Warning: date(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/init.php on line 69 Warning: date(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/init.php on line 69 Warning: strtotime(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/modules/news/vuzliborg/vuzliborg_news.php on line 53 Warning: date(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/modules/news/vuzliborg/vuzliborg_news.php on line 54 Warning: strtotime(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/modules/news/vuzliborg/vuzliborg_news.php on line 56 Warning: date(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/modules/news/vuzliborg/vuzliborg_news.php on line 57
|
СОЗНАВАЕМОСТЬ ПСИХИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ - Самосознание личности - Столин В.В.^ Самая общая характеристика соз-наваемости (сознательности) психических процессов состоит в констатации двух феноменов: 1) человек может осознать то, что он воспринимает, то, что он вспоминает, о чем мыслит, /с чему внимателен, какую эмоцию испытывает; 2) человек может осознать, что именно он воспринимает, вспоминает, мыслит, внимателен, чувствует.^ Отметим, что сознаваемость психических процессов не означает ни то,что человек всегда сознает содержимое своего восприятия, мышления, памяти, внимания, ни то, что он всегда сознает себя в этом процессе. Речь идет лишь о том, что человек может осознать себя в этом процессе. Как известно, философия Р. Декарта исходила из факта сознания себя субъектом в процессе его мышления, восприятия и т. д. как из первичного, далее не разложимого, самоочевидного постулата. Для современной психологии, однако, сам этот факт нуждается в анализе. Такой анализ может быть произведен относительно любого психического процесса, мы остановимся лишь на восприятии, чтобы иметь возможность выявить отношение феномена сознательности психических процессов к обсуждавшимся выше феноменам самовыделения и «принятия в расчет» самого себя в актах перцепции и движения. Рассмотрим с этой точки зрения ситуацию восприятия, впервые систематически описанную Г. Страттоном [232]. Эта ситуация возникает в результате ношения специальных оптических приспособлений, инвертирующих изображение на сетчатке относительно вертикальной оси, вследствие чего видимый мир «переворачивается вверх ногами». Многими исследователями было установлено наличие адаптации к' таким искажениям: несмотря на инвертирующие приспособления, испытуемые обучались не только ходить, но и ездить на велосипеде и фехтовать. Однако выявление того, что происходит с восприятием испытуемых, иными словами — в чем состоит механизм адаптации к инверсии поля зрения, составило трудную проблему [77; 80]. Выше мы специально подчеркивали, что феномены самовыделения и «принятия себя в расчет» в перцептивных и двигательных актах характеризуют не только человека, но и животных. Как же обстоит дело с адаптацией к инверсии поля зрения у животных? Интересные данные на этот счет приводит Дж. Фоли, который исследовал поведение макак при ношении ими инвертирующих линз [168]. Оказалось, что в первые минуты после инверсии поля зрения обезьяна совершает несколько неверно ориентированных движений, после чего впадает в состояние, напоминающее коматозное (животное не совершает никаких движений), которое длится 5—6 дней.. Впоследствии обезьяна начинает реагировать, но лишь на очень сильные раздражители, большую честь времени продолжая оставаться в неподвижности. Таким образом, даже такие высокоорганизованные животные не могут адаптироваться к инверсии поля зрения. Почему же так происходит? Ответ кроется в той особой характеристике зрительных образов, которую мы обозначили как созна-ваемость. Человек способен отделить себя от своих зрительных образов, потому что он сознает, что мир существует независимо от него, но воспринимается им посредством его образов. Животное не сознает, что воспринимаемое им обязано своим феноменальным существованием его психическим процессам, оно не может отделить существование мира от образа этого мира. Для животного мир и образ мира — одно и то же. Вспомним известное высказывание К. Маркса: «Животное непосредственно тождественно со своей жизнедеятельностью. Оно не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизнедеятельность. Человек же делает самое свою жизнедеятельность предметом своей воли и своего сознания. Его жизнедеятельность — сознательная. Это не есть такая определенность, с которой он непосредственно сливается воедино» [1, 565]. Поэтому-то для обезьяны ее перевернутый «вверх ногами» образ мира равносилен перевернутости самого мира. Обезьяна не использует информацию, имеющуюся в этом новом образе, и для нее инверсия равносильна потере зрения. Человек использует эту информацию, как же он это делает? Ответу на этот вопрос был посвящен цикл исследований А. Д. Логвиненко [77; 78; 80]. Он" обратил внимание на особое качество инвертированного зрения. Испытуемые научаются правильно действовать в мире, несмотря на инверсию поля зрения, и не замечают эту инверсию. Однако они замечают видимую перевернутость мира, когда экспериментатор специально обращает их внимание на ориентацию объектов. Испытуемые научались действовать в мире на основе инвертированных образов и не сознавать их конфликтующую с реальностью ориентацию. В некоторых исследованиях, также как. в исследовании А. Д. Логвиненко, была описана стадия полной перцептивной адаптации, состоящей не только в правильном действовании, но и в восприятии объектов в их нормальной ориентации вопреки искажающему действию оптического устройства. А. Д. Логвиненко описывает механизм такой адаптации, как построение «особой виртуальной позиции наблюдателя, из которой оптическое поле перцептивно «осмысливается» как пространство нормальной ориентации» [77, 252]. Другими словами, адаптация к инверсии происходит не в форме реинверсии видимого поля с «головы на ноги», а в форме мысленного переворачивания самого себя «с ног на голову», так что видимые объекты благодаря смене позиции наблюдателя вновь приобретают правильную ориентацию. Автор при этом подчеркивает, что инвертируется не схема тела целиком, т. е. человек не в буквальном смысле воспринимает себя «вверх ногами», но лишь точка зрения, оптическая позиция, которая как бы выносится из тела. При этом испытуемый в опыте А. Д. Логвиненко сознавал как свою виртуальную, так и реальную позицию и, более того,- мог относительно произвольно переходить от одной воспринимаемой ориентации к другой. В цикле исследований [79; 118; 121] мы сформулировали ряд положений, относящихся как к восприятию в условиях оптических искажений, так и к человеческим сознательным образам вообще. Эти положения опираются на психологическую характеристику сознания, данную Л. Н. Леонтьевым, который специально подчеркивал, что сознание не есть бесструктурный «луч света», освещающий чувственные впечатле-.ния [74]. Сознание имеет свое собственное психологическое строение, раскрываемое через единство трех составляющих: чувственной ткани (ощущении), значений и личностных смыслов [75]. Применительно к обсуждаемой проблеме, т. е. к проблеме специфики сознательных образов, можно так сформулировать эти выдвинутые ранее положения. Главной особенностью человеческих сознательных зрительных образов является их принципиальная рас-щепляемость. В своих образах, в актах восприятия вообще, человек может выделять то, что он видит (предметное содержание, реально стоящее за образом), и то, через что (как, с помощью каких зримых характеристик, признаков) он видит, и свою позицию как наблюдателя, связанную со схемой тела. Именно эта расщепляемость проявилась в опытах с инвертированным зрением: испытуемая сначала «расщепила» видимое поле (перевернутое) и нормально ориентированный, реально существующий мир, видимый сквозь инвертированное зрительное поле, что позволило испытуемой действовать в мире, несмотря на его видимую перевернутость, и не впадать в коматозное состояние, как это произошло с обезьянами в экспериментах Дж. Фоли. Затем испытуемая проводит дальнейшее расщепление: свою позицию наблюдателя она отделяет от схемы тела и привязанной к схеме тела инвертированной ориентации зрительного поля и вырабатывает виртуальную позицию, которая позволяет осмыслить, перцептивно освоить новую ориентацию зрительного поля. Конечно, инвертированное зрение — особая, исключительная ситуация. Однако подобные явления в менее драматической форме происходят очень часто в нормальных ситуациях. Так, близорукий человек без труда понимает, что размытость воспринимаемого не есть свойство объекта, но есть лишь свойство его образа, вызванное особенностями его зрения. Потеря пространственности в темноте не воспринимается нами как утрата пространственности реального мира, мы относим ее к условиям нашего наблюдения. Эта особенность нашего восприятия хорошо фиксируется в языке. Такие обороты, как «я вижу смутно, неотчетливо, расплывчато, у меня двоится в глазах» и т. д., прямо указывают на это сознательное разъединение того, что воспринимается, и того, как воспринимается, — реально существующего мира и способа и условий его восприятия. Иное дело, если человек говорит: «Предо мной предстало нечто смутное, неотчетливое, расплывчатое, двоящееся». Здесь те же самые характеристики относятся уже не к образу восприятия, а к самому воспринимаемому объекту. Человек может также расщеплять свои образы не только по параметру «значение — чувственная ткань», но и внутри его семантической структуры. Так, мы воспринимаем человеческое лицо как молодое — старое, мужское — женское, веселое — грустное, и это есть содержание восприятия, которому соответствует перцептивная форма (зрительные признаки), например, характеристики контура (овал лица), особенности кожного покрова (наличие морщин), мимические характеристики и т. д. Но перцептивная форма сама является содержанием, которому соответствуют свои признаки (особые характеристики распределения яркости). Такое поуровневое строение образа является как предпосылкой зрительных ошибок, так и предпосылкой возможности их исправления. Так, допустим, мы восприняли лицо, как лицо пожилого человека, но затем увидели, что это молодое лицо. Какой-то из использованных нами признаков для выявления содержания молодое — старое оказался в данном случае ложным, и эту ложность можно обнаружить, лишь отделив признак от того содержания, чьим признаком он является. При особом заболевании — зрительной агнозии на лица, наступающем вследствие правосторонних затылочных поражений, эта хорошо скоординированная семантическая система нарушается, больной видит отдельные детали лица: нос, глаза, очки и т. д., но не видит все лицо в целом, не узнает близких, самого себя в зеркале и использует для опознания человека дополнительную информацию—голос, одежду, иногда прическу, очки [55]. В случае агнозии, следовательно, принципиальная семантическая расщепляемость зрительных сознательных образов превращается в их патологическую расщепленность. Отметим также, что и способность видеть предметы как бы выходя за рамки собственного тела, т. е. с иной, мыслимой, виртуальной позиции, не является, по-видимому, характеристикой лишь инвертированного зрения. Такой способностью обладают, по крайней мере, некоторые художники. Принципиальная расщепляемость сознательных образов—их важнейшая характеристика как сознательных, но это их Производное качество. В. его основе лежат две другие характеристики. Первая из таких характеристик — это значимость, семантическая насыщенность зрительных образов. Семантика зрительных образов (как и человеческая семантика вообще) соотносит конкретные воспринимаемые явления не только с прошлым опытом^ восприятии данного конкретного индивида, но и с усвоенным им культурным наследием, выражающимся в его мировосприятии в целом, понимании природы вещей, владении целой системой значений, имеющих ' а'мо-дальную природу. Благодаря этому образ у человека всегда несет в себе содержание, выходящее за рамки его актуального или прошлого сенсорного опыта. Вторая базисная характеристика зрительных образов состоит в том, что эти образы соотнесены не' только с активным, действующим субъектом, но и предполагают его удвоение в виде появления «феноменального «Я». Феномены, рассмотренные в предыдущем разделе, характеризовали способ существования активного субъекта. Таким субъектом является всякий достаточно развитый живой организм. Самовыделение и «принятие себя в расчет» необходимо для существования организма, и соответственно существование этих феноменов предполагает активного субъекта. Однако эти феномены не предполагают и не привносят никакого удвоения субъекта в виде появления особого психического образования—его феноменального «Я». Напротив, сознательные психические образы предполагают такое удвоение — субъект может отнестись к ним как к его образам, а следова-тельно, и отделить их от себя. ,Тот, кто видит, понимает, относится — это реальный, действующий материальный субъект, обладающий психикой, но чтобы ему отнестись к образам внешнего мира не как к вещам, а именно как к его образам, он должен осознать себя, выделить свое феноменальное «Я». Теперь можно провести границу между феноменами самовыделения и «принятия себя в расчет» в актах восприятия и движения (и соответствующих психических образований—схемы тела и самочувствия), с одной стороны, и феномена сознаваемости психических процессов — с другой. Первые получают свою содержательную интерпретацию в рамках научной парадигмы «организм — среда». Являясь психическими, эти феномены отражают важнейшую черту активности живых организмов. Для самой жизнедеятельности этих организмов необходима обратная связь, информация о характере их активности. Однако использование этой информации не предполагает существования особого психического образования в виде феноменального «Я», зато предполагает формирование схемы тела и учета самочувствия. Эти психические образования, однако, не составляют «Я», они встроены непосредственно в психическую структуру организма. Можно сказать, что схема тела и самочувствие являются аналогами «Я» на уровне организма, так же как процессы самовыделения и «принятия себя в расчет» в актах перцепции и движения есть аналоги процесса самосознания. Сознаваемость психических процессов раскрывается в рамках иной парадигмы: «индивид—вид». Вид, к которому принадлежит каждый конкретный человеческий индивид, как известно, характеризуется прежде всего не биологическими особенностями, а специфической социальной организацией, коллективным трудом, порождающим речь и сознание. Сознаваемость психических процессов предполагает проникновение выработанных в историческом процессе и усвоенных человеком значений в саму структуру этих процессов, в структуру человеческих образов. Сознательность психических образов я-вляется. также следствием «удвоения» субъекта — появления его феноменального «Я». Психологически сознательность чувственных образов обеспечивается возможностью их феноменального расщепления: выделения того, что воспринимается и как воспринимается, а также отделения «Я» от воспринимаемого предмета и образа восприятия. Сознательность чувственных образов, как и со-знаваемость психических процессов вообще — производная их характеристика. Сознательность образов производна от развития сознания и самосознания. Сознательность образов — следствие расширения сферы осознаваемого, общий механизм которого разработан А. Н. Леонтьевым [74]. Первоначально' осознается цель действия—имение потому, что значение цели часто выходит за рамки чувственно воспринимаемых качеств. Это значение кроется в системе отношений между индивидами — участниками коллективного труда, или, более широко, членами одного общества. Возможная «невидимость», «неосязаемость» достоинств цели, ее полезности для субъекта и требует •ее осознания в качестве цели, предполагающего сознание своей связи с другими людьми. Условия, в которых достигаются цели, осознаются по мере того, как они требуют дополнительных волевых усилий, т. е. по мере того, как они сами становятся целями. Аналогичный процесс происходит и в развитии сознательного восприятия человека. Первоначально сознается лишь предметное содержание образа, т. е. воспринимаемый предмет, на который направляется активность ребенка. Лишь в ситуации, когда те или иные субъективные условия мешают этому восприятию, начинают осознаваться сами эти условия и тот факт, что предмет и его образ не одно и то же. Также вторичным является присутствие «Я» в психических процессах. Первоначально выделение «Я» должно быть подготовлено деятельностью и общением ребенка, оно должно стать необходимым для его общения и его деятельности. Действующее «Я» и рефлексивное «Я» Прежде чем продолжить обсуждение феноменов самосознания, необходимо более строго ввести еще одно различение, которое лежит в цент-
Таблица 4 Матрица корреляций между факторами (женская выборка, п г= 74) 1 Полное название: ожидание санкций, влекущих потерю привлекательности. 2 Полное название: ожидание негативных семейных санкций. 8 Полное название: потребность в свободе и творчестве. В клетках таблицы коэффициенты линейной корреляции Спирмана: в клетках, не расположенных по главной диагонали, ноль и запятнан после него опущены. Корреляции 0,29 и выше значимы на 95%-WM уровне значимости.____________________________________ ние может быть позитивным («Я» — условие, способствующее самореализации), негативным («Я — условие, препятствующее самореализации) и конфликтным («Я» — условие, в одно и то же время и способствующее, и препятствующее самореализации). Вступая в сознание субъекта, отношение к себе семантически оформляется (когнитивная составляющая) и переживается (эмоциональная составляющая). В связи с этим возникает проблема, подлежащая эмпирическому анализу: каковы особенности существования и строения смысла «Я» в сознании и как зависят различия в семантике смыслов от их вне-сознательного содержания, т. е. от их характеристик как отношений субъектов к самому себе. Указанная проблема входит составной частью в более общую проблему анализа личностных смыслов, которые по тому же основанию подразделяются на позитивные, негативные и конфликтные. Последняя проблема послужила предметом экспериментального анализа, проведенного нами совместно с М Кальвиньо [48, 126]. В основе разработанной нами экспериментально-диагностической процедуры [127] лежал принцип сопряжения классического проективного метода — Тематического Апперцептивного Теста (ТАТ) Г. Мюррея [210] и психометрической процедуры—Семантического Дифференциала (СД) Ч. Осгуда [211]. Первым шагом в этой диагностической процедуре являлся анализ рассказов испытуемых по таблицам ТАТ с целью выявления многократно повторяющихся от рассказа к рассказу тем и соответствующих им «ключевых понятий» (например, «работа», «родители», «любовь», «я сам»). Затем по контексту рассказов определялся гипотетический смысл того или иного ключевого понятия для испытуемого. Этот смысл формулировался в виде нескольких предложений констатирующего содержания (например, работа—это удовольствие, работа—это потребность). Затем формулировался семантически противоположный смысл (например, работа—это скучная обязанность, работа—это необходимость). После этого испытуемый шкалировал с помощью СД — вначале ключевое понятие (т. е. отдельно слово «работа», например.), а затем — полюса гипотетического смыслового конструкта, т. е. сформулированные предложения — констатации. Использовался вариант СД,разработанный В. Ф. Петренко и состоящий из тридцати пар прилагательных—антонимов, представляющих шесть выделенных факторов—«оценка», «сила», «активность», «упорядоченность», «сложность» и «комфортность» [95]. Процедура измерения близости полюсов конструкта к ключевому понятию состояла в расчете коэффициента линейной корреляции (/") Спирмана. Значимая корреляция между одним полюсом конструкта и ключевым понятием понималась как их сходство. При анализе результатов мы считали, что тот или другой полюс конструкта коррелирует с ключевым понятием в том случае, если это справедливо для большинства сравниваемых пар, относимых к данному полюсу; в оставшихся парах корреляция могла и не достигать значимой величины. Ниже приводится пример корреляции ключевого понятия («Я») с позитивным (п оценочном смысле) полюсом конструкта.
Таблица 5 Определение близости полюсов конструкта к ключевому понятию На основе применения ТАТ в описываемой модификации у 16 испытуемых был выделен 81 смысловой конструкт. Эти конструкты охватывали 287 противопоставлений (типа «работа—это удовольствие», «работа—это обязанность»). Конструкты относились к девяти темам, обозначенным ключевыми понятиями: я, другой человек, родители, мать, работа, замужество (женитьба), поступок, нравственность, жизнь. Каждый испытуемый делал в среднем 1346 суждений (единичных оценок), которые и послужили базой для расчета коэффициентов корреляции. Анализ 81 конструкта показал, что в 72 из них (88,9%), по крайней мере, один полюс конструкта коррелирует с ключевым понятием и только в 9 случаях (11,1%) с ключевым понятием не коррелирует ни один из полюсов конструкта. Этот результат свидетельствует о том, что если принять за меру семантической близости корреляцию оценок с помощью СД, то отдельно взятые значения, соответствующие выделенным с помощью ТАТ ключевым для испытуемого явлениям, событиям, людям и т. д., оказываются семантически близкими тем или иным содержательным определениям, в которых зафиксированы варианты личностных смыслов. При этом, как видно из приведенного и достаточно типичного примера, эти определения не подразумеваются словарным значением слова (ср.: Я достигну многого. Я горда. Я нужна близким и друзьям и т. д. — все это не подразумевается значением «Я»). Таким образом, личностный смысл может выражаться и в отдельно взятом значении, или, иначе, отдельно взятое значение может насыщаться личностным смыслом. Чтобы проанализировать различные варианты личностных смыслов, была предпринята попытка их ти-пологизации. «Позитивным» полюсом конструкта мы всегда называли тот гипотетический смысл, который позитивен с оценочной точки зрения, безотносительно к тому, проявился ли в тексте рассказов он или семантически противоположный полюс. Таким образом, предложения типа «работа—это удовольствие», «Я горда»^ «Я достигну многого» принимались за позитивный полюс конструкта и соответственно предложения «работа—это обязанность», «Я часто унижаюсь», «Я вряд ли чего-то достигну» принимались за негативный полюс, безотносительно к тому, что выражал испытуемый в протоколах. При типологизации нами учитывались наличие или о,тсутствие корреляции, будет ли коррелировать ключевое понятие с одним полюсом, с двумя полюсами, с положительным или отрицательным полюсом конструкта, а также учитывался знак корреляции. Теоретически можно выделить 9 типов конструкта (рис.2). Подробно предложенная классификация обсуждалась нами ранее [126]. Здесь мы лишь отметим неко- Рис. 2. Классификация смысловых конструктов (по В. ti. Столину, М. Кальвшьо, 1982} Условные обозначения: (+)—позитивный полюс, (—)—негативный полюс, к — ключевое понятие; (+ /"—положительная корреляция, (—/•)—отрицательная корреляция, о г —отсутствие корреляции торые важнейшие черты смысловых конструктов. Общая черта однополюсных последовательных конструктов — это отсутствие семантической оппозиции позитивному или негативному смыслу данного явления. Субъект, конечно, может подобрать антонийические значения к каждой из групп определений, однако в его смысловой сфере то или иное содержание смысла переживается как единственно существующее, не дихотомизированное, не противопоставленное какому-то иному содержанию. Двухполюсные конструкты характеризуются одновременной корреляцией ключевого понятия с обоими полюсами конструкта. К'последовательным двухполюсным конструктам относятся такие, в которых положительная корреляция с позитивным полюсом одновременно соседствует с отрицательной корреляцией с негативным полюсом (утверждающие конструкты) или, наоборот, положительная корреляция с негативным полюсом соседствует с отрицательной корреляцией с позитивным полюсом (отрицающие конструкты). Для двухполюсных противоречивых смысловых конструктов характерно наличие корреляций одного знака одновременно с обоими полюсами конструкта. Смысловые конструкты описывают ту форму, которую приобретает личностный смысл в сфере сознания, и позволяют дифференцировать строение смыслов. В сознании значение существует не само по себе, а в системе ассоциаций, возможных для данного значения [72]. Ассоциативные связи значения как единицы сознания не тождественны ассоциативным связям, образующимся у данного значения тогда, когда оно становится переносчиком личностного смысла. В последнем случае эти ассоциативные связи как раз и могут быть представлены в виде смысловых конструктов. Так, если личностный смысл существует в форме однополюсного утверждающего конструкта, это означает, что человек в своем сознании исключает саму возможность иного осмышления явления, события, обстоятельства. Тот же самый смысл (напри-мер, позитивный смысл «Я»), включенный в двухполюсный конструкт, существует в сознании уже не сам по себе, а вместе с активным отрицанием противоположного смысла (например, негативного смысла «Я»). Двухполюсный противоречивый смысловой конструкт, включая тот же смысл, свидетельствует о нерешенности в сознании проблемы осмышления того или иного явления, о колебаниях и сомнениях человека. Наконец, отсутствие корреляций (то, что мы обозначаем как «нейтральный конструкт») свидетельствует о том, что данное явление не включено в смысловую сферу человека. Как уже указывалось, смысловые конструкты отражают ту форму, которую приобретает личностный смысл в сознании. Но личностные смыслы могут быть классифицированы безотносительно к их форме, к их строению в сознании лишь на основе того места, которое занимает данное явление по отношению к мотиву. Можно предполагать, что в зависимости от этой последней характеристики смысла (т. е. характеристики смысла не 'как явления сознания, а как момента деятельности) будут различаться и строение смысла (конструкты), и эмоциональный тон переживания данного смысла ('коннотат смысла), и его семантическая насыщенность (денотат смысла). Эта гипотеза и проверялась экспериментально [48]. При этом мы исходили из того допущения, что то или иное явление может быть не только условием деятельности и иметь позитивный, негативный или конфликтный смысл, но и само может являться мотивом и иметь смысл мотива. В качестве испытуемых выступили 9 клиентов психологической консультации, проходившие курс групповой неврачебной психотерапии, в отдельных случаях использовались данные еще 6-ти испытуемых, не являвшихся клиентами консультации. Заключение о смысловом статусе того или иного явления у данного конкретного испытуемого (клиента консультации) выносилось на основе следующих экспериментально-диагностических процедур. 1. Первичная беседа консультанта с клиентом, на которой излагались основные жалобы. 2. Наблюдения за клиентом в процессе занятий групповой неврачебной психотерапией (более 60 часов), проводимые одним из авторов исследования, присутствовавшим в качестве наблюдателя на всех занятиях группы (М. Каль-виньо). 3. Наблюдения и заключения, психологов-психотерапевтов, проводивших групповые занятия (В. В. Столин, А. Я. Варга). 4. Беседа с клиентом после проведения занятий. 5. TAT с последующей клинической беседой. 6. Методика управляемой проекции [117]. 7. Опросник 16 PF Кэттелла [160]. С оставшимися 6 испытуемыми проводилась более краткая процедура анализа, в которую включались: клиническая беседа, ТАТ, опросник 16 PF Кэттэлла, методика управляемой проекции и экспертные оценки психотерапевта по экспериментально-диагностическим данным. Мы не будем здесь подробно останавливаться на результатах исследования, которые обсуждаются нами в другой работе [48]. В целом результаты показывают, что негативный смысл оценивается ниже и переживается как менее «активный», «сложный» и «комфортный», но столь же, если не более стабильный в сравнении со смыслами остальных трех категорий, т. е. мотивами, позитивными и конфликтными смыслами. Различия внутри трех последних категорий не выражены, хотя они также есть. Так, мотивы превосходят в оценках позитивные смыслы по всем факторам, хотя и статистические различия не достигают значимых величин. Конфликтные смыслы оказываются наиболее «сложными» и «сильными» и наименее «стабильными» в сравнении с мотивами и позитивными смыслами, хотя и здесь статистические различия не значимы. Анализу были подвергнуты также различия в типах смысловых конструктов, которые можно наблюдать в зависимости от того, какой именно смысл (смысл мотива, позитивный, негативный или конфликтный) фиксирует данная лексическая единица. Оказалось, что мотивы выражаются утверждающими конструктами: как однополюсными, так и двухполюсными, как последовательными, так и противоречивыми. Теми же утверждающими конструктами выражаются и позитивные смыслы, однако они не оформляются с помощью противоречивых конструктов. Негативные смыслы выражаются с помощью отрицающих конструктов, при этом они также всегда последовательные, хотя и могут быть как однополюсными, так и двухполюсными. Конфликтные смыслы выражаются всегда с помощью двухполюсных противоречивых конструктов, преимущественно утверждающих, хотя и возможны случаи отрицающих конструктов. Таким образом, мотив с точки зрения его семантического строения в сознании всегда приобретает форму констатации какого-то позитивного смысла явления, однако у разных людей это может как сопровождаться оппозицией противоположному смыслу явления, так и не сопровождаться такой оппозицией, эта констатация может быть как внутренне логичной, последовательной, так и противоречивой. В отличие от мотива позитивный или негативный смысл явления семантически всегда последователен, хотя может также у отдельных индивидов приобретать характер решенной дилеммы, а у других—единственно возможного. Конфликтный смысл — это либо борьба альтернатив, фиксирующая незаконченность выбора между двумя смыслами явления, либо сумма отрицаний; при этом отрицается и позитивный смысл явления, и его негативный смысл. При анализе различий в денотатах смыслов мы применили своего рода статистико-феноменологиче-ский анализ. Были собраны все статистически значимые корреляции ключевого понятия с теми или иными, сформулированными по данным ТАТ предложениями, образующими полюсы конструктов, для всех восьми анализируемых тем-понятий. Психосемантика смыслов «Я» оказалась наиболее богатой, что выразилось прежде всего в количестве значимых семантических связей. При этом для наших испытуемых «Я» всегда оказывалось одним из условий—позитивным, негативным или конфликтным. Характерно, что наибольшее число значимых семантических связей обнаружилось у ключевого понятия «Я» с предложением «Я одинок и никому не нужен». Это объясняется тем, что среди наших испытуемых не было ни одного семейно-благополучного человека. Проведенное исследование показывает, что, как и другие личностные смыслы, смысл «Я» в зависимости от отношения субъекта к самому себе оказывается различным как в плане психосемантики (денотаты и коннотаты смыслов), так'и в плане особой структурной организации (смысловые конструкты). Выявленные различия имеют и прикладное значение. Для направленной коррекционной работы важно понять не только зону конфликта, но и то, как этот конфликт перерабатывается в сознании. Представления о типах смыслов, о их семантике, об оформляющих их смысловых конструктах как раз и позволяют диагностировать то, как сознающий субъект переосмышляет действительность. Так, например, двухполюсный противоречивый утверждающий конструкт, «оформляющий» мотив, показывает, что явление обладает для субъекта и побуждающей и смыслообразующей функцией, в силу реальных жизненных процессов оно противоречиво, субъект переживает это противоречие и имеет позитивный полюс, к доминированию которого он мо-
Таблица 6 Психосемантика смыслов «Я» В клетках таблицы статистически значимые коэффициенты корреляции ключевого понятия «^?» с предложениями, сформулированными по протоколам ТАТ (левый столбец таблицы). жет стремиться, и это выражается в ряде специфических семантических компонент смысла и его эмоциональных (коннотативных) характеристиках. Если же смысл явления оказывается негативным и оформляется двухполюсным последовательным отрицающим конструктом — субъект как бы не видит «просвета», он говорит «нет» позитивному смыслу, но также «нет» и «негативному», субъект находится не только в деятельностном, жизненном кризисе, но и в кризисе сознания, осмышления действительности. Если в контексте деятельности выступает он сам («Я»), то речь идет уже о кризисе самосознания, кризисе осмышления самого себя. Это выражается и в коннотатах— «Я» оказывается не «оцениваемым», не «сильным», не «активным», зато «стабильным», что в данном контексте означает «несклонным к позитивным изменениям». Этому эмоциональному фону соответствуют и семантические дополнения к значению «Я»: неуверенность, ожидание неуважения, представление о своей бесперспективности и т. п. Таким образом, учет характера смысла, его содержания и формы, в которой он существует в сознании, .может служить психологу подсказкой направления его психокоррекцион-ных, психотерапевтических усилий. Категория: Общая психология, Психология Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|