, что в нем понятия справедливости, приличий, вежливости и честности не работают или не играют существенной роли. Такую установку многим трудно принять, но она существенна для понимания работы Витакера. Он считает, что брак действует на каком-то более важном и примитивном уровне, где социальные нормы, логика и общение почти не требуются и часто служат помехой. Витакер любит подчеркивать данную мысль в своих выступлениях: “Телефон — это вещь. Он должен быть в каждом доме, но не стоит думать, что он согревает жилище”.

Психотерапия для пар

Не стоит забывать, что все, созданное Витакером про работу с парами, написано относительно давно, в начале его карьеры семейного терапевта. Хотя философия брака и оставалась полезной для его дальнейшей работы, он недолго занимался с супругами, изолированными от своей семьи. В настоящем разделе Витакер описывает терапию супругов как вариант скорее индивидуальной, а не системной терапии. Здесь мало техник и описаний процесса. Витакер продолжал работать с парами, но к середине шестидесятых начинает ориентироваться на семейную систему. Про работу этого периода можно прочитать во вступлении к части V, посвященной семейной терапии.

Функции брака

На этих страницах, обсуждая функции брака и разные его типы, Витакер высказывает свои убеждения, касающиеся здоровья и болезни супружеских пар. Здоровье связано, в частности, со способностью пары меняться — жить, по словам Витакера, “в текучем состоянии”, подобно морю с его приливами и отливами. Более того, Витакер считает, что брак — место сильнейших взаимоотношений, где обычные правила взаимодействия не работают. В паре не бывает справедливости или вежливости, и не стоит их искать.

Важнейшая функция брака — усиление напряжения и тревоги. Если не помнить о том, какое важное место в индивидуальной психологии Витакера занимает напряжение, трудно понять, почему усиление тревоги так значимо, почему оно выполняет позитивную функцию брака. Витакер говорит: “У холостого человека жизнь не достигает такого жара”. И эти убеждения объясняют нам его работу с парами. Дело терапевта — увеличивать тревогу, а не стараться ее убрать.

Существует столько возможностей говорить о браке. О его функциях, о том, как брак влияет на отдельного человека, что получают от брака муж и жена, что с ними происходит в процессе развития брака. Я сознательно решил свободно плавать по теме. Думаю, вам лучше погрузиться в размышления вместе со мною, а не заниматься записыванием моих слов, которые потом покажутся неправдой.

Во-первых, чтобы говорить о браке, нужна определенная концепция человека: что он из себя представляет, прежде чем соединяется с кем-то еще, зачем он соединяется с другим. Очевидно, что человек — неполноценное существо, калека. Я калека с биологической точки зрения: я не располагаю значительным временем для собственного существования. Я калека, поскольку у меня нет груди, нет влагалища; я не могу воспроизвести сам себя. И это убожество есть основа для стремления людей друг к другу. Даже если отложить в сторону репродуктивный инстинкт, можно понять, что моя личность не полна, не завершена. Мне не хватает какой-то жизненно важной части. Поэтому представление о моей ущербности имеет прямое отношение к основам брака.

Есть еще кое-какие важные для понимания человека вещи — концепция переноса: мы переносим свои чувства из одной стадии жизни в другую. Гомеостаз: стремление человека к безопасности, к стабильности. Циклический характер взаимоотношений с другим: мы соединяемся с человеком, а потом теряем его. В один момент мы едины сами с собой, в другой — вне себя. Такие приливы и отливы процесса человеческой жизни не позволяют нам удовлетворяться тем, что мы есть.

Другие стороны нашего роста привязывают нас к культуре. Я не могу перечислить всего. Тут и желание быть ребенком — постоянное стремление к простоте жизни, желание стать зависимым и жить как бы в райском саду, делая вид, что Бог не изгонял нас оттуда — Он просто пошутил. И стремление сделать что-то с другими людьми, стать терапевтом, сделать мать счастливой, решить проблемы этого мира, стать Христом и так далее.

Говоря о браке, стоит дать ему определение. Я думаю, самое простое определение таково: брак есть взрослая форма близости. Это единство и отделенность — в их взрослой версии. Все прочие формы “брака” похожи друг на друга (в широком смысле слова), где это синоним для разнообразных форм близости — близости матери и ребенка, партнеров, друзей, супругов, врагов.

Существует огромная разница между культурными стереотипами и жизнью семьи. Правила публичной жизни и правила для супругов — вещи абсолютно разные. Я знаю людей, для которых брак — что-то вроде официального мероприятия, и они изо всех сил борются с этим различием. Торговец не понимает, почему она перестает быть товаром, когда ее продавали, все было в порядке, а сейчас все разваливается к чертям. Его проблема именно в том и заключается, что он просто не понимает, почему она не остается чем-то вроде удачной покупки. Я посещаю зубного врача, который однажды рассказал мне о своей проблеме. Он хочет разводиться с женой, потому что она спит с другим человеком и собирается уйти к нему, покинув дом и детей. Он сказал: “Я, разумеется, этого не сделаю, но если бы я настаивал серьезно, жена порвала бы с тем человеком и вернулась ко мне”. Вот пример использования социальных правил в частной жизни.

На другом полюсе можно поместить шизофреника, который к общественным отношениям со всяким человеком прикладывает свои приватные правила. Он хочет достичь глубокой близости, отношений бессознательного к бессознательному с прохожим, с которым разве что только поздоровался на улице. Эти два примера помогут вам понять разницу между миром интимности, в котором, по моему убеждению, должен находиться брак, и миром общественных взаимоотношений, в котором мы с вами живем.1

Я процитирую доктора Воркентина: “В любви и на войне все является справедливым, а брак же есть и то, и другое”. Социальные правила, правила общественных отношений не стоит прилагать к браку. Лучше пускай там будет война, пускай будет несправедливость, пускай будет поменьше вежливости. Типичная просьба матери шизофреника, когда она приходит к вам: “Если бы вы могли сделать так, чтобы Джонни со мною повежливее говорил! Это такой кошмар! Хотя бы немножко уважения — он так вежлив с другими людьми, и так грубит мне, как будто я не принадлежу к нормальному обществу”.

Есть разные типы браков. Их легко различить, когда люди входят к вам в кабинет. Правда, обычно не встречаются чистые типы, скорее, они бывают смешанными. Один из самых простых типов — партнеры для приятного времяпровождения. Эти люди — просто хорошие друзья, и они решили, что поженятся, продолжая сохранять дистанцию друг от друга в десять шагов. Человеку нравится быть на расстоянии десяти шагов от окружающих, и он находит другого подобного себе человека и договаривается с ним2. Два молчаливых партнера, и ни один из них не управляет лавочкой, каждый владеет своей половинкой, и никто ничего не продает. Маргарет Мид придумала интересную вещь про два типа браков. Вы слышали об этом? Первый брак, разрешенный соответствующим законом, с выдачей сертификата, где жена принимает противозачаточные таблетки и не собирается рожать детей. Через какое-то время они могут изменить контракт и решить, что вступают в брак с целью продолжения рода. Тогда им выдается другая лицензия, снова празднуется свадьба, и они могут рожать детей. В нашей стране 25 лет назад было очень много таких приятельских браков, только что без юридических процедур.

Затем есть брак, который я называю контрактом о взаимном усыновлении, хотя иногда это одностороннее усыновление или удочерение. В этом случае сиделка находит себе подходящего пациента, и они официально оформляют свои взаимоотношения. И с ними происходят разнообразные любопытные вещи. Несколько лет назад у меня была такая пара, хотя официально и не зарегистрированная. Он несколько лет ходил к роджерианскому терапевту, и это был хороший, стабильный, эффективный и живой процесс. И он нашел себе подругу с диагнозом “шизофрения” — яркую, с интересными разговорами и так далее, и они решили жить вместе. Так прошло года два, и жизнь стала настолько взрывоопасной, что он привел ее ко мне “полечить”. И я этим занимался, пока не понял, что они оба безумны в равной степени. И появились новые проблемы, когда его безумие вылезло наружу. До этого он с удовольствием созерцал ее безумие с безопасного расстояния. Тогда ей стало лучше, а в нем усиливалась тревога, и они решили, что это — слишком много для них, так они не договаривались. Что-то вроде усыновления: он становится ее нянькой, а она — всей его жизнью; их отношения взаимны. Он стал мертвым, холодным, замороженным, а она должна была его оживить. Она не в меньшей степени была для него терапевтом, чем он для нее. Я думаю, что такое усыновление лишь псевдотерапевтично. Мы это называем браком, основанном на взаимной псевдопсихотерапии, и это самый обычный в Америке брак, который, скорее всего, будет у меня и у вас. Каждый пытается помочь другому. Прототип такого брака прекрасно описан в небольшой книге под названием “Непонимание ценой в сто долларов” — чудесная книга. Четырнадцатилетняя неграмотная негритянская шлюха и восемнадцатилетний студент, отец которого возглавляет местное общество борьбы со сквернословием, пытаются помочь друг другу. Маленькая книжка, достойная вашего внимания. Такой псевдопсихотерапевтический брак всегда отличается взаимностью, в нем участвуют обе стороны, как и в любом браке, он похож на зеркальное отражение и никогда не бывает односторонним.

Бывают, конечно, еще гомосексуальные браки: двое мужчин или две женщины вступают в брак, но их взаимодействие отдает соревнованием. Бывают извращения брака, чаще всего это асексуальный брак или брак без агрессии, как у Генри Форда: они прожили вместе пятьдесят лет и ни разу не ругались. С моей точки зрения, это извращение брака.

Итак, интересно посмотреть на брак (оставив в стороне идеи Эрика Берна, которые я вполне принимаю) как на псевдотерапию: каждый партнер одновременно является и мамой-папой, и ребенком, и на заднем плане есть мужская и женская роли. Это искусственные или вынужденные взаимоотношения, которые встречаются везде. Сейчас я беру на себя роль матери и отца по отношению к вам, аудитории, а вы послушно и тихо сидите, кушаете то, что вам дают, как дети. Мы делаем вид, что таково положение вещей, но на самом-то деле мы взрослые и относимся друг к другу как взрослые люди. А если мы возьмем брак во всей его сложности и предположим, что он основан на его мужественности и женственности, и на ее мужественности и женственности, то получается несколько возможных композиций. Взаимосвязь ее мужественности и его мужественности, ее мужественности и его женственности, комбинация его мужественности и ее женственности или союз его и ее женственности.

Когда мы называем гомосексуальным брак мужественной женщины и женственного мужчины, надо иметь в виду не одну, а все четыре возможные комбинации. У Амброза Бирса есть в его “Словаре сатаны”3 прекрасное определение: брак — это группа, состоящая из хозяина, хозяйки и двух рабов, а всего в группе два человека. Он говорит о том же, о чем сегодня пишет Эрик Берн, только он обогнал нас обоих на пятьдесят лет.

Кроме типологии браков стоит поговорить и о том, как брак развивается и меняется. (Замечу, что существуют разные виды брака, о которых я говорить не буду. Брак любовников, который может, например, быть юридически законным и продолжаться долгое-долгое время, когда единственное общение между людьми происходит в постели. Это договор о встрече половых органов, а люди при этой встрече отсутствуют. Они — где-то еще, в другом месте, в другом времени, хотя тела их время от времени встречаются.).

У брака есть еще одно измерение — время его жизни. Сначала я хочу поговорить о чем-то вроде физиологии, а затем — о главных точках развития брака, которые можно видеть, наблюдая за браком долгие годы. Одна из функций брака — повышение уровня обмена веществ. Это происходит естественно, но в этом утверждении содержится и более общий смысл. Я думаю, что у холостого человека жизнь не достигает такого жара, как у того, кто в браке. Сочетание стабильного официального контракта с переменчивостью напряжения и движений эмоциональной включенности рождают внутреннее тепло, которое вряд ли можно найти где-то еще. Я был бы рад подраться с кем-нибудь за данное утверждение, поскольку не всем это очевидно и многим, подозреваю, кажется просто неправдой. Но, как бы там ни было, брак нужен для создания напряжения и усиления тревоги, усиления эмоций, всего негативного и позитивного, и я думаю, это и есть одна из его главных функций.

Брак также помогает отдалиться от своего прошлого. Это экзистенциальное переживание выдергивает человека из его прошлого. Стоит поразмышлять о том факте, что женатые люди в целом меньше привязаны к мамам и папам и своему детству, чем холостые. Иногда, благодаря тому, что мы наблюдаем много нарушений брака, это трудно себе представить, но брак отделяет человека от его прошлого. Он также способствует продуктивности, и не только в биологическом смысле. Это происходит благодаря тому, что брак нарушает гомеостаз, нарушает индивидуальную организацию человека, его самодостаточность, его спокойствие. Сложно страдать от скуки и опустошенности в двадцать пять лет, если ты нашел себе другого и вступил в череду сражений за то, чтобы определить, кто что будет делать, кому и чьим оружием.

Я думаю, в браке происходят и физические изменения, изменения образа своего тела и Я-концепции. Интересная вещь, на которую, может быть, вы не обращали внимания, но к ней стоит приглядеться: у многих плоскогрудых женщин после вступления в брак грудь увеличивается — независимо от беременности. Вы можете сказать, что тут замешаны руки: не знаю, вам виднее.

Конечно, вы можете предположить, что бывает и наоборот. Не знаю. Я вырос на ферме и склонен рассматривать все с их положительной стороны. Не удивлюсь, если вы скажете, что у кого-то после вступления в брак происходят негативные изменения в физиологии или появляются заболевания, артриты, например. Мне было бы очень интересно услышать про эту статистику: у какого процента людей после брака развивается артрит.

Еще я думаю, что брак способствует интеграции. Он создает напряжение. Если человек стремится войти в футбольную команду, он, несомненно, развивается. Возможно, он не получит того, чего хотел, и в команду не попадет, но подобное стремление дает толчок физическому развитию. То же самое происходит в браке. Он подталкивает к интеграции именно потому, что нарушает старые пути жизни и создает напряжение. Я думаю также, что брак усиливает гомеостаз и стабильность, но это происходит в самую последнюю очередь.

Если теперь перейти к тому, как все это происходит, в каких измерениях и вокруг чего, — можно попасть на парадоксальную территорию, где все имеет странную диалектику. Об этом даже нелегко начать говорить, я в замешательстве. Я начинаю двигаться в одном направлении, иду и вдруг обнаруживаю, что направление стало противоположным. Можно сказать, например, что двое людей живут вместе и становятся ближе друг к другу — и в той же мере дальше друг ото друга. Это странно, но чем ближе они, тем более отдалены. Если не растет их удаленность, не растет и близость. Если не усиливается самостоятельность каждого, не может усилиться и единство. Об этом трудно говорить, поскольку здесь этого нужна парадоксальная двойная связь (double bind) мышления. Не хватает логической или концептуальной почвы. Я иногда чувствую себя как медик, очутившийся в сфере психотерапии, которому не хватает слов, чтобы говорить о своих впечатлениях. Чем больше ты можешь быть с другими — особенно со своей женой, со значимыми другими — тем больше можешь находиться наедине с самим собой. А чем больше ты с собою, тем больше ты с нею. Я бы сказал несколько грубовато: это как половой акт. Движение туда-сюда, как приливы и отливы. Его нельзя остановить. Разве только для того, чтобы исследовать, как это удалось сделать Джерому Френку во время Второй мировой войны. Он занимался огромным количеством психопатов, работая в армии в Форт Кнокс, пытался что-то сделать для двух тысяч мужчин и открыл закон колебаний. Он говорил про приливы и отливы жизни, считая, что без таких колебаний жизнь мертвеет, становится бескрылой и скучной. Можете себе представить две тысячи психопатов, которые обсуждают эту концепцию, спрашивая друг у друга: “Ну как, у тебя колеблется?”

Среди этих диалектических парадоксов есть один, наиболее очевидный — любовь и ненависть. Не знаю, правда ли, что с усилением любви возрастает и ненависть, но полагаю, что брак есть движение к близости, а близость состоит из двух компонентов — любви и ненависти. Открытость и близость повышают температуру как любви, так и ненависти.

А теперь добавим перспективу времени. Мы предполагаем, что начало брака — феномен переноса, выбор партнера абсолютно точен, это непосредственный контакт одного бессознательного с другим. Его точность сравнима с точностью, какую мы ожидаем от компьютера, задавая ему вопрос. Компьютеры иногда ошибаются (и, видит Бог, мы тоже), но муж с женой подходят друг другу с абсолютной точностью. На основании своего клинического опыта я могу утверждать, что это относится и к тем случаям, когда оба супруга — крайне больные люди. Как будто бы этот выбор происходит где-то за гранью психических нарушений. Точно не знаю, но предполагаю, что это феномен переноса. После окончания медового месяца, периода, когда “мечта всей моей жизни воплотилась в одном человеке”, наступает другой период, перенос какого-то иного характера — надо бы придумать для него специальный термин. Этот период начинается с разрушения иллюзий медового месяца и тянется до разрушения псевдотерапевтических взаимоотношений через семь, восемь или девять лет. Его называли “зуд после семи лет вместе”, мы зовем его “синдром десяти лет”: люди постепенно понимают, что не могут переделать друг друга. Мужчина постепенно начинает видеть, что женщина никогда не станет такой, какой он бы хотел ее видеть, и она никогда не изменит его так, как хочет. Это провал, конец второго медового месяца.

[Вопрос из аудитории: А что вы понимаете под переносом?]

Я был женат на маме — вы знаете — и перенес эти чувства на другую женщину. Чувства к матери, к моим родителям, к комбинации отца и матери или к комбинации моих родителей и их родителей.

Это всегда комбинация из фантастического числа компонентов, и перенос, я думаю, является ее частью. Перенос — не такая уж простая вещь. Сказать, что кто-то женился на своей матери, — слишком упростить понятие переноса. Я думаю, это не совсем то же самое. В матери есть какие-то черты, которых мужчина ищет и к которым стремится. Девушка вдруг зажигает его, и в ней он находит то, что возбуждало его в отце или в дедушке. Столько информации содержится в этом компьютере, и слишком упрощать свое понимание опасно. Хорошо, когда все просто и понятно, снимается напряжение, страх и дискомфорт неведения, но на самом деле все обстоит гораздо сложнее. Из-за того, что в данном случае роль играет такое множество факторов. Если бы действительно каждый женился на ком-то, похожем на его мать, вопрос о переносе оказался бы решенным, но это не так, и в культуре по данному поводу все время возникают сомнения.

В конце семи или десяти лет наступает период, который я называю терапевтическим тупиком. Это затор движения, в котором завязаны перенос и контрперенос: брак становится все мертвее и мертвее. Супруги скажут вам: “Вы знаете, наши споры ничем не отличаются от споров шестилетней давности. Разговор начинается с той же фразы, мы повторяем одни и те же слова, и все всегда одно и то же”. Происходит встреча № 7000, и она совершенно такая же, как встреча № 1 или № 5. И если это тупик, возникают те же вопросы, какие возникают, когда вязнет в тупике терапия. Что вы тогда делаете? Расстаетесь с пациентом и берете нового, как это бывает при разводе и новом браке? Приглашаете ко-терапевта и пытаетесь что-то поменять, включаете в ситуацию какое-нибудь третье лицо, чтобы разрушить застывшую ситуацию? Одно из обычных явлений в супружеском тупике — измена. И тут проявляется еще один закон жизни семьи, о котором я уже говорил и поэтому сейчас не буду долго распространяться: брак есть надструктура, она находится над мужем и женой и заправляет всем, что происходит. Он утверждает: “Ты фригидна”. Она говорит: “Ты слишком быстро кончаешь”. Так проходит время, пока они не решат, что какой-нибудь Джонни подходит для того, чтобы разогреть ее, затем они решают, что это нужно сделать тайно от мужа, чтобы тот не чувствовал себя рогоносцем, а потом муж обнаруживает измену, и это для него полный ужас. Но и ужас входит в заранее приготовленный сценарий этой любительской психотерапии, как и последующее примирение. Температура поднялась, тупик преодолен, созданы подлинные взаимоотношения с большей степенью близости. Это происходит довольно часто: температура повысилась, муж безумен от гнева, и они преодолевают тупик. А потом, когда температура снова снижается, она находит кого-то еще, брак вновь разогревается или они вместе решают, что такая терапия устарела. Тогда жена находит себе другого терапевта или муж говорит: “У тебя есть терапевт, а я заведу себе какую-нибудь психотерапевтку”. Она скажет: “Только не ту блондинку”, подразумевая: “Не говори со мною об этом, а пойди и найди ее”. И, покончив с этим периодом тупика, с помощью любовного треугольника с участием терапевта-любителя или профессионального терапевта, пара вступает в новый период нестабильности и роста и приближается к “двадцатилетнему тупику”, обычно наступающему тогда, когда дети покидают дом. Муж и жена жили, пространство между ними было заполнено детьми, так что они могли не думать о своих отношениях. Внезапно дети исчезают, за столом пусто, и им ничего не остается — либо жить вместе, либо поставить на этом крест. Еще один очередной тупик; преодолев его, они смогут пойти дальше, чтобы повернуться лицом к смерти и к старости. И здесь также необходим базис прошлых лет, чтобы прожить этот период конструктивно.

Психотерапия

взаимоотношений пары

Читая эту статью, помните, что написана она была в 1958 году, когда еще не вышло ни одной публикации, посвященной результатам терапии для пар. Статья написана для того, чтобы показать: подобный подход имеет право на существование. Не являясь научным исследованием, она демонстрирует эффективность терапии брака и содержит некоторые мысли о процессе терапии и о механизме изменения супружеской пары.

В данной статье описывается терапия супружеских пар, с ограниченным числом которых один терапевт работал в течение двух лет. Психотерапия, как правило, была короткой, результаты — разнообразными.

Ранее все исследования психотерапии проводились с точки зрения одного пациента. Внимание было направлено на индивидуальную психопатологию, так что межличностные отношения обычно оказывались вне поля зрения, а если их и описывали, то делали это лишь на языке субъективных переживаний пациента. Так мы пришли к ситуации, когда некая священная неприкосновенность терапевтических взаимоотношений тормозит исследования отношений пациента со своими близкими в реальной жизни. К тому же, в обществе неодобрительно относятся к так называемому консультированию супружеских пар, и большинство психиатров не работают с парами.

Салливан и Вашингтонская школа психиатрии постулировали, что психиатр должен изучать взаимодействия между людьми. Но пока все еще не принято заниматься терапией взаимоотношений, за исключением взаимоотношений терапевта и пациента. Недавняя книга Эйзенштейна “Невротическое взаимодействие в браке”4 повысила интерес к взаимоотношениям супругов. Перед тем Комитет по изучению семьи издал брошюру под названием “Интеграция и конфликт в семье”, в которой описываются нарушения семейного взаимодействия. Там много ценного, но для психиатров все это кажется слишком сложным, так что они предпочитают не трогать семью. В брошюре приведены различные описания то одного аспекта брака, то другого. Статья Эдит Джексон описывает взаимную фиксацию супругов и рассказывает о системе обратной связи. Также в брошюре проводится идея, что тот из супругов, кто обращается к терапевту, в меньшей степени нездоров, чем другой. Все эти факты внушают мысль, что терапия для супругов могла бы стать обычным делом в практике психотерапевта.

Перед нами встает вопрос: возможны ли эффективная психотерапия пары как таковой, или терапия так называемого пациента в присутствии другого супруга, с постепенным вовлечением последнего в процесс, или терапия одного супруга в присутствии другого в качестве участвующего наблюдателя? И как решить — в том случае, когда терапия не превращается в терапию супругов, — есть ли смысл заниматься с пациентом индивидуально в присутствии его партнера, не снижает ли эффективность индивидуальной терапии попытка терапевта работать с парой?5

Метод

Настоящая статья посвящена развитию такой формы психотерапии. Автор вместе с группой коллег изучал разные варианты терапевтических подходов. Одной из наших первых техник стало участие двух коллег в работе с одним пациентом. Потом мы изучали метод эмоциональной атаки как подход к терапии некоторых пациентов. Успех этих методов стимулировал наш интерес к невербальному общению пациента и терапевта, а позже — к общению мужа и жены и в связи с этим — к их взаимному переносу. Настоящая статья — результат работы автора с тридцатью супружескими парами с января 1955 по январь 1956. Диагностическая часть работы выглядела следующим образом: автор встречался с супругами первый раз и выяснял историю проблемы, а на вторую встречу кроме него приходил еще один коллега. Затем мы представляли отчет группе коллег.

Критерии отбора пациентов: (1) взаимосвязанная психопатология у обоих супругов, когда индивидуальная терапия представлялась малоэффективной (муж-алкоголик и жена в роли его матери); (2) особенности второго, не обращавшегося с просьбой о психотерапии для себя, супруга, которые могут расстраивать ход индивидуальной терапии (параноидальный характер мужа); (3) неустойчивость брака и ситуация, когда индивидуальная терапия может привести к разводу (неверный муж и наивная жена); (4) большая степень эмоциональной незрелости у обоих, когда единственным разумным решением является постановка перед собой в психотерапии очень ограниченных целей; (5) умеренный психоз у пациента, когда его партнер вынужден быть как бы непрофессиональной сиделкой.

Группа коллег старалась представить себе возможные трудности терапии и принимала решение, какой подход будет лучшим в данном случае: ко-терапия пациента или пары, либо же с парой будет работать один терапевт. При этом принимались во внимание такие факторы, как степень тяжести психических расстройств у выявленного пациента, серьезность и форма патологии у его партнера и компенсаторный характер их взаимоотношений. Группа оценивала также потенциальный риск отыгрывания в поведении — в виде отклоняющегося поведения или бурного приступа психоза.

После принятия решения автор обращался с парой только как с единым целым. Тактика зависела от ситуации в паре. Если основной проблемой становилась супружеская борьба за близость, внимание большей частью уделялось изменению переноса, существующего между мужем и женой. В более серьезных случаях (например, при длительном неврозе или зарождающемся психозе у одного из партнеров) терапевт сначала пытался установить относительную стабильность брака и только потом обращал свое внимание на пациента или его гиперкомпенсированного партнера.

Для достижения чувства единства супругов в браке автор обращал их внимание на схожесть психопатологии у обоих или показывал, как симптомы и динамика одного были необходимы для благополучия другого. Автор общался только с парой как с целым, чтобы не сеять параноидных подозрений в ситуации треугольника. На более поздних стадиях терапии данное правило может быть нарушено: напряжение в треугольнике в какой-то мере проработано, и даже если терапевт работает с кем-то одним, другой понимает, что тот — на стороне их союза, а не на стороне одного из супругов.

Терапевт оставляет за собой право в любой момент снова пригласить другого супруга, а иногда настойчиво посылает последнего на индивидуальную терапию — для равновесия отношений в браке. Сложность ситуации показывает следующий пример: на вторую встречу жена пришла без мужа и на вопрос, где же он, ответила, что тот довез ее до офиса терапевта и сказал, что подождет внизу на улице. Тогда ей было велено спуститься вниз и привести мужа. Если бы терапевт не был настойчив, возможно, эта пара разрушила бы эффективность терапии.

Природа и цели подобной терапии, с точки зрения автора, аналогичны природе и целям индивидуального и группового подхода. Терапевт стремился избежать участия в реальной жизни пациентов и отказывался принимать за них решения, в то же время стараясь как можно больше эмоционально включаться в отношения с парой во время терапии. Он предоставлял им свободу и даже вынуждал их общаться между собой во время терапии, стараясь достичь большей близости, чем это у них бывало дома.

Результаты

Автор работал с 30 парами, с которыми были установлены значимые терапевтические взаимоотношения. Лишь шесть пар ушли с терапии, ни в одном случае причиной ухода не был отказ автора заниматься с пациентами индивидуально. В десяти парах не удалось вовлечь одного из супругов, который оставался лишь участвующим наблюдателем. В двух случаях за супружеской терапией последовала индивидуальная с одним из партнеров, в обоих случаях не наблюдалось, чтобы супружеская терапия помешала последующей индивидуальной.

Ретроспективный анализ показывает некоторые отличия такой работы от индивидуальной терапии: (1) вербальное содержание беседы было сравнительно ограничено присутствием партнера, но не в такой мере, в какой можно было ожидать; (2) ситуация провоцировала терапевта на интерпретацию и можно было наблюдать, как супруги берут эти интерпретации на вооружение для дальнейшего использования в семейных спорах. Большинство интерпретаций касалось взаимосвязи невротических нужд обоих супругов, например, пассивности и агрессии, импотенции и фригидности; (3) было заметно, что степень психических нарушений у обоих супругов одинакова, хотя симптомы и отличаются. Брак в этих парах служил каждому для невротической компенсации; (4) тем не менее, сильная и здоровая сторона каждого супруга также в большой степени использовалась другим; (5) маятникообразное появление и исчезновение симптомов у супругов было одним общим циклом. Терапевт мог наблюдать такие колебания, когда, например, усиление тревоги у одного супруга вызывало усиление репрессии у другого.

Пример 1 — супруги H.

Впервые супруги появились у терапевта в ноябре 1955 года. Обоим по 25 лет. Он — в препсихотическом состоянии с чертами шизофренической гебефрении; она — с достаточно типичной истерией и с выраженным эмоциональным голодом. Воспитывалась в приюте для сирот. Пациентке была свойственна нимфомания, она спала со многими друзьями мужа, в то время как тот находился в командировках. Мы решили, что терапия с ней не только обещает быть длительной и трудной, но к тому же, может еще больше ухудшить ее супружеские взаимоотношения и привести к вспышке психоза у мужа. Фокусом терапии стала ее депрессия и чувство, что муж не может дать ей настоящей близости. За год терапии женщина преодолела свою депрессию и тревогу и в конце концов рассказала мужу о своих изменах. В муже это вызвало психотический гнев и в не меньшей степени ужас, когда он понял, что все равно не может оставить ее. Такие симптомы, как растерянность, хаотичность мыслей и чувство нереальности в нем значительно уменьшились. В настоящее время терапия идет конструктивно.

Пример 2 — супруги T.

Жену направили к нам с депрессией, тревогой и фобией заболевания, симптомы появились после рождения второго ребенка. Муж много работает, обладает прекрасными интеллектуальными способностями, преуспевает в своем бизнесе, но у него тяжелая компульсивно-обссесивная структура характера, что компенсируется социальной активностью. Ее истерическая декомпенсация не поддавалась внушениям лечащего врача. Группа терапевтов решила, что болезнь жены тесно связана с ее преклонением перед своим мужем и с его нарциссизмом. Раньше она находилась в полном подчинении у своей матери. Предполагалось, что болезнь пациентки — это попытка изменить неустойчивое равновесие, которое она нашла в не слишком терапевтичном браке. На протяжении девяти месяцев оба супруга посещали терапевта раз в неделю. У нее развился яркий перенос, а он присутствовал на терапии и участвовал достаточно случайно, как бы желая этого, но не зная, как. Тем не менее, косвенно удалось добиться того, что муж стал давать жене больше ответственности в браке. Взаимоотношения внутри супружеской пары и с двумя детьми сильно изменились. Болезненные симптомы пациентки исчезли, и было решено, что она окончит терапию, но оставив возможностью вернуться, если симптомы появятся опять.

Пример 3 — супруги Д.

Сорокалетняя женщина была направлена к нам гинекологом, назвавшим ее “вечной больной”. В течение многих лет она на что-нибудь жаловалась, получала электрошок в 1954 году, неоднократно наблюдалась у различных психиатров. За последние пять лет лечилась от десятка разных болезней, в том числе перенесла четыре операции. Симптомы появились около десяти лет назад, после того, как ее муж сделал обрезание и с тех пор, по ее версии, стал страдать преждевременной эякуляцией. Он же утверждал, что она всегда была фригидна. Ее постоянное нытье и жалобы резко контрастировали с молчанием мужа. Посещая терапевта раз в неделю на протяжении одного года он в общей сложности вряд ли сказал более двух десятков слов. Через восемь месяцев пациентка бросила терапию, а также перестала трижды в день звонить своему гинекологу и ходить к лечащему врачу. Через четыре месяца позвонил ее муж и сказал, что они придут снова. Она не очень этого хотела, считая ситуацию безнадежной, но он настаивал на продолжении психотерапии, несмотря на свой холодный цинизм. Он сказал, что хочет вернуться, потому что это помогает “им”. Его параноидный характер и ее истерия значительно поменялись, терапевт мог не беспокоиться насчет его бредовых идей. Последующие пять месяцев терапия проходит хорошо.

Заключение

Это предварительная работа, рассказывающая о ценности психотерапии супружеских пар. Такой метод во многом освобождает терапевта от проблем переноса и снижает возможность контрпереноса. В некоторых случаях данный метод является наиболее адекватным подходом, кроме того, он дает новые представления о психопатологии. Он позволяет терапевту использовать свою спонтанность и творчество в установлении эмоциональных взаимоотношений: терапевт в большей мере может быть собой, а не только “профессионалом”. Метод расширяет профессиональный кругозор терапевта, поскольку в терапии супругов межличностные отношения предстают с новой точки зрения и развивается новое понимание динамики индивидуальной терапии.

Психотерапия супружеских пар

Настоящая статья отражает взгляды Витакера на брак, которых он придерживался на пути от индивидуальной терапии к семейной. Как он сам упоминает, во время написания статьи он работал с семьями примерно половины своих пациентов. И в статье можно проследить развитие убеждения о том, что каждого пациента лучше всего лечить в его семейном окружении.

Как и во всех своих прочих статьях, Витакер предлагает читателю перечень своих установок, а не какие-то положения, которые он бы доказывал. Он не предлагает нам их принять, а скорее приглашает поразмыслить над нашими собственными установками и о том, какое место они занимают в нашей работе. Это так похоже на его терапевтический стиль: Витакер не ведет пациента к истине; он, добавляя ко всему свою необычную перспективу, провоцирует его на исследование собственного взгляда на жизнь.

Хочу поделиться своими мыслями и опытом ко-терапии. Сначала я расскажу о том, где и как мы работаем, тогда понятнее будет и остальное. Уже в 1945 году в Окридже мы с доктором Воркентином стали работать вдвоем. Вот как это началось: мы рассказывали друг другу о нашей терапии и часто, вернувшись после встречи с пациентом, сетовали: “Побыл бы ты на моем месте, там происходило такое!” Но рассказ о чужой работе слушать было неинтересно. Мы поняли, что общения не получается. И решили: попробуем-ка поработать вдвоем, тогда будет о чем поговорить. Первоначально это задумывалось просто как форма сотрудничества, но потом стало развиваться, так что последние девять лет я почти всегда приглашаю коллегу на вторую мою встречу с каждым пациентом. В данном смысле я всегда занимаюсь ко-терапией, даже если работаю один. На второй встрече обычно оценивают меня и терапевтические взаимоотношения с пациентом. А это все меняет. Подобная деятельность стала частью обычной работы секретарши: посмотреть расписание и назначить кого-нибудь моим консультантом для каждого нового пациента. Если, обсуждая ситуацию позже, мы приходим к выводу, что она достаточно трудна для меня, я говорю пациенту: “Мне понадобится помощь консультанта, он будет приходить на каждую четвертую нашу встречу”. Или на каждую десятую, или, в тяжелом случае, просто на каждую.

Так мы работаем вместе все время, и отсюда вырос интерес к терапии с несколькими пациентами. На сегодняшний день около 50% времени моей терапии я провожу с парами или семьями. Пытаясь облечь этот опыт в концепции, четверо из нас проводят полдня каждую неделю в сражении за формулировки и понятия. Этим мы занимаемся уже десять лет. Мы пришли к убеждению, что человека нельзя отрывать от его “значимого другого”. Последние пять лет я не начинаю работать с пациентом, пока не поговорю с его супругой или супругом, если они только существуют. Когда они утверждают, что у них никого нет, я иногда соглашаюсь с ними, но обычно всегда оказывается, что это не так. Пускай мать пациента живет за 400 миль от него и он не видел ее последние три года, но ее “дух” вдруг возникает через пятнадцать минут после начала второй встречи. Может быть, в один прекрасный день я приду к тому, что скажу такому человеку: “Сначала накопите денег и привезите вашу маму, и только тогда, когда я поговорю с ней, можно будет решать вопрос о вашей терапии. Не будет матери — не будет и терапии. Даже у ламы бывают мамы”. Так примерно мы работаем.

А что касается терапии пар, возможно, она родилась в медицинском институте, где мы обучали терапии. Было слишком много студентов, а пациентов не хватало. И мы стали приглашать всех, кто сидел в ожидалке. Например, жена записана на прием к доктору Джо, а доктору Биллу нечего делать. Тогда я нахожу ее мужа и говорю: “Поговорите-ка с доктором Биллом о том, что происходит у вас дома”. Это было естественно и иногда нам сильно помогало. Мы пришли к тому, что сделали это обязательной процедурой. Переместившись в сферу частной практики в 1955 году, мы сохранили традицию.

Сейчас люди все больше говорят и пишут о том, что “сумасшествие” — в широком смысле слова — это ось, вокруг которой происходит изменение и рост. Это верно для поэзии, живописи, литературы и так далее. Люди разуверились в логике, в разуме, в систематике и упорядоченности. Общество предчувствует, что именно спонтанное и чудное, юродивое — основа изменения и роста. О том же разговаривают в ординаторской или в столовой психбольницы. Доктор, посмотрев пациента, идет обедать и за столом рассказывает: “Я общался с его матерью и отцом, они куда безумнее, чем пациент”. Та же идея: пациент — ось, точка фокуса жизни семьи. Если обратиться к Библии, то для Израиля такую же роль выполняли пророки.

Детские клиники открыли тот же закон. Они начали говорить, что ребенок, попавший к ним, выражает симптом его матери6. Мать хочет попасть в клинику, а тот факт, что мальчик писает в постель, просто случайность. Мне вспоминается один случай из того времени, когда в 1940 году я работал в клинике детской психиатрии в Луисвилле. Позвонила одна женщина и попросила посмотреть ее восьмилетнего сына, который мочил постель с двух лет. В два года его научили не делать этого, и в течение четырех-пяти месяцев постель была сухая, а затем он вновь начал писаться: каждую ночь на протяжении шести лет. Как это принято, социальный работник сказал матери: “Первый раз приходите без сына, мы поговорим и тогда назначим встречу психиатра с вашим мальчиком, а вы будете общаться со мной”. Так была назначена встреча, но дней через пять женщина позвонила и сказала: “Извините, я хочу отменить свой визит”. Социальный работник спросил: “Почему?”, и та ответила: “Знаете, произошла интересная вещь. После моего звонка, когда я договорилась о встрече, Джимми перестал мочить кроватку, так что я думаю подождать, пока он не начнет снова, и тогда приду к вам”. Социальный работник пытался преодолеть ее “сопротивление”, но ничего не получилось, так что пришлось отменить встречу. Через шесть месяцев она позвонила снова: “Я подумала, что вам всем интересно будет узнать, что с тех пор Джим так ни разу и не написал в кроватку”. Работники клиники убедились в том, что ребенок стал симптомом семьи, нуждающейся в помощи.

Недавно мы пришли к убеждению, что то же самое происходит и в браке. У одного супруга проявляются определенные симптомы, а другому свойственны репрессия и стабильность.

Когда ты начинаешь играть с такой концепцией, то открываешь множество удивительных вещей. Я, например, однажды лечил женщину с тяжелым алкоголизмом. Ее муж возмущался, когда я приглашал его к себе. Он уже пять лет отходил к психоаналитику, какая же еще помощь ему нужна! Месяцев через шесть во время Рождества моя пациентка приняла решение не пить. Первый раз за несколько последних лет их жизни на выходные она не выпила ни капли. На следующей неделе за два с половиной дня ее муж вылакал такую дозу виски, которая ей и не снилась. Так мы пришли к идее “качелей брака”: симптом, исчезая у одного, появляется у другого. Это весьма напоминает ставшую клише фразу: “когда шизофреник выздоравливает, сходит с ума его мать”.

Для нас очевидно, что психологические нарушения у одного супруга —симптом нарушения взаимодействия в браке, нарушения межличностных отношений. Именно эти отношения и должны быть “пациентом” нашей терапии. Точнее, у нас появляются трое пациентов: муж, жена и также их брак. Последний — наиболее очевидный, но в то же время — самый трудный.

Из этих представлений развилась наша диагностика разных видов брака и источников напряжения, возникающего между супругами, а также способов, которыми супруги выражают патологию своих взаимоотношений. Я хочу рассказать вам об этой теоретической системе, а потом более свободно поразмышлять о браке.

Некоторые вещи кажутся нам наиболее важными в браке и также в терапии супружеских пар. Обыденная мудрость говорит: брак — это кошмарное состояние; есть только один еще более ужасный кошмар — оставаться одиноким.

Размышляя о нашем опыте, мы с доктором Воркентином пришли к выводу, что наши установки в терапии семей в огромной степени определяются нашей личной жизнью. Нам кажутся здоровыми те стороны брака, которые доставляют нам удовольствие в наших собственных семьях. А то, что нам не нравится, мы называем “психопатологией”. Можно сказать, что личные переживания терапевта определяют его работу с семьями. Такое заключение мы вывели, наблюдая и за своей личной жизнью, и за нашей работой с пациентами. Эти установки мы замечаем тогда, когда на них обращают внимание пациенты. Они не имеют для нас абсолютного значения, но направляют наши мысли. Они, с одной стороны, подкрепляют нашу систему ценностей, с другой — показывают ограниченность человеческой природы.

Во-первых, мы предполагаем, что люди добры друг к другу только в той мере, в какой близки друг к другу. Брак есть и средство, и конечный результат взрослой близости в продолжительных взаимоотношениях, а также это приемлемое культурой место, где можно переживать подобную близость.

Во-вторых, в браке целое больше, чем просто сумма двух частей. Эта идея родилась из практики ко-терапии: двое терапевтов гораздо сильнее, чем оба они, взятые порознь7. Брак — поле приложения динамических сил. Занимаясь с парой в терапии, мы имеем дело с мужем, женой и их браком. Сила или власть брака больше, чем алгебраическая сумма плюсов и минусов двух отдельных людей.

В-третьих, браку присущи сексуальные взаимоотношения. В противном случае брак становится — и в широком, и в специальном смыслах этого слова — извращением. Все динамические силы несексуальной природы в сфере брака — вторичны. Например, когда брак определяет огромная разница в возрасте супругов, он становится извращенным и нездоровым. Но тот же брак может быть, несмотря на разницу в возрасте, здоровым, если отношениям задает тон сексуальная любовь. Социальная церемония бракосочетания необходима и ценна. Она не только позволяет взять позволение на брак у ближайших родственников, но и создает необходимые рамки, в которых отношения между людьми могут год за годом развиваться.

В-четвертых, выбор партнера — всегда мудрое решение, мудрое, с точки зрения социальной ситуации, мудрое, с точки зрения тела, мудрое в бессознательной оценке того, насколько другой дополняет мою личность. Эта мудрость в выборе партнера порою изумляет нас, даже в тех случаях, когда в выборе замешана психопатология. Нарушения психики не уничтожают ценность любви или брака. Когда начинаешь глядеть на брак с данной точки зрения, убеждаешься, что эти двое созданы друг для друга. Так устроена каждая супружеская пара. Конечно, это не какие-то абсолютно новые идеи. Давным-давно это открыл Вольтер, а мы как бы открыли заново. Вольтер утверждал, что каждый получает то, к чему стремится. Единственная проблема: ты сам не знаешь, чего хочешь, пока этого не получишь. А тогда можно утверждать, что хотели вовсе не этого.

В-пятых, эмоциональные взаимоотношения между супругами всегда находятся в равновесии, они всегда взаимны и одинаковы по своему типу и интенсивности. Вступая в брак, пара как бы договаривается об уровне эмоциональной температуры, которую она будет поддерживать. Супруги могут перенастроить свой термостат только по взаимному решению: когда один станет слишком горячим, другой добавит прохлады, чтобы поддержать установленный уровень температуры. Изменение эмоциональной жизни брака может произойти только при участии обеих сторон. Мы знаем, что внешнее поведение супругов нередко выглядит совсем не так, как стоящие за ним чувства. Недавно я столкнулся с прекрасной иллюстрацией этих мыслей. Муж и жена живут вместе уже шесть лет. Первые три года жена была очень чувственной, теплой и заводной. А затем ситуация резко изменилась во всем и встала с ног на голову. Последующие три года жена стала холодной, зато муж превратился в чувственного и теплого человека. А “температура” брака все шесть лет оставалась постоянной величиной. Когда изменились чувства одного партнера, другой сделал ответный ход. Это не значит, что их поведение было одинаковым. Одинаковой была сила чувств, причем совершенно не важно, понимали они это или нет. Разумеется, и поведение каждого из них было разным.

В-шестых, обычные правила социального поведения нельзя прилагать к супругам или к другим близким человеческим взаимоотношениям. Например, такая вещь, как справедливость, не имеет в браке никакого смысла. Доктору Воркентину принадлежит замечательная фраза: “В любви и на войне все является справедливым, брак — это и то, и другое”. Не знаю, придумал он это сам или откуда-то взял, но слова эти ко многому подходят. Другой пример: невозможно оставаться последовательным при взаимоотношениях, опирающихся на чувства. Горе тому терапевту, который хочет быть последовательным, хуже него может быть только родитель, пытающийся быть последовательным. И многие другие вещи — приличие, вежливость, честность по отношению к фактам — играют в браке незначительную роль.

В-седьмых, брак обычно начинается с влюбленности. Потом он проходит через серию тупиков. Когда люди влюбляются, они переживают взаимный перенос с истерической динамикой. Такой перенос постепенно выдыхается и через несколько лет они чувствуют, что “любовь” прошла и отношения зашли в тупик. На этом этапе, который мы называем “синдромом десяти лет”, возникает своеобразная гражданская война, в конечном итоге приводящая к освобождению супругов из рабства. Если они смогут найти новую глубокую любовь друг к другу за эти десять лет, то потом смогут жить спокойно примерно столько же времени, пока не наступит очередной тупик. Обычно это бывает тогда. Когда дети покидают дом. Но если не окончилась их гражданская война первых десяти лет и они продолжают жить под одной крышей, то весьма вероятно, что в результате вечного тупика у них установятся извращенные взаимоотношения. Можно сказать это по-другому: только после того, как влюбленность прошла и супруги “разлюбили” друг друга, они могут установить взрослые отношения любви и тепла, отношения личности к личности. Только после десяти лет совместной жизни и после преодоления тупика наступает действительно полноценный брак.

Восьмой пункт: у обоих супругов есть тайные цели в браке, и именно они заправляют всем видимым. Эти цели, неведомые самим супругам, предопределяют расклад динамики силовых линий в поле брака. Они похожи на полюса магнита, между которыми существуют невидимые силовые линии, лишь иногда случайно попадающие в сознание. Эти тайные цели состоят в следующем: достичь свободы от своего детства и детских привязанностей; избавиться от амбивалентности в сфере принятия решений. Молодые жених и невеста могут втайне ожидать от брака, что он будет способствовать их эмоциональному росту, росту чуткости к всевозможным переживаниям и одновременно росту жесткости, поскольку она также необходима для становления личности. Так, один человек использует другого, чтобы компенсировать недостатки своей личностной структуры.

Наконец, еще одна цель брака — ниспровергнуть идола, сделанного из образа своего “Я”. Как говорил об этом один человек: “Когда я был еще маленьким мальчиком, мама сказала, что я выросту и буду президентом. И потом прошло много лет, прежде чем я понял, что президентом мне не бывать. Процесс разрушения этого образа меня как некоего Христа, призванного решить все проблемы мира, был долгим и мучительным. Моя жена не слишком помогала. Видите ли, она изначально в это не верила”.

Скажем в заключение, что наше понимание брака — и нашего собственного, и того, с которым мы имеем дело как профессионалы, — весьма неполноценно. Просто мы рассказываем о границе, до которой дошли в своем понимании. У нас все еще нет ключа, который открыл бы тайну этих взаимоотношений.

Психотерапия

супружеского конфликта

В этой главе можно увидеть, как отдельные мысли и установки Витакера, рассеянные в более ранних статьях, кристаллизуются в целостный подход к терапии супругов. Его интонации становятся более уверенными и определенными. Впервые Витакер пишет о диагностике состояния брака, о техниках и процессе терапии супругов.

В отличие от своих коллег, работавших с парами в то же время, Витакер предлагает такой терапевтический стиль, где сам терапевт находится в центре терапии. То, что терапевт зримо присутствует и настойчиво предлагает пациентам говорить с ним, а не друг с другом, ломает псевдотерапевтический стиль, свойственный большинству патологических взаимоотношений. Стиль, не поощряющий обсуждение парой своих проблем вне терапии, явно не направлен на улучшение общения или на снижение уровня супружеского конфликта. Скорее, это похоже на интенсивную терапию, направленную на лечение индивидуальной патологии с целью изменить супружеские взаимоотношения.

Когда двое людей связаны друг с другом, они неизбежно оказываются в таком положении, когда стоят друг против друга. С этого короткого высказывания можно начать размышлять о браке. Зададим вопрос: “Почему супружеские пары приходят к терапевту?” В нашем обществе сложилась традиция, что психотерапевт лечит одного человека. Чаще всего люди обращаются к терапевту индивидуально и просят облегчить их симптомы или помочь найти свою идентичность. И возникает возможность превратить данную ситуацию в терапию супругов. В результате мы будем заниматься психотерапией супружеского конфликта. С распространением информации о терапии для пары появляются супруги, которые сразу просят заняться их конфликтом. Что же приводит пару к терапевту? Часто — отчаяние. Напряженность отношений столь велика, что оба хотят обратиться к какому-либо посреднику. Иногда их приводит надежда, потому что они увидели другую пару, которая в результате терапии вышла на новый уровень взаимоотношений. Иногда пары приходят под нажимом реальности. У них возникли неприятности с законом, или их посылают коллеги по работе или семья. Те, кто обращаются к терапевту индивидуально, хотят освободиться от своей семьи, перестать быть в ней зависимыми детьми. Многие пары попадают к нам из-за нестабильности роста в одном из супругов, когда социальный терапевт, работавший с ними, зашел довольно далеко и в конце концов направил их к профессионалу. Короче, обычно пары попадают к терапевту из-за того, что их взаимоотношения, ранее стабильные, гомеостатические, находящиеся в нормальном тупике, стали нестабильными. В каком-то смысле нестабильные отношения — это здоровые отношения. Конфликт в браке означает, что брак развивается.8

Тогда возникают новые вопросы. Как терапевт занимается их браком? Будет ли он участвующим наблюдателем, советчиком, членом нового треугольника, будет ли он заниматься терапией переживаний, имея дело с взаимоотношениями? Или станет заниматься одним из супругов в присутствии другого, а может быть, это зависит от конкретного случая или даже от конкретного момента? Как развивается контрперенос и как он действует? Является ли пара для терапевта символическим образом его собственных родителей? Воспроизводит ли это эдипов треугольник взаимоотношений? Можно ли заниматься индивидуальной терапией, встречаясь с парой? Должны ли мы лечить того супруга, у которого очевиден симптом, или же, напротив, следует всегда лечить обоих? Заменяет ли терапия пары две индивидуальные терапии или служит лишь дополнением к ним? Не является ли супружеская терапия самым оптимальным подходом в любом случае, когда она возможна, или стоит предпочесть семейную терапию (в которой, согласно нашему определению, присутствуют в качестве пациента по меньшей мере два поколения)? Каков идеальный исход терапии пары? Должна она постепенно превратиться в индивидуальную терапию? Или она должна перейти в терапию группы, состоящей из супружеских пар? Или же следует и окончить ее в тех же рамках работы с двумя людьми? Каковы опасности подобного подхода? Как треугольник пары и терапевта заходит в тупик в своих взаимоотношениях? Не приводит ли это к психологическому или психосоматическому взрыву? Не повышает ли риск самоубийства? Каковы при такой работе проблемы отыгрывания в поведении? Наконец, не слишком ли все это поверхностно, чтобы называться психотерапией?

Оценка взаимоотношений в браке

Диагноз в исторической перспективе

Оценивать патологию брака можно как в его исторической перспективе, так и в поперечном срезе. Легче представить себе историю брака, если мы поймем, что в начале его лежит перенос. Медовый месяц — период общей фантазии с четко установленной дистанцией во взаимоотношениях, которая подавляет подлинную близость и позволяет каждому в своей фантазии воспроизводить брак своих родителей. Каждый проигрывает, оживляет и восстанавливает брак своих родителей, следуя привычной модели. Это не попытка построить новые взаимоотношения, но, по крайней мере, нечто новое. Такая фантазия рухнет под давлением времени и реальности. Постепенно развивается другая общая фантазия, отталкивающаяся от трудной реальности жизни вдвоем. Появление, например, второго ребенка или потеря материальной обеспеченности нередко запускают новые виды конфликтов между супругами. Эти конфликты также могут прекратиться или разрешиться, а потом где-нибудь на десятом году совместной жизни разовьется еще одна новая фантазия, которую Джон Воркентин называет “синдромом десяти лет” (когда взаимная псевдотерапия заходит в тупик и каждый понимает, что не переделает другого). Этот этап тоже может разрешиться или достичь равновесия с помощью очередной фантазии с примесью реальности в период, когда дети покидают семью, или позднее, когда супруги уходят на пенсию, становясь свободнее от давления реальности и переживая свое “второе детство”. В исторической перспективе можно увидеть также совместную фантазию двух пожилых людей в период появления внуков, которая сопровождается чувством фатализма или трансцендентности. И на каждом этапе возможны свои достаточно серьезные конфликты.

Пример

Предыстория. Эзра и Ева в браке три года. У Эзры была властная мать, которую он любил, одновременно желая от нее освободиться. У Евы также властная мать, которую она любила, но не пыталась ей подражать.

Действие. Эзра влюбился в застенчивую девушку, которую подавляла властная мать.

Проекция. Эзра чувствует, что эта маленькая девочка может стать властной женщиной, а он не хочет все время отстаивать свою свободу. В один прекрасный день он может прекратить сопротивление и стать в зависимое положение к своей жене. Ева влюбилась в юношу, который намеревался освободиться от своей матери путем преуспевания во взрослом мире. Ева чувствует, что может в будущем стать сильной и он ей в этом поможет. Фактически Ева и Эзра установили отношения по оси “господство-зависимость” и могут меняться этими полярными ролями в любой момент, когда захотят. Они будут сражаться, постепенно учась ощущать себя равными по силе людьми. Ни один из них не сможет победить другого, так что, если все будет нормально развиваться, они смогут получать удовлетворение от своей взаимозависимости, а в браке будет достаточно нестабильности для того, чтобы взаимоотношения продолжали развиваться.

Здесь мы видим одну из особенностей двусторонних отношений в браке. Этот брак живой, то есть нестабильный, и он останется живым до тех пор, пока супруги могут меняться своими ролями, в данном случае ролями господства и зависимости. Мы можем диагностировать патологию брака в том случае, когда появляются симптомы, и при этом развитие заходит в тупик, а роли необратимы, то есть стабильны.

Диагноз в поперечном разрезе

Оценивая брак в его поперечном срезе, мы просто находим главную ось, вокруг которой развивается конфликт. Представляя себе брак как бы отдельной личностью, мы легко можем себе представить, что его патология связана с ростом, и найти такие варианты брака, как тревожный, псевдотерапевтический, инфантильный, взаимногомосексуальный, стерильный или психосоматический. Можно также найти взаимосвязанные невротические паттерны обращения с конфликтом, например, властный-подчиняющийся, общительный-изолированный, психотический-психопатический. Так мы пытаемся изобразить разделение труда или, если хотите, разделение ответственности между двумя супругами. Один из них управляется извне, а другой — изнутри, один социально общителен, другой — замкнут, и так далее. При таком положении вещей каждый играет роль, которую ему приписывают, и одновременно помогает другому исполнять его роль.

Глубинный диагноз

Есть и еще один аспект диагноза, интересующий нас. Важно оценить эмоциональное значение супружеских взаимоотношений. Все мы знаем, что встречаются браки, где интенсивность взаимоотношений очень низкая, и мы попытались найти некоторые признаки, показывающие, что для супругов их брак представляет ценность. Мы выделили следующие признаки: (1) маятникообразные колебания симптомов и настроений; (2) сильные межличностные чувства (проявления ревности, соревнования, обиды, скандалы и тому подобное); (3) наличие детей; (4) сексуальность во взаимоотношениях; (5) безумие или глупость, которые супруги переживают вдвоем; (6) в прошлом оба чувствовали, что брак — значительная часть жизни для обоих.

Чтобы стали понятнее дальнейшие размышления, надо объяснить, как мы работаем. У нас частная клиника, где девять терапевтов, как правило, консультируют друг друга, где уже пятнадцать лет довольно обычным явлением стала ко-терапия. Кроме того, при работе с парой мы всегда встречаемся с обоими партнерами и не работаем с супругами индивидуально.

Наши обычные подходы оказались неэффективными при работе с супругами. (1) Индивидуальная терапия того из супругов, который страдал от симптомов, показала, что, избавляя одного из партнеров от симптома, мы ухудшаем положение другого, а также их брака. Нередко такой подход не работал. (2) Когда каждый супруг по отдельности работал со своим терапевтом, иногда мы получали хорошие результаты, а иногда — нет. (3) Лечение обоих супругов по отдельности у одного и того же терапевта оказалось менее эффективным, чем вышеперечисленные подходы. (4) Попытка вовлечь в терапию того супруга, который этого не хочет, также оказывается неудачной. Психотерапия супружеской пары оказывается неудачной и в том случае, если их перенос друг на друга настолько силен, что они объединяются в своем сопротивлении профессиональной помощи. Неудачи бывают и тогда, когда супругам свойственно отыгрывание в поведении вне терапии или когда оба они страдают психозами, хотя такая проблема необязательно приводит к неудаче.

Техника

В настоящее время у нас с парой супругов работают двое терапевтов, и мы встречаемся исключительно в составе такой четверки. Иногда с парой работает один терапевт: в том случае, когда ситуация проста, накал чувств в браке достаточно высок, выражена мотивация роста и отсутствуют признаки отыгрывания в поведении или психологической декомпенсации. Но при любом виде терапии ее иногда у нас посещает консультант, и супружеская терапия — не исключение. Иногда мы работаем в рамках семейной терапии, если того требует динамика семейной группы, состоящей из двух и более поколений.

Процесс терапии

Сам процесс работы с парой не так уж сильно отличается от индивидуальной терапии. Тем не менее, у него несколько иная динамика, он требует больших усилий и четкости в своей организации. При первом телефонном разговоре мы подчеркиваем значение присутствия обоих супругов и иногда откладываем встречу, предлагая паре сначала обсудить между собой вопрос о том, могут ли они прийти вдвоем, хотя бы в первый раз. На вторую или третью встречу с парой приходит консультант, чтобы со стороны оценить историю проблемы и также восприятие ее терапевтами. После этого мы докладываем паре о нашей картине происходящего и даем рекомендации. Так, мы с самого начала даем понять, что пара имеет дело и со своими терапевтами, и с консультантом. Мы не отказываем в индивидуальных интервью, но обычно делаем это лишь в крайнем случае.

Терапевт устанавливает три вида взаимоотношений: с мужем, с женой и также с браком, который является для нас еще одним пациентом. Брак — наш основной пациент, поскольку именно в его пространстве двое людей могут удовлетворить свои терапевтические нужды. Терапия брака часто состоит в том, что его участники понимают собственные идентификации в браке и наблюдают взаимосвязь двух динамик в своих взаимоотношениях. Постепенно они учатся воспринимать то, что происходит между ними, как общее действо, так что можно проследить, как любой поступок одного супруга рождается в связи с каким-то поступком другого. По ходу терапии появляется возможность объяснять динамику кому-то одному так, что ее понимает и другой. Скрытые псевдотерапевтические усилия супругов должны приостановиться, терапия становится делом терапевта. Иногда мы достигаем этого, поддерживая агрессию супругов друг против друга, когда она возникает, а иногда прямо останавливаем терапевтическое действие одного партнера по отношению к другому, настаивая на том, что этим должен заниматься профессионал. Наш метод супружеской терапии таков, что в нем терапевт не остается наблюдателем супружеских схваток, а сам выходит на поле боя; супруги или взаимодействуют при помощи терапевта, или каждый обращается к терапевту. Мы просим их беречь свои фантазии, наблюдения или интерпретации поведения другого для встречи с терапевтом. Вразрез с обычной практикой, мы предупреждаем их, что домашние битвы или длинные объяснения дорого им обойдутся, поскольку тогда они просто напрасно потратят деньги, отданные за терапию.9 Мы намеренно стараемся разбить в человеке гордость и бред величия о камень его значимого другого. Мы сознательно подчеркиваем равную роль обоих партнеров в создании симптома и настаиваем на том, что и ненормальность, и силы супругов равны.

В терапии супружеского конфликта у терапевта есть своя определенная роль. Он во многом свободнее от проблем переноса, чем в индивидуальной терапии, и ему легче предлагать свои интерпретации. Большей частью он говорит про то, что происходит в настоящем времени, хотя может касаться и истории того поведения, которое проявляется сейчас, или интерпретировать сновидения таким же образом, как это бывает в индивидуальной терапии. Часто сновидения пары непохожи на сны индивидуального пациента, поскольку касаются взаимоотношений. Психотерапия пары в большей мере является экзистенциальным переживанием, чем индивидуальная терапия.

Резюме

Терапия супружеской пары или конфликта в браке требует своей системы диагностики. Ее использование противопоказано в тех случаях, когда терапевт не подготовлен к ней должным образом или когда у него нет возможности положиться на коллег, которые стали бы для него консультантами и помогли бы избежать опасности чрезмерного вовлечения в эмоционально перегруженную ситуацию. В настоящее время мы работаем с парой в глубинной и интенсивной терапии. Мы считаем, что такой подход эффективно лечит как индивидуальную патологию каждого, так и супружеский конфликт.10

Опасности “психотерапевтической

помощи” в ситуации

угрожающего развода

Написано совместно с Милтоном Миллером

Главная цель настоящей статьи — предостеречь психотерапевтов, показать, как индивидуальная терапия может повлиять на взаимоотношения их пациентов в браке. Любое терапевтическое вмешательство — индивидуальное, супружеское или семейное — должно глубоко влиять на всех остальных членов семейной системы. В качестве примера выбрана терапевтическая помощь в период потенциального развода, потому что многие люди именно в данный момент обращаются к психотерапевту, а в результате его вмешательства супружеские взаимоотношения могут развалиться окончательно.

Авторы считают, что ситуация на грани развода, хотя и чреватая многими опасностями, дает пациенту шанс роста, а супружеской паре — возможность как бы снова встретиться и достичь большей близости, чем до кризиса. Вмешиваясь в ситуацию, психотерапевт может закрыть эту возможность.

В статье ставятся многие вопросы, касающиеся развода и влияния психотерапевта, но мы не найдем набора правил для разрешения подобных ситуаций. Цель статьи — привлечь внимание клинициста к тому факту, что его действия влияют на всю семейную систему пациента. Тем не менее, авторы делятся своим опытом и показывают, что вовлечение всех людей, эмоционально связанных с данной ситуацией (детей и родителей пары, оказавшейся на грани развода), — одна из наиболее эффективных техник.

Много лет назад Гиппократ сказал: “Врач, не навреди!” Пытаясь помочь супружеской паре, в которой серьезно расстроены взаимоотношения, члены семьи, друзья и психотерапевты должны помнить эти слова. Брак — сложная вещь, как, впрочем, и развод. Каждый брак — отдельная живая система, один брак совершенно не похож на другой. В период кризиса простое решение, основанное на прошлом опыте, не так уж легко найти.

Прежде чем пара приходит к психотерапевту, большинство супругов уже много времени пытались сами решить свои проблемы: разговаривали с друзьями, со своим священником, иногда — с адвокатом. А затем один из них или оба обращаются к психотерапевту. Мы думаем, что в ситуации угрожающего развода обычный стиль ответа на обращение за помощью, свойственный большинству специалистов, может оказаться неадекватным, неэффективным или, что еще хуже, нередко приносит явный вред.

Хотя юристы признали, что “высокого интеллектуального уровня недостаточно для того, чтобы понять сущность брачного контракта”, смысл брака и факторов, способствующих его развитию или распаду, все еще малодоступен нашему пониманию. Многие “успешные браки” разрушаются, а другие браки, в которых идут непрерывные скандалы, надрывы, где все колеблется, где случаются физические драки, приступы ревности, взаимные обвинения и периодические обращения в суд, оказываются крепкими и здоровыми.

Главная тема любого брака — это “союз”, “вовлеченность”, “взаимосвязь”. Именно уменьшение степени вовлеченности приводит к провокативному поведению одного из супругов. Так, в холодном браке, температура которого постепенно снижается до точки замерзания, внезапно появляется нечто, вроде бы приводящее к разрыву, но, возможно, то же самое поведение является одновременно и попыткой “восстановить союз”, снова “вовлечься” во взаимоотношения, “восстановить связь”. Опасность развода — это одновременно и возможность оживить взаимоотношения, которые перестали развиваться. В любом случае, это поворотная точка. Итак, пара пришла к психотерапевту.

Провокация, в которую вместо супруга

вовлекается терапевт

Пример 1

Миссис В., не в себе от отчаяния, плачущая, думающая о самоубийстве, обратилась по совету своей подруги к психиатру. Миссис В. три недели живет отдельно от мужа, пришедшего в ярость по поводу ее измены, о которой она ему сама рассказала. Муж, с которым она прожила семь лет, достаточно критически настроенный, холодный мужчина, сам часто изменявший жене, был сильно сокрушен ее признанием и после недели разрывов и примирений избил ее, и она ушла.

Женщина была сильно расстроена, как и ее муж, уверенный, что та ушла к своему любовнику. Тем не менее, в глазах миссис В. этот любовник был “ни в чем не повинным случайным человеком”. Первые несколько встреч с терапевтом она пребывала в сильной депрессии и тревоге. То защищаясь, то мучаясь от стыда, она провозглашала, что любит своего мужа, а затем говорила, что тот с ней плохо обращался и что она будет с ним судиться.

Миссис В. была чувствительной и гордой женщиной, тридцатилетней дочерью холодных родителей. Она родилась, когда тем было уже довольно много лет. В браке они с мужем по очереди сердились, обижались или замыкались в себе. Им было трудно относиться друг ко другу с любовью. Каждый по очереди снижал температуру их отношений. Внешне она была любящей женой, но с оттенком мазохизма; он командовал и, похоже, чувствовал себя более неуверенно. Постепенно супруги стали совсем равнодушны и не подозревали, что так много значат друг для друга.

Терапевт встречался с миссис В. три-четыре раза в неделю на протяжении месяца и старался поддержать ее. Он хотел дать ей понять, что не будет участвовать за нее в принятии решений, эмпатически отражал ее чувства, показывал ей свое доверие, выражал веру в то, что она сама способна решить, что делать в этой ситуации. Он задавал ей вопросы о холодности ее взаимоотношений с мужем, убеждая пациентку, что не она одна виновна в возникновении проблем в ее браке.

Через четыре недели после первой встречи на терапию был приглашен муж. Но мужу казалось, что жена вместе с терапевтом составили заговор против него, и был этим напуган. Он накинулся на жену со всевозможными обвинениями, называл ее “холодной сукой”, предупреждал терапевта, чтобы тот остерегался ее хитрости, что сам был обманут, и так далее в том же духе. Муж устроил грязную сцену потому, что не мог перенести союза своей жены с терапевтом. Он чувствовал, что его пересилили, одолели, что ему угрожают обвинения и унижения.

Возможно, именно в результате такой встречи супруги развелись. Терапевт решил про себя: “Он хуже, чем я мог его себе представить со слов жены”. В течение нескольких недель после этой встречи у мужа бывали случайные любовницы, а у жены — любовники. Через три месяца они оба поняли, что от брака почти ничего не осталось и отношения уже невозможно наладить. Так окончательно распалась ослабевшая связь.

Для миссис В. встречи с терапевтом стали стержнем ее жизни. Она была благодарна ему за поддержку, оказанную ей в самый трудный момент жизни. А муж, с которым она через три месяца после начала терапии развелась, продолжал ненавидеть терапевта и называл его не иначе, как “любовник моей жены за тридцать долларов в час”. Она ценила тот факт, что терапевт не пытался влиять на ее решения. С нашей точки зрения, он влиял куда больше, чем та могла заметить.

Влияние диагноза: патология внутри

супруга и патология брака

Пример 2

Профессор Р., тридцатишестилетний преподаватель филологии, позвонил с просьбой о консультации у психотерапевта. На вопрос, по какому поводу он обращается, тот сказал, что очень расстроен, поскольку не может переспать со своей женой, с которой вступил в брак всего лишь три с половиной месяца тому назад. Его попросили прийти вместе со своей женой, но он не соглашался, говоря, что это давнишние проблемы, касающиеся только его самого, и он не хочет обсуждать их в присутствии молодой жены. Но терапевт был достаточно настойчив, так что супруги пришли на первую встречу вдвоем.

Муж оказался очень эксцентричным человеком. Он был тесно связан со своей матерью, увлекавшейся спиритуализмом и верившей в оккультные влияния. Она в течение многих лет выражала намерение уберечь своего сына от греха. Мать была против этого брака. Она вообще плохо относилась к чужим людям.

У мужа возникали временные гомосексуальные контакты, но совершать половой акт ему никогда не приходилось. Хотя он рассказывал будущей жене о своих гомосексуальных связях, это не повлияло на ее намерение выйти за него замуж. Она была его студенкой-старшекурсницей и несколько лет “любила его издали”. Тем не менее, ее очень расстраивало то, что муж неспособен с ней спать. Она говорила о своей любви к мужу, а он — о любви к ней. Она то обвиняла во всем себя, то злилась на него. Ей было тридцать три года, это — ее первый брак, хотя раньше у нее бывали любовные связи.

Психиатрическое исследование показало, что этот эксцентричный и творческий человек с признаками яркого нарциссизма страдал от сильного конфликта в сфере сексуальности. Он принес с собой тест Роршаха с заключением психиатра, обследовавшего его несколько лет тому назад. В заключении несколько туманно предполагалось, возможно, и не без оснований, что у пациента — психоз. За его явными проблемами стояло множество скрытых.

Жена казалась гораздо более стабильным человеком. Привлекательная, застенчивая, крайне приличная, очень женственная. Она была человеком, с которым легко сильно идентифицироваться в ситуации психотерапии. Вопреки тому, что муж представлял из себя огромные проблемы для психиатров, а жена являлась достаточно стабильной женщиной, терапевт предполагал, что они оба в равной мере ответственны за свои сексуальные проблемы в браке. Несмотря на попытки, сначала одной стороны, потом — другой, договориться о индивидуальной встрече с терапевтом, терапию проводили только с ними обоими вместе.

Примерно через шесть недель теплого отношения, поддержки и достаточно мягких интерпретаций их проблема была успешно разрешена. Они оба гордились тем, что вместе преодолели эту великую проблему без вовлечения третьей стороны в свой союз. Затем с этой парой работали еще примерно полгода. С тех пор прошло семь лет, и рождественские открытки, которые получают терапевты, и редкие письма от супругов свидетельствуют о том, что они счастливы вместе, их семья растет.

В данной ситуации терапевт стремился стать катализатором любви супругов и того желания преодолеть трудности, что присутствовало в их взаимоотношениях. Если бы одного из супругов квалифицировали как “ненормального” (и не без оснований), исход терапии, возможно, оказался бы не столь удачным. После такой терапии остается открытая возможность глубже заняться семейными проблемами, если это необходимо. Раскрытие психопатологии, исследование причин тревоги мужа, анализ его гомосексуального конфликта или исследование причины, по которой жена выбрала себе такого странного в сексуальном отношении супруга, — все это было бы невозможно в будущем, если бы сначала не удалась такая простая и прямая терапия брака.

В рассмотренном примере муж имел причины обратиться с психотерапевту. По всем стандартам ему была показана психиатрическая терапия. Но терапевт предпочел ни на шаг не уходить в сторону от проблем брака и при этом как можно меньше самому вовлекаться в их взаимоотношения. Терапевт ставил перед собою задачу изгнать свекровь из супружеской спальни, превратить бывшую студентку в жену, убедить мужа, что спать с женой — хорошо. Сам терапевт не собирался заходить в их спальню. Терапевт намеренно придавал огромное значение их браку, сознавая его хрупкость, но в то же время относясь к нему с безграничным уважением.

Нежеланного партнера возвращают родителям

или психотерапевту

Всегда хорошо знать, что твой партнер — человек, с которым ты прожил двадцать пять лет, — не будет убит разводом, что можно развестись со своими супругом или супругой и в то же время издали заботиться о нем или о ней. Для этого при разводе можно позаботиться о том, чтобы покинутому партнеру хватало денег, найти для него любящего человека. Еще один возможный ход — вернуть партнера его родителям; и четвертый способ — найти партнеру психотерапевта, который о нем позаботится.

Пример 3

Мистер Д., сорокачетырехлетний адвокат, объявил своей жене, что, хотя он и любит ее, но еще больше любит жену своего коллеги и будет добиваться развода. Их брак, продолжавшийся двадцать два года, был мирным и в каком-то смысле продуктивным и полноценным.

Муж преуспевал в своем деле. Его заметно напугало, когда старшая из двух дочерей покинула родительский дом, чтобы учиться в колледже, и через два года после этого он впервые изменил жене, предполагая, что та ничего о том не узнает. Это удивительным образом разогрело его взаимоотношения с женой, которые были слишком вежливыми и привычными, дало им новое вдохновение. Но оживление длилось недолго.

Миссис Д., социально активная женщина, была предана своей семье, но как бы всегда сохраняла некоторую дистанцию между собой и другими. Она очень расстроилась, услышав о решении мужа, и тот сразу отвез ее к психотерапевту, чтобы она не оставалась без поддержки в критический период. Психотерапевт несколько раз встретился с ней, а потом настоял на том, чтобы она пришла в следующий раз вместе с мужем. Мистер Д. выразил свои глубокие чувства по отношению к жене, свое желание, чтобы они в будущем оставались друзьями. Он поделился своей тревогой по поводу ее мыслей о самоубийстве, и с сильным чувством несколько раз повторил, что очень надеется на заботу психотерапевта о своей жене. В этот же вечер, как бы иллюстрируя слова мужа, миссис Д. совершила суицидальную попытку, приняв десять таблеток снотворного.

Терапевт был вынужден сдаться и взял заботу об этой женщине, которую поместили в больницу, на себя, а потом занимался с ней терапией. Он сопровождал ее во всех стадиях этого внезапного для нее краха, в ее ненависти, отчаянии и желании отомстить, в унижении при самой процедуре развода и еще в течение года после. Она чувствовала, что не смогла бы перенести потерю, если бы ее не поддерживал терапевт.

Через два года ее бывший муж, чья попытка жениться на жене своего коллеги провалилась, поскольку та помирилась со своим мужем, покончил с собой.

Использование телефона для связи

с отсутствующим партнером

Пример 4

Мистер К., симпатичный, обаятельный двадцативосьмилетний человек, женатый, безработный, трижды лежавший в больнице, единственный сын знаменитой семьи из Милуоки, внезапно среди ночи вернулся к своим родителям. Он приехал из Техасского университетского городка, где осталась его жена. Он казался дезориентированным, был сильно пьян и туманно говорил о том, что не может найти смысл жизни и что-то в этом роде. С точки зрения психиатрии, у него была психопатия, недостаточный контроль импульсов, серьезные конфликты в сфере сексуальности, алкоголизм и, что еще более тревожно, ярко выраженные параноидные тенденции. Попытки включиться в психотерапию, которые предпринимались и раньше, во время его госпитализаций, разваливались, как и многие другие планы этого человека.

Он был женат уже три года на своей однокурснице по колледжу. Его жена преподавала в техасской школе. Он бросил колледж пять лет назад и с тех пор эпизодически работал то тут, то там. Он говорил о своем браке что-то неопределенное, но очевидно, что перед отъездом к своим родителям жил вместе со своей женой. Почти без объяснения он вдруг собрался и уехал к своим родителям.

Размышляя о данной ситуации, психиатр подумал, что одним из немногих ресурсов для этого человека был его трехлетний брак с явно более стабильной и разумной женщиной. В первый же день терапевт попросил пациента связаться с женой по телефону. На следующий день терапевт, пациент и его жена втроем в течение десяти минут обсуждали дальнейшие планы, возможность продолжать терапию. Жена делилась своими мыслями о том, что послужило причиной настоящего кризиса и почему попытки начать терапию раньше кончались ничем.

Мистеру К. и прежде было свойственно в ситуации стресса предпринимать необдуманные шаги, подобные этому внезапному переезду от жены к родителям. Он нуждался в помощи. Ему надо было понять, что психиатры есть не только в Висконсине, но и в Техасе.

Дискуссия

Психиатр или терапевт сталкиваются со множеством сложных проблем, когда к ним обращается кто-то один из супругов. Как найти равновесие между желанием не вмешиваться в близость супругов между собой и, с другой стороны, профессиональной установкой, что каждый, обращающийся за помощью, должен найти ответ на свои проблемы? В результате этих конфликтующих между собой целей профессионалы ищут различные подходы и методы, которые бы позволили работать с одним из супругов, не разрушая взаимоотношений в браке. Много всего было опробовано, но пока еще не появилось готовой системы, которая эффективно решала бы эту дилемму.

Одностороннее терапевтическое вмешательство в браке — дело рискованное. Часто мы получаем неблагоприятные исходы подобной терапии. Можно привести множество примеров. Таковы случаи, когда вслед за разводом один супруг или оба получают очень продолжительную индивидуальную терапию; когда терапевт работает с одним из супругов индивидуально и тот действительно взрослеет и растет, но другой супруг не может двигаться к зрелости с такой же скоростью; бывают особенно неприятные случаи, когда у пациента совершенно мертвый брак и он вступает в продолжительный “профессиональный брак” с терапевтом, их отношения заходят в тупик, из которого трудно выбраться, поскольку окончание терапии угрожает стать окончанием обоих “браков”.

Разумеется, техники, используемые терапевтом, не так важны, как его установки и понимание своей роли, бессознательные фантазии о пациенте (или пациентах) и о возможном разводе. Когда терапевта приглашают быть посредником в ситуации потенциального развода, его чувства по отношению к самому себе, к своему браку и к браку своих родителей неизбежно играют важнейшую роль в том, как пойдет дальше терапия. Скорее всего, она пойдет тем же путем, каким идет жизнь терапевта: если он сам никогда не разводился, то сможет понаблюдать, как пара следует к своему разводу или своему воссоединению, находя ответы на вопрос, что может случиться в будущем с его собственным браком.

Довольно часто терапевт старается сохранить нейтральную позицию, говоря себе: “Я нейтрален. Я не встаю на чью-то сторону. Они сами должны решить вопрос о разводе. Я хочу, чтобы они пришли к тому, чего сами хотят”. Тем не менее, пациент или пациенты в трудной ситуации супружеского конфликта могут воспользоваться этой “нейтральностью” для своих проекций; им покажется, что терапевт поддерживает то, чего они сами хотят в своих фантазиях.

Пациент или пара придумывают себе позицию терапевта, воспринимают его согласно своей фантазии и действуют так, как если бы тот настаивал на каком-то решении, о чем сам терапевт может и не подозревать. Супругам может казаться, что терапевт явно одобряет решение о разводе и они должны развестись, поскольку он был хмур к концу второй встречи, или же полагают, что терапевт хочет, чтобы они остались вместе, поскольку улыбался, когда они рассказывали, как раньше им было вместе хорошо.

Позиция нейтралитета обеспечивает комфорт терапевта. Но, возможно, когда он принимает решение ни за что не отвечать, его позиция становится стратегически настолько слабой, что это может неблагоприятно повлиять на исход терапии. Это явление описать можно следующим образом: постепенное развитие управляемого переноса, обычное при индивидуальной терапии, не так легко происходит при терапии пары. В паре изначально существует взаимный перенос. Пока терапевт не заменяет одного из супругов, он посторонний в их браке и может либо служить катализатором их взаимоотношений, либо просто ничего для них не значить. Когда терапевт хочет серьезно поговорить с парой об их решении, о результате десяти или двадцати лет амбивалентности и борьбы, он сталкивается с непреодолимыми трудностями. Терапевт обычно понимает, что у него недостаточно силы, чтобы сдвинуть с места такую мощную команду.

Даже когда связь между супругами крепка и вопрос о разводе их не занимает, все равно терапевту обычно не удается работать с одним из супругов так, чтобы изменение распространилось на их брак. Когда же связь слаба и появляется угроза развода, тогда любое вмешательство при работе с одним из супругов легко может поломать их взаимоотношения. Односторонняя терапевтическая помощь в браке, когда один из супругов становится пациентом, а другого направляют куда-то еще или просто игнорируют, — это тактическая ошибка11.

Какова же альтернатива? Психиатр, как правило, идет навстречу тому, кто просит о помощи, слушает его и приглашает приходить еще. Что он должен делать, когда речь идет о браке? Обычно терапевт предполагает: в любой ситуации из открытого и честного ее обсуждения может родиться нечто ценное. Что делать, когда кто-то пытается договориться о разговоре по секрету от другого супруга? Что делать, когда ему говорят о том, что один из супругов эмоционально не в себе и нуждается в помощи?

Заключение

Вмешательство терапевта в ситуации потенциального развода не может быть рутинной процедурой. Каждый такой случай призывает терапевта рассматривать всю ситуацию с более широкой точки зрения. Понять то, что происходит между ним и пациентом, не всегда легко. Еще сложнее понять, как влияет его работа с пациентом на отсутствующего супруга. Любое движение терапевта, косвенно отрицающее значение брака, может очень сильно повлиять на пациента. Таким образом, стандартная для практиков процедура, когда профессионал работает с тем из супругов, кто обратился с просьбой о помощи, игнорируя другого, подталкивает пациента к разводу.

Работая с одним или с обоими супругами, брак которых оказался на грани развала, терапевт работает с системой в состоянии стресса. Как правило, будет лучше, если он с уважением отнесется к браку, пока не состоится официальный развод. Неважно, насколько этот брак переполнен проблемами, неважно, насколько он кажется мертвым: терапевту не стоит игнорировать его силу, не стоит отвергать возможность его воскресения или сомневаться в том, что сердце брака еще бьется. Если брак действительно обречен, пусть смерть засвидетельствует юрист.

Терапевт должен понимать, что, приглашая к себе только одного из супругов, он, возможно, закрывает дорогу к их примирению. Для многих, кто оказался на грани развода, терапевт превращается в заместителя брачного партнера, как бы сам терапевт ни старался этого избежать. Многие, очень многие браки проходят через периоды грубой жестокости одного из супругов, через периоды, когда партнеры живут по отдельности, через измены, жалобы в суд друг на друга, а также моменты, когда они всерьез думали развестись, — и такие трудные периоды заканчиваются более полным воссоединением. Так что терапевт должен помнить: возможно, он вмешивается в естественный процесс выздоровления. Терапевт, направляющий процесс терапии в сторону развода с первой или второй встречи, взваливает на себя слишком большую ответственность.

Развод неизбежно отзывается на жизни детей, а также родителей мужа и жены. Можно подумать о включении этих значимых других в терапию. На своем опыте мы могли убедиться, насколько это порой способствует успеху терапии. Большинство наших пациентов откликнулись на просьбу привести членов своей семьи, и мы ни разу об этом не пожалели. Данная техника часто является очень полезной, хотя мы и испытываем большие затруднения, пытаясь понять, почему же она так нам помогает. Неизвестно, помогает ли присутствие других разрешить паре свой основной конфликт или же оно влияет как символическое утверждение серьезности их брака. Приглашение значимых других совпадает с нашей рабочей философией: лучше переоценить брак, чем недооценить, особенно при первых встречах.

Необходимо напоминать себе следующее: терапевты не в праве замещать во взаимоотношениях отсутствующего супруга — ни на минуту, ни на месяц или полгода, ни на год и уж никак не на четыре года. Этому легче противостоять, когда сам терапевт доволен своим браком, радуется ему, по-настоящему эмоционально включен в отношения с партнером и может на него положиться. Такой человек с меньшей вероятностью будет ценить жизнь холостяка с ее одиночеством, отчаянием и однообразием. Статистические исследования показывают, что развод — не лучшая дорога к счастью (Srole, Langner, Opler, & Rennie, 1962), но терапевт нередко об этом забывает, когда встречается с обиженным (по мнению терапевта) супругом.

Опыт многих поколений говорит о том, что почти любая пара в определенный период может распасться, и это в огромной мере зависит от тех, кто в данный момент оказался рядом. Надеемся, что мы не будем этому способствовать.

Часть IV. Брак и терапия для пар - За пределами психики. Терапевтическое путешествие Карла Витакера - Автор неизвестен