Книга IV [Иерархия и световое единство материй и форм] - Толкование Источника - С.А. Борчиков - Философия как наука

8. «Мы уже раньше показали, что низшее истекает из высшего; отсюда следует, что чувственные сферы истекают из умопостигаемых сфер, откуда в свою очередь следует, что умопостигаемые сферы составлены из материи и формы, подобно тому как из материи и формы составлены чувственные сферы. Отсюда ясно видна невозможность того, чтобы духовная субстанция была только материей или только формой, и необходимость того, чтобы она была составлена из той и другой».

Одно из самых революционных положений учения ибн-Геби­роля, возводящее аристотелевский гилеморфизм в универсальный принцип: не только чувственные сферы (вещи, тела) составлены из материи и формы, но и умопостигаемые сферы (душа, дух, разум, мудрость, сознание в целом) имеют свою материю и форму.

Здесь понятие «сфера», если его интерпретировать в современных терминах, означает «реальность». Многие современные теории, в частности виртуалистика, придерживаются принципа полионтичности, т.е. признания одновременного существования множества иноприродных, но равноправных реальностей (сфер).

Тогда (если не только вещные и чувственные реальности, но и более «высшие», тонкие реальности состоят из материи и формы) появляется теоретический фундамент для введения такой специфической реальности, в которой локализуются материи и формы самих форм. Собственно, такая реальность и подразумевается под субстанцией формалии.

Формалия, детерминирующая и пронзающая все остальные реальности, сама есть не только материя и не только форма, а такая единая реальность, как материоформа или формоматерия.

14. «Всякая низшая субстанция… есть форма для той субстанции, которая находится выше ее; всякая высшая субстанция есть материя, носительница низшей субстанции; этот последовательный ряд продолжается и дальше, пока он не дойдет до первой материи, абсолютно простой. Отсюда вытекает, что первая материя, которая есть носительница всего, едина».

Если сферу реальности i-того уровня обозначить как Ri , то вырисовывается следующий алгоритм иерархии субстанций:

                Ri–1  —  Ri  —  Ri+1

                 Ф   —    М            (14)

                Ф             —   М

Это означает, что всякая субстанция является материей для нижележащих и формой для вышележащих субстанций. Кажется, исключение должны составлять крайние члены: последняя (первая) материя и первые (вещные) формы. Однако первая материя – эквивалент формалии (материи формалии – FМ), а формалия тоже имеет форму (FФ), пусть не свою, но иных субстанций [II.7]. Так же и вещи: хотя они сущие формы, но и они имеют материю – и свою, и иных реальностей.

Возникает парадоксальная для традиционного (аристотелевского) подхода ситуация: природные вещи являются формами для души-разума, а душа и разум являются материей для природных вещей. Сами же душа и разум – формы (формали) для формалии, которая в качестве материи носит и душу, и разум, и в какой-то мере тело, и даже весь мир.

Применительно к психофизической проблеме мы уже упирались в этот парадокс [I.4; III.16]. По Аристотелю, душа – форма тела, а тело – материя для души. Если тело – субстанция, лежащая ниже души, то в силу алгоритма, предложенного ибн-Гебиролем, как раз и получается обратное: тело – форма для души, а душа – материя для тела.

И далее в том же ключе: душа – форма для разума, разум – материя для души. Разум – форма для формалии, а формалия – материя для разума. Впрочем последняя фраза полностью вписывается в исходные формославные определенности формалии. Парадоксальным выглядело бы другое: разум – материя формалии, а формалия – форма разума. Хотя и это в какой-то мере верно.

Устранить парадоксальный алогизм и двусмысленность можно, если гебиролевскую трактовку излагать не под термином «форма», а под термином «антиформа» [III.15]. Душа одновременно и форма, и антиформа тела. Как форма, она оформляет материю тела. Как антиформа, она в своей материи отражает форму тела.

Разум одновременно и форма, и антиформа души. Как форма, он оформляет духовные движения, как антиформа, он служит материей, в которой те рефлексивно отражаются. Формалия одновременно и форма, и антиформа разума. Как форма, она оформляет добытые разумом знания, как антиформа, она выступает материей для всех форм знаний.

По отношению к низшим субстанциям картина несколько иная.

Тело как форма есть наше знание о теле. К примеру, когда Аристотель учит, что «…здоровье – это уразумение и познание в душе [врачевателя]. Здоровое состояние получается… ходом мысли [вра­чевателя]…», то он о том и говорит, что некая часть тела (здо­ровье) есть форма. Когда же он далее замечает, что для выздоровления нужна и соответствующая материя: «…Какая-нибудь часть необходимо должна уже быть, и именно материя есть такая часть, она находится в возникающем, и она становится [чем-то определенным]» – здоровьем, то он утверждает, что тело – это материя, а здоровье – его сущая форма, обретенная под воздействием идеальной формы. А следовательно, само здоровье в таком качестве есть антиформа.

Итак, тело является и формой, и антиформой для души. Как форма, оно образ тела, сформированный в душе; как антиформа, оно образ тела, равно организация самого тела под воздействием образа-формы. В любом случае образ тела [II.29] – это душевно-телесная субстанция, в которой форма и антиформа оказываются тождественными.

Аналогично и для вещей. Вещь имеет сущую форму, которая представлена в сознании идеальной формой. Но эта идеальная форма сформирована не непосредственно от готовой вещи, а в процессе ее практического освоения – путем эволюционных (антиформных) трансформаций под влиянием целенаправленных воздействий человека на вещь. Фома Аквинский осознает это более четко: форма – начало и продукт действий с вещью. «…Начало,

через которое непосредственно происходит некоторое действование, есть форма вещи…» А «…любое действующее начало… своей силой производит некоторую форму…»

Я потратил так много времени на толкование данного пункта потому, что в нем вскрывается, возможно, одна из величайших загадок формы. Формы вещей (материальных, телесных и чувственных) суть антиформы души, духа, разума, сознания – одним словом, продукты формалии.

Собственно говоря, мы об этом уже и раньше читали:

«…Все формы, воспринимаемые чувствами в телесной субстанции, суть отпечатки разумной духовной субстанции…» [III.15 абз.2].

Но сейчас оно подтверждается с бóльшим ударением на материальную антиформность:

«…Отсюда вытекает, что, хотя все субстраты суть материи, служащие субстратами (а это значит, что более тонкие среди субстанций служат субстратом для более грубых), они в то же время суть формы, носительница которых – первая материя…»

Вот формославный монизм [I.10] в его первозданной чистоте! Несмотря на то, что многие вещи, феномены, субстанции, реальности выступают попеременно и одновременно относительно друг друга и формой, и материей, все они суть формы (в том числе и антиформы) одной материальной субстанции – формалии.

«Отсюда вытекает, что различие субстанций происходит исключительно благодаря форме, а не благодаря материи, ибо форм множество, между тем как материя едина».

Понятно, что имеется в виду первая материя, и именно формалия. Формалия – это континуум форм (в том числе и фиформ, осмысляющих сами формы), а материя, из которой все они складываются, одна – сама же формалия.

Интересные следствия возникают, если ввести понятие антиформы в специальное уравнение отражения 6 [II.7], приводя его к полному виду (ср. [III.15 (13)]):

                F + F = ФФ + АФФ              (15)

                F + F = F(F) + F(F)                (16)

Оказывается, что фиформа как таковая (ФФ) и фиформа в качестве антиформы (антифиформа – АФФ), по сути, одно и то же, а именно: F(F). То, что для вещи выступает большой загадкой, то для самоотражения формалии – норма: бытие формалии таково, насколько оно зависит от различения ею самой себя в деятельном самосознании. Вне этого формалия – фикция.

15. «Итак, первая материя, носительница всего, едина, ибо она объединяет в себе и материи чувственных вещей, и материи умопостигаемых вещей, так что все они становятся одной материей. Но если всё имеет одну материю, то отсюда следует, что ее свойства находятся во всём… так, например, тело – это субстанция, которая есть носительница множества различных форм; но природа и чувствующие души суть носительницы еще большего числа различных форм, ибо именно они запечатлевают свои формы в телах; носители наибольшего числа различных форм – это разумная душа и разум, ибо они заключают в себе все формы…»

Это развивает и упрочивает иерархию форм и материй, вскрытую в предыдущем пункте. Вместе с тем окончательно складывается и иерархия субстанций. Если в ее начало положить все-таки не тело, а природные вещи (поскольку при всем разнообразии их форм все же ни одна природная неорганическая вещь не может обладать формой жизни), то эта иерархия выглядит так:

При этом крайние члены характеризуются следующим. Природные вещи суть первые (сущие) формы плюс континуум основополагающих материй, а формалия – первая (предельная) материя плюс континуум всех форм.

Формалии принадлежит главенствующая (субстанциальная) роль в этой иерархии. Все остальные субстанции обладают определенными свойствами, вытекающими из качеств материи и формы формалии. Ибн-Гебироль говорит об этом так:

«…Эти свойства истекают из более высокой сферы, происходят от первой всеобщей материи, которая охватывает все субстанции, объемлет их и дает им свое имя и определение».

Понятно, что речь идет о формалии. И именно формалия дает им свое имя («формы») и определение («модусы материи сознания»). В качестве таковых я бы выделил, опираясь на иерархию гиберолевских субстанций, ряд так называемых парадигмальных (архетипических) форм, установившихся в истории мировой культуры:

В форму «вещь» люди облачают огромное количество природных объектов; в форму «существо» – части природной материи, обладающие жизнью; в форму «душа» – чувственно-психологичес­кую материю существ; в форму «дух» – культурную материю душ; в форму «разум» – мыслительную материю духа; в форму «реальность» – объективную материю разума.

22. «Форма есть совершенный свет, материя противоположна ей;  однако, чем более тонкой становится материя и чем выше она поднимается, тем в большей степени субстанция подобно разуму и душе становится более знающей и более совершенной благодаря свету, проникающему в нее, и, наоборот, чем ниже спускается материя, тем более плотной она становится из-за удаленности ее от света, распространяющегося в ней, и из-за множественности своих частей».

Впервые ибн-Гебироль дает определение формы. Форма – свет. Материя противоположна ей. Но материя не тьма, а скорее –

лишенность света. Причем лишенность света выше на низших ступенях иерархии парадигмальных форм, а на высших материя пронзена и озарена светом так, что даже с ним чуть ли ни отождествляется.

Таким образом, у природных вещей лишенность света такова, что форма у них тождественна материи (сущая форма), а у формалии, наоборот, насыщенность светом такова, что ее материя тождественна форме света.

«Нечто подобное происходит и с воздухом: чем больше он удаляется от нас, тем труднее нашей зрительной способности проникать в него и достигать видимых форм, находящихся за ним… То же происходит и со светом, проникающим в плотную материю: чем ниже она расположена, тем плотнее она, так что свет не может полностью проникнуть в нее. То же можно сказать о различных частях всеобщей материи: свет не может так легко проникнуть в ее нижние части, как он проникает в ее верхние части».

Думаю, нет смысла лишний раз уточнять, что в формославии речь идет не о физическом, а об идеальном свете. Собственно, свет – это и есть проявление субстанции идеального. Более того, на каждой ступени иерархии субстанций обнаруживаются и свои виды (модусы) светопроявления (см. нижний ряд в следующей схеме):

Истина – свет в реальности, который совершенно чист, без примеси материи (хотя в антиформе он и адекватен своей сущей естине [III.44 абз.2]). Мысль – свет в разуме, но к нему уже примешано содержание (материя) мышления. Идея – свет в духе, который прочно укоренен в материи культуры. Чувство – свет в душе, причем внутреннее чувство более идеально, а внешнее целиком перемешано с телесной материей органов чувств. Жизнь – свет в существе, но уже по сущности не отделимый от энтелехии существа, во всяком случае, пока то не умерло. Наконец, эйдос – свет в вещи, практически полностью тождественный ее материи.

«Истина заключается в следующем: чем вещь чище, тем лучше она сохраняет свойства своего вида, тем сильнее она и более видима; но если в ее состав входит нечто чужеродное, то она становится менее прозрачной и чистой. Так же обстоит дело и со светом, распространяющимся в материи: если он абсолютно чист и свободен от материи, то он более совершенный и более сильный; подобным же образом если он смешивается с более прозрачной частью материи, то он лучше сохраняет свойство своего вида, он сильнее и прочнее, чем когда смешивается с более грубой частью материи. Из этого явствует, что изменение света, распространяющегося в материи, имеет своей причиной исключительно материю, а не свет сам по себе».

Ранее ибн-Гебироль отмечал, что причина различий вещей и субстанций – в форме, а не в материи [I.7; IV.14 абз.3]. Сейчас же сам свет у него получает изменения по причине материи, оставаясь в основе самим собой, неизменным. И хотя это не препятствует тому, что вещи и субстанции впоследствии различаются благодаря измененной форме, но причина уводится в иной субстрат.

В самом деле, взять, например, свет мысли. Форма мышления едина, но мышление о яблоке и мышление о государстве различаются между собой. Мысль, сталкиваясь с этими различными материями, приобретает и различные формы своего выражения. Отчего и сами предметы (яблоко и государство) различаются. Хотя, впрочем, сохраняются и некие общие идеальные закономерности во всех случаях.

При таких посылках не остается ничего иного, как признать два вида света: изменяющийся и неизменный.

31. «Свет, распространяющийся в материи, излучается другим светом, находящимся выше материи, то есть светом, находящимся в сущности деятельной силы; я имею здесь в виду волю, заставляющую форму переходить из потенциального состояния в актуальное… Свет, распространяющийся в воздухе, составляет ничтожную величину по сравнению со светом, находящимся в самом солнце, а в таком именно отношении находится форма материи к форме воли. Формой называется не первый свет, а только второй, ибо второй имеет своей носительницей материю и служит ей формой, между тем как первый свет не имеет никакого носителя и, следовательно, ничему не служит формой».

Со вторым светом всё понятно: он форма материи, как первой (предельной, последней, всеобщей), так и второй (всей остальной). А как быть с первым светом – светом божественной воли?

А так. Во-первых, свет воли все же имеет своего носителя – Бога, на что сам ибн-Гебироль постоянно указывает [I.2; I.3 (V.72); III.14 абз.2; V: 49, 73]. Во-вторых, он уже и принцип единства материи и формы признал универсальным [IV.8]. Следовательно, возникает дилемма: либо признать Бога материей, либо признать первый свет не формой. Однако ни то, ни другое не в духе гебиролевского учения.

Выход. Свет воли – это действие суперформали. Он, действительно, ни для чего не форма, но он форма для форм! И даже если не для всех форм, то точно для формалей, т.е. для таких форм, как он сам. И материей (носителем) его является материя формалии – простой субстанции, сродной другим субстанциям: тонкой, первой, единой, т.е. чистому разуму, Богу и Единому соответственно (об этом сродстве тоже неоднократно упоминалось; более подробно см. далее таблицу-компендиум 3 [V.1]).

Остается уяснить сущность материи форм и формы форм как по отдельности, так и в их единстве.