4. Возвращение домой - Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии

Не испугавшись ни циклопов, ни лестригонов, можно, наконец, вновь увидеть свой дом, оставшийся столь же родным. Он, окрашенный воспоминанием о путешествии, чуть-чуть изменился. Можно зайти в каждую комнату, заглянуть в чуланчик, в каждый закоулок и увидеть, что и фасады, меняющиеся благодаря солнцу и шумящему ливню, и комнаты, играющие со светом и тенью, кажутся едиными и гармоничными, подобно звучанию старинного инструмента. Ведь даже самые сильные радость и грусть связаны в одно нитью раскачивающегося маятника, подвешенного в неподвижной точке. Для того, чтобы по-настоящему ожить, нужна не только живая, но и мертвая вода.

Гибкость терапевта

Для эффективной работы в технике интегративной гипнотерапии важна гибкость терапевта, его способности “сделать то, не знаю что, пойти туда, не знаю, куда”. Такой процесс требует некоторого бесстрашия. Бесстрашия терапевта и клиента. Когда мы оба готовы шагнуть в эту явь кипящего котла, которая есть сон или бытие, мечта или реальность...

Гибкость терапевта предполагает возможность каждый раз, входя в какое-нибудь чувство — будь это беспомощность или понимание, сочувствие или всемогущество — быть в этом чувстве и одновременно находиться где-то рядом с ним, плыть в нем, медитировать и быть способным выйти из него, рефлексировать, упаковать его, сложить, как волшебную лягушачью шкурку, убрать в карман и сохранить для себя. Эффективный терапевт входит в состояние вместе с клиентом, запоминает его, компактно складывает эту тряпочку в свой волшебный карман и выходит. Входит с клиентом в совершенно другое состояние, в резонанс с другой частью клиента, с совершенно иными чувствами, и опять вступает в состояние открытого пути. Когда оно заканчивается, он опять же складывает это состояние в карман, как волшебную цветную тряпочку. И в какой-то момент из этих цветных разных тряпочек он может сшить “интегрированное”, целое волшебное одеяло. То есть терапевт, работая с другим, все время проводит терапию с самим собой, это тренинг и клиента, и терапевта. Его собственный тренинг — это запас живости, тренированности для жизни, для других клиентов.

Разогрев клиента в начале работы — это разогрев и для терапевта. Когда на клиентский стул садится человек с серьезной проблемой, я разогреваю его до тех пор, пока он не забудет про нее. Для этого я работаю с привычками и стереотипами, как с глиной, которую нужно размять. Так же разминается и проблема, чтобы из ее энергетики могли быть слеплены совершенно другие проявления. Неопытному терапевту, как правило, очень страшно отойти от проблемы, которую предъявляет клиент, и от некоторых правил ее решения, от нозологических категорий, от рецептуры. Я считаю верным взгляд Милтона Эриксона: нет никаких теорий, и для каждого конкретного человека следует создавать свою теорию. Так же не существует никаких нозологий и какой-нибудь готовой рецептуры. Не должно быть и базовой эмоции, к которой можно привязаться, и нельзя считать вопрос, с которым пришел человек, основным. Поэтому я часто иронизирую над главным вопросом, вышучиваю его, снижаю его значимость, уточняю или забываю. Я стараюсь избавляться от легко возникающих гипотез и обобщений, чтобы найти выход из правил. И наступает момент, когда исчезают все защиты и остается только ощущение мучительного холодка в животе. Я ничего не понимаю, не знаю, что делать с этим человеком. Удержавшись в этом состоянии, можно получить неожиданную гипотезу: какие-то детали начинают обрастать образами, кристаллизироваться, наполняться содержанием и оформляться в гипнотические формулы, советы. Поэтому очень важно случайное восприятие деталей, улавливание периферических знаков происходящего. В гипотезе часто меняется масштаб значений. Второстепенные признаки становятся ключевыми, направляют внимание терапевта и формируют инструменты воздействия.

Возникающие на этом этапе мотивы, как строительные леса, оформляют контуры работы. Потом идет сам транс, в котором вдруг рождается какая-то очень точная линия образов. И начинается отделка, ткание этого ковра. Потом этому сотканному ковру потребуются кое-какие доделки, цветовые и смысловые штрихи. И закрепление того, что уже сделано, целостной картины: работа с изнанкой, с повторениями. И последнее — помещение всего этого творения в рамку, осуществление каких-то связей с возможной реальностью... И завершение.

Ожидание

Работа с Максимом на следующий день после последнего из двух сеансов, описанных в главе 1, во время которых он хотел бросить курить и при этом не поглупеть. Максим уверенно садится в кресло. У него очень спокойное выражение лица, на губах — светлая улыбка. Его плечи развернуты, позвоночник выпрямлен, но поза выглядит естественной, а не напряженной.

Терапевт: Представь себе, что ты поймал Золотую Рыбку и можешь загадать три желания. Какие бы это могли быть желания?

Максим: Во-первых, возможность продвигаться профессионально — в широком смысле. Во-вторых, попросил бы ума, фантазии. И, в третьих, — памяти….

Терапевт: Закрывай глаза. Сейчас будем лечиться. (Максим улыбается, с удовольствием потягивается и откидывается в кресле.) Сейчас все полечимся. У нас будет коллективное лечение.

Терапевт(обращаясь к Максиму): Ты рыбий жир пил в детстве?

Максим (открыв глаза и улыбаясь): Пил.

Терапевт: Вкусно было?

Максим: Нормально.

Терапевт: Зато потом вырос с длинными ногами. (Максим смеется.) Хорошо. Давайте сядем в удобную позу. (Реплика с места: Все?)

Терапевт: Все, кто хочет лечиться. (Поднимает вверх указательный палец.) Будем лечиться от ума. Давай представим, что тебе хочется глубоко расслабиться ... (Максим закрывает глаза, откидывается в кресле и закладывает ногу на ногу. Терапевт сбрасывает его ногу с ноги.)

То, что я сейчас делаю — знак нашей близкой дистанции и в то же время — изменение ригидности, застывшего положения. Сообщение, что мы действительно будем работать, а не дурака валять, разглагольствовать. В этом есть некий элемент неожиданности, который в данном случае разрешен.

...и за сравнительно короткое время… испытать что-нибудь приятное… ...Представь себе, что ты… погружаешься в свое тело, вдыхаешь-выдыхаешь...… и тебе хочется развязать какие-то невидимые узелки…... в которые ты обычно себя сворачиваешь...… (Максим “оплывает” в кресле, роняет голову на грудь.) И давай вспомним… простое ощущение ожидания...… Ты чего-то ждешь: стоишь на остановке троллейбуса или автобуса...… Как будто бы тебе не хватает места...… И то место, которое ты занимаешь, — не совсем твое...… И ты ожидаешь…... чтобы скорее почувствовать себя… действительно на своем месте...… Или ты ожидаешь какого-то интересного и важного события...… чтобы оно скорее наступило...… Ты думаешь о нем...… ты его торопишь...… И если ты садишься в удобную позу, закрываешь глаза… и начинаешь об этом думать...… это ожидание...… притяжение к чему-то...… работает как магнит...… И кажется, что своим ожиданием… ты притягиваешь это событие… и то, что с ним связано...… И ты сам притягиваешься к нему…... И приятно ощущать этот ток...… движение навстречу… к будущему...… И можно вспомнить какое-то детское ожидание...… Нового года…... праздника...… или дня рождения...… И порадоваться тому, что взрослым… ты можешь ждать спокойно…... и как-то особенно насыщенно…... Ждать не торопясь…... ждать с ощущением, что тебе это и так принадлежит...… и обязательно наступит...… И если ты хорошо знаешь, чего ты хочешь…... если ты можешь при этом не спешить… и чувствовать, что тебе это принадлежит...… ждать...… ты можешь представить себе, что в детстве… у тебя есть твой добрый друг...… который почти не виден никогда...… который тебя любит и принимает… таким, какой ты есть…... который поддерживает тебя… в твоих ожиданиях и мечтах...… и который гарантирует тебе...… что они обязательно осуществятся...… Он гладит тебя...… и успокаивает...… и оберегает от спешки и суеты...… потому что только суета и спешка… может разрушить ожидание… и отдалить тебя от того, чего ты хочешь...… И ты чувствуешь полную уверенность...… все большую уверенность… от того, что можешь занимать то место, которое ты хочешь...… если тебе действительно нужно это место...… И все, что ты захочешь, может происходить вовремя, если ты действительно хочешь, чтобы это произошло...… И тебе нравится ожидать...… Ожидать того, что захотелось бы тебе сделать…... Просто ожидать… как в детстве...… приятного события...… ожидать тайны...… Ожидать, что ты спокойно будешь двигаться куда-то… и получать удовольствие от этого движения...… Легко и спокойно...… И ты можешь все больше и больше… смаковать все то, что тебя окружает...… И чувствовать вкус… воды...… еды...… жизни...… чувствовать вкус воздуха…... когда ты чего-то ждешь…... Очень спокойно… обращать внимание на простые вещи...… на то, как чувствуют себя твои ноги...… И слегка останавливаться...… и выращивать в себе чувство ожидания...… осуществления...… движения вперед...… Движения медленного и равномерного…... с оглядкой и не спешащего...… медленного и спокойного...… И ты чувствуешь себя легко и спокойно...… И когда ты ожидаешь… и чувствуешь себя в покое...… все твое тело может улыбаться...… Как-то особенно могут раскрываться руки...… и улыбаться веки...… и плечи...… И ты чувствуешь эту открытость...… движение в будущее...… открытость и покой… (Максим приподнимает голову, и становится видно, как красиво и гордо она посажена.) И ты можешь… еще больше вырастить в себе… свою память и ощущения… о своем возможном волшебнике в детстве...… о своем старшем друге...… который всегда с тобой… и может тебе помочь… и тебя успокоить...… повести тебя в будущее...… и перешагнуть с тобой через все, что ты хочешь перешагнуть...… И помочь тебе в пережидании того… что тебе не нравится…... И если есть что-то, чего ты не хотел...… то стоит тебе только сосредоточиться… и почувствовать что-то важное в себе...… как ты легко можешь перешагнуть через это неприятное...… по-прежнему смакуя то, что тебя окружает… и чувствуя уверенность и силу...… И ожидая других событий...… которые действительно приятны и нужны тебе...… Как будто в тебе происходит рост чего-то… важного...… какой-то целеустремленности и силы...… которая не терпит суеты… и никуда не спешит...… ты чувствуешь себя легко и спокойно…... Легко и спокойно...… И тебе нравится, что когда ты ожидаешь...… время как будто останавливается...… И за короткое время происходит много маленьких событий в твоей жизни...… Время течет медленно и спокойно...… Медленно и спокойно...… И вместо одной большой пружины ожидания...… которая может выталкивать тебя мимо твоей цели...… ты чувствуешь множество маленьких пружин...… которые вибрируют в тебе...… двигают тебя...… Маленьких ожиданий, которые сливаются вместе...… легко и спокойно...… Легко и спокойно...… (Долгая пауза. 3—4 минуты терапевт молчит, тоже погруженный в себя. Максим хорошо расслаблен. Кисти его рук “стекают” с подлокотников. Чуть подрагивают веки и пошевеливаются крылья носа. В середине паузы в тишине раздается чей-то кашель. Максим вздрагивает, но продолжает пребывать в состоянии глубокого погружения в транс.) …Когда вы захотите...… вы откроете глаза...… улыбнетесь... и запомните состояние приятного ожидания, которое обязательно осуществится…...

(Максим еще с полминуты сидит с закрытыми глазами, потом открывает их и какое-то время вслушивается в себя, не останавливая взгляд ни на ком. Наконец, с сияющим лицом поворачивается к терапевту.)

Максим: Очень приятное ощущение….

Терапевт: Чем оно приятное? Что вы чувствовали?

Максим (с удовольствием глубоко вздыхает. После паузы начинает говорит тихо, но очень уверенно, как говорят о том, что хорошо знают. Взгляд — ясный, поверх голов): Ощущение тела...… Спокойствие, расслабленность и в то же время — энергия...… Вот когда ныряешь глубоко — метров на пять, на семь — доплываешь до дна… потом переворачиваешься под водой, группируешься… потом расслабляешься… и отталкиваешься ногами от дна… сильно…. И если все правильно рассчитал, есть такой момент, когда у тебя еще достаточно воздуха… и ты как бы взлетаешь, все время ускоряясь, ото дна вверх…. Ты уже видишь свет, видишь воду снизу… .И ощущение невесомости, расслабленности, силы и движения одновременно. Это довольно трудно описать…. Для того, чтобы это испытать, нужна достаточная глубина.… И вот ты знаешь, что у тебя есть время...… ты движешься и видишь, как приближаешься к свету, к поверхности. Сейчас было очень похожее ощущение, только оно было сильнее. Его нужно прочувствовать, сосредоточиться на нем, оно длится дольше.… Это очень приятное ощущение.… Я не наркоман, но пробовал разные наркотики… Это — приятнее.… Да, вчера я все-таки не выдержал, попытался закурить. Сделал две затяжки. На первой не понял, что происходит, на второй — меня чуть не вырвало. Я бросил сигарету. Мне почему-то показалось, что она ужасно невкусная… (Улыбается.) И все….

(Максим прощается и уходит.)

Терапевт: Нам всем знакомо ощущение ожидания. Часто оно для нас имеет приятный оттенок, иногда — неприятный. Это такое чувство, когда мы хотим немного изменить время вокруг нас. Вот мы стоим на остановке, ждем транспорта, и в этом ощущении есть и неуютность, и неприкаянность, даже унизительность, потому что мы не знаем, когда придет транспорт, влезем ли мы в него. Другой случай — наши детские ожидания: Нового года, дня рождения, поездки, праздника, каникул.… В детстве мы защищены верой в свои ожидания. Дети ближе находятся к магическому, потому что у них сильнее, чем у взрослых, развита способность перемоделировать мир, перекраивать и строить его на свой лад. Взрослые значительно дальше от той “субстанции”, в которой что-то может меняться. Они понимают, что попасть в катастрофу или стать объектом нападения — легко, а вот преобразовать ситуацию или накопить силы для ее изменения — довольно трудно. У людей, которые во что-то глубоко верят (что бы это ни было), такое же, как у детей, доверчивое отношение к силе “иного мира” и тем самым к двойному плану мира реального. И для них любое событие тоже таит в себе новые возможности.

Состояние ожидания часто несет в себе возможность оперировать своими внутренними смутными предощущениями, придавать им вполне законченную форму, или по крайней мере прояснять их очертания. Ожидание — это, в сущности, некое состояние готовности, когда то, что происходит “здесь и сейчас” кажется не таким, как хотелось бы. Мы в этот момент хотим находиться в другой точке пространства, в другой точке времени, в других ощущениях.

Ожидание — очень сильная часть нас самих. Эта сила направляет нас в будущее и сама по себе несет элементы надежды и осуществимости. Если нам есть чего ждать, нам есть ради чего жить. Когда человек находится в крайне тяжелой для себя ситуации, у него прежде всего возникает ощущение, что ему нечего ждать. Он боится своего будущего — будущее для него словно “пересечено”. Поэтому в психотерапевтической работе бывает достаточно сформировать у человека ощущение (или даже предощущение) чего-то смутного, что может в нем родиться, развиться и куда-то его привести — и он сам сможет додумать, дорисовать или достроить какие-то свои образы, связанные с этим ощущением. Часто как этап в работе это может быть очень полезным.

В такую работу могут вплетаться определенные или неопределенные инструкции, формулы, предписания. Потому что в состоянии ожидания, в состоянии готовности человек очень восприимчив. И формулы могут работать лучше, если они достаточно бережны. Если нам удалось с помощью простых и вполне неопределенных образов создать общее (пусть несформулированное и смутное) ощущение желательного движения куда-то, дальше можно работать с любыми мотивами.

Забытая книга интуиции

На клиентский стул, волнуясь, садится Виктор, мужчина лет сорока, врач областного города.

Виктор: Моя проблема — это участие в предстоящем тренинге. Они всегда для меня очень трудны, я всегда с трудом включаюсь в работу, и хотелось бы разогреться, чтобы у меня там был успех. Кроме того, меня волнует многолетняя соматическая проблема... У меня очень сильный симптом запора. С детства. Я набрался смелости выйти с этой интимной проблемой.

Терапевт: А что, вы такой упрямый человек?

Он сделал очень важное и трудное признание и ожидает, что теперь его будут спрашивать про запоры. Но я спрашиваю его про упрямство. Ясно, что упрямство и запоры — это вещи связанные. Часто так бывает. Проблема сейчас как бы фиксируется и немного переносится в другой, психологический пласт, в котором она отчасти и будет решаться.

Виктор: Да.

Терапевт: В чем ваше упрямство еще заключается?

Виктор: Вообще, я это связываю с детством, мы жили в своем доме, туалет был на улице, в школе то же самое, и мне часто приходилось терпеть. Когда делали обследование, у меня оказалась атония с гипертонусом. По сути дела, я не испытываю никаких неудобств; могу неделю не ходить в туалет. Я этим не мучаюсь... Что касается упрямства, то да.

Обратите внимание, что клиент отвечает на вопрос про упрямство: начинает рассказывать про кишечник и сообщает, что у него атония с гипертонусом. Если сделать перенос на вопрос о характере, то атония на этом уровне — безволие, а с другой стороны, гипертонус — это повышенная энергичность, настойчивость, упрямство. И они сосуществуют вместе: один раздел кишечника атоничен, а другой — наоборот, имеет гипертонус. И когда он собирается что-нибудь делать или с кем-нибудь общаться, то, с одной стороны, ему это безразлично, а с другой стороны, становится упрямым, настойчивым. Эта его проблема атонии и гипертонуса будет далее муссироваться на разных уровнях.

Терапевт: Расскажите немножко про свое упрямство.

Виктор: Если все говорят “да”, я буду говорить “нет”, чего бы мне это ни стоило.

Терапевт: А если все будут говорить “нет”?

Виктор: Я могу сказать “да”. Я могу быть гибким, очень гибким, но иногда такое находит, что могу пойти даже против системы, из-за чего имел неприятности. Пошел против всего курса, на котором учился. Если бы я сказал как все, я бы остался, а так — меня отчислили.

Терапевт: А что за проблемы, связанные с обучением, с длительным курсом?

Виктор: У меня трудности с пошаговостью процесса, у меня слишком большая склонность к обобщению... Тренер объясняет: нужно делать упражнение — это за этим, мне нужно понимать и записывать, но мне очень трудно.

Терапевт: Как бы вам хотелось?

Виктор: Быть более последовательным, процессуальным, немного более занудливым что ли.

Терапевт: Вы хотите быть философом?

Виктор: Да. С одной стороны — это мой ресурс, многим даже кажется странным, что я такие вещи могу сопоставлять и обобщать... Я потом после семинаров себя очень плохо чувствую. Потом догоняю то, что на семинаре не сделал, но мне это дается с трудом.

Терапевт: А что вы делаете на семинаре?

Виктор: Стараюсь слушать, открывать сенсорные каналы.

Терапевт: А что с вами происходит? Вы куда-то улетаете?

Виктор: Улетаю. Становлюсь бессмысленным, бестолковым...

Терапевт: Хорошее определение для философа.

Виктор: А потом, через два-три месяца, вспоминаю все, что было на семинаре, уже во время практической работы с пациентами, с клиентами.

Терапевт: Когда вы чувствуете себя бессмысленным, потерянным, вы что, вспоминаете какие-то эпизоды или романы сочиняете? Что происходит с вами?

Виктор: Просто чувствую, что я тупой.

Терапевт: И что вы делаете? Вы подпрыгиваете на месте, входите — выходите из комнаты?

Виктор: Отпускаю себя: я понял, что дергаться бесполезно, сиди, что войдет, то и войдет. Жалко времени и денег.

Терапевт: Но вы сидите на месте?

Виктор: Я веду себя спокойно, сдержанно, и беру то, что дается. Видимо, мне нужно больше времени, чтобы понять. Это подобно амнезии... Я не улавливаю смысла слов.

Клиент демонстрирует проблему рассеянного ребенка. Ребенка, у которого рассеянное внимание и который, когда его приучают учиться, не может сосредоточиться и удержать свое внимание до какого-то нужного момента. Он все время отвлекается. Это суть проблемы. Он сильно преувеличивает проблему , описывая свою рассеянность следующими словами: тупость, странность, никчемность и ненужность никому...

Терапевт: А сейчас вы улавливаете смысл слов?

Виктор: Здесь ведь я не в первый раз и чувствую себя достаточно подготовленным, достаточно комфортно. Я стал больше понимать по сравнению с первым семинаром. Первый семинар у меня тоже пролетел мимо.

Терапевт: А что бы вам хотелось, как бы вам хотелось изменить ваши особенности?

Он предъявляет следующую проблему: есть гипертонус, есть атония или — очень сильная концентрация и полная несобранность. Это аналогично проблеме, стоящей перед первоклассником, который учится писать буквы: то нажим слишком большой, то слишком маленький. Таким образом, его запрос состоит в том, чтобы найти некую середину. В других его терминах этот запрос проглядывает тоже — “я абстрактно — могу, а конкретно — не могу”. Проблема именно середины, умеренности. Сейчас мы эту середину и будем искать.

Виктор: Дело в том, что там очень продвинутые люди, они быстрее между собой общаются, быстрее соображают. Я хотел бы находиться на одном уровне с этими людьми. Мне негде оттачивать свое мастерство. Я один в своем городе. Мне бы хотелось легко понимать, легко исполнять, легко принимать участие в семинаре, улавливать информацию, пользоваться ею без излишних обобщений. Больше обращать внимание не на обобщение, а на сам процесс, на детали.

Обратите внимание на то, что клиент говорит о семинаре как о романтическом предприятии, с такой приподнятой интонацией, как будто это экспедиция в Африку — с большими препятствиями, сквозь джунгли. Он приехал на семинар и на семинаре ничего не понимает, выпадает из процесса, семинар кончается, а он только начинает понимать, но надо уезжать туда, где он один!

Терапевт: Скажите, Виктор, а что вы считаете своими ресурсами, что вы любите, как вы отдыхаете, что вы считаете своими сильными сторонами? Конкретно, не обобщая.

Виктор: Не люблю я отдыхать, мне хорошо, если я делаю заплыв на большую дистанцию...

Терапевт: Через Янцзы переплываете?

Виктор: Мне нужно где-то от 500 метров до километра, чтобы все болело, уставало, кружилась голова и даже тошнило. Я чувствую себя после этого хорошо. Пересиливаю себя, когда бегу. Бежать тяжело, и на двадцатой минуте я тоже себя чувствую очень хорошо.

То же самое и с семинаром: весь семинар ничего не получается, тяжело, а когда начинает получаться — семинар кончается. Он переживает не то, что происходит “здесь и сейчас”, а то, что произошло раньше. Когда он приезжает с семинара и начинает вспоминать, он как бы кино прокручивает. Чтобы научить его лучше переживать и чувствовать, необходимо научить его переживать то, что только что произошло. А не то, что произошло вчера. Объемность близкого прошлого, которое еще не совсем угасло в чувствах, очень важна. Ему, чтобы быть полноценной личностью, нужно встречаться с двумя персонажами: одним “здесь и сейчас”, в котором он как бы робот, равнодушный к данному моменту, и вторым, очень чувствительным и по времени отодвинутым назад. Мне кажется, что если мы сейчас с ним заговорим не о том, что он сейчас чувствует, а будем пытаться воспроизвести вопрос, который задавался ему две минуты назад, он может отнестись к нему гораздо более чувственно. И, таким образом, результат работы с ним будет достигнут не столько в момент транса, сколько с легким отставанием.

Выступление перед аудиторией — тоже мой ресурс. Откуда-то все так легко берется, и я знаю, что это нравится студентам. И еще одно комфортное состояние — когда я все забрасываю и валяюсь в постели, уставившись в потолок. Просто думаю... Бывает редко, когда никто не тревожит и находишься один. В принципе я экстраверт, но одиночество для меня важно. Это мой ресурс — когда меня оставляют в покое, никто не дергает.

Терапевт: И что вы делаете в одиночестве? Если придет Карабас-Барабас и вас повесит на гвоздь в кладовке — это для вас одиночество, это ресурс?

Виктор: В кладовке... Да, хочется иной раз закрыться в кладовке. (смеется).

Терапевт: Значит, ресурс. Значит, требуется Карабас-Барабас и крюк покрепче.

Виктор: Я иногда пресыщаюсь общением, и мне хочется побыть одному.

Терапевт: Но вам все равно, как висеть: вверх головой, вниз головой на крюке...

Виктор: Иногда я стою вниз головой.

Терапевт: Вас что, устраивает, если вас за пятку подвесят в кладовке?

Виктор: Я хочу, побыть один: все ушли, никого нет.

Терапевт: Но если вы один в кладовке, это нормально?

Виктор: Нет, я хочу, чтобы был комфорт.

Терапевт: Значит, это не комфорт?

Виктор: Нет.

Терапевт: А что для вас комфорт?

Виктор: Комфорт — когда все вещи на своих местах.

Терапевт: Если в кладовке метла стоит в углу, веник в другом углу, мусорное ведро в третьем углу, а вы висите на крюке вниз головой — это комфорт?

Виктор: Частично.

Терапевт: Что же нам не хватает для счастья?

Виктор: Хорошо бы изменить положение тела.

Терапевт: На крюке, но вверх головой?

Виктор: Не на крюке. Чтоб где-нибудь рядом. Чтоб я мог лежать, смотреть в потолок, предаваться размышлениям.

Терапевт: И о чем вы размышляете тогда?

Виктор: О чем? Фантазирую.

Терапевт: О чем вы фантазируете?

Виктор: У меня очень инфантильная фантазия — всякие сказки.

Я думаю, что он имеет в виду просто отрывочность, случайность, что там то одно, то другое. Второе, что он имеет в виду, это склонность достигать успеха, наказывать обидчика или видеть, как кто-то упал в лужу, или вырастать до главного врача, или машиниста поезда. Не думаю, что это на самом деле инфантильное фантазирование, я думаю, что это нормальное фантазирование.

Терапевт: Какую роль вы в них сами принимаете?

Виктор: Ведущую.

Терапевт: Кто вы там — колобок?

Виктор: Я — распорядитель всех.

Терапевт: Вы Карабас-Барабас?

Виктор: Пожалуй, да.

Терапевт: Но своего любимого персонажа вы вешаете на гвоздь в кладовке, чтобы вам было спокойно?

В связи с его запором я начинаю проверять тему агрессии, в частности, подавленной, зажатой агрессии. Дело в том, что запор как нечто удерживаемое, может тоже рифмоваться с внутренней агрессией, которая не нашла себе способа выразиться. И эти разговоры — “висеть на крюке”, “кого-то подвесить”, “расстрелять” — шуточно зондируют тему агрессии. Кроме того, у человека могут быть полярные пары состояний: если человек внешне мягок и нежен, то у него может быть скрытым другой полюс этого качества — агрессия. Я замечаю, насколько актуальна эта пара... То, что он с трудом удерживается в обычных отношениях, может быть связано с тем, что в нем подавлена агрессия.

Виктор: Нет, я могу расстрелять, вешать не буду. Нет, конечно, у меня нет таких кровожадных фантазий... Или же я думаю над какими-то своими идеями, обобщаю, просто, без усилий. И еще ресурс — если у меня есть возможность работать в библиотеке. Если большая библиотека, большой каталог, большой выбор...

Терапевт: Вы читаете книжки или вы скорее перебираете названия, чтобы иметь в виду, сколько вообще всего интересного можно прочесть?

Моя гипотеза состоит в том, что он, набирая то, что потенциально можно прочесть, актуализирует три своих состояния: склонность к мечтанию, склонность к рассеянности (тут посмотрел, там посмотрел) и нечто, похожее на запор: набрать очень много всякого, что не переваривается, и удерживать на всякий случай.

Виктор: Я перебираю названия и набираю как можно больше названий по данной теме, потом набираю эти книги, могу сидеть в библиотеке от закрытия до открытия. И получаю от этого удовольствие.

Он, конечно же, хотел сказать “от открытия до закрытия”. “Сижу от закрытия до открытия” — это запор.

Терапевт: Представляете, как бы было здорово, если бы вы были мышью — жили бы в библиотеке, грызли бы книжки.

Виктор: Я люблю, когда информация избыточна.

Терапевт: Вы бы их грызли — одну погрызли, другую погрызли.

Я опять проверяю тему возможной агрессии. Оральная форма агрессии, может быть, сняла бы напряжение в области кишечника.

Виктор: Да, именно так. Но я не хочу там оставаться, если уже пресыщен книгами. И когда я начинаю работать, у меня возникает ощущение владения информацией, ощущение, я бы даже сказал, владения телом, ощущение легкости. Но мне негде все это реализовывать. Я нахожусь в таком городе, в котором общаться на данные темы очень странно. Ярлык ненормального человека я носил очень долго. Коллеги-психиатры обычно ставили мне этот диагноз.

Терапевт: Как бы вы хотели, чтобы решились эти две ваши проблемы?

Виктор: По первой проблеме я сам с этим много работал и уже очень много сделал, и сейчас мне бы хотелось, чтобы была регулярность, чтобы это не стоило мне ритуалов, стояния на голове по несколько минут в день. Чтобы я не задумывался над этим. Второе. На следующем семинаре я хочу быть в форме, как ученик, находиться в потоке учебного процесса.

Терапевт: Скажите, а вы деньги копите?

Виктор: У меня не получается. Я копил бы.

Люди с запором часто что-то копят. Он тоже в некотором роде копит в себе, с трудом выделяет, копит знания, например... Лечение для него будет состоять в том, чтобы научить его копить разные вещи, переходить от одного накопления к другому. Он косвенно говорит о ритуалах... О том, что он использует ритуалы в своей жизни, в своих действиях. Такие люди обычно также очень скрупулезны, любят порядок в делах. С запором также связана ситуация, при которой страшно что-то потерять, и аккуратность, раздражение от всяких соринок, от того, что что-то находится не на месте (что также типично и для коллекционирования).

Терапевт: А что-нибудь вы копите? Кроме знаний?

Виктор: Езжу на семинары, для меня это очень значимо, и моя семья меня в этом поддерживает, несмотря на материальные затруднения.

Терапевт: А хотели бы вы что-нибудь собирать?

Виктор: Нет. Я хотел бы комфорта, иметь свое место, которого у меня нет нигде до сих пор — ни дома, ни на работе, хотел бы иметь стабильность...

Он опять говорит, что у него нет места. Говорит об этом по-разному: до этого он сокрушался, что один в городе, его никто не понимает, что он потерян на семинаре, у него нет инструкций, и он не понимает других людей, все говорят “да”, а он говорит “нет”. Я бы сказал, что это возвращает нас к мотиву рассеянного мальчика, который потерялся и который витает в облаках, в разных сферах, пытаясь где-то себя найти. Первым делом, когда видишь рассеянного ребенка, возникает вопрос, как между собой говорили его родители. Если родители говорят громко, не обращаясь к ребенку, то ребенок из этого просто выпадает, потому что понимает, что все это относится не к нему... Из этого соображения могли бы родиться мотивы для дальнейших вопросов или элементов наведения...

Терапевт: Вы рассуждаете так, как будто вы лошадь, которая хочет иметь свое стойло.

Виктор: Потому что у меня нет стойла. Потому что я лошадь, которая тянет телегу за всех и за всех отвечает. Я имею в виду — в семье, в ближайшем окружении.

Терапевт: А за кого в семье вы отвечаете больше?

Виктор: Я бы рад ни за кого не отвечать, но так сложилось, что я отвечаю за всех. За жену, за детей, часто отвечаю за многочисленных родственников.

Терапевт: Хорошо. Вы испытывали состояние транса, оно вам доставляет какое-то удовольствие?

Виктор: Я испытывал состояние транса, но я не знаю, что значит испытывать от этого удовольствие.

Терапевт: А что вы испытывали?

Виктор: У меня было ощущение, что я ничего не испытываю, но благодаря пресловутой амнезии я узнаю, что был в трансе. И по изменениям узнаю. У меня вчера, допустим, были изменения. Хотя остается ощущение полного контроля над собой, наличие внутреннего диалога, который у меня никогда не прекращается. Вообще мне стало лучше, мне раньше было вообще тяжело, сейчас я могу убрать внутренний диалог. Транс у меня невкусный, пресный такой...

Терапевт: А что вы любите есть?

Виктор: С этим у меня тоже проблемы. Я себя вынужден ограничивать во многом, и в любимом тоже. Например, я люблю сладкое, поэтому не ем сахар.

Терапевт: Что за странность? Люблю сахар — поэтому не ем?

Виктор: Потому что мне вредно его есть. Есть симптомы, если я не ем — они не проявляются, если ем — проявляются. Поэтому пришлось взять себя в руки, отказаться от этого, и я стал себя чувствовать лучше гораздо. Но я бы ел шоколад, ел бы сладкое...

Терапевт: Такое впечатление, что если бы вы были уже скелетом, то вам было бы лучше — во-первых, с едой меньше проблем, во-вторых, покоя больше, места можно меньше занимать, лежать себе где-нибудь, никто не трогает, место легче найти. Вам никогда не приходило в голову, что быть Кощеем Бессмертным, висеть на цепях в кладовке и ныть — это то, что вам нужно?

Виктор: Я не нытик. Я вынужден играть роль сильного человека. Но я не такой уж сильный.

Терапевт: Зачем вам так много знаний?

Виктор: Не знаю, может быть, воспитание, может быть, какие-то комплексы.

Терапевт: Вы вместо денег копите знания. Копите, и у вас со знаниями тоже запор образуется?

Виктор: У меня родители — малограмотные рабочие. Я младший, и все дети у нас с высшим образованием. В детстве считалось, что именно это и представляет ценность.

Терапевт: Значит, вы копите знания, и у вас от них образуется запор?

Виктор: Меня, даже когда я не хочу копить, тянет к знаниям. Я испытываю удовольствие от этого.

Терапевт: Груда знаний, и в ней трудно разобраться?

Виктор: Нет, мне в ней не трудно разобраться.

Терапевт: Значит, вы знаете, где там что лежит. Вы хороший кладовщик.

Виктор: Да, у меня порядок. Я думал, зачем мне все это нужно, и бросал это все, но я себя более комфортно чувствую, если все-таки получаю знания.

Терапевт: Если бы нарисовать карикатуру, то у вас в голове были бы книжные полочки, и на каждой что-нибудь лежало?

Виктор: Не совсем так. Там работает библиотека, и я в этих книгах очень легко ориентируюсь.

Терапевт: Вы в шахматы играете?

Виктор: Нет.

Терапевт: А в какие игры вы играете?

Виктор: В карты я играл на деньги — очень азартно. Но потом пришлось перестать...

Терапевт: Сейчас у вас семинары вместо карт?

Виктор: Я человек азартный — до добра это не доводит, приходится ограничивать себя.

Терапевт: Знания тоже до добра не доводят.

Виктор: Пожалуй, но все же это менее вредно.

Терапевт: Хорошо, но все-таки, от чего бы вы были счастливы?

Виктор: Это недостижимо...

Терапевт: Вы еще не сказали от чего, а уже говорите, что это недостижимо.

Виктор: Я бы хотел иметь свою неформальную школу, где был бы преподавателем. Я хорошо умею это делать. Могу самого тупого научить чему угодно. Я даже не знал, что у меня есть такие способности.

Терапевт (смотрит на Виктора очень значительно): Но есть один тупица, которого вы не можете обучить? (смеется).

Виктор: Я не такого уж плохого мнения о себе.

Терапевт: Но вы сами так сказали. Это же у вас основная проблема — как приехать на семинар и обучить этого тупицу?

Виктор: Вы знаете, у меня синдром школьного двоечника — с обучением хорошо пошло только в институте. Я знаю, как мне нужно учится — по книгам...

Терапевт: А почему же, когда вы приезжаете на семинар, у вас возникают такие проблемы?

Виктор: Я привык по книгам, а там общение, там не тот стереотип получения знаний. Если я что-то узнал, то могу научить любого. Я даже сам могу понять то, чему учу.

Терапевт: Хорошо. А что происходит с вашей агрессией? Вы же знаете, что все запоры происходят от подавленной агрессии, которая не находит себе выхода. Куда девается ваша агрессия, почему вы ее подавляете?

Виктор: Проблемы с агрессией у меня были очень большие, действительно. Я много работал на эту тему — стало реже, с семьей стало лучше, потому что я бегаю, сжигаю свой адреналин.

Терапевт: А как вы дошли до такой жизни? Что является источником агрессии, как вы думаете, и что является источником ее подавления?

Виктор: Когда я вижу что-нибудь несуразное, я способен назвать вещи своими именами. Я на вид мягкий человек, иногда это вводит в заблуждение моих врагов, и они, когда получают жесткий отпор, начинают мстить, давить, и возникают такие затяжные интриги, склоки, давление.

Терапевт: Иначе говоря, вы умеете устраивать хроническую ситуацию. Хронический запор в отношениях.

Виктор: Я вышел из нее пять лет назад, из этой ситуации, но во мне-то, конечно, все осталось.

Терапевт: Вы кляузник, что ли?

Виктор: Можно сказать, да. Хотя кляуз не писал. Но я их очень много написал в голове.

Терапевт: И сейчас кляузник?

Виктор: Нет. Я этим переболел.

Терапевт: Что же вместо этого?

Виктор: А я не знаю. Вакуум... То есть, сейчас я ударился в знания и в работу, но у меня в городе невостребованность.

Терапевт: Так вы точно, как Кощей Бессмертный — прикованы там у себя на цепях.

Мой несколько иронический тон разговора совершенно сбивает его с манеры давать вроде бы ясные логические ответы. Я добиваюсь от него интонации иронии. Потому что интонация речи составляет в какой-то мере фон — как бы суставы того, что происходит. А клиент исходит из чистого смысла, говорит все время о знании как о смыслах, как о чем-то, что выпарено из практики.

Виктор: Почему?

Терапевт: Ну как же — висите там в чулане, в своем городе, знания не востребованы, в чулане темно, никто в вашу библиотеку не ходит. Отпустили бы вас на все четыре стороны, дали бы водички испить, вы бы тут такое натворили бы!

Виктор: Да если я один раз реализую агрессию, это могло бы дать очень сильное ощущение тем людям, на которых она направлена.

Терапевт: Что же вам мешает? Что же могло быть для вас той водичкой, которую вам бы дали?

Виктор: Я бываю очень изощренный.

Терапевт: Вы могли бы открыть школу инквизиции?

Виктор: Нет, это не моя стихия...

Терапевт: Почему? Устраивали бы пытки знаниями. Вопросы бы задавали каверзные.

Виктор: Да, представьте себе. Моим детям трудно порой приходится.

Терапевт: Почему?

Виктор (смеется): Пытки знаниями.

Терапевт: А если бы вы все-таки вышли на оперативный простор, уехали бы из своего города... Представьте себе совсем другую жизнь, в которой вы могли бы себя реализовать, в совершенно другой области.

Виктор: Я бы работал в организации по адаптации после психологической реабилитации.

Терапевт: Хорошо, к вам пришли бы и сказали: хочу, чтобы вы меня реабилитировали. Как бы вы его реабилитировали?

Виктор: Я бы его принял на работу — работать с людьми, пережившими психологическую травму, работать с детьми. Я работал в бригаде по реабилитации, чувствовал там себя человеком, потому что нам предоставили все условия. Вот тогда я испытал комфорт... Уважение к себе и полную реализацию себя как специалиста.

Терапевт: А вы эти часы все время носите?

Виктор: Да.

Терапевт: А чем они вам удобны?

Виктор: Они мне не удобны, но как только я завожу хорошие часы, они у меня ломаются или теряются, а когда я какие-нибудь ерундовые часы ношу — они мне долго служат.

Терапевт: Они женские?

Я думаю, что это метафора. У него есть удобный костюм, хорошие часы, но он находит в любой ситуации момент некомфортности — костюм немножко не такой, часы не те. Это некая реализация его свойства, когда все идут на физкультуру, а он со справкой, все хотят одного, а он другого.

Виктор: Да.

Терапевт: Вы считаете себя гадким утенком?

Виктор: Я был гадким утенком — полжизни, в детстве. С раннего возраста. Я с этой проблемой работал.

Терапевт: Что вас ни спросишь, вы с каждой проблемой работали.

Виктор: В детстве я был дурачком — в детском садике.

Терапевт: Откуда вы знаете, может, вы сейчас дурачок, а тогда были умным.

Виктор: Я говорю, как со мной обращались, называли, дразнили. Я был всегда не таким каким-то... Меня всегда дразнили... А мне хотелось быть как все. Вместе со всеми, вовлеченным. Я был тупым, плохо учился, двоечник.

Терапевт: Вы опять затянули свою горестную песню на цепях.

Виктор: Хотя я вообще веселым был, жизнерадостным.

Терапевт: Так и хочется вам дать водички испить. Такое впечатление, что когда вы эти цепи порвете, то напьетесь пьяным и начнете кричать: где мой вездеход, где мои фрукты, где мои овощи, я специалист...

Виктор: Я хотел бы быть один, я даже готов к тому, чтобы у меня не было ни семьи, никого.

Терапевт: Опять один, опять в кладовку... Опять костями клацаете...

Виктор: Да нет, я говорю то, что мне сейчас на ум приходит — спонтанно.

Терапевт: А как там в сказке про Кощея Бессмертного, где у него душа пряталась — в утке, в яйце... А чем это все кончилось?

Виктор: Да когда иголочку переломили — из него и дух вон.

Терапевт: А иголочка-то где?

Виктор: Там какой-то Иван Царевич все подвиги совершал. Думал Кощей, что душа надежно у него спрятана, степени защиты такие мощные. Значит, не судьба. Бедный Кощей.

Терапевт: Бедный Кощей! (Общий смех в группе.)

Виктор: Вообще-то я люблю веселиться, люблю танцевать, дурачиться, шутить... Мне нравится быть в компании, нравится песни петь, слушать. Но всегда как-то этот круг меня отталкивал, хотя я в него и стремился.

Терапевт: Но сейчас-то уже не отталкивает.

Виктор: Сейчас поздно. Да, уже нет резонанса.

Терапевт: Хорошо, давайте попробуем немножко подремать и посмотрим, удастся ли нам найти... Мне кажется, что если вы найдете для себя возможность впадать в такое состояние, в котором вы могли бы эффективно учиться... Давайте попробуем сесть удобно... Представьте себе, что вам давно-давно было неуютно — вроде бы все хорошо, но вы никак не могли найти уютную позу... Закройте глаза... Вы долго ерзали, вам обидно, потому что вы долго старались найти такую позу, такое положение, которое было бы вам действительно удобно... Вам что-то мешало, как будто вы сами себя сталкивали все время — только устроитесь, вдруг что-то в теле дернется, и вы опять как будто назло самому себе как-то так плечи положите и шею будете держать... И вот вдруг настал момент, когда вы разозлились, и как будто все в теле опало, как будто листочек летел-летел с дерева... и вы почувствовали, что вот сейчас... неожиданно... вы очень точно приземлитесь в какую-то свою позу, и эта поза будет для вас действительно удобной... и у вас в голове могут один за другим появляться образы... устойчивость предметов, так что вам очень захотелось закатиться в действительно удобное положение и его запомнить... И вы можете вспомнить пресс-папье, которое колышется, а потом останавливается... И устойчиво стоит на столе... Или как в биллиарде шар точно закатывается в лузу... Или как бывает, когда очень точно находишь позу, и в ней удобно — особенно перед сном, когда уже вот-вот засыпаешь, и по телу проходит легкая судорога, и как будто сам себе говоришь или слышишь голос — вот сейчас засну... Мягко, спокойно и хорошо... Появляется особое умение, точность — сосредоточиться на этом уюте, на этом покое, на этом точном закатывании...

Во-первых, здесь проводится аналогия между простым и понятным зрительным образом, плавно летящим листком, падающим на место, и физическим состоянием тела, которое тоже опадает или движется согласно силе тяжести — руку тянет вниз, плечи, подбородок, возникает расслабление, которое, по аналогии с движением листочка вниз, тоже дает покой. Во-вторых, когда он долго-долго рассказывал о своем состоянии, знании, звучал мотив: я был дурачком-дурачком. А потом клиент находит какую-то определенную точку, в которой он организует свой опыт или отступает-отступает, не понимает-не понимает, а потом вдруг в какой-то момент начинает что-то схватываться, у него возникает какой-то взгляд, и от этого взгляда он начинает все понимать, очень точно двигаться в своем понимании.

Эти разные образы: раскачивание пресс-папье, падение листочка, закатывание шара в лузу — служат усилению мотива движения вниз, силы тяжести как упорядочивающего элемента, принятия удобства, покоя и соответствия разных частей друг другу, снятия разболтанности, постоянного “может быть так, может быть иначе”, одномерности, однонаправленности.

И как иногда бывает в очень хорошо сложенном музыкальном отрывке... каждый отдельный кусочек связывает, и так же хочется найти удобное положение для головы... слегка опустить ее, почувствовать, как руки лежат на месте... как ноги опираются о пол теми точками, которые дают реальную опору и так хочется ощутить, как эта найденная удобная поза... как будто пускает корни и кажется, что стоит только действительно привыкнуть находиться в удобной позе... и чувствовать себя в ней, как в очень мягком, удобном кресле, которое само подает вперед... позволяет красиво держаться, что надо только найти такую позу для каждой клеточки своего тела... чтобы каждая... клеточка слегка дрожала и одновременно уходила в покой, кажется, что каждая клеточка... и все тело в целом пускает корни и укореняется, чувствует уверенность в жизни, уверенность и покой...

Я думаю, что моя аналогия с пусканием корней, связана с тем, что он в своих рассказах очень схематичен, сух, как бы безводен, сжат. И в каком-то смысле его проблема запоров может быть с этим идентифицирована. И пускание корней, корневая система, и разветвление — это метафора того, что в какой-то ситуации он не столько схематизирует свою проблему, сколько опирается на чувственный фон. Иными словами, он больше видит, больше рассматривает, больше внюхивается, находится в некоей физической реальности. На уровне восприятия его возможности разветвляются, у него возникает большая связь с реальностью. И это внедрение каждым мелким корешком в фон как бы обусловливает отход от словесной, концептуальной схемы. Реальность ассоциируется с влагой — с землей, с водой — в отличие от сжатости и сухости чистой логики. С этой точки зрения, интересным феноменом является его отрывистая, логическая, концептуальная речь, во многом лишенная окрасок.

Так приятно, так спокойно... Вы можете вспомнить или представить себе четки... с очень гладко полированными поверхностями, с очень ясным ощущением то тепла... то прохлады... и очень медленно вы сжимаете эти четки и перебираете... и чувствуете, как иногда ваше касание и сжимание становится немного спазматичным и резким, а иногда неожиданно расслабляется... и в такт своему плавному и крепкому перебиранию, вы чувствуете, как начинаете спокойно и плавно дышать и в вашем теле все распрямляется... и одновременно... все становится мягким и гибким... И это ощущение твердости и одновременно мягкости и упругости — как будто вы касаетесь каждой четки. То касаетесь, то отпускаете ее, то перебираете, переходя к следующей бусине... и это ощущение перебирания четок такое же, как и перебирание своего тела... как будто бы вы мысленно скользите по нему взглядом, и чувствуете... как расслабляются голени и так же медленно перетекаете... и чувствуете свои бедра... и свой живот... и спину... как будто бы очень ласковая рука перебирает ваше тело и устанавливает каждую часть тела на нужное место, на единственно уютное положение.

Одна из первых ассоциаций с четками — это кишки, их движение. Клиент склонен к тому, что называется навязчивостью. К повторению каких-то простых действий. И четки — это наиболее простой, вынесенный вовне, реальный, реалистичный способ такой навязчивости. Это, с одной стороны, удовлетворяет потребность в навязчивости, с другой стороны — такое понятное, успокаивающее действие, вынесенное вовне. Третье значение четок заключается в том, что, трогая четки, он находится в контакте с реальным миром, и для него важен уход от концептуализации, от говорения, от внутреннего диалога, с постоянным напоминанием себе, что существует внешний мир, который можно потрогать. Он, трогая четки, в каком-то смысле трогает внешний мир, он напоминает себе о своем теле и о том, с чем его тело соприкасается. Наконец, для него очень важным является упорядочивание себя через ритм. Четки — это простейшая возможность для того, чтобы ритмически организовать свою тишину, свою деятельность. Перебирая четки, он очень хорошо артикулирует, и, перебирая свое тело, как четки, и напоминая себе, что это — руки, это — ноги, это — лодыжки, это — шея, относясь к своему телу, как к четкам, напоминая последовательно про разные части своего тела, он как бы ритмически организует себя. Потому что в его схеме тела, когда он в хорошем состоянии, имеется много суставов. Они гибкие, он как бы разделен на отдельные части, на суставы, в отличие от состояния, когда он какой-то вялый, и его тело не очень-то различает себя и то пространство, где оно находится.

И кто-то касается вашей челюсти, и кажется очень важным найти именно то напряжение, ту гибкость... И челюсть слегка двигается вперед, а иногда отходит вниз, и вы ощущаете ток колебаний и ток ваших мыслей, и кажется, что веки опускаются все ниже... веки тяжелеют, и это приятное чувство... сменяющееся расслаблением, кажется, что где-то близко от вас ритмически падают капли или другие звуки, и может быть, мой голос помогает вам почувствовать свой собственный ритм... Иногда вы прислушиваетесь к ритму своего сердца и оно кажется вам стучащим быстро или медленно, будто каждый удар — это тоже четки... Также спокойно вы ощущаете движение своей грудной клетки... Вы постепенно чувствуете, как начинает дышать ваш живот, ваша диафрагма, и у вас появляется уверенность, что ваши чувства... ваш живот... ваша животная жизнь пульсирует... и живот дышит сильнее — так же, как ваше тело находит свое место каждой своей частью, ваша диафрагма... когда вам нужно, энергично дышит, пульсирует, заряжает вас, как будто запускает в действие... это точное дотрагивание до каждой четки, до каждой точки вашего тела... Диафрагма массирует ваши внутренности, к вам приходят ощущения и знания того, что если вы находите такое же удобное душевное состояние... такое же удобное, как и ваша поза, как опора вашей спины, как опора ваших бедер... то это душевное состояние начинает равномерно пульсировать, и диафрагма массирует ваши внутренности... вы чувствуете, как ваш живот дышит и живет, и само собой это равномерное движение, это энергичное дыхание, сокращение мышц приводит к тому... что у вас внутри появляется насос, который сам собой определяет ритмы и режим вашего тела, как будто что-то внутри, подобно вашим рукам, перебирающим четки, что-то внутри, подобно вашему вниманию... которое так равномерно скользит по вашему телу и ощущает, как оно может расслабиться.

Мотив дыхания. Поверхностный, но важный мотив заключается в том, что у клиента есть сдержанная агрессия... И она, во-первых, реализуется на уровне мышечного каркаса в том, что ребра удерживают отреагирование в виде бурного дыхания, и диафрагма как бы приостанавливается. Равномерно работающая диафрагма и жизнь в животе в тот момент, когда живот напрягается и расслабляется, — это критерий непосредственной реализации эмоций. Не накапливание чувств, не удерживание, а равномерное движение чувств. И живот как аналог животной жизни, как аналог чувственной жизни. Диафрагма как насос. Возможность чувствам воплощаться, реализовываться через живот.

И вы чувствуете, как комфорт... особый комфорт... какой-то новый опыт окутывает вас... и вы вспоминаете давным-давно забытую историю, что вы испытываете особенное состояние... как будто определенная поза, которой вы особенно легко учитесь... как будто вы приходите в библиотеку, в старинную библиотеку... и что-то вас ведет и приводит в очень дальнее место и вы знаете, что там находится очень нужная и забытая книга, содержащая древнее знание, и ваша интуиция... как будто во сне, позволяет вам найти нужную страницу... и с особой улыбкой почувствовать ключ ко многим другим знаниям... и к другим открытым возможностям, и эта возможность — важная стратегия... это интуиция, которая ведет вас куда-то и сопровождается тем... что вы очень спокойно дышите и про себя улыбаетесь... и доверяете тому, что ведет вас, и стоит только глубоко расслабиться и довериться тому, что может произойти с вами в вашем сне... и вы можете представить себе совсем другую жизнь, в которую вы попадаете, узнав эти важные секреты... и заглянув в будущее — увидеть разные свои возможности... вы можете представить себе, как вы едете на машине, и вам очень нравится гибко управлять, поворачивать... и чувствовать большую скорость... мчаться, и вы чувствуете уверенность и ловкость, и вы давным-давно забыли об опасности, вам очень нравится поворачивать... и кажется что все ваши суставы увеличили свою мощность, вы легко-легко двигаетесь и ощущение подвижности... будто бы все ваше тело может улыбаться разными своими частями, и эта гибкость... если вы выходите из машины, то улыбаетесь, вам очень приятно, что у вас появляется так много возможностей... вы можете пойти в любую сторону, как будто оказываетесь в волшебном лесу, и вам одинаково приятно пойти по тропинке направо, а потом налево...

До сих пор мы с ним говорили о внутренних ощущениях: об установках на покой для всего тела, о диафрагме как насосе, о спокойствии, о перебирании четок; сейчас мы переходим к кругу реализаций, которые более динамичны и носят более внешний характер. И образ человека, который легко водит машину, — это образ хорошо крутящихся суставов, человека с быстрыми реакциями, человека, который легко принимает решения, легко делает маленькие выборы — как повернуть, куда повернуть. Бегущий человек (одно из его ресурсных состояний) — это человек, в котором энергетически усилено его обычное хождение... Вождение машины — также ощущение усиления таких энергетических возможностей. С гибкостью, с азартом, с ловкостью — ощущение овладения ситуацией. В нашей с ним беседе можно проследить важный для него мотив управления. Он говорит о том, что ему нравится управлять обучением, ему нравится управлять людьми; ему нравилась ситуация, когда он был всем обеспечен и мог заниматься непосредственным делом, иными словами, такое ощущение, что вокруг него находится круг компетенции, освещенность некоего пространства, освоенность и подвластность, важная для него. Человек, который ведет машину, гибок, он делает выборы, управляет ситуацией, и зона его компетенции — прикосновение к каким-то кнопкам — сильно расширена по сравнению с его обычной вялой деятельностью. На месте этого ведения машины могло бы быть катание на коньках, с какими-то пируэтами, бег на лыжах и так далее. Но вождение машины — это усиление возможностей, то, собственно, чего он хочет.

И куда бы вы ни шли... вы ощущаете шум деревьев, и вам очень приятно, что куда бы вы ни шли, вы доверяете своему внутреннему чувству, потому что оно приведет вас, куда вы захотите... и эта гибкость, эта способность идти куда угодно, это право двигаться... и вы больше не боитесь заблудиться, вы чувствуете уверенность, вы знаете, что у вас есть карта, по этой карте вы всегда сумеете узнать, куда вам нужно идти... Чтобы посмотреть на эту карту, как будто бы сверху, и вы используете все свое важное знание... чтобы очень четко представить, где что находится, будто бы это карта волшебного леса с разными сокровищами. И вы знаете, где находятся те или иные знания, те или иные возможности, можете приходить в этот лес, слышать его звуки, выкапывать нужные вам сокровища... и легко расставаться с ними, выходить из него... И стоит вам немножко побыть в этом лесу, волшебном лесу, и многое начинает слушаться вас, и вы чувствуете, как ваше дыхание становится еще более активным и энергичным, ваш живот активно дышит... и очень вкусный воздух, у вас пробуждается зверский аппетит, и вы получаете особенное удовольствие от того, что вы едите или пьете после этого леса, вы получаете удовольствие от всего, что происходит с вашим телом... вам особенно приятно, как легко вам дышится в этом лесу, вам приятно ощущать, как воздух проходит сквозь вашу глотку, сквозь ваше горло, и вы глотаете его, и вам приятно ощущать ветерок на своих веках... Когда у вас появляются в этом лесу какие-то желания, это очень нравится вам, и когда вы захотите, то выходите из леса... выезжаете на автомобиле или пешком, возвращаетесь куда-то. Когда вы хотите, вы можете спокойно лежать, уютно ощущая себя, при приятном освещении, вспоминать и бормотать про себя, что вы хотите, разные заклинания, капризничать... о чем-то думать, и это очень важное состояние, когда как будто бы сквозь вашу комнату проходит разное освещение — освещение дня, сумерек, ночи, утра. Вы меняете эти освещения... и стоит вам по-разному прижать к себе свои веки — то открывать, то закрывать глаза — вы чувствуете, как это освещение меняет ваше настроение, и иногда вам хочется погрустить, и даже поплакать, а иногда повеселиться... и это очень важное состояние, когда разные чувства текут через вас, меняются, очень важно, и вы по-прежнему в этом состоянии принимаете удобную позу... иногда причудливую, иногда обычную, и когда что-то начинает мешать вам, вы расслабляете свое тело, как будто перебираете четки, и если вам захочется, вы засыпаете, как будто бы это соскальзывает, и ощущаете, как приятно в этом состоянии работает все ваше тело... напрягаются и расслабляются все ваши мышцы, как насос, двигается ваша диафрагма, шевелятся ваши губы и как плавно-плавно, как будто капельки воды, падают и куда-то уходят ваши мысли, вы прислушиваетесь к тишине, к пустоте, как будто бы растворяетесь... и это состояние прозрачности, пустоты, чистоты окутывает вас и очищает, и что-то в вас накапливает, и иногда вы переполняетесь этим отдыхом... глубоким расслаблением и тишиной, и вы по-прежнему легко меняете позу, и вам приятно, что вы укрыты, и в этих позах вы сбрасываете, сами этого не зная, какие-то старые напряжения... какие-то детские обиды, недосказанность, как будто бы шелуху, сбрасываете старые оболочки, каждая ваша поза, каждое ваше движение несет вам что-то новое, какие-то новые воспоминания. И когда вы захотите... вы опять почувствуете, что вам хочется улыбнуться и надеть какой-нибудь нарядный костюм, почувствовать себя подтянутым и как будто танцующей походкой выйти, проехаться на автомобиле куда-то, и что-то поперебирать... посмотреть, может быть, это будет библиотека, и вам захочется очень быстро листать разные книги и журналы и чувствовать, как в вас зреет это чувство, что где-то в уголке вы можете опять приблизиться и найти забытую и важную книжку... и в ней особые страницы и это ощущение азарта, которое постепенно поднимается, тишины и покоя. Вам очень важно не спугнуть, двигаться очень постепенно и медленно... будто бы на пружинах, к прежнему ощущению своего тела, к сменяющим друг друга позам, перетекая из одной позы в другую, как будто вы перебираете четки, медленно и спокойно, никуда не спеша, без тени суеты, очень спокойно... очень энергично двигаться, перебирая многие страницы, размышляя и останавливаясь на какой-то одной очень важной странице... и знать, что вы можете легко объединять и как-то по-разному компоновать, перекладывать в этой библиотеке разные знания, а когда вам захочется — все отложить в сторону, почувствовать, что вы состоите из множества разных суставов, потянуться, и опять уехать в свой волшебный лес... в котором так приятно идти куда-то, бродить, и где само собой, без всяких ваших усилий укладываются на место в вашей памяти любые полученные знания, любой опыт и что-то готовит вас к будущему, что-то готовит вас к новому опыту, спокойно и легко. И очень важно опять почувствовать этот вкусный воздух, голод, жажду, желание двигаться, энергию. Совершенно не важно... вам захочется бежать или просто идти, и ощущение, что вы совершаете приятные усилия, такие же приятные и расслабленные, и все получается у вас само собой, и вы двигаетесь по тропинке, и вам не нужно пользоваться своей картой, но эта карта у вас есть, и вам очень приятно чувствовать свое тело спокойным, и тело само делает все, что хочет. И так же, как вы ощущаете жажду и голод, тело получает удовольствие от того, что двигается и живет, и когда вы захотите, вы подходите к озеру... и медленно входите в него, и ощущение свежей воды, того, что вы в нем плывете, медленно-медленно, плавно-плавно, вы чувствуете себя вдохновленным, и когда выходите на берег, с вас стекает вода, кажется, что с этой воды стекают кусочки вашего прошлого и ваших забот. Вам очень нравится, как двигаются ваши губы... и все ваши гладкие мышцы двигаются так легко и спокойно, и вы чувствуете, как бурчит у вас в животе, вы чувствуете, как легко и спокойно вы двигаетесь, и вам очень нравится смена ваших занятий, лежание на диване и смена освещения, и ваша езда на машине, библиотека, когда вы хотите, то общаетесь с другими людьми, легко и спокойно. И вам нравится менять разные одежды... костюмы, свитера, халаты, а когда вы хотите, вы опять выезжаете в свой волшебный лес, и чувствуете себя уютно и легко... Состояние глубокой отрешенности, расслабленное и приятное... И вы чувствуете, как важно найти ту единственно удобную позу, в которой все так устойчиво и надежно, руки лежат на месте, голова сама находит удобную позу, спокойно и легко... И где-то падают ритмично капли, спокойно и легко... И в каком бы состоянии вы ни были, вы знаете, что у вас всегда есть память о других своих состояниях, будто вы приносите с собой талисман или какой-то волшебный ключ, и частью этого талисмана является та удобная поза... которую вы запоминаете из каждого из своих состояний, спокойная поза, которая устойчива и комфортна. Поза из того времени, когда вы едете на машине, из того времени, когда вы носите костюм, поза из того времени... когда вы лежите на диване, ваше положение тела, когда вы гуляете по лесу, вам очень нравится перебирать свои разные позы и чувствовать себя одинаково хорошо, и всегда по-разному удобство разных положений своего тела, и ощущать свою подвижность и гибкость, как будто разбирать себя на части, ощущать подвижность и покой. И ваше дыхание ровное и спокойное... Вам очень нравится глубоко дышать и ощущать дыхание своей диафрагмы, пульсирующий насос, энергию своих чувств, легко и спокойно, и когда вы захотите, вы еще раз ощутите удобную, приятную позу... и когда вы захотите, вы очень не спеша вспомните что-нибудь особенно приятное, особенно красочное, когда вы захотите, очень медленно, медленно-медленно в такт своим медленным мыслям... в такт приятной пустоте, в такт ощущениям тяжести и тепла, в такт слегка качающейся голове, в такт возникающему покою, в такт слегка дрожащим векам, медленно и спокойно, в такт своему дыханию, легко и спокойно. Когда вы захотите, медленно-медленно откроете глаза, улыбнетесь...

Терапевт: Мне бы хотелось прокомментировать образы транса. Карта — это прежде всего некий атрибут, символ, предмет уверенного движения. Движение может быть разным: “знаю, куда двигаюсь”, или “хорошо себя чувствую, иду туда, не знаю куда”; и третий вид движения, когда имеется карта как нечто среднее между первыми двумя типами — “могу сверяться при необходимости, если вдруг заблужусь, а могу и не сверяться, потому что и так чувствую себя хорошо, уверенно и знаю, куда двигаться”. Опора на интуицию или на карту. Опора на логику или на общее ощущение реальности. Опора на какую-то ключевую фигуру, на схему, на принцип, на идею, на правильную формулу или опора на фон, на контакт с реальностью, на способность вычитывать какие-то подсказки из окружающей среды, на доверие к тому, что “моя связь с окружающей средой носит вполне развернутый, доверительный, живой характер”.

Соотношение этих двух возможностей: логики и интуиции, фона и фигуры, схемы в себе и подсказок от реальности, карты и движения как такового.

Озеро. Здесь возникают архетипические мотивы, которые не имеют прямого отношения к запросам клиента. Общее значение воды, озера — очищение, омовение, что в каком-то смысле является полярно противоположной парой к запорам. У озера чистая, гладкая вода — это тоже такой мотив неспешного состояния, мотив зеркала, что также является оппозицией спешке, сухости, решительности... Озеро, которым можно любоваться, в которое можно медленно входить, в котором можно омываться, в котором — новая жизнь, очищение от шлаков.

Вопрос участника семинара: Каких качеств требует работа с Виктором?

Терапевт: Он очень упрямый. Легко идет на контакт, но очень скоро начинает упираться. В его переносе — я являюсь мамочкой, которая должна уговаривать: “Додик, нужно”, а он будет упираться: “Мама, не сейчас”. Я себя веду с ним иначе. Я стараюсь вызвать у него другой перенос — скорее, как любящего старшего брата, который и шутит, и дразнит, и щипает, но при этом не дает в обиду. Поэтому от меня требуется не вовлекаться в его упрямство, в его рациональность. Важно сохранить это ощущение старшего брата, вместе с ним играть в футбол. Быть как два мальчика, которые не умеют это делать, но вместе делают лучше, чем по отдельности.

Новое звучание

старинного инструмента

Продолжение работы с Оксаной. Она боролась со страхами и ощущением кинжала в животе во время сеанса, описанного в главе 3.

Оксана: Проблема в том, что проблема расширяется. (Улыбается.) И направление ее тоже расширяется.

Терапевт: Что это значит?

Оксана: Это значит, что наступает горе от ума.

Терапевт: Горе от ума уже давно наступило. (Клиентка смеется.) Теперь уже должно быть или еще большее горе, или, если Бог даст — меньше ума.

Оксана: Я думаю, прежде всего, нужно избавиться от прошлого. Потому что прошлое держит очень сильно.

Терапевт: Как это можно избавиться от прошлого?

Оксана: Пересмотреть свои взгляды, переоценить. Избавиться от чувства вины за прошлое.

Терапевт (недоуменно): От прошлого избавиться... А чем вам так прошлое не нравится?

Оксана: Сидит очень глубоко и тянет.

Терапевт: Так это хорошо. На то оно и прошлое, чтобы сидеть глубоко и тянуть.

Оксана: Больно же...

Терапевт: Где больно?

Оксана: Нигде. Везде. Нигде конкретно.

Терапевт: Как это может быть — больно нигде конкретно?

Оксана: В душе болит.

Терапевт: Где у вас душа находится? Покажите.

Оксана (показывает рукой на грудь): Вот здесь.

Терапевт: Здесь у вас болит?

Оксана: Нет, не болит. Я чувствую, что здесь у меня дискомфорт. А боли нет.

Терапевт: А вообще душа у вас есть?

Оксана: Есть.

Терапевт: Вы в этом уверены?

Оксана: Абсолютно.

Терапевт: Тела у вас нет, вы в этом тоже были уверены, когда мы с вами начинали работать.

Оксана: Что вы хотите? (Смеется.)

Терапевт: Я хочу узнать, что вы хотите, прежде чем мы с вами начнем работать. Вы мне говорите о прошлом...

Оксана: Да я вам до конца еще не договорила...

Терапевт: Но “прошлое” — это какая-то абстракция. Какое именно прошлое вы не любите? Что вы хотите из прошлого убрать — маму, папу, себя?

Оксана: Обиду. Обиду на родителей. На весь окружающий мир. Страх одиночества, который сидит очень глубоко.

Терапевт: Что ни возьми, у вас все глубоко сидит. На поверхности — только кожа. Все остальное — глубоко. Небось все внутренние органы глубоко сидят.

Оксана: Как я с вами буду разговаривать на вашем языке, когда я — это я? (Пожимает плечами.) Я на своем только могу говорить с вами. Вы можете меня как-то переспрашивать, смущать...

Мне кажется, один из ее запросов заключается в том, чтобы кто-то ее крепко держал в руках. Образ мужчины в ее представлении — это мужчина, от которого она ускользает, а он все равно держит ее в руках. Я вынужден играть роль крутого мужика, который знает, что делает. Другой образ, который мне близок — образ хирурга... Клиентка как бы говорит, что с ней просто так ничего не сделаешь, нужна операция. Я веду себя так, как будто делаю операцию.

Терапевт: Да, мне очень нравится... Я просто, изучая вашу анатомию, для себя делаю такой вывод, что у вас все сидит глубоко... (Клиентка смеется.) Значит, обиды сидят глубоко, одиночество сидит глубоко, что еще сидит глубоко? А, боль сидит глубоко.

Оксана: Да.

Терапевт: Что еще сидит глубоко?

Оксана: Страхи.

Терапевт (раздраженно): Страхи сидят глубоко. Что-нибудь сидит неглубоко? Давайте начнем с того, что неглубоко.

Оксана: Неглубоко — двойная жизнь. Я человек общительный, со мной легко, все думают, что у меня уже давно отработаны те проблемы, с которыми они ко мне приходят... Но я вижу, что у меня эти проблемы есть. А мне бы хотелось хотя бы на тот уровень их вывести, чтобы их принять. Я их просто не приняла до конца.

Терапевт (раздраженно, скороговоркой): Хорошо, знаете, кто-то сказал, что человек должен прощаться со своим прошлым смеясь.

Оксана: Да, смеясь.

Терапевт: Мы можем над чем-нибудь из вашего прошлого посмеяться?

Оксана (вздыхает): Давайте попробуем.

Терапевт: Давайте возьмем какой-нибудь эпизод и посмеемся над ним. Какой-нибудь эпизод из прошлого, который вы хотели бы прожить, какую-нибудь обиду.

(Оксана мрачнеет.)

Оксана (после паузы): Я могу над любой обидой посмеяться умозрительно. Но не могу даже выделить какую-то обиду отдельно.

Терапевт: Они что, все сливаются в такое серое пятно?

Оксана: Они все сливаются в семейную обиду в целом.

Терапевт: И никаких сцен при этом нельзя выделить?

Оксана: Можно выделить. Но одна равна другой. Я даже не знаю, какую взять.

Терапевт: Знаете, яичницу делают из яиц. Берут яйца, разбивают, и получается яичница. Но, все-таки вначале яичница была яйцами. Вы говорите, что все это — большая обида, большая яичница, что ни возьми. А я вас спрашиваю: из каких яиц она приготовилась? Вы можете назвать какое-нибудь одно яйцо — обиду, второе яйцо, третье яйцо? Чтобы потом уже можно было и на сковородку посмотреть.

Оксана (вздыхает): Например, я узнала с самого детства, что в моей семье хотели мальчика, а не девочку, и уже имя придумали, должны были назвать мальчика Арсением, а так как родилась я, пришлось переформулировать чуть-чуть... Я это достаточно рано узнала. (Вздыхает.) И вообще я знала, что меня не хотели, и что бабушка настояла, что бы я родилась.

Терапевт: Вы что же, родились для бабушки?

Оксана: Не то, что бы для бабушки...

Терапевт: Вы бабушкина дочь?

Оксана: Не могу так сказать. Она больше любила мою сестру.

Терапевт: Значит, даже у бабушки не нашлось места для вас... Вы можете представить себя бабушкой?

Оксана (улыбается): Могу.

Терапевт: Вы будете любить своих внуков?

Оксана: Буду.

Терапевт: Сколько у вас их будет, как вы думаете?

Оксана: Я думаю, что будет очень много. (Улыбается.)

Терапевт: А сколько это — много?

Оксана: Я считаю, что свою старость встречу среди детей. (Улыбается.)

Терапевт: Да-а?.. Вы рассуждаете, как зрелая кошка, которая будет плодиться два раза в год и к концу жизни, если всех собрать, там будет так много, что и не понять, где соседские котята, где свои. (Клиентка смеется.)

Оксана: Ну и что? Дети могут быть и духовными, и физическими.

Терапевт: Духовными... Нет, давайте про физических.

Оксана: Я не знаю, сколько у меня будет физических. Может быть, четверо.

Терапевт: Четверо внуков?

Оксана: Да.

Терапевт: Мальчики, девочки?

Оксана: И мальчики, и девочки.

Терапевт: Сколько мальчиков, сколько девочек?

Оксана (после некоторых раздумий): Давайте пополам.

Терапевт: Сколько вам будет лет, когда вы станете бабушкой? Давайте выберем примерный возраст.

Оксана: Лет шестьдесят, наверное.

Терапевт: Сколько лет будет вашим внукам?

Оксана: Меньше, чем шесть.

Терапевт: Одному шесть, второму...

Оксана: Четыре.

Терапевт: А внучкам?

Оксана: Может быть, это будет совсем маленький ребенок — до года.

Терапевт: А второй внучке?

Оксана: Три, наверное.

Терапевт: А сколько у вас будет детей?

Оксана: Я думаю, что двое или трое.

Терапевт: Так двое или трое? Давайте выберем. Давайте попробуем представить. Это не значит, что как только вы скажете, сколько, вам сразу же придется их рожать. (Клиентка смеется.) Всех — в течение недели. Вы не беспокойтесь. Давайте конкретно себе представим, сколько детей у вас будет. Как вы думаете?

Оксана: Не знаю.

Терапевт: Четверых внуков вы от скольких детей хотите иметь?

Оксана: Это может быть и четверо детей, и двое детей.

Терапевт: Но вы предпочитаете двоих или четверых?

Оксана: Я думаю, что двоих.

Терапевт: Кто это: мальчики или девочки?

Оксана: Мальчик и девочка. (Недовольным и озабоченным тоном.) У меня все время стремление к равновесию.

Терапевт: Кто будет старше?

Оксана: Мальчик.

Она боится слов и, похоже, исходит из того, что слова, будучи сказанными определенным образом, могут влиять на реальность. Я предлагаю ей возможности, которые все-таки менее неопределенны, чем ее высказывания. Предлагаю ей взять на себя ответственность за возможное будущее. Быть последовательной в этом будущем. Мы играем с детерминированностью и свободой выбора.

Терапевт: Мальчик... В каком смысле к равновесию?

Оксана: Чтобы мужское и женское — пополам.

Терапевт: Но в вас тоже есть и мужское, и женское, и все это находится в равновесии?

Оксана: Есть, наверное, да.

Терапевт: А чего в вас больше — мужского или женского?

Оксана: Я думаю, что мужского, по обязательствам... А внутри — больше женского.

Терапевт: Опять внутри. Что значит внутри?

Оксана: Существует двойственность... Если брать внешнюю жизнь, то мужского больше.

Терапевт: Вы к мужчинам так относитесь, наверное, потому, что у вас чувство, что вы достанете когда-нибудь какого-нибудь мужчину, он возьмет топор и вас пополам разрубит.

Оксана: Нет, мы с мужчинами просто постоянно конкурируем: кто сильней, кто больше денег заработает.

Терапевт: Мы — это кто?

Оксана: На работе, например.

Терапевт: Нет, мы — это кто? Вы с вашими детьми, вы с вашими внуками, вы с другими женщинами? Кто это — мы?

Оксана: Я с мужчинами.

Терапевт: Вы конкурируете с мужчинами?

Оксана: Угу.

Терапевт: И это проблема?

Оксана: Да. Я думаю, что мужчины конкурируют со мной.

Это соперничество я понимаю как перебор идентификаций. Родители хотели мальчика, и клиентка хочет доказать, что она лучше мужчин, что она еще более мужчина, чем они. Она соперничает, потому что хочет найти себе место, будто все время сидит на краешке, где бы ни присела. Просто, чтобы посмотреть — не ее ли это стул. Видит, что стул ее, и выталкивает следующего. Так и со мной: она провоцирует, пытается сбить меня с моей позиции. Это мотив соперничества и поиска идентификаций.

Терапевт: Хорошо. А какую проблему вы хотели бы решить сейчас?

Оксана: Мне очень сложно находиться в этой двойственности.

Терапевт: А что же у вас останется, если эту двойственность убрать?

Оксана: Я стремлюсь к целостности.

Терапевт: Какая-то декларация. Если вы стремитесь, что вам мешает быть целостной?

Оксана: Мешает то, что держит меня в прошлом, все эти обиды... Я не хочу их воспринимать как обиды. Я хочу воспринимать их так, как я думаю о них со стороны, внешне: это было необходимостью...

Терапевт: Слушайте, а может, из вас сделать такое существо, которое целиком состоит из обид? Хотите, мы вас превратим в Бабу Ягу? Будете на весь свет обижены. Представляете, вокруг дома на колах будут головы натыканы, всех, кто к вам приходил за помощью.

Оксана: Нет, не хочу.

Терапевт: Баба Яга такая мудрая. Все знает про людей.

Оксана: Я знаю, что она злая.

Терапевт: Но зато целостная натура. Вокруг своей злости целостная.

Оксана (раздраженно): Это вы так говорите, а я этого не знаю.

Терапевт: Если бы она была целостной, вы хотели бы быть Бабой Ягой?

Оксана: Нет, не хочу, мне не нравится.

Терапевт: Но вы хотите целостности?

Оксана: Да.

Терапевт: Хорошо, а какой персонаж вам кажется цельным, кто вам нравится?

Оксана: А что, надо выбрать обязательно персонаж?

Терапевт: Не обязательно, но почему бы и нет? Вы знаете греческую мифологию?

Оксана: Знаю немного.

Терапевт: Кто вам нравится из греческой мифологии?

Оксана: Афродита. Но не то, чтобы особенно.

Клиентка совершенно не хочет с кем бы то ни было идентифицироваться. И даже поиграть в это она боится, боится занять единый образ. Я предлагаю в утрированном виде сугубо отрицательный образ, затем — положительный. Что ни предложи, она ни с чем не хочет соглашаться. Она как бы не живет тем самым, ее нет.

Терапевт: Афродита — это кто? Греческая ведьма?

Оксана (тихо): Не было в то время ведьм.

Терапевт: Ведьма тоже.

Оксана: Да?

Терапевт: Она богиня любви и богиня плодородия в некоторых культах. Деметра — богиня, которая отвечает за всякие женские страсти, болезни, роды, она — ворожея. То есть, она с одной стороны, беззаботная...

Оксана (перебивает): Мне она не нравится, я не хочу...

Терапевт (тоже перебивает): Не нравится. Хорошо. А кто вам нравится? Вокруг чего можно целостность получить?

Оксана: У меня свои образы.

Терапевт: Какие?

Оксана: Мой личный образ идеальной женщины.

Терапевт: Расскажите.

Оксана: Я, например, описала, какой бы я себя хотела видеть.

Терапевт: Какой же?

Оксана: Много пунктов...

Терапевт: Опишите, пожалуйста.

Оксана: Гармония внешняя и внутренняя...

Терапевт: Что это значит? Кто-нибудь на вас посмотрит и скажет: какая гармоничная девушка, правый глаз похож на левый, губы не кривые, лоб красивый, ноги длинные. А вы говорите: “Нет, это все внешнее. В глубине я ужасно негармоничная: у меня глаза кривые...”

Оксана (перебивает): В глубине...

Терапевт (перебивает): “У меня глаза кривые, зубы косые, во лбу у меня дырка, уши — одно выше другого, волосы растрепанные, из них змеи вьются, я не гармоничная, это только так, одна видимость...” (На протяжении всего монолога клиентка пытается перебить терапевта, но он ей не дает.) Я вам говорю: “Вы хотите быть ведьмой?” Ведьма — она для кого-то красавица, а для кого-то ведьма.

Оксана: Но с ней нужно связывать что-то, а если у меня ничего нет, что бы я могла с ней связать?

Терапевт: Зачем связывать? Она сама с вами свяжет. (Клиентка улыбается иронично.) Хорошо, каков ваш образ гармоничности?

Оксана (после паузы): Сюда должны входить многие компоненты: мудрость, целеустремленность... Много, много, я не знаю, как это можно описать...

Терапевт: Вы можете назвать какой-нибудь персонаж, чтобы он был мудрым, целеустремленным, женственным? Или вы хотите быть первой на свете совершенной женщиной? До вас были какие-нибудь экземпляры? Можно посмотреть образец?

(Клиентка поворачивается лицом к терапевту и молча смотрит на него.)

Терапевт: Список этот кажется мне полной болтовней. Я не вижу его. Я не понимаю его. Вы мне пример приведите. По-простому.

Оксана (очень тихо): Не знаю.

Терапевт: Кого вы видите в качестве возможного образца?

Оксана: Я не хочу какого-то образца. Хочу быть самой собой.

Терапевт: Значит, никто до сих пор на всем белом свете на вас похож не был. Вы будете первой и нерукотворной.

Оксана: Я буду индивидуальной, да.

Терапевт: Похожие на вас есть? Пусть не на сто процентов, но похожие на вас. Пусть на двадцать процентов, на пятьдесят...

Оксана: Есть конкретный человек, но я не думаю, что это какой-то персонаж. Это просто человек. Я даже не знакома с ней лично. Просто я знаю о ней, и почему-то мне кажется, что она мне близка.

Терапевт: Хорошо. Вы хотите попробовать ситуацию транса. Зачем?

Оксана: Потому что мне все-таки хотелось бы решить этот вопрос, который, как мне кажется, витает где-то близко, я его могу зацепить, но где-то мимо пролетаю.

Терапевт: Может быть, вопрос слишком глубоко сидит?

Оксана: Не знаю.

Терапевт: Вы хотите избавиться от прошлого, от родителей, от недовольства собой, от двойственности...

Оксана: Я с родителями уже примирилась. По сравнению с тем, что было раньше, у нас хорошие, гармоничные отношения. Но то, что у меня осталось внутри, эта масса претензий и детских обид... это никуда не делось. Мы просто сейчас об этом не говорим. И наши новые отношения складываются на ином уровне. Но прошлое меня держит, не пускает быть с родителями такой, какой я хочу быть с ними.

Терапевт: Понимаете, получается заколдованный круг. Вы говорите: “Это глубоко, то глубоко”. Я вас прошу: “Дайте пример отношений с родителями”. Вы мне говорите: “Никаких примеров не знаю, отношения мои с родителями такие-то”.

Оксана: Хорошо. Мне мама рассказывала, что с самого детства почему-то у меня стремление к уединенности, к тому, чтобы меня никто не видел, чтобы не критиковали. Почему? Потому что... (После паузы.) Когда я поехала в институте на картошку, ко мне должна была приехать мама. И тогда состоялся мой первый опыт с косметикой, тогда еще не очень этим пользовались, и я, видимо, сильно переборщила. И я помню, что она приходит туда, где мы все жили, приходит вместе с бабушкой...

Терапевт: Вы что, картошкой, что ли, намазались?

Оксана: Нет, я просто очень много косметики использовала.

Терапевт: На картошке?

Оксана: Да. Мы ездили в колхоз со студенческой группой, там был единственный день посещений, и я для мамы намазалась.

Терапевт: Зная, как маме это понравится.

Оксана: А я не знала, я до этого еще не пробовала. Я просто смотрела, как другие это делают, и это нормально воспринимается.

Терапевт: А другие что, тоже для мам красились?

Оксана: А почему нет?

Терапевт: Да я так, ради любопытства спрашиваю.

Оксана: Я стремилась к красоте. Мне очень нравились индийские фильмы в то время, я постаралась создать подобие. А у них же очень много используется косметики. Мне вообще очень нравится восточная культура, и поэтому в тот момент мне очень хотелось понравиться своей маме. И вместо того, чтобы получить то, ради чего я старалась... я хотела какую-то награду получить за это. Когда меня мама увидела... Я не знаю, как это описать... Второй раз я бы отказалась это все слушать... Она просто сказала все, что она думает обо мне...

Терапевт (перебивает): Знаете, что бы вы делали во времена средневековья? Вы бы стремились к знаниям. Тогда было такое средство: натирали руки и ноги специальными веществами, от которых терялся вес... То, что с вами и сейчас иногда происходит: кажется, что тела нет, оно становится легким. И летели бы на шабаш.

Я драматизирую ситуацию. И, с одной стороны, иду у нее на поводу, ведь она считает, что надо сначала помучиться, чтобы что-то получить. С другой стороны, ситуацию с косметикой я рассматриваю несколько преувеличенно и детализирую. Детализирую пускай иронически, но тем не менее воскрешаю эту ситуацию и проявляю. И она в ответ на мои вопросы защищается и пытается объяснить мне, пробиваясь сквозь иронию. Но первым делом она объясняет что-то себе, и все-таки впервые появляется фактура, образ: девочка на картошке, столько-то лет, девочка которая хочет украсить свое лицо, которая смотрит индийские фильмы. Она рассказывает некую подробную биографию того эпизода. Тем самым вырисовывается образ, который состоит из деталей, а не из словес и абстракций.

Оксана (улыбается): Вы меня просили рассказать историю. Я вам рассказала.

Терапевт: Понимаете, она противоречива. С одной стороны, мама такая-сякая. С другой стороны, она к вам приезжает, вас посещает. С одной стороны, вы маму терпеть не можете. С другой стороны, вы ради нее начинаете косметикой пользоваться. С одной стороны, мама огорчилась, и на вас наорала. С другой стороны, вы же могли эту реакцию предвидеть.

Оксана: Нет.

Терапевт: Вы были такая наивная, такая невинная?

Оксана: На самом деле косметики было не так уж и много. Мои подруги мне сказали, что это замечательно.

Терапевт: Жалко, что ваши подруги не были вашей мамой. Тогда бы все было хорошо.

Оксана: Был еще один эпизод. Мне, наверное, было около года, я еще была в коляске и не разговаривала. Мне мама рассказывала это всю жизнь, много-много раз, и каждый раз у меня возникали неприятные ощущения. Они сидели с подругой, разговаривали и рассказывали друг другу анекдоты. Я — рядом в коляске, и вдруг после какого-то анекдота они начали громко смеяться, я достала соску изо рта и начала смеяться вместе с ними. (Клиентка смеется.) Потом — обратно соску в рот, и они уже начали смеяться надо мной.

Терапевт: Расскажите нам этот анекдот.

Оксана: Я не знаю, мне мама его не рассказывала. И каждый раз — мне двадцать лет, двадцать пять лет — при гостях мама рассказывает, какая тогда глупая была ситуация.

Терапевт: Так кто в этой ситуации глупее — вы или мама?

Оксана: Я не хочу говорить о глупости, здесь не об этом речь. Речь о том, что это очень глубоко меня задело именно тогда — на картошке. И каждый раз, когда случается какая-нибудь подобная вещь, мама говорит: “Ты была такая смешная, такая карикатурная, глупая какая-то”. Хотя ничего страшного, все пробуют, все экспериментируют.

Терапевт: Такое впечатление, что в вас живет вулкан. Знаете, когда-то Везувий залил лавой все, что было вокруг, все прошлое. Всех родственников сразу. Все осталось погребенным. Так здорово. Представляете, сразу от всего избавиться. Хотите, чтобы из вас изнутри вылез вулкан, из глубины, из самой-самой глубины, и погреб под собой всю память, всех родственников, все переживания.

Оксана: Хорошо, а вы знаете, что нужно делать? Вот вы говорите с таким чувством, что вы знаете, что мне нужно на самом деле...

Терапевт: Конечно, нет.

Оксана: ...а я никогда этого не найду.

Терапевт: Совершенно не знаю.

Оксана: Тогда зачем же вы мне такие вопросы задаете?

Терапевт: Я хочу понять, что вы знаете.

Оксана: Я вам рассказываю свою интерпретацию...

Терапевт: А мне интерпретации, вообще говоря, не интересны. Я спрашиваю не об интерпретациях, а о фактах. Вы рассказываете факты, я с интересом слушаю. Есть у вас вулкан внутри?

Оксана: Есть.

Терапевт: Я тоже так думаю. Глубоко? И сильный вулкан? Вы боитесь его извержения?

Оксана: Ничего я не боюсь. Я не знаю, чего боюсь. Я вроде бы не боюсь этого.

Терапевт: Когда вы говорите, что вы ничего не боитесь, это тоже противоречие, потому что вы раньше говорили, что нескольких вещей боитесь. Собак боитесь?

Оксана: Когда я иду дальше этого страха, я не вижу, чего бояться.

Терапевт: Вы знаете, говорят, что все страхи сводятся к двум или трем главным страхам: к страху умереть, страху сойти с ума... а из них уже происходят другие страхи — страх заразиться, страх перед собаками, страх высоты, страх ездить в машине и т.д. За ними стоит страх оказаться несостоятельной, ненормальной, неживой. Неживой, ненормальной — это два универсальных глобальных страха. Первый: вулкан взорвется и все перепутает, второй: наводнение, река разольется, и все зальет. Когда вы говорите о целостности, о том, что не хотите быть двойственной, и когда говорите, что хотели бы, чтобы были другие родители, другое прошлое, а лучше, чтобы вообще не было бы родителей или не было бы прошлого.

Оксана: Я принимаю то, что... Я наоборот, благодарна своим родителям...

Терапевт (перебивает): Принимаете вы это на словах.

Оксана: Вы не даете мне даже объяснить, что я хочу.

Терапевт: Почему же не даю? Я, по-моему, все время очень даже вам даю.

Оксана: Я, с одной стороны, понимаю, что если бы не они, если бы не все эти обстоятельства, я бы не совершила того прорыва, который я совершила.

Терапевт: А что за прорыв вы совершили?

Оксана: Я очень сильно изменилась. Очень здорово.

Терапевт: И дальше будете меняться?

Оксана: Да, конечно.

Терапевт: А куда вы сейчас хотите меняться?

Оксана: К совершенству.

Терапевт: По-моему, вы уже и так совершенство. В своем роде.

Оксана: Не надо по внешности судить. Внутри меня — конфликт.

Терапевт: Я как раз сужу не по внешности. Может, у вас совершенный вулкан внутри.

Оксана: Может быть. У меня очень высокие требования к себе. Я стараюсь их выполнять... Но я хочу, чтобы они были. Я себя так полюбила. Мне нравится это. Значит, мне многое дано, я многого добьюсь.

Терапевт: Что вы от меня хотите? Что вы хотите конкретно “здесь-и-сейчас”, сегодня, с помощью нашего общения и нашего транса?

Оксана: Я хотела бы решить проблему одиночества.

Терапевт: Вас что, во сне выдать замуж?

(Клиентка смеется.)

Терапевт: Дать вам брата?

Оксана: Нет.

Терапевт: А что тогда нужно сделать во сне? Как во сне можно избавиться от одиночества? Что вы под этим имеете в виду — “лишить одиночества”? Отдать в детский сад, в котором вы бы могли ужиться? Чтобы вы с другими детьми ходили на прогулку? (Пауза. Клиентка молча смотрит на терапевта и улыбается.) Вы мне говорите: “Я такая сложная, у меня на правой руке перчатка одного размера, а на левой — другого размера. Это только со стороны кажется, что у меня руки одинаковые. Или у меня одна нога длиннее другой. Это только со стороны кажется, что у меня ноги одинаковые. На самом деле, у меня одна нога длиннее другой на двадцать сантиметров. А я хочу быть цельной и изнутри чувствовать себя гармоничной, как и снаружи. Чтобы мне изнутри ничего не мешало”. Так примерно? Как вы думаете? (Клиентка молчит.) Как вы все-таки хотите, чтобы мы решили проблему одиночества, как вы это видите? (Пауза. Клиентка молчит и снимает ниточки со свитера.)

Оксана (говорит сквозь слезы): Вы знаете, сейчас я не чувствую себя комфортно, эти слезы, они у меня не потому... а просто я не знаю, как это объяснить.

Терапевт: А я могу вам объяснить. Вы сейчас со слезами гораздо естественней, чем до сих пор. Значит, в этом есть какое-то сообщение.

Оксана (плачет): Я эту технику уже пробовала. Она мне не помогает нисколько.

Терапевт: Какую эту технику?

Оксана: Слезы.

Терапевт: А слезы — это техника?

Оксана: Да. Наверно. Инструмент какой-то. Ключик, что-то открыть. Кому-то помогает.

Терапевт: Когда вы с одежды собираете всякие ниточки (показывает), что это значит, как вы думаете?

Оксана: Так обезьянка шкурку чистит.

Терапевт: Обезьянка чистит шкурку и вылизывает ее вот так. (Показывает.) Еще, вы знаете, когда обезьянки друг друга любят, они друг у друга насекомых выкусывают. (Клиентка тихо смеется, заслоняя лицо рукой.) А вы хотели бы побыть обезьянкой на некоторое время?

Оксана: Я всю жизнь такой являюсь.

Терапевт: Это уже хорошо. А какие у вас еще состояния есть? Вот одно состояние: вы страшно умная, все про себя знаете, когда у вас прорывы, решаете проблемы. Другое состояние: вы — обезьянка. Всю жизнь обезьянка. Третье состояние: вы чувствуете себя такой несчастной и плачете. Какие еще у вас бывают состояния?

Моя идея заключается в том, что она легко перепрыгивает из одного состояния в другое, причем забывает в одном состоянии о том, что была в другом. Я пытаюсь ее примирить с тем, что она может быть разной — плакать и смеяться, чувствовать себя полноценной и наполненной и, наоборот, никчемной, жалкой, вялой. И это возможность не застывать в определенных состояниях, не пугаться никаких состояний, а рассматривать их как пианино, на котором каждая клавиша может звучать отдельно, не нарушая общей гармонии мелодии.

Оксана: У меня есть состояние, когда я очень довольна собой.

Терапевт: И что это за состояние?

Оксана: Когда у меня душа поет.

Терапевт: Вы тогда цельная?

Оксана: Да.

Терапевт: Вся душа поет?

Оксана: Да.

Терапевт: Без остаточков? Без осколочков?

Оксана: Без.

Терапевт: Тогда вы не чувствуете себя одинокой?

Оксана: Нет.

Терапевт: Вам никто не нужен?

Оксана: Нет, я просто чувствую, что все, что происходит вокруг меня, мне очень близко, я в этом живу, и это меня устраивает.

Терапевт: Вы хотите чувствовать себя в этом состоянии почаще?

Оксана: Я могу себя чувствовать в этом состоянии в любое время, но сейчас оно становится каким-то наигранным. Я поймала его, различила, начинаю привлекать его в свою жизнь, но это теряет смысл...

Терапевт: А может, вам плакать научиться?

Оксана: Не хочу.

Терапевт: Почему?

Оксана: Зачем?

Терапевт: Чтобы очеловечиться.

Оксана: Я думаю, что существуют и другие какие-то способы, которые мне более приятны.

Терапевт: Какие?

Оксана: Не знаю, улыбаться, например, в душе.

Терапевт: Так и улыбаться вы тоже будете: внешняя часть ваша улыбается, а внутренняя плачет. И у вас внешне одно, а внутренне — другое. К вам подходит человек, боюсь сказать это слово, но, может, даже мужчина (клиентка тихо смеется), и видит, что вы улыбаетесь, а на самом деле вы понимаете, что он дурак, вы только вроде бы улыбаетесь, а на самом деле не улыбаетесь, а плачете про себя. А он делает вид, что видит, как вы улыбаетесь, а вы видите, какой он дурак. (Клиентка смеется и одновременно плачет, закрываясь руками.) Вы сейчас плачете внешне, а может, внутренне улыбаетесь.

Оксана: Вы знаете, чего мне хочется? Чтобы вы сказали, что мне нужно. Мне хотелось бы, чтобы кто-то за меня нес ответственность. Хотя бы немножко...

Терапевт: За такую двойственную нести ответственность? (Клиентка смеется.) Нести ответственность за какую вашу часть? За ту, которая плачет, или ту, которая смеется? А почему это вас смущает? По-моему, замечательный образ: одна часть плачет, другая из рогатки целится. И смеется. И норовит попасть в глаз. Тому дураку, который поверит, что вы плачете. (Клиентка смеется.) Совершенно замечательные персонажи. Обычно, каков человек, такова и тень. А у вас по-другому: есть человек, а тень от него — обезьянка. Когда человек плачет, обезьянка хихикает. И в рогатку играется. Когда, наоборот, человек смеется, тогда его тень печальна, грустна и совершенно несчастна. Так получается? Когда вы говорите об одиночестве, вы имеете в виду, что одна ваша часть не может встретиться с другой вашей частью. Тень с вашим параллельным персонажем?

Оксана: Вы знаете, мне очень много времени приходится тратить на то, чтобы соответствовать чужим ожиданиям. Или делать вид, что я им соответствую.

Терапевт: А в нашем разговоре вы соответствуете каким-либо ожиданиям?

Оксана: Стараюсь.

Терапевт: А у меня никаких ожиданий нет.

Оксана: Не знаю. Я себя ловлю на мысли, что я делаю не то, что хочу на самом деле.

Терапевт: Это обезьянка этого хочет или вы?

(Клиентка тихо смеется, вытирает нос платком, молчит.)

Терапевт: Вообще классно — смеяться сквозь слезы. Это то, что доктор прописал. Одновременно и смеешься, и плачешь, и не нужно притворяться, что у тебя всего одна эмоция. (Клиентка смеется.) Представляете, как здорово, сразу две-три эмоции в одну посуду, и тогда гораздо меньше сложностей. Вам только осталось сказать, что вы простая, как грабли. (Клиентка смеется.) Что все это вообще не про вас. Что вы и смеетесь понарошку, и плачете понарошку, и из рогатки стреляете понарошку, а на самом деле вы простая, как грабли, и вообще не здесь, а где-нибудь там, в углу, висите под потолком и на все на это смотрите. Как вы думаете?

Оксана (после паузы): Вы знаете, я отключаюсь.

Терапевт: Отлично. Я только хотел сказать, что ваше прошлое сейчас тоже в каком-то углу валяется, и вы от него тоже уже отключаетесь. Мне кажется, что, может, проблема вообще в другом. Вот вы говорите, что прошлое так глубоко, и это такой якорь, который к вам привязан, а может, наоборот, вы от него отключаетесь и забываете, кто вы такая, откуда вы взялись, и нет у вас никакого прошлого, никаких ощущений. И ничего вас на этой грешной земле не держит. Как если бы между вами и вашим прошлым холодильник поставили, и вы его не чувствуете. И когда вы говорите, что это прошлое вас так тяготит, может, дело в другом, может, вы от него так отключаетесь, что не можете даже войти в контакт с этим прошлым.

Оксана: Вы знаете, я вспоминала прошлое по тем фактам, что мне сопутствуют в жизни...

Терапевт: Но если вас от этого прошлого такая стена ледяная отделяет, вам нужно специально, чтобы к этому прошлому хоть как-то пробиться, чтобы себя человеком почувствовать, вспоминать какие-нибудь особенно неприятные, горестные моменты. И кажется, что эти неприятные, горестные моменты и составляют все ваше прошлое. А если просто вспоминать такие обычные, милые детские моменты, то...

Оксана: Но больше вспоминается негативное...

Терапевт: Конечно, если стена такая холодная. Надо же через нее как-то пробиваться.

Оксана: Мне хочется пробиться.

Терапевт: Значит, вы признаете наличие стены.

Оксана: Конечно.

Терапевт: Уже хорошо.

Оксана: Я, может быть, не могла об этом сказать так, чтобы вы поняли... Но так оно и есть...

Терапевт: Видите, я понял.

Оксана: Я, например, сейчас живу с сестрой. И она в нашей паре — мама, а я — папа.

Терапевт: Вы, что живете, как кошка с собакой?

Оксана: Нет, мы очень хорошо живем. Но пришли к мнению. что нам пора расстаться, иначе мы друг от друга не отделимся никогда. У нас пара, у нас просто семья. Зачем же нам кто-то еще нужен?

Терапевт: А дети будут?

Так же, как и отношения с матерью, ее отношения с сестрой в каком-то смысле симбиотические. Оксана, с одной стороны, не может отделиться от человека, с другой стороны, она слишком страстно с этим человеком враждует. Слишком высокие страсти не оставляют места для более холодных, более разумных отношений. Это тема очень тесной семьи, которая оборачивается темой полного одиночества.

Оксана: В том-то и дело. В этом браке вряд ли.

Терапевт: Почему? Что мешает?

Оксана: Кого-то привлекать придется.

Терапевт: А что мешает? А привлекать для кого — для нее или для вас?

Оксана: В этой семье детей не может быть. Потому что там все выжжено, там ничего не может быть. Может быть, дружба, но для того, чтобы была дружба, что-то нужно создать.

Терапевт: А сестра на вас похожа?

Оксана: Нет, мы абсолютно разные.

Терапевт: А чем она от вас отличается?

Оксана: У нее совсем другая внешность, и она только недавно школу закончила.

Терапевт: М-да-а... Так она совсем маленькая?

Оксана: Ну почему, совершеннолетняя.

Терапевт: А чем она занимается?

Оксана: Сейчас ничем не занимается.

Терапевт: Классно жить, ничем не занимаясь.

Оксана: У нее женская роль в семье, она денег не зарабатывает.

Терапевт: Понятно. Хорошо, как мы будем все это вместе скреплять? Обезьянку, девочку с рогаткой...

Оксана: Не надо рогатку, не хочу.

Терапевт: А куда ж ее девать? Вы все хотите выгнать кого-то из себя, из своей семьи. То эти несчастные, лежащие за ледяной стеной чувства к прошлому, то эту девочку с рогаткой, то ту, которая смеется, то ту, которая плачет...

Оксана: Я хочу искренне поверить в то, что за этим прошлым стоят хорошие намерения...

Терапевт: Какие же хорошие намерения, если вы рассказываете про свою семью примерно так: была ведьма бабушка, родила ведьму маму, ведьма мама родила ведьму меня, я тоже хочу родить какую-нибудь ведьму. Вот так вы рассказываете о своем прошлом, о своем настоящем и о своем будущем.

Оксана: Ничего подобного.

Терапевт: Как, ничего подобного?

Оксана: Я рассказывала несколько другие вещи.

Терапевт: Не слишком другие.

Оксана: Я старалась переключиться на детские впечатления... Какой смысл был приходить сюда и делать вид, что я такая правильная...

Терапевт: А кто сказал, что вы правильная?

Оксана: Есть такое мнение. Мне все говорят, что у тебя “комплекс правоты, все ты делаешь по порядку, на все у тебя есть рецепты”.

Терапевт: Скажите, вы легко картинки представляете?

Оксана: Не очень.

Терапевт: А цвета легко?

Оксана: Не очень.

Терапевт: Вы знаете, если бы вы не были такой упрямой, вы могли бы легко учить иностранные языки.

Оксана: А я легко учу иностранные языки. Вернее, начинаю их учить легко...

Терапевт: Начинать каждый может.

Оксана: Да, у меня действительно есть модель незавершенности.

Терапевт: И на сколько вы выучили язык?

Оксана: Я могла читать и писать.

Терапевт: Да-а-а... А какой вы язык выучили?

Оксана: Немецкий, это тот язык, с которым я работаю. А второй — испанский. Еще японский начинаю учить... Вы знаете, я опять возвращаюсь к этой двойственности...

Терапевт (перебивает): Почему к двойственности, почему не к тройственности?

Оксана (продолжает): ...я порой ловлю себя на мысли, что мне нравится быть одной, и я не хочу, чтобы кто-то был рядом.

Терапевт: И хорошо.

Оксана: Но я уже устала от этого, мне уже надоело заботиться о сестре.

Терапевт: Выгоните ее.

Оксана: Куда я ее выгоню? Суть не в том, чтобы выгнать...

Терапевт: У нее же женская роль, она найдет кого-нибудь еще, кто бы о ней заботился.

Оксана: А мне что, искать другого человека, о котором я буду заботиться?

Терапевт: Не знаю. Вам же хорошо, когда вы одна, у вас внутри целая коммунальная квартирка, зачем вам еще кто-то? С этой коммунальной квартиркой разобраться бы. Выделить бы каждому по комнате, и чтобы в кухне один другому в суп тертое стекло не сыпал. Вот это сверхзадача. Зачем вам еще какие-то люди, кто будет соваться в такие сложности? Знать бы, у какой головы какое настроение, какая шипит, какая бурчит, какая кусается... Сейчас будем опускать вас в мертвую воду, чтобы все персонажи друг с другом слились. Но у них же у всех своя голова, их же нельзя вместе сплавить? Вдруг не получится полного сплава? Может, надо сначала их как следует отделить друг от друга, развести в разные стороны? Вы же все-таки не сиамский близнец? Хотя, может быть, и сиамский. У вас же одна часть одно чувствует, другая часть — другое. Получается, что вы в каждый момент как бы с одной своей частью связываете себя, а все остальные части для вас лишние. Проходит время, а вы в другую часть переселяетесь.

Оксана: Вы хотите, чтобы я вам ответила на этот вопрос? Я не знаю.

Терапевт: Я хочу, чтобы мы с вами это обсудили. Я вам высказываю свои гипотезы, вы с ними время от времени соглашаетесь, время от времени не соглашаетесь. Когда вы ставите вопрос “Что сделать?”, я вас спрашиваю, что вы имеете в виду: какие-то части уничтожить, заставить их договориться друг с другом или сплавить их все вместе ради какого-то высшего единства?

Оксана: Хорошо, я хочу попрощаться с обиженным ребенком или...

Терапевт: Что такое “обиженный ребенок”? Что это за конструкция такая?

Оксана: Это моя конструкция.

Терапевт: Обиженный ребенок — это обезьянка или девочка с рогаткой?

Оксана: Это я в детстве. Когда начался процесс ухода в себя. Просто я поняла, что меня не понимают родители...

Терапевт: Покажите мне человека, которого понимают родители.

Оксана: Я не хочу говорить за всех.

Терапевт: Тогда почему вы думаете, что если вас не понимают родители, это ненормально?

Оксана: Если я реагирую так, то это ненормально по природе человеческой.

Терапевт: Кто это я?

Оксана: Что вы имеете в виду?

Терапевт: Я имею в виду, от лица какого “я” вы сейчас выступаете?

Оксана: От сегодняшнего.

Терапевт: Как вас зовут? Арсений? Оксана? Обезьянка? Вы же себя не чувствуете цельной! (Длинная пауза.) Хорошо, давайте еще раз поставим задачу. Что мы хотим получить? Пришел волшебник выполнить три ваших желания. Что вы пожелаете?

Она говорила, что родители мечтали о мальчике, хотели назвать его Арсением... Часто в семьях это является довольно важным предписанием, особенно в семьях, где ни в чем нет согласия. Арсений, Оксана, обезьянка — три разных имени одного и того же существа. И обезьянка — не просто существо, которое много играет, у которого много гримасок. Это к тому же и не мальчик, и не девочка. То мальчик, то девочка. Во многих разговорах с клиенткой скрытым образом затрагивается тема самоидентификации. И мы на этом немножко задерживаемся.

Оксана: Принять себя такой, какая я есть, или примириться со всеми частями...

Терапевт: Угу. Это первое. Дальше.

Оксана: Я бы хотела перестать так уж переживать и нести ответственность за все. Перестать пытаться соответствовать ожиданиям других.

Терапевт: Это второе. Еще.

Оксана (после длинной паузы): Давайте, такое житейское... Я хочу встретить мужчину... У меня есть мужчина, но он меня не устраивает: каждый мой мужчина меня не устраивает по тем или иным причинам. Я хочу встретить мужчину, который бы меня устраивал, пусть это даже будет кто-то из тех, кого я знаю.

Поиск мужчины может символически означать поиск женщины внутри себя, ясное понимание обстоятельства — мужчина она или женщина, и если женщина, то что такое женщина. И некая идентификация вокруг чего-то, — с одной стороны, для нее чувственного, а с другой стороны, понятного и общепринятого.

Терапевт: Третье... А можно спросить, чем он вас не устраивает?

Оксана: Он не считает, что нужно уделять внимание физической стороне наших взаимоотношений.

Терапевт: Что это значит?

Оксана: Секс у нас с ним не очень хорошо получается.

Терапевт: Почему?

Оксана: У нас разные взгляды на этот вопрос.

Терапевт: В чем?

Оксана: У него очень доминирующая мама, и я так понимаю, что он боится женщин и боится проявить инициативу перед женщиной. И ему не нравится, когда женщина проявляет инициативу. Никак получается. Быстро, энергично и никак. Меня это не устраивает.

Терапевт: Понятно.

Оксана: И когда он делает так, как нужно мне, то сам очень страдает, потому что это очень необычно для него. У нас нет конфликтов, мы можем общаться, мы прекрасно дружим, но в то же время у меня нет особых чувств к нему... есть он, нет — неважно... Еще у меня проблема с сестрой. Малейшая зацепка, и сразу возникает скандал... Но я-то могу как раз... Она меня еще занудой называет...

Терапевт: А у вас еще и зануда есть?

Оксана: Я этого не говорила. Я просто рассказываю, что об этом другие говорят.

Терапевт: Хорошо. Хотите погрузиться в транс?

Оксана (быстро): Хочу.

Терапевт: Есть у вас какие-нибудь образы, которые вы хотели бы использовать? Картинки, чувственные образы, состояния. Не абстрактные, а конкретные. Есть у вас какие-нибудь свои, пусть сумбурные, спонтанные, ни на чем не основанные, но какие-то свои ассоциации о том, какие бы вы хотели иметь превращения?

Оксана: Вы знаете, мне в детстве были очень близки восточные мотивы...

Терапевт: Приведите пример...

Оксана: Мне нравится сказка про Аладдина. Аладдин мне чем-то близок, потому что он у меня ассоциируется с авантюристом.

Терапевт: Вы что, себя чувствуете лампой Аладдина?

Оксана: Нет, Аладдином.

Терапевт: Что делал Аладдин?

Оксана: Он вел себя не совсем правильно. Он и воровал, и шутил, и веселый был, и правильный. Разный. В то же время очень гармоничный внутри себя, принимал себя таким, каким был. И любовь у него была, и друзья, и вообще он хорошо себя чувствовал.

Терапевт: Хорошо, еще какие-нибудь образы есть? Может, вы могли бы быть кустом сирени. Колодцем с водой?

Оксана: Я не хочу. Это символы одиночества.

Терапевт: Еще есть какие-нибудь образы?

Оксана: Вы знаете, мне нравятся дельфины. Нравится море. Но я в нем не плавала.

Терапевт: А хотели бы?

Оксана: Хотела бы.

Терапевт: Хорошо. Давайте тогда попробуем войти в транс...

Оксана: Кстати, я вспомнила свой образ идеального мужчины: это Дункан Маклауд из сериала “Горец”. Он идеален в отношениях с женщинами, очень нежный, очень заботливый...

Терапевт: Он что, импотент?

Оксана (улыбается): Нет. Идеальный мужчина.

Терапевт: Закрывайте глаза. (Клиентка закрывает глаза.) Пойдем искать идеального мужчину. Идеального мужчину нужно искать с закрытыми глазами. (Клиентка смеется.)

Оксана (после паузы): Вы спрашивали, что за чувство. Оно прямо вот здесь сидит (показывает рукой на грудь), все трепещет.

Терапевт: Попробуйте найти уют в теле, сядьте удобнее, чтобы приготовиться к такому путешествию, где вам будет помогать тело, попробуйте к нему обратиться, к разным его частям и спросить, как эти части могли бы оказать вам поддержку... Попробуйте почувствовать, как вы прикасаетесь к спинке... своего замечательного красного стула... (Клиентка улыбается.) Как ваши бедра чувствуют себя... обратитесь к своим губам... спросите у них, что нужно, чтобы они чувствовали себя удобнее... и... давайте попробуем прикоснуться к вашим векам... чтобы почувствовать, как они подрагивают... чуть напрягаются... чуть опадают... как дрожат реснички... Представьте себе... что с ресничек... как будто слетают маленькие капельки... хрустальной влаги... очень чистой... очень прозрачной... (Длинная пауза.) Несколько минут просто почувствуем изнутри свои веки... увидим снаружи... почувствуем реснички... расслабимся... Вы можете почувствовать, как голова слегка колышется... дыхание спокойное... Когда веки становятся чувствительнее... дрожат сильнее... вы переключаете свое внимание на них еще раз... как будто парус... надувается под ветром... на веки падает свет... золотистые пятна в глазах... и покой... и тепло... и покой... и тепло... (Длинная пауза. На лице у клиентки появляется и исчезает легкая улыбка.) Сейчас я расскажу вам историю... которая может странным образом... иметь к вам какое-то отношение... И может быть, вы почувствуете... эту историю совсем своей... а может быть, вам будет интересно... понять, почему эта история... действительно является вашей... И в какой-то момент... может быть, вам захочется... увидеть и услышать... какие-то особые связи... и особые токи... Я хочу рассказать вам историю... о том, что однажды... вы получаете наследство... большой ящик... тяжелый... окованный металлом... старинный... совершенно неожиданно... И в этом ящике... вы находите старинный инструмент... музыкальный инструмент... так похожий на известный вам инструмент... и такой другой... На этом инструменте натянуты струны... он не похож на гитару... этих струн несколько... они совершенно по-разному звучат... Этот инструмент... имеет странный размер... он вашего роста... шириной почти с вас... и удивительно... что такой изящный инструмент... одновременно оказывается таким изогнутым... и кажется, что какие-то его части... спрятаны глубоко внутри... а какие-то струны торчат совсем вовне... и все равно в них остается что-то загадочное... их концы уходят куда-то... И когда вы прикасаетесь к струнам... ваши пальцы оказываются... как будто созданными для них... И мелодия каждой струны особая... и у вас очень острое переживание... того, что каждая струна в этом таинственном... волшебном... из другого мира... старинном инструменте... и почему-то вы твердо уверены... что каким-то странным образом... этот восточный инструмент... принадлежит вашему роду... каким-то очень далеким... очень смутно далеким... вашим родственникам или предкам...

Этот старинный инструмент — инструмент, принадлежащий ее роду, ее наследству. Этот образ напоминает о том, что в ней есть нечто не только от мамы и бабушки, но еще и от дальних предков, и это выдержало проверку временем. У нее музыкальная семья, и эта музыкальность не случайна... В этом образе присутствует странность и одновременно простота. Дар наследства как ресурс и право на наследство. Мне кажется, этот образ довольно компактный и точный по сравнению с предыдущим разговором, который направлялся в разные стороны и ветвился. Мы с ней бегали, как лиса с зайцем по лесу. А теперь — образ, который интересен ей каждой своей деталью.

И минуя какие-то поколения... он попал в руки именно к вам... удивительное ощущение... как бывает, когда вы примеряете вещь... и она оказывается вам точно впору... точно впору... и даже если вы испытывали это... и вы можете испытать это сейчас... ощущение точности... и каждая струна кажется совершенно живой... и кажется, что разные души... посадили вместе... и они рвутся друг к другу... и каждой струне... может быть, очень одиноко... когда ваши пальцы прикасаются к ней... они как будто находят близнеца... Прикасаясь к струне... вы издаете особые звуки... иногда очень печальные... иногда пронзительно радостные... иногда очень тревожные... а иногда — спокойные... и каждая струна... звучит особенными мелодиями... долго-долго... и когда вы прикасаетесь к струне... дополнительный звук появляется внутри нее... он связывается с другими мелодиями... связывается с другими струнами... и они отзываются... отзываются друг другу... И неожиданным образом... ваши пальцы сами знают... когда и к чему... нужно прикасаться... и, перебирая эти живые струны... вы получаете ответ... удивительный для вас... и странным, но явным образом... вы вдруг чувствуете... что эти струны... вашего инструмента... сами трогают и притягивают... ваши пальцы... И уже совсем не понятно... то ли струны играют вашими пальцами... и через ваши пальцы... передается всему телу... и каждая струна... своей таинственной и далекой мелодией... как будто бы через разные поколения... приносит вам удивительное знание... какие-то чувства... и вы ощущаете, что выливается через эту удивительную мелодию... что-то очень важное... и каждая струна... находит в вас родственницу... и каждая струна... и каждая струна... отзывается где-то глубоко-глубоко в вас... и от пальцев... особый ток... особые искорки... От кончиков пальцев... передается другим точкам вашего тела... и кажется, что на вашем теле... на вашей коже... в кончиках губ и носа... в кончиках волос... загораются особые искорки... которые тихо вибрируют... и звучат... и эти звучащие точки... начинают как-то светиться... разноцветными огоньками... светлячками... Удивительное ощущение... подрагивающей кожи... оживающего тела... в особой карте... возникающих точек... и разные струны... вступают в контакт... с разными сторонами вас... и пронзительно одиноко... звучит каждая из струн... И при этом их мелодия... иногда встречается вместе... и вдруг вы чувствуете... удивительный ансамбль... всего происходящего... и может быть, впервые... вы так сильно вслушиваетесь... не упуская ничего... в то, что происходит... Как будто какое-то тайное... знание... тайное ощущение... объединяет вместе... разные стороны... вашей души... И так легко... как будто в пенящемся море... в чистом и светлом озере... возникают образы... закипают и спадают... будто бы волны... набегают на песок... смывают знаки... которые успевают появиться... и мелодии звучат... и появляются новые... и руки прикасаются... к этим струнам... и умение играть... и владеть... этим удивительным инструментом... и вы вдруг радуетесь тому... что он так хорошо защищен... и что в этом окованном ящике... так хорошо сохраняется... таинственная... старинная... ваша... часть... И вам нравится это дерево... вы можете к нему прикасаться... вы больше не знаете... где же вы настоящая... в этом замечательном... таинственном и сложном... и таком простом инструменте... который становится вами... с которым вы сливаетесь... как будто вы срастаетесь с ним... и ваши легкие пальцы... сами находят себе дело... на этих струнах... и струны притягивают ваше тело... и от пальцев разбегаются круги... по вашим плечам и животу... и вы чувствуете мелодию... какие-то особые импульсы... из самой глубины... вашего тела... какие-то особые импульсы... из самой глубины... вашей души...

Мне кажется, ей очень нравится этот инструмент, нравится прикасаться посредством этого инструмента к родовому древу и чувствовать себя его частью... Ее одиночество, борьба с предыдущим поколением при этом теряют свой смысл...

Какие-то старые невыплаканные слезы... и детские улыбки... и печаль... неожиданно вспоминаются... и тут же переходят... в ваши касания к этим струнам... и звучат... и это удивительное прикосновение... и ощущение продолжения вашего тела... усиливающее самые разные случайные... и импульсивные движения... и все ваши чувства... давние чувства... находят выход... и струны плачут... и струны сердятся... струны ужасно гневаются... и кричат... и струны о чем-то просят... и жалуются... сильно жалуются... и вдруг появляется... мелодия радости... пронзительная радость... а за ней тихая радость... и печаль... как будто бы... в этом удивительном чистом потоке... появляются разные раскрашенные струйки... и текут... текут... текут... и почему-то вы уверены... что все эти звуки... найдя себе выход... прикасаясь к каким-то далеким-далеким... вашим предкам... к таинственному волшебнику... и мудрецу... который сделал этот инструмент... эти звуки притекают к вам... и текут куда-то дальше... и вас обтекают... и вы чувствуете полный покой и уверенность... в том, что на очень долго... в общении с самыми разными людьми... вам хватит этих мелодий... и вашей улыбки... и отдельные фразы... и прикосновения... теперь будут связаны... с этим потоком чувств... потоком звуков и образов... откуда-то издалека... И в этом грубом сундуке... таком прочном... хранится этот удивительный инструмент... такой тонкий... такой приятный... в котором изнутри... звучат мелодии... вовне... натянуты струны... И когда вы чувствуете... ваши трепещущие веки... они тоже соединяются... с этими струнами... Их может быть шесть... или семь... или пять... а иногда вы касаетесь восьми... или девяти... а может быть, четырех... иди трех... струн... струн... и вы слышите тишину... между прикосновениями... вы слышите пустоту... иногда в своем теле... и чувствуете полное... и глубокое... полное... и глубокое... расслабление... и покой... И кажется, что при помощи этих струн... и этих мелодий... плетется особое кружево... цельное кружево... музыкальное и цветовое... очень прочное... очень прочное кружево... как будто бы звуки и краски... это кружева и пена... и всей своей кожей... вы ощущаете... как разные клеточки тела... очищаются... очищаются... и тело то легкое, то тяжелое... как будто бы горит... а иногда слегка блестит... прохладная кожа... чистое ощущение... и удивительное единство... ощущения... звуков... И эти такие разные струны... звучат... и встречаются с вашими сторонами... с разными сторонами... вашей души... И кажется, что эта мелодия... очищает... очищает... разные ненужные... и посторонние звуки и слова... и так хочется мало говорить... и видеть чистый образ... и вспоминать свои прикосновения... от этого инструмента... когда руки гладят и трогают... и щиплют и находят... нужную мелодию... А струны сами спускают... и пробуждают тело... которое звучит после этого... как целый инструмент... И пустота внутри тела... и ощущение натянутости... и дрожащие точки... дают особую мелодию... всего тела... хорошо и спокойно... легко и спокойно... очень тихо и спокойно... расслабление и покой... И кажется, что под эти мелодии... вы то спите, то бодрствуете... и поток воспоминаний... рассеиваясь между струнами... течет и очищается... и все грустнее и радостнее... все чище и спокойнее... один за другим... вспоминаются разные эпизоды... вашего прошлого... как будто просеиваясь... сквозь это тонкое и чистое... сито... полный покой... покой и тепло... и простота... (Выделенное слово произнесено с нажимом.)

“Простота” для нее почти то же, что и “пустота”. Употребление слова “простота” означает еще, что я не хочу, чтобы она слишком усложняла себя.

этих звучаний... и простота... этого самочувствия... и разных струн... находят друг друга... и каждая струна... совершенно одинокая... и они звучат... и встречаются... и кажется, что-то пронзительное... может быть, со слезами... может быть, с радостью... происходит с вами... как будто бы единственность... особая целостность... особая гармония... и когда вы дышите... вы чувствуете плавность и покой... плавность и покой... Легко и спокойно... Ровно и спокойно... Тихо-тихо... Легко-легко... Легко-легко... И когда вы захотите... очень не спеша... хорошо запомнив этот музыкальный инструмент... и свою целостность... не спеша — не спеша... когда захотите... вернетесь... и откроете глаза... (Клиентка открывает глаза и улыбается.)

Вопрос участника группы: С Оксаной было проведено несколько трансов. Как бы вы прокомментировали динамику этой работы?

Терапевт: Во-первых, отношения с клиенткой постепенно очеловечиваются. Она сразу не так отвечает на вопросы, задумывается. Затем легче реагирует на мое желание привести ее к какой-то фактурности, к каким-то конкретным ответам. Даже в ее представлении, сколько у нее будет внуков. В-третьих, я в каждой ситуации заставляю клиентку идентифицироваться с разными частями самой себя, с разными родственниками. Динамика заключается в том, что легче включается тело, легче возникают ассоциации, появляется большая вдумчивость. Но главное, что происходит в динамике, — я становлюсь для нее достаточно интересным и не совсем разгаданным человеком, на которого возникает свой перенос.

Вопрос участника группы: Что это за перенос?

Терапевт: Кто я такой для нее — не понимаю. Но качество этого переноса заключается в том, что с него не так легко сорваться. Потому что ее обычный перенос состоит в том, что человек ее слегка заинтересовывает и скоро перестает интересовать. Ее не устраивают все — ни папа, ни мама. Нет ни одной ситуации, которая бы ее устраивала. Она может общаться только с сестрой, и то говорит, что сестра ее тоже не устраивает. Наличие в данном случае некоего переноса — знак того, что в реальности имеется некая фигура, которая может быть ей интересна, существует возможность ее длительной концентрации на каком-то объекте и испытывание каких-то чувств к нему, не важно каких. Я становлюсь на это короткое время достаточно заряженной фигурой, и она просто принимает мое существование, в то время как все остальное для нее призрачно. Клиентка в этом переносе получает возможность вольно обращаться со мной — ставить меня на пьедестал и свергать с него. Тем самым легче принимать те ситуации, когда ее тоже кто-то отвергает или боготворит. Я не беру на себя всех ее проблем, не обещаю ей чудес, но и не ухожу от предъявляемых состояний.

Вопрос участника группы: Каким образом вы делаете это?

Терапевт: Она все время говорит о том, что у нее все всерьез, все по большому счету, все глубоко, все очень важно. На самом деле у нее все может быть заменено на что угодно. От меня требуется принять ее всерьез, несмотря на то, что клиентка просит принять ее, как живое существо со своей болью.

Вопрос участника группы: Каковы были ваши чувства при работе с Оксаной?

Терапевт: Она все время произносит какие-то слова, какие-то абстракции... Очень трудно ее на чем-нибудь конкретном остановить. Она пугает. В ней чувствуется напряжение, возможность в любой момент соскочить куда-то. Фактически, это напряжение, которое бывает у человека с очень глубокими нарушениями. Она пугает, но я не боялся. От меня требовались два качества — очень бережно и твердо держать ее в руках, бережно следовать рядом. Я не воспринимал всерьез ни один из ее образов, ни одно из ее четких пожеланий. И каждый раз вступал в оппозицию, снимая ее четкий посыл. Тем самым я расширял ее запрос и конкретизировал его. Каждому ее запросу давал возможную детализацию. Всякий раз, когда клиентка нагнетала напряжение, я улыбался, сидел в удобной позе и старался снять ее напряжение. Она каждый раз напрягалась и пускала заряд, как тетива лука. А я каждый раз расслаблялся и старался расслабить и ее. Она как бы завязывала узелок, а я его развязывал. Такая гибкость направлена на то, чтобы не вовлекаться в напряжение.

Мое состояние с ней менялось. Ко времени проведения последних трансов я чувствовал, что ей все более комфортно, и мне тоже. Я знал про нее уже больше, мне легче давались образы, которые были на грани ее напряжения и разных мягких, плавных, чисто физических переживаний комфорта и благополучия. Мне было с ней все легче и легче. Я чувствовал, что у нас возникает зона общего комфорта.

Технические приемы

интегративной гипнотерапии

В плетении транса-ковра есть свои технические приемы, которые могут быть не заметны при чтении текста.

На этапе предваряющего транс диалога, в котором развинчиваются привычные шаблоны поведения, я начинаю с того, что задаю вопросы, на которые клиент будет отвечать положительно. Такие вопросы создают “да-пространство”, дают возможность принять предлагаемое терапевтом движение.

В диалоге я принимаю любые реакции клиента, но не считаю их достаточными и исчерпывающими. Поэтому мои вопросы часто носят уточняющий характер и предполагают очень конкретные, точные ответы: атомарные картинки, звуки и телесные ощущения. Таким образом я перевожу разговор на язык деталей, где чувства, переживания и рефлексия сосуществуют очень близко друг к другу. Конкретная деталь в терапии — как клубок, из которого торчит ниточка памяти, ниточка непосредственного переживания, ниточка образа, ниточка вербализации. И тогда эта техника может рассматриваться как возвращение к непосредственности. Человек выводится в пространство, где его жизнь оказывается состоящей из множества петелек, отдельных фрагментов, каждый из которых имеет свой смысл, свою ценность и не является лучше или хуже остальных. На этом фоне отдельные переживания, которые осознаются как очень плохие или очень хорошие, теряют свою избыточную ценность и эмоциональную нагруженность.

Техничным является и сосредоточение в диалоге не на содержании разговора, а на том, как мы говорим. Перевод внимания от “что” к “как” — это техника перехода от фигуры к фону происходящего, снимающая фиксацию на проблеме как таковой. Клиенту становится интересно. У него возникает доверие к тому, что мы сейчас делаем, даже если происходящее ему совсем непонятно. Каждый отдельный вопрос нарушает логику ожиданий, но в целом ситуация такова, что у клиента сохраняется ощущение комфорта при возрастании степени неопределенности. В состоянии невротичности, тревоги люди очень тяжело переносят неопределенность. Поэтому очень важно, что создающееся вопросами пространство совмещает в себе и неопределенность, и удобство. Такое пространство позволяет человеку оставить готовые ответы и начать искать новые решения внутри себя.

Я показываю, что думаю над каждым своим вопросом, у меня нет готовых вопросов и ответов. Правильных ответов и вопросов вообще не может быть. Показываю, что смысл содержится не только в сказанном, проявленном, но и в том, что еще готовится быть, что обдумывается. Тем самым и паузы, и молчание становятся значимыми, насыщается смыслом пространство нашего бытия.

Мои вопросы сопровождаются особым невербальным поведением. У меня в единицу времени бывает больше невербальных реакций, чем принято. При этом они имеют менее четкие социальные знаки, я не делаю светских, ожидаемых жестов, а веду себя довольно спонтанно. Таким образом задается боґльшая спонтанность в диалоге.

Важной техникой является отзеркаливание клиента. В процессе работы я на секунду принимаю различные фрагменты его позы, принимаю и сбрасываю, не задерживаясь надолго. Я нахожусь в зеркальном взаимодействии с клиентом, считывая сотни его микроповеденческих деталей своим телом, часто без всякой рефлексии. Я не знаю, какие из них в дальнейшем мне понадобятся, и накапливаю отзеркаленные фрагменты, закладываю их на длительное хранение, не приписывая им какого-либо знака. Я называю такое отзеркаливание техникой переменного тока, когда я как бы намагничиваюсь схваченными и удержанными телесными и зрительными образами. В какой-то момент времени каждый из них может стать главным, породив притягивающие и важные для понимания клиента ассоциации, которые суммируются в образах наведения. Сидящий передо мной человек неожиданно становится кристаллом, в гранях которого я могу увидеть какие-то значимые картинки его прошлой жизни.

В наведении транса тоже существуют свои технические приемы. Измененное состояние сознания достигается средствами, которые невозможно услышать в тексте, — это манера произношения и интонирования фраз. Я интонирую не там, где человек ожидает: я делаю разрывы в словах, произношу их частично, “съедаю” окончания. Концы фраз я произношу с эффектом падающей капли, когда интонация падает вниз и затем следует пауза. Тем самым я разрываю речевые шаблоны. Помимо этого в наведении существуют чисто ритмические правила, повторами интонаций я как бы убаюкиваю человека.

В наведении нарушается и частота употребления слов, когда в одной части транса я использую много существительных, в другой — прилагательных, а в третьей — глаголов. Такие сгущения создают лингвистическую центрифугу, многократно энергетизируют передаваемый образ.

Часто я использую такую технику: какое-то время говорю о звуках, а потом перехожу к цветам или от цветов — к оттенкам, потом резко меняю модальность описания. Таким образом, помимо смыслового содержания, в наведении всегда существует какая-то игра с модальностями, шаблонами, которые создаются, удерживаются или разрушаются.

В выборе образов тоже есть свои шаблоны — часто повторяющиеся стеклышки выстаиваемого витража. В отзеркаливании я сужаю поле возможных состояний клиента до четырех-пяти наиболее типичных и важных и создаю индивидуальную грамматику их взаимопереходов.

Можно условно выделить следующие типичные состояния: (1) состояние, в котором человек себя принимает и хотел бы быть представленным другим; (2) состояние, которое кажется ему противоположным и которое он скрывает от всех; (3) дополнительное состояние, нейтральное, менее рефлексированное; (4) волшебное, ресурсное состояние. Я часто подбираю для человека сказку, разные персонажи которой — как наиболее положительные, так и самые отрицательные — были бы репрезентациями его противоречий. Одна из моих любимых сказок — “Золушка”. В ней есть женщина — принцесса, которая действительно имеет право на бал, ограниченное время, но имеет. Есть мачеха — ведьма, которая хорошо знает, как надо делать, но делает все наоборот, разрывает нормальный ход ситуации. Есть сестрицы, они правильные, нормальные, может, и красивые, но не принцессы, потому что боятся рискнуть и стать Золушкой, боятся всерьез мечтать о бале, не умеют уменьшаться и увеличиваться. Есть фея, которая способна помогать другим, способна быть святой, делать чудеса. И сама Золушка, которая занимается черной работой, чистит в подвале чечевицу, перемазана пеплом. Девушка, которую не узнают после бала. Она являет собой состояние депрессивности, подавленности, собственной неполноценности, которое избывает своей смиренностью.

Есть другой типаж, который я описываю через четыре эмоциональные состояния. Одно из них — отстраненность от реальности, человек видит себя и окружающих как бы со стороны, наблюдает за своей жизнью, как за шахматной партией. В таком состоянии он включен интеллектуально, но его чувства совсем не задействованы. Второе состояние, наоборот, очень чувственное — воспоминание, перебирание бывшего, что было совсем давно, вчера, полчаса назад. Это состояние похоже на чувственное перебирание, смакование бусинок — образов, картинок, звуков; такое прустовское время в очень наполненном, чувственном пространстве. Человек перебирает эти четки переживаний и происходит встреча образов и чувств, одевание этих маленьких чувств в интеллектуальные понятия. Но в этом состоянии совершенно отсутствует воля, человек детально чувствует прошедшее время, но бессилен оценить то, что происходит сейчас. Человек недвижим, заторможен, неэнергетичен. Третье состояние характеризуется довольно высокой двигательной энергетикой, когда человек прыгает как мячик, у него подвижные суставы, он принимает любые роли, выполняет любые функции. Хорошо адаптирован, социабелен, но в некотором роде бездушен. Четвертое состояние — ощущение спущенного мяча: все не так, то ли руки длинные, то ли ноги короткие. Вялое, капризное, подростковое состояние. Для этого типажа у меня существует схема его времени, схема его тела, схема его отношений с окружающим, и эти схемы образуют некую целостность, в которой они замкнуты воедино. Эти типажи — части моей личной библиотеки образов.

Клад волшебных колец

На клиентский стул садится, положив руки на колени, Фаина .

Фаина: У меня в марте умерла мама. Раньше я не сталкивалась со всем, что касается погребения. Оказалось, что это серьезный ритуал. Это стало для меня открытием, и я спросила себя: “А как будут хоронить меня?”. Поскольку я мусульманка, то меня будут хоронить в соответствии с мусульманскими обычаями. Меня это устраивает. Но мои дети имеют русскую фамилию, и я растерялась: как будут хоронить их? Меня-то не будет... (Фаина глубоко вздыхает, кладет ногу на ногу, как и терапевт.) Эти размышления вызывают напряжение у меня. Ощущение зажатости в спине, оно проявляется сильнее, напряжение нарастает. (Отводит плечи назад и касается их руками.) На мужа смерть моей мамы тоже произвела впечатление. Он не ожидал, что она так быстро умрет, думал жить с тещей долго, хотя сначала у него с ней были сложные отношения, но потом они друг друга приняли. Когда умерла мама, я поняла, что мои дети должны быть похоронены по обычаям христиан. Когда мой муж заговорил об этом, я внутренне уже приняла решение. Когда он предложил и мне похороны по христианскому обычаю, я отказалась. Моему сыну 10 лет, а дочери 15. Сын относится к этому не так серьезно, только хочет носить цепочку и крестик. Дочь — то же самое, ее привлекают только внешние атрибуты. Они не против принять крещение. Я готова с ними согласиться и даже попробую летом это сделать. Но внутри меня нарастает протест.

Терапевт: Против того, чтобы они приняли крещение?

Фаина: Угу. Это вроде бы логически правильное решение, но все равно оно вызывает протест.

Терапевт: Хорошо. Попробую рассказать, как я это понимаю. Во-первых, спасибо вам за ваш откровенный и душевный рассказ. Расскажу о гипотезе, которая у меня возникла. Смерть близкого человека заставляет о многом задуматься, но кроме этого, когда умирает мама, ты становишься последней в роду, близко сталкиваешься со смертью. (Клиентка кивает.) Это вызывает естественный страх. Он может быть явный, скрытый, но он вызывает мысли, которым обычно нет места. Мы привыкли думать, что мы, в каком-то смысле, вечны, а тут вдруг оказывается, что я — крайний. Второй момент — отделение. Была мама, вы с ней ссорились, мирились, а тут вдруг резко отделились друг от друга. Еще возникает переживание: дети вырастают, вы им меньше нужны, они тоже могут отделиться когда-то. Это тоже очень тревожно. (Клиентка напряженно смотрит на терапевта.) Актуализируется еще момент, религиозный, духовный. (Клиентка кивает.) Есть люди неверующие, есть христиане, есть мусульмане — это не было столь актуальным, но получается, что и с мужем происходит какое-то отделение. Оно может быть совершенно не связано с религией или национальностью, а просто по мере жизни, когда в семье меняются какие-то чувства, то меняются и отношения с мужем. Я не знаю, каковы они, но, может быть, в них тоже что-то изменилось, независимо от этого. И такое ощущение изменений, отделение по разным признакам, отчасти актуализирует отделение по принципу принадлежности к обряду, к религии. За этим стоит чувство одиночества. Когда есть чувство одиночества, то задумываешься, отчего оно возникло. Мама ушла, дети фактически тоже уходят. То, что они переходят или хотят перейти в другую религию, выглядит как отмежевание. (Клиентка вздыхает.) Чувствуешь, что живешь на некоем острове. (Клиентка усмехнулась.) В чужом месте, которое раньше считал своим. Возникает вопрос корней. Где мои корни? С чем они связаны? Как мне сохранить последовательность рода, жизни? Понятно, что я говорю?

Фаина (кивает): Угу.

Терапевт: Это вас не обижает?

Фаина: Нет.

Терапевт: Возникшие проблемы запущены чем-то. Вступлением в новый этап жизни, ощущением слишком большой и тревожащей новизны. (Фаина вытирает пальцем глаза.) Одна из проблем, которые вы ставите, заключается в том, чтобы, как мне кажется, найти целостность и устоять. В какой-то мере вы были тем центром, который всех их связывал. Вы находили со всеми язык — с мамой, мужем, с детьми. В этом была какая-то уравновешенность. А сейчас ее нет. Нужно создать эту уравновешенность, и непонятно, была ли старая уравновешенность устойчивой.

Фаина: Вы хотите, чтобы я выбрала что-то?

Терапевт: Нет. Я высказал гипотезу, и мы можем ее обсудить.

Иногда клиент в начале терапевтической беседы высказывает проблему скорее показную, и я стараюсь подвести его к экзистенциальным вопросам его жизни. Но в данном случае клиентка разогрета, она долго готовилась к решению выйти и обозначает сразу довольно значимую проблему и говорит очень скрупулезно, весьма эмоционально. Начав с этой точки, я сразу же иду дальше. Предлагаю ей следующую идею: она — это “ком глины”, соединивший в одно умершую мать, мужа и двух детей. Но оказывается, что этим комом больше быть не нужно, потому что она стала менее близка с мужем, дети выросли и в ней больше уже не нуждаются, мать тоже ушла. Это тема одиночества... Вторая тема — страх смерти, а третья тема — проблема ее корней. Она, если я правильно понимаю, в детстве очень сильно хотела отделиться от своей семьи — интеллектуально, чувственно — то есть быть иной, чем они. И отделилась от нее не только по своему образованию, по строю семьи, но и географически. И сейчас этот маятник качнулся в другую сторону — ей хочется вернуться к корням, примириться со своей семьей. Она на распутье и обращается ко мне, как к некоей иной силе. У меня такое чувство, что она учится молиться, чего раньше не умела. Какой-то иной силе то ли выше себя, то ли внутри себя. Потому что ее жизнь была построена на слишком рациональных основах. Она все время знала, чего хочет и куда стремится. А сейчас она перестала это знать, пытаясь найти какую-то другую форму возможного знания.

Фаина: Я бы согласилась, пожалуй.

Терапевт: Может, что-то дополните? (Фаина глубоко вздыхает.) Может, отношения с мужем, с мамой, детьми, перемены на работе? Вы сейчас активно ищете какой-то выход. Вы не опускаете рук, но почувствовали опасность, возникшую трещину среди бывшей уравновешенности и гармонии.

Фаина (вздыхает): Наверное, это связано с возрастом. Мне будет немало лет, и я должна что-то выбрать. (Улыбается.) Быть ли мне преподавателем или психологом? Я меняла работу. Никто не понял, почему я ушла (плачет), у меня была престижная работа, меня ценили... И вдруг я оставила работу. Директор сказал: “Она не может работать на одном месте”.

Терапевт: Скажите, пожалуйста, кто в вашей семье был более властным, а кто — более мягким?

Клиентка рассказывает об этом с большой обидой и с размышлениями: “Может быть, я действительно не могу на одном месте долго находиться. Чего же я хочу?” Это тема непоседливости, желания меняться... Мотив, который, в силу своей заряженности, может быть связан с ее детством. Можно предположить, что ей могло быть уютно в своей семье, но, с другой стороны, она оттуда хотела сбежать.

Она пребывает в области довольно интенсивных эмоций, и сейчас ее можно переместить куда-то в другую область, с тем, чтобы через несколько движений по спирали вернуться к проблеме, с которой она начинала: смерть матери, одиночество...

Фаина: Трудно сказать. Наверное, отец. Он, конечно, был более жестким человеком. Но и мама, в общем-то, тоже...

Терапевт: У вас были братья и сестры?

Фаина: Два брата и сестра.

Терапевт: Вы какая?

Фаина: Предпоследняя. (Закусила губу.)

Терапевт: А какое у вас было место в семье? Как к вам относились? Кто был любимым? Как вы можете описать свою семью?

Фаина (улыбнулась): Наверное, я была любимицей. Я помню, как мне рассказывали, что когда я была маленькой, то очень хорошо говорила, по-дагестански, кстати. И была веселой. Потом я училась в школе. Для меня школьные годы остались праздником. (Плачет.)

Терапевт: В детстве вы жили в дагестанской среде?

Фаина: Года три всего. В первый класс пошла в русскую школу. Там, где я родилась, не было дагестанской среды. Года на полтора нас увезли в деревню, а потом мы опять вернулись на север. Я была то там, то тут.

В детстве она долго не сидела на одном месте. Что-то во фразе директора в этой связи ее задевает... Третий мотив, о котором мы будем говорить: клиентка в детстве много читала, училась, не была погружена в свою семью. Это тоже движение — по книжкам, движение в другом мире, движение от своей бесписьменной семьи.

Терапевт: Вы в детстве много путешествовали?

Фаина: Угу. (Закусила губу.)

Терапевт: А у вас есть какая-нибудь дикая составляющая? Культурная составляющая — понятно. А есть ли дикая, которую вы как-то обуздываете. Есть ли она у вас в роду?

Я спрашиваю о дикой составляющей, потому что клиентка настроена разбираться и рефлексировать... Неявно мы с ней уже разбирали некоторые части ее личности. Сейчас я в явном виде разбираю с ней вопрос о ее частях. Полагаю, что у нее есть цивилизованная, книжная и дикая, национальная составляющие. Я у нее прямо спрашиваю, чтобы понять, что она об этом думает. И как она с этим собирается дальше быть.

Фаина (взгляд устремлен вверх, улыбается, трет пальцем подбородок): Да, наверное, есть...

Терапевт: Что это может быть?

Фаина: Наверное, та часть, которая не слушалась родителей. (Слегка высунула язык и облизнула верхнюю губу.)

Терапевт: Вас в детстве пугали кем-нибудь? Пьяным, сумасшедшим? У вас был какой-нибудь отрицательный пример?

Фаина: Пожалуй, нет.

Терапевт: А вокруг? Не в семье?

Фаина (довольно долго молчит, думает): Не знаю.

Терапевт: У вас есть часть, которая не хотела слушаться родителей. Что это за часть?

Фаина (улыбается): Которая вышла замуж без согласия родителей.

Терапевт: Эта часть мечтательная, которая хотела куда-то вырваться?

Фаина: Не знаю.

Терапевт: Вы мечтали иметь другую жизнь, другое окружение, других родителей?

Фаина (кивает): Угу.

Терапевт: Что это были за мечты?

Фаина (смеется): Не знаю... Мне кажется, другую фамилию мечтала иметь, жить в другом городе...

Терапевт: Чем занимались ваши родители?

Фаина: Мама — домохозяйка, отец — рабочий.

Терапевт: Значит, вы вышли в другой слой занятий?

Фаина: Угу.

Терапевт: Чем занимается ваш муж?

Фаина: Муж работает в геологии, он — геодезист.

Терапевт: Кто у вас дома читает больше всего книжек?

Фаина (смеется): Наверное, я. Я всегда училась.

Терапевт: Откуда у вас возникло желание учиться? Это часть желания уйти в другое место?

Клиентка интеллектуально развита. Толковая, читающая, она практически единственный человек с высшим образованием в своем окружении. Разница между семьей, в которой она родилась, и семьей, которую она создала, очень велика. Вопрос в том, сколько стоит этот резкий и далекий переход в другую культуру. Она, может быть, хочет вернуться в какой-то простой быт, с его неустроенностью, непредсказуемостью во времени. Она хотела вытянуться и жить на носочках и с белым воротничком, она живет в этой жизни, но сейчас ей кажется, что это слишком дорого стоит. А может быть, это просто субдепрессивное состояние, когда не хочется нести ответственности... А может быть, она устала вытягивать куда-то своего мужа, своих детей и всю семью. Вопрос о мусульманстве и о том, как будут ее хоронить — это метафора цены такой перемены и того, возвращаться ли обратно или двигаться куда-то еще. А куда двигаться, совершенно непонятно.

Фаина: Может быть, стать кем-то другим?

Терапевт: Ну, собственно, профессия учительницы — учить других.

Фаина: Угу.

Терапевт: В поселке, где вы жили, учитель и врач — люди уважаемые, уважаемых профессий, больше всех знают о других.

Фаина: У меня, кстати, не было проблемы выбора профессии. Я приняла решение стать учительницей, потому что мне нравилось учиться в школе. Мне там было приятно.

Терапевт: Кроме культурной части, какая все-таки в вас есть дикая часть? Раз вам так хотелось быть культурной, какой страх некультурности, дикости возле вас жил?

Фаина: У-у-у... (Закусила губу.) У меня есть сестра. Она как бы моя противоположность.

Терапевт: Она пьет?

Фаина: Не-а... (Голос задрожал.) Она — инвалид с детства.

Терапевт: Что с ней случилось?

Фаина: Олигофрения. (Заплакала, трет пальцем нос.)

Терапевт: Вы чувствуете себя виноватой? (Фаина плачет.) Почему вы плачете? (Фаина вытирает платком глаза.)

Может быть, по мусульманскому деревенскому канону, когда мать умирает, клиентка должна стать матерью для своей сестры. Я думаю, что эта роль для нее слишком тяжела, и она за нее полностью не берется, но где-то это присутствует. Вторая гипотеза: она пошла учиться на учительницу, чтобы свою сестру вылечить, выучить... Эту задачу она отчасти забыла, вытеснила, отчасти выросла из нее. В третьих, чувство вины: с чем оно связано? Она начала с того, что у нее умерла мама, и по этому поводу у нее нет особой вины...

Фаина (говорит сквозь слезы): Мне вспомнилось, что мама... она нас в детстве как-то разъединила... И чувства близости нет до сих пор...

Терапевт: Куда сестра делась?

Фаина: Она уже взрослая, у нее есть дочь, она вышла сейчас замуж... И, как я сейчас понимаю, она неплохо адаптирована к жизни... (Постепенно успокаивается.)

Терапевт: Знаете, олигофрены бывают очень счастливы.

Фаина: Она работает, и в общем-то, очень добра... Но на моем фоне ей было особенно плохо... И она меня ненавидела... (Говорит со слезами.)

Терапевт: Тоже мне добренькая... Как же она вас ненавидела? Вы уверены, что она вас ненавидела? Может быть, это вы ее ненавидели?

Фаина: Может быть, я... Может быть, я ее не любила... (Слегка вопросительная интонация.)

До сих пор она была очень хорошей... А сейчас она выходит в область допущения отрицательных чувств, и это ей кажется очень важным.

Терапевт: Может быть, вы ее не любили, потому что вам казалось, что она должна вас не любить?

Фаина (кивает): Может быть, так...

Терапевт: А почему бы и нет? А если вы должны все время быть хорошей и доброй, то нельзя же позволить себе признать, что вы кого-то не любите, тем более сестру, тем более, которая в этом не виновата... (Фаина тяжело вздыхает, вытирает глаза.) Тем более человек с олигофреническими чертами чаще всего не испытывает отрицательных чувств к кому-то... Да?

Фаина: Да, я не вполне довольна собой. Когда мы переехали в город, сменилось соотношение масштаба... В поселке все было сконцентрировано, на виду... А в городе это оказалось совершенно неважным.

Терапевт: Вы хотите переехать в другой, большой город?

Фаина: Сейчас? Или мысленно?

Терапевт: Нет, вообще.

Фаина: Нет, мне там нравится. Может, когда-нибудь... Мне не нужен очень большой город. Если я бы и хотела переехать, то только так, чтобы дети и их дети могли ко мне приезжать отдыхать. Как мы сейчас ездим отдыхать к родственникам мужа.

Терапевт: Хорошо. Давайте вернемся к детству. Какие в вашей семье были отношения?

Фаина (почти успокоилась, только изредка всхлипывает): Не очень благополучные были отношения. Отец пил иногда, маме, конечно, было трудно... Я ловлю себя на мысли, что когда-то в детстве мне хотелось прижаться к маме, и я чувствовала преграду...

Терапевт: Почему?

Фаина: Мне казалось, что я ей помешаю, или ей это не нужно. У меня возникло странное чувство, когда ее опустили в могилу. Ощущение, что она наконец обрела свое место. И меня это не испугало. Только потом я подумала: неужели я такая плохая, раз у меня могла появиться подобная мысль?

Терапевт: Скажите, вы в детстве были чистеньким ребенком?

Фаина: Да. (Прижимает палец к губам.)

Терапевт: Боялись запачкаться?

Фаина: Да. У меня мама была очень чистоплотной. Она следила за нами. Хотя у нас не было больших возможностей для этого, она хотела, чтобы мы выглядели нарядными. Она мне всегда делала прически... (В голосе чувствуются слезы, руками изображает, какие прически ей делала мама.)

Терапевт: Насколько в детстве вам было уютно в семье? Насколько она была упорядочена? Например, что происходило, когда отец приходил домой пьяный?

Фаина: Обстановка была труднопредсказуемой. Когда отец приходил пьяный, то мог играть на гармошке... (Улыбается.) Иногда вел себя так надоедливо...

Терапевт: А что мать делала при этом?

Фаина (задумалась): Она иногда вступала с ним в пререкания, иногда просто собиралась, и мы уходили...

Терапевт: Вы этих эпизодов ждали? Или, наоборот, побаивались, или они вас развлекали?..

Фаина: Не развлекали, конечно.

Терапевт: Вы их стеснялись? Какие у вас были чувства по этому поводу?

Фаина: В раннем детстве, наверное, страх... (Вздыхает.) Или ненависть к отцу, когда он бывал таким... Потом — нежелание принять его любовь...

Терапевт: Каково ваше отношение к маме?

Фаина: Мне было ее жаль.

Терапевт: Вы чувствовали, что она опора семьи? Или это была ненадежная опора?

Фаина: Чувствовала. Да.

Терапевт: Была ли в ваших отношениях с ней какая-то неоднозначность?

Фаина: Мне всегда казалось, что она держит меня на расстоянии.

Терапевт: Вам хотелось больше ласки?

Фаина: Угу.

Я не столько разговариваю о ее семье, сколько блуждаю вместе с ней в ее эмоциональном поле. Мне не столько важна информация, сколько пребывание в этом эмоциональном поле и возможность находить, где она видит что-то новое, где она плачет, где радуется. Я спрашиваю ее, как она могла бы быть не одинока, с кем. Она как никто из присутствующих в группе использует каждую минуту происходящего. Она живет. Ставит проблему одиночества, и я пытаюсь понять, что для нее значит “неодиночество”. Но создается впечатление, что она всегда была одинока. Я пытаюсь понять, где вокруг нее находится эмоциональная оболочка, эмоциональная аура.

Терапевт: А был ли кто-то, от кого вы получали эту ласку?

Фаина (довольно долго молчит): Не знаю...

Терапевт: Какие книжки вы читали — романтические, любовные, приключенческие?

Фаина (смотрит наверх, думает): Что читала?..

Терапевт: Как я понял, вы жили в мечтах?

Сейчас мы готовим поле ее реальной жизни, ее мечты. Эти мечты были, когда она жила в своей семье, из которой мечтала сбежать. Если принять, как это часто бывает, что в поле мечты она хорошо адаптирована, то ей вообще все равно, в какой реальности жить. И тогда возникает вопрос: чем сейчас ее не устраивает реальность? Она вдруг начала взрослеть? Существенно меньше стала при этом мечтать?

Фаина: Наверное, романтическую. Ходила в библиотеку и дружила с библиотекарем. Много читала.

Терапевт: И она вам помогала?

Фаина: Мне было приятно там.

Терапевт: Вы там проводили много времени?

Фаина: Да.

Терапевт: Скажите, а какой период в вашей жизни был лучшим? Детство, старшие школьные годы, время после школы...

Фаина: Наверное, старшие классы... (Заинтересованно смотрит на терапевта.)

Терапевт: А если брать время после замужества?

Фаина (долго молчит, взгляд устремлен наверх): Наверное, когда я вышла замуж... Хотя это время было связано с неприятностями, потому что мои родители не хотели, чтобы я выходила замуж, так как муж — русский и намного старше меня... Но мне всегда нравились ребята старше меня. Для родителей было неожиданностью, что я их не послушалась. Они не замечали, что я живу отдельно от них...

Терапевт: Хорошо... Можно сказать так: в детстве ваша семья была не настолько гармоничной и устойчивой, как вам хотелось бы. Вы построили семью, которая до некоторого времени казалось вам более гармоничной. (Фаина вздыхает, теребит платок.) Какое место в вашей новой семье занимала мама? Она жила у вас?

Фаина: Нет, она не жила у меня. Мы всегда жили отдельно от мамы. У меня такое чувство, что мама хотела найти во мне какую-то опору.

Терапевт: Значит, у вас есть чувство вины, что вы от нее отделились? (Фаина кивает.) И фактически прервали связь со своим родом? И нет уверенности, что в этом отделении вы сделали правильное количество шагов — не три, а скажем, пять?

Фаина: Да, наверное...

Терапевт: Вы их не бросили, но захотели внутренне отдалиться. И сейчас вопрос в том, насколько вы отдалились... Да?

Фаина: Да. (Кивает.)

Терапевт: Что сейчас нарушилось в вашей собственной семье?

Фаина: Наверное, дело в моих ощущениях...

Терапевт: С чем они связаны? Какова роль вашего мужа в семье? Он ваш ребенок или вы его ребенок?

Фаина: Наверное, я его ребенок.

Терапевт: Он вас опекает?

Фаина: Он берет на себя все самые сложные вопросы.

Терапевт: Это и раньше происходило, или что-то изменилось?

Фаина (задумалась): Может быть, я стала самостоятельней.

Терапевт: Это нестрашно?

Фаина: Нет... И для него тоже нет.

Терапевт: А ему нравится, что вы стали самостоятельней?

Фаина: Я думаю, да.

Терапевт: Бывает так, что семья меняется, и не все ее члены приспосабливаются к этим изменениям. Нарушается неписаный контракт.

Фаина: Нет, наверное. В моей сегодняшней семье как бы все нормально...

Терапевт (перебивает): Я не говорю про нормальность...

Фаина: Но у меня такое чувство, что я начала как бы отдаляться от мужа.

Терапевт: Возвращаемся на несколько шагов назад. Согласно обсуждаемой гипотезе, произошли некие процессы нарушения интеграции, целостности — уход мамы, взросление детей. Та выстроенная жизнь, которая вышла из мечты отделиться, жить в предсказуемом мире, на островке культуры, в ощущении чистоты, тепла, осталась. А ощущение целостности и полноты нарушилось. Нет той целостности.

Фаина: Может быть, дети тоже стали от меня отдаляться...

Терапевт: Понятно... Поставим вопрос по-другому. Вы потеряли маму и вдруг увидели, что это для вас важнее, чем казалось. Что еще сейчас вы боитесь потерять?

Фаина: Может быть, мужа?

Терапевт: Почему?

Фаина: Может быть, потому, что, мне кажется, я его перестала любить?

Терапевт: Почему, как вы думаете?

Фаина: Я знаю, он меня любит, но об этом не говорит.

Терапевт: А может быть так: для вас много значит умение мечтать, построить в уме свой мир... И реальный мир не является единственным, потому что может что-то произойти, измениться. Может быть, вы чувствуете, что наступает момент, когда вам будет трудно изменить реальный мир, найти другого мужчину или построить другие отношения. Вам не хочется однозначно остаться в тех же отношениях?

Фаина: Я понимаю, что уже мало что можно изменить...

Терапевт (перебивает): Вы согласны с этим, или вы понимаете это только умом?

Фаина: Где-то внутри себя я не хочу ничего менять.

Терапевт: Поставлю вопрос иначе. Вам хочется испытывать чувство. К мужу вы эти чувства в той мере, в какой хотите, сейчас не испытываете. К кому бы вы могли еще испытывать эти чувства? Куда девать эти чувства? Может быть, вам нужно больше чувств, чем сейчас?

Фаина: К сыну, и к мужу тоже.

Терапевт: Ведь вы из его ребенка, как вы говорите, должны превратиться в мать. Стать матерью в широком смысле: для мужа, если он в этом нуждается, для детей... Вы предполагаете перейти от чувств одного рода к чувствам другого рода. Может, это в вас рождает тревогу? Может, вы хотели бы, чтобы вас любили, а не вы любили кого-нибудь? Вы же говорите, что вам не хватает слов мужа о том, что он вас любит.

Фаина (слегка улыбается): Может, мне надо больше любить?

Терапевт: Да. Как этого можно достичь? Вы начали с того, что ушла мама. Мама-то вас любила, и с ее уходом проблема необходимости чувств к себе обострилась, стала актуальней. И когда вы говорите, что станете хорошо относиться или любить тех, кому будете помогать, то, может быть, в этом заключается надежда, что и они за это будут вас любить?

Фаина: Меня могут, наверное, любить конкретные люди.

Терапевт: Могут и должны. Но какой любви вы хотите? В какой любви вы нуждались в детстве, но не получили? Что может быть с этим связано? Мы говорим о том, почему сейчас у вас нет ощущения целостности, которое было раньше.

Фаина (смотрит задумчиво): Странно, не знаю, как ответить на этот вопрос...

Терапевт: Это трудный вопрос... (Небольшая пауза.) А все-таки, о чем вы сейчас могли бы мечтать? Вспомните, как вам было трудно в детстве, в школе, если бы вы не мечтали. Может, проблема в том, что вы сейчас меньше мечтаете, чем нужно? Вам как бы не о чем мечтать? Вы говорите себе, что вам некуда стремиться?

Фаина: Я действительно меньше мечтаю...

Терапевт: Может, в этом и состоит проблема, потому что, мечтая, человек всегда сохраняет свою целостность? Дополняет себя, чем хочет.

Фаина: Может быть...

Терапевт: О чем бы вы могли сейчас мечтать? Почему вы считаете, что не можете мечтать о любви?

Фаина (усмехнулась): О какой? Вы сказали о любви. Я и мечтаю о любви.

Терапевт: О какой?

Фаина: О любви к другому человеку.

Терапевт: У вас есть такие люди на примете?

Фаина (улыбается): Одни и те же возникают.

Терапевт: Вы можете позволить себе завести роман? (Фаина тяжело вздыхает.) Или это запрещено?

Фаина (постукивает пальцем по губам, чуть не плачет): Странный вопрос...

Терапевт: Люди часто заводят романы, проходят циклы: мечты, очарование, привыкание, разочарование. Роман — это не вся жизнь, которая прожита, а лишь кусочек, в котором есть свои циклы.

Фаина (всхлипывает, но улыбается): У меня странная реакция на слово “роман”...

Терапевт: В некоторых культурах роман — это вещь, не зависящая от возраста. Он может быть и в тридцать, и в сорок, и в шестьдесят. А в некоторых культурах считается, что роман возможен только до тридцати пяти лет. Дальше уже не интересно. Как вы думаете?

Фаина (судорожно вздыхает, вытирает глаза): Я тоже считаю, что можно завести роман. В любом возрасте.

Терапевт: В чем тогда проблема?

Фаина: Не знаю...

Терапевт: Вы можете завести роман? Не теоретически, а практически.

Фаина (помотала головой): Не могу.

Терапевт: Что мешает этому? Никто не стал бы заводить роман искусственно. Я спрашиваю, что мешает этому: боязнь запачкаться или сценарий, в котором это возможно при других обстоятельствах, иной тип жизни, бытовые обстоятельства, стыд?

Фаина (сильно выдыхает): Наверное, стыд и боязнь запачкаться.

Терапевт: В детстве вы мечтали, легко позволяли себе выйти в другое измерение жизни. Делали это без особых хлопот и сомнений. Что мешает вам сейчас открыть новый слой жизни?

Фаина: Не знаю.

Терапевт: Но вы же при этом открыты каким-то новым впечатлениям? Вы приехали в Москву, каждый вечер ходите в новый театр, листаете газеты, смотрите афиши, вам это интересно. Вы включаетесь в жизнь, в новые возможности. Такое впечатление, что в Москве для вас это возможно, здесь другой свет, другие законы, здесь вы — другая, здесь вы моложе.

Фаина: Это не зависит от того, Москва или не Москва. Дома я тоже открыта, могу ходить в гости...

Терапевт (перебивает): Что мешает вам завести роман?

Фаина (вздыхает глубоко и широко улыбается): Ой, не знаю... Наверное, я не встретила человека, который бы мне так понравился.

Терапевт: Вы знаете, роман редко заводят с человеком, который так уж понравился.

Фаина: А я думаю, что только так. Не знаю...

Терапевт: Это правильно, но бывает по-разному.

Фаина (смеется): Что-то внутри меня говорит, что не надо.

Терапевт: Такое впечатление, что вам не очень интересно то, что сейчас происходит в вашей реальной жизни.

Фаина: Наверное... Центр моей жизни сейчас — это мысль о том... (Сильно выдыхает.) ...куда будет поступать моя дочь.

Терапевт: Вы переносите центр своих мечтаний с себя на детей? И в этом — противоречие. Вы вроде бы готовитесь жить их интересами, а на себе поставить крест. Вы этому сопротивляетесь.

Фаина (смеется): Что вы, я такая интересная женщина, еще не старая. Я не согласна с крестом, конечно.

Терапевт: А вы не можете представить, что и у них есть своя жизнь, и у вас есть своя?

Фаина: Я представляю, что у них будет другая жизнь.

Терапевт: Но какова тогда будет ваша жизнь? Мы начали с того, что мамы нет, дети могут уйти, муж тоже отошел, может быть, вы его не так любите или он вас не так любит. Эмоциональная дистанция изменилась.

Фаина (кивает): Изменилась.

Терапевт: Вы стали более одинокой. Вы были уже одинокой, ребенком. И тогда это одиночество оказалось достаточно творческим, вы мечтали, эти мечты отогревали вас. Эта разница между мечтами и реальностью, куда-то вас вела и направляла. И вывела. Сейчас в вашей жизни нет чего-то, что бы вас вело.

Фаина (улыбается): Поэтому я сменила работу. (Смеется.)

Терапевт: Вы сменили работу, но нет впечатления, что вы уверены в этой перемене.

Фаина (вздыхает): Да, на самом деле я не совсем уверена, поэтому приехала учиться.

Терапевт: Вы со мной хитренько разговор ведете...

Фаина (смеется): Нет. Я хотела бы узнать, что хочу. Может, влюбиться... В кого?..

Терапевт: Ваш запрос в том, чтобы найти некую интеграцию, интеграцию между несколькими частями. Где же та часть, которая сейчас является локомотивом? Чего бы вы хотели? Не что вы должны, а что бы вы хотели? (Фаина повторяет шепотом за терапевтом вопрос: “Чего бы я хотела?”) О чем вы мечтаете? О чем вы мечтаете больше сейчас? Вы говорили, что хотели бы помогать людям. Вы даже не употребили выражение “я мечтаю помогать людям”. Это хорошо, благородно, интересно, но мы сейчас говорим о другом...

Фаина: Может, это та часть, которая думает, что ее не могут любить?

Терапевт: Готовы ли вы завоевать любовь? Кто вас может любить?

Фаина (водит пальцем по губам): Не знаю.

Терапевт: Вы же сами говорите, что роман для вас сложен или невозможен. Вы о нем не только не мечтаете, но он даже не входит в орбиту возможных размышлений. (Фаина молчит, смотрит в потолок.) Я не вижу пока в вашем разговоре честолюбия. Это такой энергетический импульс для лягушки, которая хочет выпрыгнуть из болота и попасть в какое-то другое место. Я не чувствую в вас честолюбивого стремления. Вы хотели бы чего-нибудь достичь: стать главным психологом, директором школы?

Фаина (мотает головой): Я не хотела бы стать директором школы, скорее, главным психологом.

Терапевт: Действительно хотите?

Фаина: Да.

Терапевт: Так, давайте нарисуем картинку, чего вы хотите. Дайте мне картинку в ярких красках: вы стали главным психологом, каков ваш кабинет, как вы одеты, как вы общаетесь с людьми?

Фаина: Мне не нужен большой кабинет...

Терапевт: Я вас не уговариваю...

Фаина: Мне достаточно такого кабинета, как здесь или даже меньше, но чтобы это был отдельный кабинет... чтобы там был пациент... (Задумалась, взгляд устремлен вверх.) Что-то не выстраивается... Я вас задурила?..

Терапевт: Меня — нет.

Фаина: Зато себя — да. (Улыбается, запрокинув голову.) Пора завести роман...

Терапевт: Это, знаете ли, легче, чем стать главным психологом.

Фаина: Да? Может, согласиться на роман... (Смеется, наклонилась вперед, вытирает платком нос.)

Терапевт: Роман — это всего лишь одна из возможностей другой новой жизни.

Фаина: Ой, она несет в себе такие сложности... (Вздыхает.)

Терапевт: Конечно! Умываться надо... Духи менять...

Фаина: Нет, там же надо себя чувствовать как-то... в привычной среде. (Повела плечами.) Возвращаться...

Терапевт: В юности две среды — мечты и реальности — вас устраивали. Сейчас у вас одна среда. Этого мало, вы в нее не вмещаетесь. Это гипотеза, не спорю. Какой может быть вторая среда? Вы сказали, что хотите стать главным психологом. Но дальше этот образ бледнеет. Бледнеет и падает со стула. (Фаина засмеялась.) Кабинет сморщился, затем из него вывалился один стул, на стул свалились вы и тоже стали валится с него. Что бы вы хотели? Где ваш завтрашний день?

Фаина: Наверно, в романе... (Мечтательно глядя в потолок.)

Терапевт: Да Бог с ним, с романом! Вы сказали, что хотите интеграции. С чем? Давайте проведем интеграцию с вашим возможным завтра. Вы же не хотите в свое прошлое? (Фаина мотает головой.) А будущего, получается, тоже не хотите, потому что вы его не рисуете. В будущем муж будет еще дальше, дети и мама тоже. Получается, что прошлого нет, будущего нет. А настоящее, что? Настоящее начинает сморщиваться. Это очень опасно. Можно заболеть. Тогда вы будете то выздоравливать, то заболевать. Можно начать помогать людям. Но тогда придется жить их жизнями. Тогда другие люди заменят мечту и романы в юности. Это не такой легкий путь, как кажется. Если вы научитесь отделять себя от чужих жизней, то это ограничит ваши возможности помогать другим людям, а также вашу возможность помогать себе. Довольно сложно найти себя в этой профессии. Для того, чтобы достичь успеха в этой профессии, нужно и для себя обрести частичку счастья.

Фаина: Я бы хотела этого.

Терапевт: В чем оно может быть?

Фаина: Что-то не приходит на ум. Странно...

Терапевт: Спросите себя.

Фаина: Приходят какие-то общие фразы.

Терапевт: Гоните их. Вы на природе любите бывать?

Фаина: Да.

Терапевт: Какие ваши любимые пейзажи, ландшафты?

(Фаина думает, усмехается, но не отвечает.)

Почему вообще вы живете на своем севере? Что вам там нравится? Вас туда сослали?

Фаина: Родилась там.

Терапевт: Мало ли, где вы родились. Вам что, не нравится купаться в теплом море, ходить под деревьями?

Фаина: Нравится, каждый год выезжаем. Скорей бы уехать...

Терапевт: А почему нельзя жить на юге и приезжать на север?

Фаина: Так сложилось. Не бросишь же дом, работу... А муж, вообще, говорит, что сейчас никуда не поедет. Надо детей учить. И я тоже понимаю это.

Терапевт: Вы обречены с кандальным звоном ходить вокруг дома?

Фаина (говорит мечтательно, поглаживает пальцем левой руки горло): Ой, я бы хотела, чтобы было много травы, и деревьев, и цветов разных-разных. Чтобы солнечный свет струился... И чтобы это проникало в меня, наполняло какой-то энергией и силой... И чтобы у меня было будущее... (Долго молчит, покачивает головой и смотрит на терапевта) Мало?..

Терапевт: А как вам кажется, этого мало?

Фаина: Нет...

Терапевт: Мало...

Фаина (после продолжительной паузы): Странно... Когда я сказала “будущее”, у меня стало нарастать напряжение.

Терапевт: Вы боитесь будущего? У вас нет сил для будущего? Какие чувства связаны с этим словом?

Фаина (пожимает плечами, вздыхает): Силы вроде бы есть.

Терапевт: Уже хорошо.

Фаина: Опора и те, кто окружает, тоже есть. Надежды, наверное, нет.

Терапевт: Почему?

Фаина: Не знаю.

Терапевт: Что произошло все-таки со смертью мамы? Что произошло с надеждой?

Фаина (вздыхает, начинает плакать, глотает слезы): Не знаю...

Терапевт: Вот вы говорите, что вас похоронят по мусульманскому обряду, детей и мужа — по христианскому. Вы что, на том свете с ними никогда не встретитесь? У вас такое впечатление?

Фаина (плачет): Нет...

Терапевт: Для вас это почему-то значимо? Другой человек, например, сказал бы, что есть точка зрения, что и Мухаммед, и Иисус — это проповедники, или апостолы, одной и той же религии, которая просто по-разному называется. Но конечный результат один и тот же, Бог один и тот же.

Фаина (сквозь слезы): Когда я думаю об этом, у меня появляется слово — “предали”...

Терапевт: Кто?

Фаина (еще сильнее заплакала): Я боюсь... что мои дети... меня предадут... точно так же... как я... Я сейчас поняла... я ощущаю себя предательницей...

Терапевт: Кого?

Фаина: Маму.

Терапевт: Но не папу?

Фаина: Нет... (Плачет.)

Терапевт: Можно написать маме письмо. Или поговорить с ней мысленно или вслух. Сказать ей, о чем вы думаете. Вам будет гораздо легче. (Фаина пьет воду, которую ей принесли.) Вы не думали, что в том, что сейчас происходит или о чем вы думали, заключается некая невыраженность? Если бы вы это выразили и покаялись, вам было бы легче.

Фаина: Может быть, потому что во мне живет чувство, что я не успела. (Судорожно вздыхает.)

Терапевт: Но это никогда не поздно. Один момент: вы можете выразить это достаточно ясно, многое изменится. Второй момент: в вас живет чувство вины. Я думаю, оно возникает не только по отношению к маме. Оно может быть тоже во что-то превращено.

Фаина (пьет воду): Во что?

Терапевт: Не знаю. Как вы думаете? (Фаина откидывает голову, сильно выдыхает.) Вам холодно?

Фаина: Нет, разные ощущения. Вот здесь... (Показывает рукой перед собой.) ...холодно. А в спине горячо.

Терапевт: Предательство — это большая ошибка. Нет ошибок, которые неисправимы. Для того и существуют религиозные чувства, чтобы каждый поступок мог быть прощен, замолен, исправлен... Как вы думаете?

Фаина (шепотом): Наверное, так.

Терапевт: А почему именно будущее вызывает у вас такие чувства? Из-за вины?

Фаина (задумалась): Нет, не из-за вины.

Терапевт: А почему именно будущее у вас вызывает напряжение?

Фаина (очень надолго задумывается, но уже почти спокойна): Возникает слово “с кем”... Не знаю... Вроде бы с детьми и с мужем, но оно появилось...

Терапевт: Угу. Будем делать транс?

Фаина: Да. (Отдает чашку, откидывает голову назад, глубоко вдыхает.)

Терапевт: Чего вы хотите? Каков будет ваш заказ?

Фаина (улыбается): Мне показалось, что вы сказали “будем делать танцы”. Я удивилась, но подумала: “Танцы, так танцы”. (Смеется.) Оказывается, транс... (Откидывает голову назад, задумывается, поднимая брови.) Что я хочу?.. Давайте танцы...

Терапевт: Что это значит?

Фаина: Это значит, что я могу и туда, и сюда. И в настоящее, и в будущее, и в прошлое...

Терапевт: Значит ли это, что вы хотите опять начать мечтать? Перемещаться во времени, воссоздавать новые ситуации?

Фаина: Наверное...

Терапевт: И вспоминать, и мечтать, и как только ваша мечта станет достаточно яркой, вы сможете переноситься. И как будет выстраиваться в реальной жизни то, что было до этого только в мечте. Это будет не совсем так, как в мечте, но близко, и главное, яркая мечта исполнится. Например, мечта строить дорогу. В этом задача?

Фаина: Наверное, в этом.

Терапевт: А еще чего хотелось бы?

Фаина (думает): Наверное... чтобы внутри было какое-то разрешение.

Терапевт: Разрешение чего?

Фаина: Совершать поступки.

Терапевт: Какие поступки вы хотите совершать?

Фаина (долго думает, глядя вверх): Влюбиться, если захочу... Выбрать, если захочу жить с мужем или нет... (Глубоко вздыхает.) Согласиться с решением дочери, если она выберет не то, что я хочу... (Вздыхает.) Хочу быть более гибкой, только не знаю, как... по отношению к себе... (Вздыхает.) Простить маму... (Опять начинает плакать, потом успокаивается, вытирает глаза.) И... по поводу веры... Наверное... пусть будет так, как получится... Достаточно? Пожалуй, так.

Терапевт: Закрываем глаза?

(Фаина устраивается на стуле, глубоко вздыхает и закрывает глаза.)

Терапевт: Давайте представим себе, что мы отправляемся в далекое путешествие, может быть, даже на поезде. Вы принимаете удобную позу, потому что ехать долго... И поезд будет постукивать... Давайте прислушаемся к флейте... она о чем-то говорит... и кажется, что ее грустный мотив куда-то уходит... и вместо грусти появляются другие чувства... и мотив становится другим... и хочется успокоить свои веки... Почувствовать мягкость губ... тепло в руках... И ноги находят свободу... И этот поезд — неизвестно откуда и неизвестно куда... И, может быть, вам понравится почувствовать себя от всего убежавшей школьницей... вдруг выросшей и способной на самостоятельные решения... И весь мир кажется открытым... И поезд куда-то несет вас... И вы смотрите в окно... и слышите посторонние шумы... В душе у вас почему-то звуки флейты... И чувства, как пузырьки в бокале с минеральной водой или шампанским... они всплывают, лопаются... и при этом приближается умиротворение... И есть одно... очень любопытное сейчас... чувство... как иногда в детстве... Мы с вами обязательно сейчас найдем клад... (Подчеркнутое слово произносится с нажимом.) особый, своеобразный клад... который позволит нам пользоваться своей жизнью... так же, как раньше... и при этом совсем иначе... И может быть, вы раньше слышали или читали об этом... Но мало задумывались о том, что тоже можете найти клад... Просто так... само собой... вдруг... И почувствовать, что вы мечтали об этом, хотя и не думали... Найти клад... И что бы с вами ни происходило сейчас... расслабляющиеся руки и плечи... закрытые глаза... подрагивающие веки...

Клад — это то, что происходит внезапно. Клиентка полагает, что все время существует какая-то опасность: вдруг она заболеет, появится какое-то психическое нарушение. У нее есть некое тревожное предощущение, а клад — это тоже нечто внезапное и одновременно очень положительное. То, что еще можно ждать от жизни. Кроме того, клад — это что-то, стоящее на перепутье мечты и реальности.

Вы чувствуете, как вас оставляет напряжение... как будто бы это теплая ванна со струящейся в ней водой... И струящаяся вода... смывает с вас все лишнее... И вы чувствуете свои запястья и предплечья... и шею... и декольте... такими открытыми и гибкими... как будто бы тело готовится к танцу... И может быть, вы вспомните кошку... как она мягко и плавно лежит... (Терапевт говорит, растягивая окончания слов) меняет позу... шевелится... И таким же почувствуете свое тело... Подвижным... текучим... и одновременно очень спокойным и устойчивым... И давайте представим себе, что где-то совсем в непривычных местах... в теплом и красивом месте... вы идете по лесу... и слышите пение флейты... и пение птиц... И хотя время от времени появляются слегка тревожащие вас картинки... ваших знакомых... близких... Вам становится все спокойнее и спокойнее... все спокойнее и спокойнее... спокойнее и спокойнее... Давайте представим себе, что вы в этом лесу... находите спокойное, защищенное место... Вам хочется прилечь, закрыть глаза... и задремать... И удивительно тепло примостить свое тело... и, дотрагиваясь одной рукой до другой, как будто бы закрыться... И вы знаете, что сейчас вы можете увидеть особый, вещий сон, который подскажет вам, где находится клад... где находится что-то важное для вас... И чувство приятного ожидания... приятного ожидания... как аромат духов... это чувство по-прежнему охватывает вас... И вы слышите звуки флейты... они сопровождают вас... и вы не знаете... большая она или маленькая... Это так приятно, как будто душа летит... И так приятно вспомнить, как улыбаются ваши губы... как открывается ваше лицо... как подвижность вашего тела и гибкость суставов... переходит в подвижность лица... его открытость... готовность улыбнуться... Давайте представим себе... вы засыпаете... то просыпаетесь, то засыпаете... глубже... спокойнее... И неожиданно возле вашего дерева... вы чувствуете, что совсем невдалеке... около старого пня... какая-то полузасыпанная ямка... Вы подходите к ней и начинаете осторожно копать землю... прямо руками... совсем неглубоко... почти что в песке... через какое-то время... около старой кладки... бывшего дома... который почему-то напоминает вам прошлое... далекое прошлое... вы находите небольшую шкатулку...

Неопределенность, куда вплывает какой-нибудь детский образ. “Вы с этим уже встречались, вы проходили мимо, и здесь, в обычной жизни, вчерашней, или два года назад, или в какой-то давней вы вдруг находите для себя клад”. Образ клада можно истолковать как клад из драгоценных камней, колец, и из того, что тогда происходило, но не было увидено или оценено.

и в этой шкатулке... когда вы ее открываете... вы видите много колец... перстней... Сверкают драгоценные камни... очень красивые кольца... самой разной работы... Среди них вы находите одно... которое кажется вам волшебным... И вы понимаете, что каждое кольцо... хранит какие-то загадочные отблески... чужих жизней... других жизней... И стоит к ним прикоснуться... как вы через это кольцо прикасаетесь к этим жизням... Можете войти в эти жизни, чужие судьбы... (У Фаины начинает дрожать подбородок, она плачет.) И почему-то вы понимаете, что среди этих колец... есть кольца ваших предков, которых вы знали... или не знали... И вам хочется плакать... а иногда вы чувствуете радость... радость и покой... радость и покой... И одно из колец напоминает о чем-то веселом... о чем-то веселом... Хотя вы продолжаете плакать... продолжаете плакать... вам хочется начать улыбаться... улыбаться... улыбаться... Спокойно и легко... спокойно и легко... расслабленно и спокойно... (Подбородок перестает дрожать, клиентка дышит ровнее.) И так интересно рассматривать кольца... и хотя немножко страшно... и одновременно радостно... примерять их... И некоторые кольца подходят вам... подходят вашим пальцам... И когда вы смотрите на одно кольцо... на его сверкающие грани... в каждой грани вы можете увидеть нечто особое... (У Фаины текут слезы из глаз) нечто особое... И сверкающие лучи... посылают вам какие-то особенные сообщения... И вы чувствуете, что среди этих колец... есть ваше кольцо... которое вас связывает чем-то незримым... так же, как кольцо охватывает палец... замыкает его... делает единым целым... Кольцо отражает человека и срастается с ним... Вы чувствуете, как много чужих жизней связано с вашей жизнью... и проникают в нее... И как ваша жизнь, образуя разные кольца... тоже охватывает и вплетается в жизнь других людей...

Один из мотивов — мерцающие огоньки, звезды вдали. Они напоминают ей о блеске, о переливах, о гранях. О сложности и простоте. Кроме того, это действительно кольца разных людей, их можно перебирать и отыскать свое собственное кольцо.

Кольцо — такая вещь, которой может быть лет триста, оно как бы объединяет историю. В кольцах легко найти что-то знакомое. Клиентка очень мало рассказывает о себе как о женщине. Она говорит все время о себе как о человеке. У нее не развит до конца собственный женский образ. А кольца — это очень женский образ.

Спокойно и легко... И эти сверкающие кольца, которые вы могли бы носить на разных пальцах... вы можете унести с собой... и время от времени доставать одно из них... (Фаина глубоко вздыхает, слез не видно) и примерять... и жить с ним... и класть обратно... И очень важно знать, что у вас в запасе есть разные кольца... каждое из которых разматывается особой дорожкой, особой ниточкой... и куда-то ведет... И если вы захотите... лучше понимать других людей... и примериться к их жизни... вы можете поперебирать разные кольца... и найти какое-то, которое покажется вам похожим... помогающим... и поносить, пообщаться с ним... А если вам захочется побыть одной... и найти свое самое счастливое кольцо... вы можете взять его из этого ящичка... и тоже потрогать, поносить... прикасаясь к нему... почувствовать свою новую жизнь... войти в нее с новыми чувствами... И неожиданным образом... ваша энергия будет вас куда-то вести... вести... И этот клад... эти обретенные кольца... обретенные кольца... напомнят вам о чем-то в прошлом, поведут куда-то в будущее... они станут вашими... И в этом же лесу... вы можете представить и найти... особый ключ... и рядом — озеро... Как будто бы в одном месте... есть особая мертвая вода... которая заставляет, если ею умыться... обо всем забыть, от всего очиститься... И рядом — другая вода... живая... которая как будто бы опять возвращает вам цельность... И выходя из нее... вы улыбаетесь... И кажется, что ваше тело улыбается... И хотя на вас совсем нет одежды, вы чувствуете себя такой защищенной... такой открытой... И кажется, что в этом новом... новом для себя состоянии... вы можете опять одеться... (У Фаины задрожал подбородок, она опять начинает плакать) и начать жить... И, когда вы хотите... вы опять входите в воду, которая вас от всего избавляет... И с каждой вашей слезой вытекает все тяжелое, что лежало на душе... Спокойно и легко... И когда вы захотите... после этого... вы можете примерить кольцо... представить разные кольца... представить разные кольца... почувствовать... и войти вместе с ними... в новый отрезок жизни... в новый отрезок жизни... Спокойно и легко... (Пауза.) Вы слышите флейту... (Фаина вздыхает, понемногу успокаивается) ...и чувствуете себя расслабленной и спокойной... И иногда вы чувствуете себя совсем одинокой... предоставленной самой себе... А иногда вы сливаетесь с другими людьми... со своими близкими... и чувствуете их рядом... и радуетесь их любви... несмотря ни на что... Спокойно и легко... спокойно и легко... И в этой мертвой воде ваше тело совершает причудливые движения... оно как будто сбрасывает с себя старую шкурку... А в живой воде тело опять совершает разные движения... и находит легкость и покой... как будто вы танцуете... двигаетесь... обретаете новую радость...

(Фаина сильно выдыхает, открывает глаза, вытирает платком лицо, улыбается.)

Фаина: Все вытекло...

Терапевт: Ничего. Как вы сейчас себя чувствуете?

Фаина: Мне так была приятна эта музыка... Мне как-то легко... Вот ту шкатулку, про которую вы говорили, я открыла и сразу почувствовала, что там кольца. Было так приятно, они все сверкали и играли. И самое удивительное, что эти кольца я взяла с собой вместе со шкатулкой. Ключ только у меня неудачно получился. Мне неудобно вспоминать... Сначала я умывала лицо... (Изображает руками умывание.) Потом, когда вы стали повторять, я начала руками как бы все с себя смывать. Не знаю, насколько полностью это получилось, затем я пошла в озеро, которое откуда-то появилось. Оно было почему-то мутное. Я его расчистила, и в воде стали видны отражения деревьев, но мне это не совсем понравилось, и я из озера перешла в бассейн, где вода прозрачная и яркая-яркая... Я чувствовала, как иногда у меня возникает напряжение, потом проходит... В какие-то моменты снова появляется напряжение в теле, но постепенно оно исчезает. Сейчас я чувствую, что голова у меня свежая.

Мне еще понравилось, что в ванне появилась кошка, о чем я с утра-то и говорила: я проснулась утром, и вдруг ко мне прикоснулось что-то мягкое. Я подумала, что это кошка, но потом поняла: это мои волосы. Я подумала, что у нас ведь нет черной кошки, и ее как бы заменила наша домашняя кошка. Она была со мной в воде, в ванне, но чувствовала себя комфортно, была как бы не на мне, отдельно от меня, но плавала вместе со мной.

У меня возникли очень разные ощущения, когда я выбирала кольца. Я обратила внимание, что колец там очень много и все — с бриллиантами, все сверкали, но были разными. И когда вы попросили меня выбрать кольцо, я хотела выбрать свое кольцо с бриллиантом, которое у меня на пальце. Потом подумала, что мне ведь можно выбрать новое. Я поискала и выбрала другое, которое мне больше понравилось — другой формы, с другими гранями...

И возникали образы, связанные с пережитым, с мамой и отцом. Ни сестер, ни братьев не появлялось, ни мужа, ни детей. Появлялись какие-то не узнанные мной образы. Но это мне не мешало. В эпизоде с кольцами я ощутила какую-то связь со своими корнями, которые трогала, узнавала, прикасалась и могла что-то взять или не взять, что-то положить, просто перебирать... Когда я подходила к шкатулке, она была открыта или сама приоткрылась — я не уловила. Но она оставалась открытой, и тогда, когда я ее с собой взяла, я ее не захлопнула.

Почему-то неясными и размытыми были очертания деревьев, леса. Зато я хорошо увидела, как разгребала руками землю, чтобы достать клад. Я даже почувствовала сначала мох, потом песок...

Мне было как-то трудно совершать движения. Не могу сказать, что я шла от источника к озеру. У источника я чувствовала, что неодета, что смываю все с тела. А там я то ли шла, то ли летела, а может, меня туда тянуло. В этой мутной воде я как-то не ощутила себя. Но зато в бассейне я была как бы раздета...

(Фаина долго молчит, руки спокойно лежат на коленях.)

Появлялись образы детей, мужа. Но самый отчетливый — мамин. Мне показалось, что все прошло очень быстро. У меня было мало времени.

Когда вы говорили о своей мелодии, она совпала с той мелодией, которая звучала. Я испытала чувство радости, узнавания. Мне так понравилось, что мне это знакомо. Я очень боялась, что эта музыка прекратится.

Я не все образы детально видела или ощущала, но как бы следовала той цепочке, которую вы мне предложили. Только не помню, я оделась или нет? (Фаина слегка улыбается, вспоминая.) Только помню, что возвращалась с этой шкатулкой.

Терапевт: Какое ваше общее ощущение? У вас что-то изменилось?

Фаина: Мне было приятно идти со шкатулкой, несмотря на то, что кольца и сама шкатулка вызывали у меня неприятные эмоции. Я думаю, что в этом заключен некий смысл. Возле ручья у меня возникло ощущение, что я действительно что-то смываю с себя. Я знала, зачем это делаю. Наверное, отсюда идет ощущение, что что-то произошло, изменилось. И то, что я выбрала не свое кольцо с бриллиантом, а какое-то другое — тоже имеет свой смысл. Я не уловила смысла в эпизоде с пузырьками в шампанском. Во время транса и перед ним, когда вы со мной говорили, я осознала, что мои переживания глубоки. Я даже не подозревала об этом. И то, как я с вашей помощью выбирала новые ощущения, является, наверное, тем опытом, что я приобрела. Я испытывала переживания, а потом — другие чувства... (Фаина говорит, спокойно откинувшись на стуле, вытянув ноги, сложив руки на коленях.)

Терапевт: Как вам кажется, проделали мы с вами хоть какую-то работу?

Фаина: Да, конечно. Я так долго об этом рассказываю. Ваш вопрос не вызывает у меня сомнения, но какое-то напряжение... там... (показывает себе за плечо) возникает.

Терапевт: Есть ли у вас ощущение, что это серьезная работа?

Фаина: Да. Спасибо вам.

Между живой водой и мертвой

Клиентка страдает аутоимунным заболеванием — отторжением тканей собственного организма. Здесь приводится запись одного из нескольких проведенных с ней сеансов, после которых наступила ремиссия — болезнь перестала прогрессировать.

Инна: У меня аутоимунное заболевание.

Терапевт: Что это значит для тебя? Расскажи, что ты чувствуешь при этом? Ты боишься его?

Инна: Я боюсь, что это зайдет слишком далеко. Тогда страшно.

Терапевт: Значит, ты хочешь, чтобы оно не заходило слишком далеко?

Инна: Да.

Терапевт: А как ты думаешь, почему оно у тебя возникло?

Инна: Я не знаю.

Терапевт: Но ты же материалист...

Инна: Была стрессовая ситуация... Авария...

Терапевт: И что?

Инна: У меня, наверное, стресс был... (Как-то вся сжимается, как будто начинает плакать).

Терапевт: Ты мокрая, как мышонок. Ты мышонок?

Ее защита, ее способ поведения заключается в том, что все очень просто: белое — это белое, вода — мокрая, она — девочка. И я задаю ей абсурдные вопросы, которые то ли имеют значение, то ли не имеют... Но, скорее всего, все-таки имеют. И ее реальные реакции очень сложны: она закрывается руками, отстраняется, смотрит в сторону, краснеет, у нее выступает пот. Обильная игра сосудов, обильное нервное движение... И когда я спрашиваю: “Ты мышонок?”, имеется в виду: “Ты человек?”, “Ты можешь фантазировать, ты можешь создавать какие-то ассоциации, ты можешь решить, что сама отвечаешь за свое заболевание?” Она вначале ведет себя так, как будто это происходит не с ней. Ассоциация с мышью не случайна. Клиентка чувствует, что она сейчас мокрая, потная, мечущаяся, дрожащая. Это образ испуганного мышонка, который меньше, чем взрослая мышь, который попал в ситуацию, где его неожиданно осветили, и испуган, что на него обращают слишком много внимания и хотел бы спрятаться. Это видно по однозначности ее ответов, по их краткости и уклончивости. Ее реакции очень двойственные: с одной стороны, это реакции сотрудничества, попытки ответа, с другой стороны — реакции уклонения, ухода, отрицания. И я все время играю с ней в этой амбивалентности, задаю полярно противоположные вопросы.

(Инна плачет.)

Терапевт: Тебе стыдно?

(Инна отрицательно качает головой. Потом утвердительно качает головой.)

Терапевт: Это хорошая реакция. Ты не мышонок, не лягушка?

Инна: Я неведома зверушка.

Терапевт: Неведома зверушка, почему ты плачешь?

Здесь я играю с ней в нарушение ее возраста и статуса. В своих интервенциях я выясняю вопрос, готова ли она принять ответственность за свое заболевание, за свои ощущения, выбирает ли она их, отвечает ли за них, хочет ли их, хочет ли их изменить, куда она хочет их изменить. Меня не устраивает ситуация, в которой она является пассивным объектом, мне хотелось бы, чтобы она сама принимала решения, готова была как-то измениться. Дело в ее собственном отношении к болезни. Если клиентка готова отвечать за свою жизнь сама, то, видимо, она может также бороться и отвечать за свое состояние, частью которого является ее болезнь.

(Инна пожимает плечами: “Дескать, не знаю...”)

Терапевт: Ты материалист?

(Инна кивает.)

Терапевт: А почему была стрессовая ситуация?

Мне кажется важным, что я чередую свои вопросы таким образом, что на часть вопросов вообще нельзя ответить. Это утверждения, это раскачки, вопросы-междометия, вопросы с таким сложным коллапсирующим смыслом. А часть вопросов, следующих после этого, очень просты, на них, по контрасту, вроде бы легко отвечать. Что дает эта ситуация? Клиентка чувствует облегчение после предыдущих вопросов, начинает отвечать гораздо конкретнее.

Инна: Мы на машине попали в аварию...

Терапевт: Ты виновата?

(Инна отрицательно качает головой.)

Терапевт: Точно?

(Инна кивает.)

Терапевт: И все перевернулись? И кто был в машине?

Инна: Вся семья. (Плачет.) Я, мама, папа и сестра.

Судя по ее реакции, эта ситуация ею не пережита, она полна эмоций, причем эмоций неразряженных, неосознанных, не пришедших во внутренний эмоциональный порядок... Есть какая-то тайна в этом, нечто скрытое. Задавая об этом вопросы и предлагая ей об этом публично рассказать, я проделываю работу по разрядке этих подавленных эмоций...

Терапевт: И кто ударился?

Инна: Я вообще не ударилась. Я хоть и вылетела из машины, вообще не ударилась.

Терапевт: Тебе повезло. Ты чувствуешь, что тебе повезло?

Инна (после долгого раздумья): Не чувствую.

Ее реакция при ответе на вопросы совсем другая, чем вначале, она начинает задумываться над вопросами. Очень важно задавать ей необычные вопросы, она пытается на них отвечать, и тот момент, когда она думает об этом — очень важная терапевтическая часть работы. Клиентка начинает допускать, что сама действует как некая сила.

Терапевт: Но машину все-таки ты перевернула или нет?

Инна: Не я.

Терапевт: Хорошо, а кто ударился? Вот ты пришла в себя, и что увидела?

Инна: Я увидела, что мама лежит рядом с деревом и не двигается. А папа сзади в машине...

Терапевт: Ты испугалась? (Инна отрицательно качает головой.) Ты ничего не поняла? (Инна утвердительно кивает.) Но может быть, ты обрадовалась?

(Инна подумала и отрицательно качает головой.)

У нее часть очень нечетких, разнонаправленных реакций. Это реакции, которые не имеют одноканального выхода, это как взрыв — в разные стороны. При таком процессе, в чем-то аналогичном коллагенозу, происходит неожиданным образом расслоение ткани. Часть вопросов имеет задачу помочь ей отыскать какую-то воронку, какой-то выход ее эмоциям. Ее амбивалентность, неясность, невыраженность кажется мне требующей своего выражения.

Терапевт: Хорошо, скажи мне, а с сестрой что случилось?

Инна: У нее была трещина на руке...

Терапевт: А как ты к сестре относишься?

Инна: Хорошо.

В ответ на вопросы о сестре у нее возникает большее придыхание, горловой спазм... Я думаю, что она подавляет нелюбовь к сестре. Это лишний раз говорит, что у нее довольно много для ее возраста непроясненных, подавленных, противоречивых чувств.

Терапевт: А она к тебе?

Инна: Тоже.

Терапевт: Скажи, а ты можешь кого-нибудь ненавидеть?

Инна (после долгих раздумий): Не знаю точно. Может, и могу.

Терапевт: А ведь часто случается, что можно и любить, и ненавидеть одного и того же человека. Вот маленький ребенок: он и любит родителей, а потом они ему надоедают, он их ненавидеть начинает. Ты можешь кого-то ненавидеть? (Инна долго задумчиво молчит.) Можешь. Кого ты ненавидишь? Хотя бы иногда?

Инна (после длительной паузы): Сестру...

Мне не важен ответ. Мне важен процесс допущения, что она может кого-то ненавидеть, процесс расширения зоны возможных чувств, разрешение на негативные чувства, возможность представить себе, что разные чувства имеют право быть одновременно. И мне важно как бы разрешить ей, при случае, увидеть, признать, что она действительно кого-то ненавидит.

Терапевт: Почему? Потому что она мешает тебе быть одной в семье?

Инна: Не знаю...

Терапевт: Ты материалист?

(Инна смеется.)

Терапевт: Смотри, у тебя все время две реакции: сначала ты плачешь, потом смеешься... Ты ведь говоришь про заболевание, в котором волокна растворяются, и здесь, в этих своих состояниях ты тоже как бы расслаиваешься на разные части, и между клетками не остается волокон... Как будто есть два существа, одно — такое хорошее, все понимающее, реалистичное. А второе существо у тебя какое? Где ты его прячешь? Может быть, тебя лучше распилить? На две части? Или срастить лучше? А? Тебе нравится болеть?

Инна: Не знаю...

Терапевт: Или ты уже привыкла?

Инна: Я привыкла...

Терапевт: Знаешь, страдание — хорошее наказание за какую-то вину. Ты, получается, при деле. И ничего поделать нельзя, все происходит как бы без твоего участия. Ты жить-то вообще хочешь?

Инна: Хочу.

Терапевт: Зачем? Чтобы мучиться?

Инна: Нет. Да я в общем-то и не мучаюсь...

Терапевт: А почему ты сейчас плачешь?

Инна: Не знаю...

Терапевт: А как ты думаешь?

Инна: Потому что волнуюсь.

Терапевт: А почему ты волнуешься? Ты вспомнила ситуацию с аварией? (Инна кивает.) А были еще какие-нибудь ситуации раньше, которые заставляли тебя сильно волноваться? На тебя в детстве кто-нибудь орал? (Инна отрицательно качает головой.) Никогда?

Инна: Сейчас не помню...

Терапевт: А ты на кого-нибудь орала?

Инна: Наверно, орала...

Терапевт: А бывало так, что тебе хотелось на кого-то наорать, а ты себя сдерживала?

Инна: Да.

Терапевт: На кого?

Инна: Думаю, на сестру.

Терапевт: А сестра, когда случилась авария, что делала?

Инна: Она тоже испугалась, наверное.

Терапевт: Наверное... А что она делала?

Инна: Плакала, наверное.

Терапевт: Наверное или плакала?

Инна: Не помню.

Терапевт: Ты эту ситуацию боишься вспоминать, что ли? Хорошо, можешь ты вспомнить какую-нибудь другую ситуацию, которая значима для тебя? Или неприятна? Из тех, что раньше происходили. Это явно не первая ситуация.

Инна (после долгих раздумий): Не могу вспомнить...

Терапевт: Ты мышонок? Каким животным ты хотела бы стать, если бы у тебя была такая возможность?

Инна: Кошкой.

Терапевт: А почему?

Инна: Она спокойная, ласковая.

Терапевт: Ты хотела бы быть спокойной?

Инна: Да.

Терапевт: А ты спокойная?

Инна: Я почти всегда спокойная.

Терапевт: Ты внешне спокойная или для себя спокойная?

Инна: И внешне, и для себя.

Терапевт: А что нужно, чтобы ты для себя была спокойной?

Инна: Уверенность.

Терапевт: А что дает тебе уверенность?

Инна: Например, сознание, что я в чем-то лучше других.

Терапевт: А почему тебе надо быть лучше других? Приведи какой-нибудь пример.

Инна: Например, в учебе...

Терапевт: Ты хочешь жить одной головой. Тебе что, вообще тело не нужно?

У нее в каком-то смысле подростковая проблема — отношения со своим телом. Она не знает своего тела достаточно. У подростков то ноги растут быстрее, то руки, они такие неловкие, словно жеребята. Для нее вопросы “Любишь ли ты свое тело?”, “А ты за свое тело отвечаешь?” абстрактны. Она и не девочка, и не женщина, она не мышонок, не лягушка... И я делаю попытку облегчить для нее понимание — кто она и куда стремится. Я думаю, что она свое тело знает мало, как бы спотыкается в нем.

(Инна молчит.) А какие предметы ты больше всего любишь?

Инна: Я, наверное, люблю предметы, где надо применять логическое мышление.

Терапевт: Интересно, какие же в медицинском институте есть предметы, где нужно применять логическое мышление? (Общий смех.) Хорошо, а вот если бы ты сейчас выбирала заново институт, куда бы ты пошла? (Инна долго молчит.) Ты думала об этом? (Инна отрицательно качает головой.) Ты вообще не думала о том, что твоя жизнь могла бы пойти иначе, и ты могла бы быть не домашней девочкой, про которую все известно и понятно, куда ей идти, что ей делать... Не домашней кошкой, а дикой кошкой. Думала?

Инна: Да.

Терапевт: И что это могла бы быть за дикая жизнь? Если перед тобой стоит выбор: или ты будешь болеть и жить своей правильной жизнью, или должна будешь все изменить — образ жизни, род своих занятий. Кем бы ты стала, как бы ты жила, куда бы уехала? Как бы ты могла жить дикой кошкой?

Новая жизнь, другая жизнь, другое тело, другая степень ответственности за себя — от этих идей клиентка начинает пробуждаться.

Инна: Я бы, наверное, журналистом стала.

Терапевт: Расскажи об этом побольше. Представь, что ты должна через неделю принять решение. Что бы ты стала делать? Куда бы ты сейчас ехала, как бы ты жила?

Инна: На юг бы ехала...

Терапевт: Куда на юг? В Казахстан? В Объединенные Арабские Эмираты? Или в Сочи?

Инна: В Сочи.

Терапевт: И что дальше? (Инна молчит.) Я хочу, чтобы ты пофантазировала, потому что, может быть, ты живешь какой-то чужой жизнью...

Инна: Мне бы хотелось жить жизнью, в которой я бы рисковала.

Терапевт: Хорошо, мне это тоже нравится. Где бы ты рисковала? Понятно, что в Сочи ты бы рисковала... (Общий смех.) И как бы ты работу стала там искать?

Инна: Что-нибудь с горами связанное.

Терапевт: А в Сочи есть горы?

Инна: Наверное...

Терапевт: Хорошо, это такая работа — по горам лазить. А что бы ты делала как журналистка? Как ты видишь эту свою работу? Ты когда искала бы ее, ты бы плакала?

Инна: Нет, наверно...

Терапевт: Ты была бы смелая? Потому что тебе нечего было бы терять? Потому что никто за тобой бы не следил, не было бы знакомых вокруг? (Инна кивает.) То есть, ты могла бы начать какую-то совсем новую жизнь. Как?

Инна: Мне страшно, конечно же. Но я сумела бы...

Терапевт: Если бы ты выбирала: остаться на своем месте и болеть или начать новую жизнь, то что бы ты выбрала?

Инна: Новую жизнь.

Терапевт: А тебе хочется новой жизни?

Инна: Хочется.

Терапевт: Хорошо, а сама ты не можешь начать новую жизнь, тебе нужно, чтобы для этого что-нибудь случилось?

Инна: Да.

Терапевт: А что тебе мешает начать новую жизнь, жить так, как тебе хотелось бы?

Инна: Привычка мешает.

Терапевт: Ты говоришь о том, что как будто бы запрещаешь себе мечтать... Такое впечатление, что ты запрещаешь себе мечтать, чтобы не пришли те образы, которые подсказали бы тебе, чего ты хочешь...

Инна: Нет, я мечтаю.

Терапевт: Ты мечтаешь? О чем? Хоть намекни. Ты знаешь, что мечты, если они направленные, — сильное средство от очень многих болезней. Нет ничего лучшего в качестве компенсирующей силы, чем мечты. Мечты — это все равно, что иммунитет. У тебя же проблемы с иммунитетом? Мне кажется, что ты все-таки подавляешь свои мечты. Ты как мечтаешь? Когда?

Инна: На лекциях. (Общий смех.)

Терапевт: Так ты же говоришь, что отличница, что ты чувствуешь себя уверенно, только когда учишься хорошо. А кроме как на лекциях, ты не мечтаешь?

Инна: Мечтаю.

Терапевт: Когда?

Инна: Когда ем. (Общий смех.)

Терапевт: Ты времени зря не теряешь. Ты такая дисциплинированная? (Инна отрицательно качает головой.) Тебе в Сочи трудно придется поначалу. Когда ты еще мечтаешь?

Инна: Когда книжку читаю.

Терапевт: Еще когда?

Инна: Когда спать ложусь... И еще в ванной.

Терапевт: Когда ж ты не мечтаешь?

Инна: Когда общаюсь с кем-нибудь...

Терапевт: Тоже, наверное, мечтаешь иногда...

Инна: Нет, когда общаюсь — не мечтаю.

Терапевт: Да ты, наверное, мало общаешься...

Инна: Много.

Терапевт: А что для тебя интереснее — реальность или мечты? (Инна молчит.) Хорошо, а как же ты все-таки видишь свое дальнейшее обучение? И вообще свою жизнь? Как это будет происходить? Ты вообще это будешь делать для себя или для родителей?

Инна: Не знаю.

Терапевт: Что ты плачешь все время? Тебе интересно учиться?

Инна: Сейчас пока нет. Но потом должно быть. У нас сейчас нет никаких занятий в клинике, а когда будут, станет интереснее.

Терапевт: И ты будешь меньше мечтать, больше работать. Быть примерной девочкой? Такое чувство, что не все твои части этого хотят, что есть у тебя какая-то часть, которая хочет другого. Как ты думаешь?

Ситуация подавления, которую мы видим, вызывает ощущение, что у клиентки части взаимодействуют не ансамблем, она просто подавляет какие-то свои “прочие” части. Хочет выглядеть целостной, хотя на самом деле не является такой. Она мечтает, хотя вроде бы и не знает, что мечтает. А в основном, как выясняется, только и делает, что мечтает. Болезнь является некоей метафорой рассогласования частей. И попыткой как-то разорвать единое целое, идти в разные стороны, чтобы ничего не знать о других частях. И целью, собственно, становится некая целостность, которую возможно достигнуть через диалог частей. Нужно, чтобы диалог был достаточно интенсивным, и, если он будет достаточно интенсивным на таком уровне переживаний, то существует вероятность, что он затронет и соматический уровень.

Инна: Думаю, что есть.

Терапевт: А что это за часть? Ты согласна с таким допущением, а это может быть и совершенной неправдой, что в тебе — две части, и когда ты говоришь от имени одной из них, ты говоришь уверенно и четко, что хочешь учиться, стать врачом, жить домашней жизнью. А потом вдруг что-то происходит, ты переключаешься и говоришь от лица другой своей части, которая хочет иной жизни. Но между собой они не разговаривают — такое впечатление, что они боятся друг с другом встречаться.

Инна: Допускаю.

Терапевт: Хорошо, тогда как же быть? Они же хотят растащить тебя на две разные части? Эти волокна, которые в тебе расслаиваются — это же и есть та перегородка, которую ходят расслоить эти две части, чтобы разбежаться в разные стороны.

Инна: Мне надо в будущей работе найти какой-нибудь элемент риска, чтобы...

Терапевт: Но элемент риска уже есть — твое заболевание. Классный элемент риска — то ли выживешь, то ли нет... Тебе нравится такой элемент риска?

Инна: Нет, не нравится.

Терапевт: А почему не нравится? Можно сидеть на месте и рисковать. В конце концов, очень удобно. Ну хорошо, а что ты еще знаешь про свою вторую часть? Почему ты плачешь?

С помощью таких высказываний я готовлю клиентку к тому, чтобы можно было легче принять идею разных частей. Не мышонок, не лягушка, а дракон — три головы... Иными словами, идея, что у нее имеются разные части, и они действительно разные, созревает в ней, она принимает ее как имеющуюся. Другим выражением этой идеи служит то, что сосуществуют разные противоречивые чувства: чувства, которые являются противоречивыми и как бы растягивают человека в разные стороны, на самом деле нормальны.

Инна: Не знаю.

Терапевт: Ты часто плачешь?

(Инна кивает утвердительно.)

Терапевт: Ты краснеешь, когда плачешь?

(Инна кивает утвердительно.)

Терапевт: Хорошо, как же сделать так, чтобы эти две части находили контакт друг с другом?

Инна: Надо, чтобы более официальная часть осознала, что есть еще и вторая часть.

Терапевт: Но ведь вторая часть — баламут, она хочет менять твой образ жизни, хочет в Сочи: а ты попробуй договорись об этом с правильной частью. Одна часть хочет все расшвырять в стороны, а вторая любит порядок, чтобы все лежало как надо. Они же друг друга и видеть не хотят, и слышать друг о друге не могут. У других людей бывает и целых четыре части — и все ничего себе, как-то общаются... А какие есть доказательства тому, что эта вторая часть действительно существует? Может быть, это выдумка? Понимаешь, потому что если перевести это на другой язык — на язык нашего аутоиммунного заболевания — это такое заболевание, которое само с собой борется. Состояние, которое само себя пожирает. Мне кажется, ты тоже сама себя пожираешь. Что ты плачешь? Мы сейчас устроим перерыв, а после него опять за тебя возьмемся. Не убежишь?

Когда я говорю ей “не убежишь?”, то показываю, что понимаю, как ей трудно. Я с ней солидарен, как бы даю ей понять: несмотря на то, что все вроде бы игра, это все-таки очень сложная работа.

Инна: Хочется убежать.

Терапевт: Какой части больше хочется?

Инна: Взбалмошной.

Терапевт: Так это, может быть, вообще хорошая часть? Или она неправильная?

Инна: Я не знаю, правильная она или неправильная.

Терапевт: Как не знаешь, она может кому-то завидовать, или кого-то ненавидеть — вообще это черт знает что за часть... Ты что, должна ее в узде держать, эту часть?

(Инна незнающе-неопределенно пожимает плечами.)

Терапевт: Эта часть тебе кажется ужасной?

Инна: Да нет, по-моему...

Терапевт: Так, а что же? Можешь, значит, с ней общаться? С взбалмошной частью?

Инна: Могу, наверное.

Очень важный вопрос: “Какая твоя часть хочет сбежать?” Я напоминаю ей, что если ей хочется сбежать, это одна из ее частей хочет сбежать, а вообще-то ей хочется остаться. Эта игра с самого начала ведется для того, чтобы дать ей понимание, что она сложная натура. И следует не искать простоты, а работать с этой самой сложностью.

(После перерыва.)

Терапевт (обращается к участникам семинара): Сегодня мы с Инной попробуем поработать и продемонстрировать новую разновидность транса. Он будет, скорее, неопределенным, и переживания могут быть восприняты человеком по-разному: он сможет достраивать свою картинку вокруг того, что происходит. Инна любит, чтобы все было очень точным, а этот транс будет предельно неточным. К сказанному можно вовсе не прислушиваться, но тем не менее вы увидите, как могут работать образы и ритмический строй.

У меня сложилось чувство, что клиентка боится определенности. Когда я сказал, что транс будет неопределенным, она радостно закивала, успокоившись, что с ней ничего не сделают. У нее существуют опасения, что на нее будут воздействовать, начнут придавать ей какую-то форму, отчеканивать, как монету, завершать. К этому она не готова. Потому что до принятия окончательной формы существует возможность выбора, происходит метание, она хочет это пройти, прожить...

(Инна вертит колечко на пальце.)

Терапевт (обращается к Инне): Ну что, бросаем колечко в море?

(Инна улыбается.)

Терапевт: Хорошо. Давай закроем глаза и прислушаемся к какому-нибудь ритму... Может быть, ты услышишь или представишь себе, как птицы поют. А может, услышишь какие-нибудь шевеления вокруг... Или ты можешь вспомнить, как в лесу под ветром качаются сосновые деревья... А еще ты можешь прислушаться к ритму своих век... как они дрожат... Может быть, к своему дыханию. Легко-легко колышется кофточка... Давай себе представим, как в детской сказке, что ты оказываешься в дремучем лесу, где поют птицы, и колышутся очень высокие, очень мощные сосны. И, может быть, тебе становится страшно... (Далее ритм очень замедляется.) Представь себе, что как в сказке, ты оказываешься около двух ручьев... И в них совершенно разная вода... В одном — мертвая, в другом — живая... Тебе очень страшно оказаться рядом с этой холодной темной водой. Если хоть капля попадет на тебя, ты можешь заснуть и почувствовать, как все тело... деревенеет и склеивается... А стоит брызнуть на тебя живой водой... и это склеенное тело... начинает шевелиться и дышать... И страшно, что не окажется вокруг кого-то, кто сможет вовремя зачерпнуть воды...

Клиентка очень склонна к колебаниям... Как бы находится в протопатическом состоянии, когда основное, что с ней происходит, это неуверенность, колебания. Следующая стадия развития — принятие того или иного решения. На этой стадии она краснеет, бледнеет, мечется, как бы даже не понимает, что возможен какой-то выбор. У нее пять возможных движений в разные стороны. И для нее возможность выбора между “или — или” — уже очень сильное облегчение, развитие, формирование. Я направляю ее в эту сторону. Два ручья, и надо выбрать один из них, что вызывает колебание. Здесь — полярность жизни и смерти. Ручьи куда-то текут. Это движение, поток мелких капель. Таким образом, клиентка оказывается между чем-то, что-то ее омывает. С другой стороны, если брызнуть мертвой водой, она как бы склеивается, застывает, тело становится мертвым, она превращается в Спящую Царевну, приходят всякого рода детские ассоциации с замиранием.. А живая вода, наоборот, вызывает оживление — такой легкий переход от одного к другому. Вода — это ужас колодца, заглядывание куда-то в глубину, вниз, тяжесть. “Если я разлагаюсь, то, кажется, я в воду попадаю, меня размывает”. Вода как разбирающий образ, и вода как образ чистоты. Вода — это то, что смывает грязь и уносит ее. Вода — это то, что обновляет. То, из чего выходишь, это выход из старой жизни к новой жизни.

Тебя почему-то тянет то к одной воде, то к другой. И ты чувствуешь очень ясно, что в одной воде есть притягательная прохлада... и какая-то особенная цельность и законченность... И кажется, что эта вода тяжелая... Стоит только брызнуть ею или пригубить... или даже посмотреть на нее... как она начинает тебя завораживать... И эта тяжесть передается векам и рукам... И кажется, что как в сказке, как в замке, опускается кисея... и все вокруг засыпает... перестает двигаться... успокаивается... И возникает полная тишина... Куда-то уходят знакомые звуки города, и шум деревьев, и пение птиц... И ты как будто двигаешься в двух направлениях... Пытаешься ухватиться, запомнить и услышать... машины, птиц и какие-то звуки... А с другой стороны, ты как будто бы двигаешься в полной тишине и покое... Пытаешься шевелить веками, но тебя тянет глубоко-глубоко заснуть... А другая вода, стоит только о ней подумать... журчит... И кажется, что в ней отражаются деревья... Она немножко булькает... И каждая ее капля кажется живой... активной... куда-то стремящейся... Она даже немножко разъедает... И хочется остановиться между двумя ручьями, где-то посередине... Тебя неудержимо тянет ко сну... хочется задремать... И ты можешь представить себе, что, как в сказке с хорошим концом... ты купаешься, пьешь, кто-то окунает тебя... в эту мертвую воду... Твое тело распадается на разные части... Каждая часть отдельно... засыпает... И ты чувствуешь покой...

Распадание на части и собирание вместе — это общая идея, которая была прочувствована уже в беседе. Градус переживания, который собирает вместе. “Кого-то люблю, кого-то ненавижу, этого хочу, этого не хочу...” — одновременно право на притяжение и отталкивание. Право на манипуляции и перемещение внутри самой себя. Сложность и гибкость, а не обязательность однозначности, возможность распасться, принять себя: разные лица, разные чувства, разное отношение к окружающим.

А потом кто-то погружает тебя в живую воду... И ты чувствуешь, как разные твои части... начинают соединяться вместе... сплавляться... Представь себе, что мальчишки что-то плавят в консервной банке... Представь, что в очень сильном огне... разные вещества... разные металлы сплавляют вместе... И в этой горящей, кипящей и в то же время прохладной живой воде... что-то особенное, происходящее в тебе... И кажется, что, как в сказке, по всем твоим жилам проходит... какая-то бодрящая... судорога... которая все соединяет... И опять заставляет биться сердце... шевелиться... Как будто накатывают волны разных забытых чувств... То радости, то грусти...

Общий мотив: “Со мною что-то происходит, со мною происходит много разного, и мне это нравится. Мне нравится меняться, нравится стремиться неизвестно куда, мне нравится риск каждого следующего шага, я не знаю, что со мной происходит, но я этого не боюсь: мне нравится сам процесс изменений, я к нему готова”.

Ты начинаешь глотать, шевелиться... И тебе кажется... что придется еще долго-долго дремать... даже с открытыми глазами... И ты можешь представить себе, что ты — маленький-маленький цыпленок... Сворачиваешься и лежишь в яйце... И ты совсем потерялась... У тебя никого нет... И ты начинаешь заново рождаться... вращаясь... лежа... Легко и спокойно...

Это одно из состояний, в котором ей хочется спрятаться и как-то успокоиться, чтобы не дергаться, не метаться, а скорее свернуться и тихо лежать, как цыпленок в яйце, и чувствовать себя уютно и комфортно. Тихо лежать и наслаждаться тем, что не надо торопиться выходить на свет.

И ты можешь представить себе, что ты, как почка на дереве, не знаешь, с какой стороны возникнет росток... Но ты очень хорошо чувствуешь, как будто варишься в этом теплом... темном... убаюкивающем пространстве... словно в нем опять смешиваются... капельки живой и мертвой воды... И тебе немножко страшно... оказаться без всякого прошлого... как будто в этом яйце... в этом огромном и страшном пространстве... ты раскачиваешься... и немножко вибрируешь... И ты начинаешь чувствовать... что твои глаза когда-нибудь могут открыться... сердце начнет биться... а уши услышат... И ты можешь видеть разные сны... Например, про красивую золотую монетку... у которой две стороны... с разным рисунком на каждой... И эта монетка переходит из одних рук в другие... И от этого перехода она совершенно не меняется... Ее прячут... ее хранят... ее передают друг другу... Ты чувствуешь, будто ты и есть эта золотая монетка... которая живет своей жизнью... и много видит... и переходит из одних рук в другие... Никто не знает, что она так много видит и слышит...

Я думаю, что это компактный образ. Золотая — значит ценная, это некое ядро. Образ того, что ты можешь меняться и чувствовать по-новому, в новой ситуации, при этом сохраняя некую неизменность. Монета — это нечто, имеющее четкую форму, она вычеканена, имеет конечную форму. У клиентки сейчас проходит протопатическая, доклеточная стадия... Монета — это очень зрелая стадия. Понятно, что такое деньги, понятно, что такое золото, понятно, что такое “вычеканено”... “Ты можешь быть зрелой, при этом, будучи отчеканенной, законченной монеткой, общаясь с другими людьми, ты все время меняешься, переходишь от человека к человеку, у тебя новые впечатления, новые чувства, но ты сохраняешь какую-то неизменность”.

Ты чувствуешь, что тебе совершенно неважно, кто касается тебя... потому что, кто бы к тебе ни прикасался, ты все равно остаешься самой собой... И ты помнишь тот огонь, в котором тебя выплавили... Иногда ты боишься потеряться... но знаешь, что тебя все равно обязательно найдут...

Она теряется в мечтах, теряется в нечеткой форме своего тела... Это опять проблема формы, законченности, ясности границ. Коллагеноз — тоже потеря границ ткани. Я думаю, что это ощущение, с одной стороны, свободы чувств, а с другой — того, что каждое чувство имеет свою границу, оно должно как-то перейти на другой, соматический уровень проблемы четкости границ, и одновременно это ощущение возможности развиться из этих границ.

Ты можешь представить, что однажды тебя принесли и положили... в очень хорошую землю... Ты сама не знаешь, где... Ты чувствуешь, как вокруг... холодно, потом тепло... И может быть, ты превратишься... в зернышко... в растение... Ты можешь представить.. что тебе очень хочется почувствовать солнышко... тепло и покой... Как будто пойдет дождь... Это твои слезы... И каждая твоя слезинка... помогает... чувствовать и расти... И ты можешь представить, что ты заново вырастешь... И где-то в особенном месте... может быть, в лесу, а может быть, на кладбище... начинаешь расти... как цветок или дерево... заново вырастать... и чувствовать, как тебя неудержимо тянет... к свету... к теплу...

Что бы тебе ни захотелось сделать — убежать в лес, сидеть на скамейке — все равно с тобой ничего не должно произойти, ты должна жить и радоваться.

И чувствовать, как тебе нравится... что у тебя новые почки... пыльца... Ветер подхватывает ее и разносит... И ты можешь летать... и быть везде... и все видеть... все слышать...

Это значит: “Тебе хочется жить”... “И ты можешь жить в самых разных формах. Ты можешь жить как монетка, ты можешь жить как зерно, ты можешь жить как поток воды, как странное существо, тебе интересно превращаться... Тебе хочется жить... Найди себе то, что нравится. Хочешь — убеги в Сочи. Хочешь — лазай по горам. Хочешь — мечтай. Найди возможность выразиться. Чтобы появился поток желания жить, поток стремления к чему-то, когда ты сама начинаешь что-то выбирать”.

И тебе очень нравится вырастать заново... пускать новые корни... и быть совершенно самой собой... Ты помнишь про капельки живой и мертвой воды... И кажется, что в этом растении ты сама учишься их как-то смешивать... Иногда... из одного твоего глаза вытекает капля-слеза одной воды... а из другого глаза... вытекает капелька... другой... И эти слезы как будто соединяют тебя... Ты чувствуешь себя в этом яйце цельной...

Слезы — это разрешение чувств, отсутствие подавления себя. Слезы ассоциируются со свободой эмоций. Слезы — это жидкость, связь с водой. Вытекают изнутри, льются снаружи... Одна слеза — из живой воды, другая — из мертвой... “Потому что в тебе есть мертвое, в тебе есть живое, оно должно как-то смешиваться. Ты, как растение, учишься смешивать влагу”... Были упомянуты корни. Смысл состоит в том, что растение — это образ целостности: есть корни, есть ствол, листья, ветви. Такая метафора: “Ты гонишь через себя, через корни, воду, влагу, она идет снизу, корни погружены в глубину, в мертвое, ты соединяешь мертвое и живое, в тебе есть мертвое и живое, правое и левое, в одном глазу — слеза живая, в другом — слеза мертвая. Ты не боишься того, что в тебе сейчас есть, ты это смешиваешь, и если это смешивается капельками, в правильных пропорциях, тогда все в порядке — ты сама больше, чем мертвое и чем живое. Ты сама нечто соединяющее и мертвое, и живое, смешивающее и превращающее все это в некий единый процесс”.

Когда ты засыпаешь, ты как будто растворяешься... и теряешь привычные дневные формы... раскачиваешься... и видишь сны... словно распадаешься... на разные свои образы... А днем просыпаешься... И тебе хочется быть очень активной... пускать почки... становиться деревом или цветком... И ты чувствуешь, как над тобой пролетают... разные облака... волны... которые куда-то уносит ветер... И этот ветер касается твоего лба... твоих щек... И тебе нравится слушать пение птиц...

Если вы помните, мы начали транс с фразы “Ты слышишь пение птиц”. Сейчас транс заканчивается и происходит “закольцовывание” — возвращение к начальным образам.

Тебе очень нравится открывать свое тело... Чувствовать, что плечи то приподнимаются, то опускаются... дышит грудь... Тебе очень нравится вырастать на этом кладбище... и чувствовать себя растением... которое может превратиться во что угодно... Как будто на тебе вырастают золотые монетки... и уходят в разные стороны... И эти монетки заново сплавлены... И ты чувствуешь себя очень цельной... И как будто опять оказываешься в лесу... где шумят деревья... поют птицы... И где-то вдалеке ты можешь слышать шум волн... И ты чувствуешь, что когда захочешь... в любой момент... из одного твоего глаза может скатиться слезинка... с одной водой... а из другого — с другой... Легко и спокойно... И тебя покачивает на волнах... будто выносит к берегу... И ты можешь слегка опустить голову... И чувствовать себя свободно и легко... И кажется, что морская пена омывает тебя... И ты выходишь из морской пены... и чувствуешь, как с твоей кожи... испаряется влага... И тебе нравится чувствовать свою кожу... теплой и свежей... как будто испаряющаяся пена... делает ее прохладной и одновременно теплой... Тебе очень нравится... как твое тело дышит морской влагой... чисто и спокойно...

Она реагирует на слова “чисто и спокойно”. Эти простые слова как бы смывают лишнее...

Кажется, что ты в любой момент можешь уйти обратно в море... и раствориться в нем... и выйти из него... Ты находишься между двумя средами: между солнцем и воздухом... и водой... Иногда тебе хочется уйти в одну из них... а иногда в другую... Легко и спокойно... И это ощущение, что море... будто находится внутри тебя... когда ты выходишь из него... и омывает, и плещется... Тебя покачивает море... покачивает воздух... Легко и спокойно... И кажется, что солнечные лучи... как стрелы... проникают в тебя... и очищают... И ты знаешь, что где-то существует источник... живой и мертвой воды... И ты можешь путешествовать... и пить эту воду... Тебе очень нравится, что ты можешь вырастать и пускать корни... И неизвестно, куда может улетать твоя пыльца... когда ты захочешь стать растением... легко и спокойно... И чем светлее воздух... тем легче тебе будет путешествовать... И стоит тебе заплакать... как ты можешь опять прикоснуться... к живому источнику... и к мертвой воде... и почувствовать, что можешь их смешивать... легко и спокойно... Тебе очень нравится... быть такой же цельной... как золотая монетка... в которой все вместе сплавилось... в которой есть две половинки — правая и левая...

Острота жизни

Работа с клиентами — один из способов включиться в остроту жизни. Психотерапевтическая работа вызывает переживания, которые сродни влюбленности, медитации, снам наяву, напряженному мышлению. Такие состояния — настоящая ценность. Они очень сильно вовлекают в себя, и только от личностной проработанности терапевта зависит, будут ли они ограничивать его или станут окном в мир.

Никогда не нужно забывать, что ты можешь вместе с клиентом играть в этой песочнице его проблем и быть этим занятием очень увлечен, но это всего лишь общая песочница, и ты должен в какой-то момент, улыбнувшись, выйти с клиентом за ее пределы. Клиент как бы испытывает тебя такой вовлеченностью. Если ты теряешь голову, засыпаешь, то твоя жар-птица улетает от тебя очень далеко. И нужно потом истоптать семь пар сапог, чтобы найти ее. Поэтому терапевт играет в этой песочнице искренне и сам получает от этого удовольствие, но при этом следует помнить, что, как Золушка, без пяти двенадцать, он должен выйти из песочницы и вывести за собой клиента. Это понимание, этот навык он передает клиенту, потому что именно в подобном умении заключается терапевтический секрет вывода клиента из того состояния, от которого он хочет избавиться.

Состояние не должно быть выброшено совсем. Необходимо найти некий выход, волшебный выход, чтобы это состояние превратилось в лягушачью шкурку, которую можно было бы взять с собой и при случае вернуться в нее обратно. И если в беседе терапевт произносит внутренне противоречивые реплики, в одной из которых он иронизирует над клиентом, во второй — жалеет, в третьей — уговаривает, в четвертой — о чем-то спрашивает, то все они могут оказаться ходами в поисках этого волшебного выхода. И эти ходы моделируют ситуацию клиента, когда он находится то в песочнице, то вне песочницы, то совершенно в других пространствах, где терапевт что-то ищет для клиента, а потом приносит ему в песочницу... Причудливые ходы. Коридоры сказочной, мечтательной, трансовой, сноподобной логики, посредством которой и происходит расколдовывание фиксированных проблем и поиск новых решений.

Все клиенты чем-то трогают меня. Это особое, глубокое чувство. Человека, с которым ты вместе пережил транс, ощущаешь как бы родственником. Встречая его через много лет, я не могу вспомнить его имя, его фамилию, но очень хорошо помню детали его переживаний и историю, которая была мне рассказана.

4. Возвращение домой - Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии - Л.М.Кроль