11. ГРАНИЦЫ - Техники семейной терапией - Сальвадор Минухин, Чарльз Фишман

Приемы разграничения регулируют проницаемость границ, разделяющих холоны. В основе этих приемов лежит тот факт, что участие в конкретном контексте конкретного холона требует реакций, специфичных для данного контекста. Люди всегда исполняют лишь часть своего репертуара. Актуализировать же потенциальные альтернативы можно в том случае, если индивид начнет действовать в иной подсистеме или же если изменится характер его участия в данной подсистеме. Приемы разграничения могут быть нацелены на психологическую дистанцию между членами семьи или на длительность взаимодействия в рамках значимого холона.

Психологическая дистанция

Часто то, как сидят члены семьи во время сеансов, указывает на их привязанности. Это нестрогий показатель, терапевт должен воспринимать его лишь как первое впечатление, которое необходимо исследовать, подтвердить или отбросить. Кроме расположения людей в пространстве, терапевт должен следить и за многими другими показателями. Когда говорит один из членов семьи, терапевт отмечает, кто перебивает или дополняет его, кто подтверждает его слова и кто ему помогает. Это тоже нестрогая информация, однако она позволяет терапевту составить предварительную карту, показывающую, кто к кому близок, какие связи, коалиции и сверхтесные диады и триады существуют в данной семье, какие стереотипы выражают и поддерживают ее структуру. Затем он может прибегнуть либо к когнитивным конструкциям, либо к конкретным маневрам, чтобы установить новые границы.

Терапевт, работающий с семьей Хэнсенов, использует для установления границы между двумя ее членами когнитивную конструкцию. Через пять минут после начала сеанса он спрашивает Алана: “Ты знаешь дружка Кейти?” — и Кейти отвечает. Немного погодя он спрашивает Алана, сколько лет Дику, и Кейти отвечает на долю секунды раньше Алана. Теперь терапевт видел уже два однотипных примера того, как Кейти вмешивается в его разговор с Аланом, и говорит ей: “Ты ему помогаешь, да? Ты служишь ему памятью”.

Подобные фразы представляют собой когнитивные указания на то, что в данном случае желательно добиться некоторого разобщения. У опытных терапевтов накапливается немало таких фраз, которые им по той или иной причине понравились и в соответствующих ситуациях стали их спонтанными реакциями: “Ты его голос”, “Если она будет отвечать за тебя, тебе вообще не придется разговаривать”, “Ты чревовещатель, а она твоя кукла”, “Голоса, которые ты слышишь в своих галлюцинациях, даже не твои — это голос твоего отца говорит внутри тебя”, “Если твой отец будет все делать за тебя, ты так и останешься неуклюжим увальнем”, “Если твои родители знают, когда тебе нужно колоть инсулин, — значит, твое тело тебе не принадлежит”. Эти фразы характерны для Минухина, который любит конкретные метафоры. Если какой-нибудь терапевт захочет их позаимствовать, он должен превратить их в свои собственные или, что еще лучше, подобрать свои фразы, чтобы привлекать внимание пациентов к вторжениям в чужое психологическое пространство, отмечая и разобщая сверхтесные диады.

Если дисфункциональные диадные взаимодействия поддерживаются благодаря вмешательству третьего лица, которое выступает как отвлекающий фактор, союзник или судья, то терапевту предстоит провести границы между тремя людьми. В таких случаях он может принять решение внести разобщенность в сверхтесную диаду, чтобы помочь ее членам найти альтернативы их конфликту внутри собственной подсистемы. Он может также увеличить дистанцию между ними, воспользовавшись для их разграничения третьим лицом или же создав другие подсистемы, разобщающие членов сверхтесной диады. Обычный стереотип в таких случаях — непослушный ребенок, беспомощная мать и авторитарный отец. Их танец представляет собой вариации на одну и ту же тему: ребенок не слушается, мать проявляет чрезмерную или недостаточную требовательность, ребенок снова не слушается, тогда вмешивается отец со строгим голосом или сердитым взглядом, и ребенок подчиняется. Мать по-прежнему беспомощна, ребенок непослушен, а отец авторитарен.

Еще одна вариация того же танца — случаи, когда между родителями существуют явные или скрытые неразрешенные конфликты. Если усиление стресса в супружеской диаде активизирует неразрешенные конфликты, то ребенок плохо себя ведет, или встает на сторону матери против авторитарного отца, или присоединяется к отцу против некомпетентной и несправедливой матери, или становится помощником либо судьей обоих родителей. Если, как в семье Кьюнов, терапевт решает сфокусироваться на диаде мать-ребенок и для этого ему нужно нейтрализовать мужа, он может сказать ему: “Поскольку мать и ребенок обычно находятся вместе, когда вы на работе, вам лучше бы понаблюдать вместе со мной, как они разрешают конфликты”. Или: “Поскольку мать и дочь — женщины, а ни вам, ни мне не приходилось быть женщиной четырех или двадцати семи лет, мать должна лучше понимать вашу дочь. Давайте понаблюдаем за их танцем и посмотрим, что мы сможем узнать”.

Или же терапевт в этой ситуации может расширить определение проблемы, выведя ее за рамки чрезмерной сосредоточенности матери и ребенка друг на друге и поставив вопрос об участии отца в поддержании у ребенка симптоматологии. При этой стратегии он будет держать в фокусе ребенка, но преувеличивать участие отца в родительской подсистеме, чтобы добиться разобщения сверхтесной диады. Он может сказать родителям: “Когда четырехлетняя дочь оказывается выше матери, она, возможно, сидит на плечах отца”, или: “Четырехлетнему ребенку не устоять против родителей, если они объединятся”, или: “Если вы не можете справиться с маленьким ребенком, то, возможно, вы тянете в разные стороны”, или: “Вы, наверное, что-то делаете не так. Я не знаю, что это может быть, но уверен, что если вы подумаете вместе, вы поймете, в чем дело, и, больше того, сумеете найти выход”, или: “При таком положении вещей вы занимаетесь изничтожением друг друга и при этом, используя в своих целях ребенка, которого оба очень любите, так или иначе делаете ему больно. Поэтому нам придется найти способ, чтобы вы могли помогать друг другу, и тогда вы сможете помочь ребенку”. Такая поддержка родительской подсистемы имеет целью увеличить как психологическую дистанцию между матерью и ребенком, так и близость между супругами, ставя перед ними как перед родителями общую задачу.

Если терапевт принимает решение сосредоточиться на суружеской диаде и ее дисфункциональных взаимодействиях и таким путем разобщить сверхтесную диаду мать-ребенок, ему придется преодолевать отвлекающие маневры ребенка. Он может сказать ему: “Ты милый, заботливый и послушный ребенок, потому что плохо себя ведешь... страдаешь головной болью... плохо учишься всегда, когда твои родители в плохих отношениях”, или: “Когда ты объясняешь мне поведение своих родителей или поддерживаешь мать либо отца, меня поражает, как быстро ты превращаешься из десятилетнего в шестидесятипяти- или двухсотвосьмилетнего, а потом тут же снова в четырехлетнего. Но не странно ли то, что ты вдруг оказываешься бабушкой своей матери или отца? Я помогу тебе расти обратно. Поставь свой стул сюда, поближе, и сиди тихо, пока твои родители разбираются с проблемами, которые касаются только их, а тебе ими заниматься незачем, и ты в них совсем ничего не понимаешь”. Или терапевт может сказать одному или обоим родителям: “Я хочу помочь вашему ребенку расти обратно, попросив его сидеть тихо, пока вы обсуждаете ваши проблемы”.

Терапевт может создавать подсистемы с различными целями. Например, если дети заспорили, он может предложить склонным к вмешательству родителям вместе с ним наблюдать за ними в качестве группы “взрослых”, “потому что дети нынче думают не так, как в наше время, и могут найти такие решения, которые нам и в голову не придут”. Или он может попросить родителей поставить перед детьми какую-то проблему и, когда дети найдут решение, обсудить его с ними, поддерживая таким образом руководящую функцию родителей и в то же время обеспечивая их невмешательство. Или же терапевт может попросить одного из супругов помочь другому не вмешиваться в споры детей, сжимая его руку при попытках вмешаться, и предложить им в то же время внимательно наблюдать за общением детей, чтобы потом прокомментировать их с родительской точки зрения. Или же он может предложить отдельно родителям и отдельно детям обсудить какую-то семейную проблему, чтобы потом каждая группа рассказала другой, как они представляют себе эту проблему. Тем самым будут созданы две подсистемы, способные функционировать одновременно, не мешая друг другу. При этом терапевт может присоединиться к одной из групп в качестве наблюдателя или участника либо переходить из одной группы в другую. Или же терапевт может сказать дедушке или бабушке, что, поскольку они умудрены жизненным опытом, ему было бы интересно выслушать их соображения после того, как они прислушаются к спору между родителями и детьми, не вмешиваясь в него.

Терапевт может также прибегать к конкретным пространственным маневрам, чтобы изменить степень близости между членами семьи. Общепризнано, что передвижения в пространстве отражают психологические события или эмоциональные взаимодействия между людьми. Члены семей, принадлежащих к различным социально-экономическим группам, взрослые и даже маленькие дети видят в метафорах пространственной близости или отдаленности проявления эмоциональных связей. Изменение пространственного расположения членов семьи в ходе сеанса — прием установления границ, обладающий многими достоинствами, поскольку он является невербальным, недвусмысленным и создает напряженность. Когда члены семьи перестают делать то, что делали до сих пор, и меняются местами, “весь мир останавливается”. Такое вмешательство имеет и еще одно дополнительное преимущество — большую наглядность для тех членов семьи, которые не вовлечены во взаимодействие. Почти фирменный прием Минухина состоит в том, чтобы во время сеанса пересаживать людей с места на место и перемещаться самому и таким образом продемонстрировать изменения в своих эмоциональных связях с членами семьи.

Выступая в качестве лица, проводящего границы в пространстве, терапевт может использовать свои руки или все тело, чтобы прервать зрительный контакт между членами сверхтесной диады. Этот маневр может сопровождаться изменением расстановки стульев, чтобы помешать обмену сигналами, и его лучше усилить примерно такими высказываниями: “Ты разговариваешь со своим братом; тебе не нужна помощь отца”, или: “Это событие известно тебе лучше всего, потому что ты сам там был; поэтому обратись к собственной памяти, а не к памяти твоей матери”.

Терапевт может попросить членов семьи пересесть, чтобы дать им сигнал о своей поддержке той или иной подсистемы. Например, если между мужем и женой сидит ребенок, терапевт может предложить ребенку поменяться местами с одним из родителей, чтобы они разговаривали непосредственно между собой, а не через его голову. Если предложение терапевта ясно и логично, члены семьи обычно его выполняют. Терапевт может, если сочтет необходимым, встать и сократить дистанцию, отделяющую его от того лица, которого он просит пересесть. Такое изменение степени близости между терапевтом и членами семьи осложняет противодействие.

В терапии между этими приемами трудно провести четкую грань; обычно они сочетаются и усиливают друг друга. Примером может служить семья Смитов, в состав которой входит ребенок с психосоматическими нарушениями.

(1)

(2)

(3, 4, 5)

(6, 7)

(8)

Терапевт: Мистер Кэриг, у вас с женой, по-видимому, есть разногласия по этому поводу. Поговорите с ней об этих разногласиях. (Общий смех — смеются и все четверо детей-подростков, и родители.)

Отец: Это смешно, потому что мы друг с другом не разговариваем.

Терапевт: Ну, теперь придется, это нужно, чтобы разрешить ваши разногласия.

Отец (терапевту): Я считаю, что Джерри... (Терапевт показывает, что муж должен обращаться кжене. Тот бросает взгляд на жену и продолжает обращаться к терапевту. Дети начинают шуметь.)

Терапевт: Нет, обращайтесь к жене. Мы все будем слушать, но вы должны говорить с женой. (Делает жест, отделяющий родителей и от себя самого, и от остальных членов семьи.)

Отец (терапевту): Я знаю, что это важно, но, по-моему...

Терапевт: Нет. Поверните немного свой стул, так вам будет удобнее ее видеть. (Помогает мужу повернуть стул.) И вы тоже, миссис Кэриг. (Поворачивает ее стул так, чтобы она сидела лицом к мужу, затем отворачивается и смотрит в окно. Дети сидят молча.)

Отец (поворачиваясь и обращаясь к жене): Похоже, что каждый раз, стоит только нам заговорить, мы в конце концов договариваемся до такого...

Мать (мужу): И кто обычно прав? Скажи-ка.

Этот эпизод, длящийся около 30 секунд, включает в себя по меньшей мере восемь операций по проведению границ. Терапевт вербально очерчивает подсистему муж-жена (1), усиливает ее жестом руки (2) и вербально повторяет его (3). Дети исключаются как вербальными указаниями, так и жестами (4, 5). Расположение родителей в пространстве изменяется так, чтобы они сидели лицом друг к другу и спиной к детям (6, 7). В заключение терапевт разрывает свой контакт с родителями, отворачиваясь от них (8), после чего супруги начинают длительный спор без постороннего вмешательства. Разграничение прошло успешно, потому что терапевт применял разнообразные маневры, пока не добился желаемой изоляции мужа и жены. Если кто-нибудь из детей будет продолжать вмешиваться, терапевт может отгородить его своим телом, или отодвинуть его стул подальше от родителей, или попросить его повернуть стул, чтобы сидеть лицом к брату или сестре, или сказать родителям: “Предложите ему высказывать свои замечания только тогда, когда вы оба это разрешите”. Если родители согласятся, то терапевту больше уже не нужно будет выступать в роли разграничителя: они будут делать это сами.

Хотя разграничение, осуществленное в этом сеансе, концептуально несложно, оно представляло большие трудности для терапевта, потому что он испытывал давление со стороны обоих супругов, направленное на то, чтобы он присоединился к их подсистеме. После того, как он попросил мужа и жену разговаривать между собой, они продолжали обращаться к терапевту. Отвечая им, он поддержал бы дисфункциональное взаимодействие, при котором всегда привлекается кто-то третий, чтобы избежать конфликта. Больше того, он разрушил бы то, чего пытался добиться. Терапевт стал глядеть в окно и таким образом исключил зрительный контакт в этом эпизоде. Если в аналогичной ситуации окна не окажется, он может с таким же успехом уставиться на собственные туфли, или делать заметки в блокноте, или просто рисовать в нем закорючки.

В семье Браунов границы проводятся вокруг диады отец-дочь. Семья обратилась за помощью по поводу своей четырнадцатилетней дочери Бонни, которая страдает не поддающейся лечению астмой. На сеансе присутствуют ее сестры, восемнадцати и семнадцати лет. Бонни начинает разговор с отцом о своей учебе в школе. В середине разговора к нему подключаются другие члены семьи. Одна сестра бесцеремонно заявляет, что Бонни нечего было записываться на курс математики. Мать обвиняет отца в том, что он не помогает Бонни делать уроки. Другая сестра начинает говорить о собственной учебе.

Терапевт, Рональд Либмен, передвигает стул Бонни, чтобы она сидела лицом к отцу, и предлагает отцу и дочери продолжать разговор. Когда старшая сестра пытается вмешаться, терапевт говорит Бонни: “Это касается только тебя и отца. Стоит тебе попытаться что-то сказать, как твоя семья своей заботливостью заставляет тебя замолчать. Не позволяй им этого делать”. Отец и дочь продолжают разговаривать, и вскоре в диалог вклинивается мать. Либмен поднимает руку, показывая, что разговор должен идти между Бонни и отцом. Когда кто-то перебивает их в следующий раз, Бонни сама говорит: “Минутку, пожалуйста”. Теперь разграничение осуществляет сам член семьи.

Очерчивая границей диаду отец-дочь, терапевт сначала использует их расположение в пространстве. Он передвигает стул Бонни, производя демаркацию границы подсистемы, состоящей из отца и младшей дочери. Это облегчает разговор для них обоих и затрудняет его для тех, кто хотел бы вмешаться. Потом он дает Бонни указание самой провести границу, ограждающую их разговор. Позже он дает знак остальным не вмешиваться.

То же самое он мог сделать и иначе. Можно было попросить отца следить, чтобы никто не вмешивался, или самому не давать вмешиваться, или делать и то и другое. Это были бы, в сущности, изоморфные вмешательства, и причины, заставляющие терапевта избрать одно из них, индивидуальны для каждого данного терапевта в данном контексте. Кроме того, терапевт эффективно использует для проведения границ свое присутствие, избирательно сосредоточиваясь на разговоре между отцом и дочерью и игнорируя других, когда они начинают говорить. Он вводит и когнитивные дополнения к своим вмешательствам, обращая внимание Бонни и других членов семьи на то, как их помощь мешает Бонни.

Работая с семьей Браунов, терапевт использует несколько приемов разграничения: перемещения в физическом пространстве с целью выделить подсистемы, использование самого себя для защиты подсистемы от вторжения других семейных подсистем и объяснение своей поддержки этой подсистемы. Первые два вмешательства представляют собой конкретные маневры, последнее — когнитивную конструкцию. В данной ситуации они достаточны для того, чтобы побудить члена семьи — Бонни защищать подсистему отец-дочь. В ходе терапевтического процесса понадобится применить и неоднократно использовать много различных приемов разграничения, прежде чем будет достигнута напряженность, достаточная для того, чтобы вызвать структурные изменения.

Иногда использование пространственных метафор может принимать форму расстановки стульев в два кружка, чтобы защитить одновременно две подсистемы, или поворачивания стула на 180°, чтобы изолировать или защитить члена семьи, или устранения пустого стула, пепельницы или блокнота, находящихся между супругами, чтобы указать на необходимость большей близости. Когда терапевт приближается к члену семьи, опускается рядом с ним на колени, прикасается к нему или стоит, возвышаясь над ним, — все это указывает на наличие связи, не требуя вербальных или когнитивных уточнений.

В таких ситуациях, когда исполнительная подсистема включает в себя одного беспомощного члена семьи и одного навязчивого, заботливого и компетентного, терапевт может попросить “компетентного” наблюдать через одностороннее зеркало, как “беспомощный” справляется с заданиями без его участия. Еще один невербальный метод состоит в том, чтобы просто попросить родителей привести на сеанс только определенных членов семьи, а других не приводить, что указывает на необходимость разделения подсистем. Или же терапевт может сказать, кто должен принять участие в том или ином сеансе.

В некоторых семьях, отличающихся хаотическим стилем общения, где все постоянно друг друга перебивают или говорят одновременно, терапевт может обнаружить, что уровень шума мешает ему нормально общаться с семьей. В таких случаях он может прибегнуть к искусственным приемам — например, изобрести какую-нибудь игру, во время которой все садятся в кружок и молчат, и только одна диада или триада сидит посередине и общается между собой; или терапевт вручает участникам какой-нибудь предмет (шляпу, мел, ключ), показывающий, кто из членов семьи получает право говорить. Вдобавок всякий раз, когда стресс во время сеанса возрастает настолько, что терапевт утрачивает возможность эффективных действий, можно сократить число участников — это немедленно создает новую подсистему с иными, альтернативными способами снижения стресса.

Длительность взаимодействия

Продление процесса взаимодействия является одним из способов усилить его напряженность и может быть использовано и для демаркации подсистем или для их разобщения. В таких ситуациях содержание взаимодействия не столь важно, как сам факт, что взаимодействие происходит.

В семье Кьюнов после того, как мать смогла эффективно управлять своей дочерью, терапевт приносит кукол и предлагает матери и дочери поиграть в них. Процесс продолжается более 20 минут без всякого вмешательства со стороны терапевта, если не считать того, что через 10 минут он привлекает к участию в игре и отца. Терапевта заботит не содержание взаимодействия, а лишь поддержание в холоне мать-дочь, а позже — в холоне мать-отец-дочь комфортной атмосферы на протяжении достаточно долгого времени, чтобы создать противовес привычной управляющей подсистеме мать-дочь.

Все описанные выше приемы применяются в рамках терапевтической системы в присутствии терапевта. Терапевт наблюдает за соблюдением границ, а то и сам становится такой границей. Однако для достижения эффекта терапия должна продолжаться и вне рамок сеанса. Когда терапевт стремится сохранить какую-то конкретную подсистему, он может дать семье задание на дом, чтобы поддержать начавшиеся в ходе сеанса процессы. Тогда терапевтическую задачу решает его “дух”. Осуществление непривычных взаимодействий в естественной обстановке облегчает структурные изменения.

Вмешательства вне рамок сеанса так же, как и приемы, применяемые во время сеанса, способны повлиять на характер взаимосвязей в пространстве и времени. В семье Пуласки мать, вдова, чрезмерно сосредоточена на своей восемнадцатилетней дочери, страдающей ипохондрией. Терапевт дает матери задание найти какое-нибудь занятие для себя одной. На следующем сеансе мать, отличающаяся избыточной полнотой, сообщает терапевту, что записалась в группу для похудения. Содержание самой задачи в такой ситуации не имеет значения: матери самой предоставляется выбрать занятие, соответствующее ее жизненному контексту.

Подобным заданием может стать и предписание увеличить степень близости между супругами. Каждый из них в течение недели должен строить свои взаимоотношения с другим так, чтобы доставлять ему удовольствие, не говоря ему, однако, в чем состоит его план. На следующем сеансе каждому из супругов предлагают описать изменения, происшедшие в другом.

В других случаях терапевт дает детально разработанные задания. Например, в семье со сверхтесной диадой мать-сын и отодвинутым на периферию отцом терапевт может поручить отцу помогать мальчику делать уроки, или сдерживать его, когда тот плохо себя ведет, или учить его играть в футбол либо плотничать, и сопровождает это таким объяснением: “Поскольку вы мужчина, и ваш сын тоже вырастет и станет мужчиной, вы должны всю следующую неделю воспитывать его... или учить... или играть с ним”. Подобное задание может быть поддержано высказыванием, выражающим заботу о матери, например: “Поскольку ваша жена так много занимается с Билли, ей надо бы отдохнуть неделю-другую”. Точное указание срока устанавливает рамки переходного периода и экспериментирования и облегчает членам семьи поиск альтернативных решений.

Еще один прием проведения границ в сверхтесных диадах — использование парадоксальных заданий, когда терапевт предлагает или направляет усиление близости между членами семьи, входящими в сверхтесную диаду или подсистему. Например, чрезмерно заботливой матери он может предписать проявлять повышенное внимание к мелким нуждам ребенка, а мужу, чрезмерно сосредоточенному на жене, дать указание пристально следить за ее местонахождением. Цель применения такого приема — усилить конфликт между участниками, что приведет к увеличению дистанции между ними.

В семье Хэнсонов, после того как терапевт предложил Алану поговорить с отцом, были применены различные приемы разграничения.

Алан: Ты поможешь мне, Пег?

Пег: Скажи папе, что хочешь принимать решения сам. Если ты действительно этого хочешь.

Алан: Да, я хотел бы быть более самостоятельным, но думаю, что дело в привычке предоставлять другим делать все за меня, а у меня есть такая привычка.

Пег: А я думаю, что папе будет очень трудно перестать. Нам всем будет трудно, но особенно папе, потому что они с мамой особенно стараются о тебе заботиться. И для этого понадобится много времени. От тебя тоже кое-что потребуется — принимать решения и сказать: “Ну вот, смотрите, я не хочу, чтобы Пег мне помогала”. Ты не должен бояться это сказать.

Алан: Да.

Минухин: Пег, а ты часто оказываешься в положении помощницы?

Пег: Да.

Минухин: А кто еще просит тебя помочь?

Пег: Ну... моя мать.

Терапевт пытается использовать сиблинга, чтобы разобщить Алана и его сверхзаботливого отца, который ему мешает. Они ведут разговор о разобщении и индивидуации, однако терапевт замечает, что сама Пег, по-видимому, прекрасно себя чувствует в роли помощницы. Он предполагает, что Пег, наряду с другими членами семьи, тоже может участвовать в поддержании дисфункциональных взаимодействий. Развивая эту свою догадку, он обнаруживает, что мать использует Пег для поддержания дистанции между нею и мужем.

Минухин: Пит, поменяйся местами с мамой, я хочу, чтобы она поговорила с Пег. (Пит отцепляет микрофон, чтобы пересесть, и Пег начинает ему помогать.) Нет, путь он сам это сделает. (Обращается к Питу.) Очень хорошо. Ты сделал это сам. Никто тебе не помогал. Может быть, все еще обойдется, Пит, потому что тебе никто не станет помогать. Мама, поговорите с Пег, потому что, по-моему, на нее слишком много взвалено по части помощи семье.

К этому моменту сеанса терапевту уже становится ясно, что в данной семье три диадные подсистемы проявляют навязчивую заботливость, поэтому он автоматически рассматривает все происходящие взаимодействия с точки зрения их способности поддерживать или ограничивать компетентность и самостоятельность. В результате он поддерживает самостоятельность Пита, блокируя ненужную помощь со стороны Пег и одобряя его компетентность. Затем терапевт снова переходит к подсистеме мать-дочь.

Мать: Это есть. Пег хочет...

Минухин: Говорите с ней о том, как вы это на нее взваливаете.

Мать: Как я взваливаю на нее разные проблемы?

Минухин: Да.

Пег: Правильно. Ну, я этого никогда не осознавала. Просто так получилось, что бабушка...

Мать: Моя мать жила с нами и всегда оказывалась рядом, пока Пег была маленькая, а потом ее не стало, и я просто автоматически стала спрашивать Пег... Я и не понимала, что оказываю на нее давление. Я думала, это просто разговоры. Правильно, Пег?

Пег: Может быть, ты и не понимала, но я знала, что ты хочешь, чтобы я помогла тебе решать.

Мать: Я всегда считала так: вот мы переговорим о разных делах, а потом я приму свое решение. Но, возможно, ты чувствовала, что принятие решений ложится на твои плечи.

Пег: Много раз ты так и делала. Ты говорила: “Как по-твоему, что я должна сделать?” или “Что ты об этом думаешь?”. И я много раз принимала решения.

Становится ясно, что все эти диады: Кейти-Алан, Алан-отец, Пег-Алан, Пег-мать и мать-бабушка — имеют аналогичную организацию и в данной семье сверхпереплетенность мешает дифференциации. Терапевт предполагает, что если Пег в своих взаимоотношениях с матерью заменила бабушку, то она, возможно, заполнила вакуум в жизни матери, создавшийся в результате отстранения отца. Терапевт переходит к исследованию функционирования супружеской подсистемы.

Минухин: Вы просили Пег принимать решения?

Мать: В важных делах — нет, скажем, покупать ли дом или что-нибудь в этом роде, а в делах...

Пег: В семейных делах.

Мать: Да.

Минухин: В семейных делах. Она тебя спрашивала?

Мать: Да... Я просила ее помочь.

Минухин: Отец, а где были вы? Ведь вы так стремитесь помочь. Ведь вы помогали Алану. Где были вы? Почему ваша жена не спрашивала вас?

Отец: Меня при этом чаще всего не было.

Минухин: Ах, вот почему! Вы хотите сказать, что прибегали к помощи Пег, потому что Нелса не оказывалось рядом?

Мать: Нелс долго работал сразу в двух местах. Он всегда работает на двух работах, но теперь он больше интересуется домом. Мне кажется, если Нелса что-то интересует, он находит время, а если он о чем-то не хочет думать, то его при этом просто не бывает, и он этого не слышит.

Минухин: Пег, подойдите сюда, не сидите посредине. Мама, сядьте рядом с мужем. Знаешь, Пег, по-моему, это плохо, что ты сидела там между ними. Готов спорить, что к тебе слишком легко обратиться. Готов спорить, что тебе это нравится.

Терапевт изменяет положение Пег, мужа и жены в пространстве, отделяя дочь от супружеской подсистемы. Кроме того, он создает когнитивную конструкцию, поддерживающую эту пространственную метафору. Его стратегия работы с диадами позволила установить, что подсистема мать-Пег — это структура, унаследованная от подсистемы мать-бабушка. Обе структуры поддерживали комфортную дистанцию между мужем и женой. Далее терапевт активирует супружескую подсистему.

Мать: Как по-твоему, что нам делать, чтобы выпутаться из всего этого?

Отец: Ну, я думаю, мне надо по вечерам быть дома — это одно. Я брошу вторую работу...

Минухин: Не можешь ли ты перестать кивать головой, Пег? Это не твое дело.

Терапевт блокирует Пег, не позволяя ей занять привычную позицию третьего лица в супружеской подсистеме.

Отец: Я, конечно, чувствую, что мне очень много чего придется изменить, но я думаю, тебе тоже надо кое-что изменить.

Мать: Что?

Отец: Ну, вообще все твои ухватки, твое отношение лично ко мне. Я много раз чувствовал глубокую обиду.

Мать: Почему?

Отец: Я чувствую, что ты не считаешь меня настоящим мужчиной — настоящим мужем. Я много-много раз чувствовал, что ты смотришь на меня с презрением.

Мать: Что же я такое делаю, что ты чувствуешь, будто я смотрю на тебя с презрением?

Отец: Иногда тебе ничего не надо делать, ты просто так смотришь.

Мать: Но я не понимаю, что... например, что я такого делаю, что у тебя создается подобное впечатление? Как я... Очевидно, я...

Отец: Я пытаюсь сообразить, что ответить.

Теперь проблема трансформировалась — это уже не проблема молодого человека с серьезными психологическими трудностями, а проблема семьи с дисфункциональными правилами и с подсистемами, которые работают хуже, чем могли бы. Вместе с проблемой трансформировалась и задача терапевта. В первой части беседы его цель состояла в том, чтобы распространить проблему на членов семьи, переформулировать ее из проблемы одного человека в проблему всей семьи. Теперь терапевт должен поставить под сомнение организацию семьи, оставляющую отца на периферии. До тех пор, пока супруги не смогут функционировать нормально, независимо от детей, Алану, Пег, Кейти и Питу будет трудно дифференцироваться и отделить себя от семьи.

Отец: Ты не испытываешь ко мне уважения.

Мать: Не думаю, что это так. Я не стараюсь вести себя так, как будто не уважаю тебя.

Минухин: Вы сказали, что она ведет себя с вами не как с настоящим мужчиной. Вы заставляете Нелса чувствовать, что вы не на его стороне.

Мать: А у меня такое чувство, что он меня тоже не понимает.

Отец: Я думаю, мы высказываем друг другу эти претензии уже давным-давно, и это...

Минухин: Вы не помогали. И ты, Пег, не помогала.

Супруги завязли в своих взаимных обвинениях, и терапевт подчеркивает положение Пег как третьего лица, поддерживающего гомеостаз в подсистеме муж-жена, и отсутствие у нее альтернатив.

Пег: Что вы хотите сказать? Сейчас? Или раньше?

Минухин: Всякий раз, когда мама решала поговорить с тобой, вместо того чтобы говорить с папой. Ты хочешь уйти с этой должности или ты прочно на ней застряла?

Пег: Не знаю. Дайте мне минутку подумать. Я не думаю, что мать собирается перестать...

Минухин: Использовать тебя?

Пег: Да, вы правы.

Минухин: Это такая должность, на которой ты хотела бы оставаться всю жизнь? Ты хочешь оставаться на ней всю жизнь?

Пег: Нет, потому что я не ее мать. Мне только двадцать один год. Если бы я хотела быть матерью, я бы вышла замуж.

Объединение терапевта с Пег разобщает Пег с матерью. Затем Пег требует самостоятельности, соответствующей ее возрасту.

Минухин: На самом деле она не использует тебя как мать. Она использует тебя, когда чувствует, что не знает, как ей говорить с твоим отцом. (Обращается к родителям.) Значит, Пег оказывается между вами. А кто на другой стороне?

Отец: Ну, там Пег с ее матерью и мать с Пег.

Минухин: А остальные?

Отец: Пит вполне независим. Он сам про себя скажет. А Кейти... Я бы сказал, что она считается с обеими сторонами. Алан, я думаю, составит свое мнение, но будет держать его про себя, а не примет ни чью сторону.

Минухин: Вы считаете, что он принимает чью-то сторону, но молчит об этом?

Отец: Мне так кажется.

Минухин: А на чью сторону он встает?

Отец: Мне кажется, Алан думает про мать то же, что и я. Честное слово, мне так кажется. Я не думаю, что он хочет становиться на чью-то сторону. Мне кажется, Алан частенько думает, что я, возможно, прав, но он никогда этого не скажет.

Простая стратегия разграничения, применяемая терапевтом на всем протяжении сеанса, высвечивает динамический треугольник, поддерживающий серьезную патологию. Развитие супружеской подсистемы было нарушено с самого начала их брака: теща жила вместе с супругами и объединилась с дочерью против ее мужа. Дети, подрастающие в семье, присоединились к подсистеме мать-бабушка, в то время как отец избрал для себя роль трудоголика и в то же время алкоголика, что позволяло ему сохранять отстраненность от семьи. Алан же избрал для себя союз с проигравшей стороной. Однако драма выбора, на чью сторону становиться, разыгрывается повседневно и проявляется в молчании, в крайне незаметных взаимодействиях. Теперь, имея в своем распоряжении карту, позволяющую определить проблему данной семьи и цели терапии, терапевт может вывести семью из трудного положения, если проявит некоторую долю мудрости.

Приемы установления границ легко усваиваются, и поэтому их могут эффективно применять даже терапевты, не располагающие теоретической структурой, которая позволяла бы им упорядочивать и интегрировать явления, наблюдаемые или вызываемые ими. Однако в таких случаях разграничение, даже изящно проведенное, остается изолированным явлением. Суть разграничения состоит не в том, что оно возможно, а в том, что оно осуществляется с определенным смыслом. Если терапевт знает, к чему стремится, он найдет и средства для достижения своей цели.