Как умереть от голода за накрытым столом

Есть в обществе нашем эмоции, достаточно сильно табуированные. Испытывать их неприлично, демонстрировать тем более. В своих статьях я много писала о злости, а сейчас решила направиться к отвращению. В общем то оба этих переживания регулируют контакт и дистанцию. Злость – желание приблизиться, удовлетворить как-то именно свою потребность, реакция на фрустрацию. Причем приблизиться не к объекту, а к удовлетворению потребности, именно поэтому она может проявляться как отталкивание (важно понимать, что отталкивается не объект, а какая-то форма его проявления). А отвращение – желание отодвинуться, увеличить дистанцию.

Эта сладкая парочка имеет полярности в виде удовольствия, радости (у злости) и притягательности, восхищения (у отвращения).

Если мы сами замечаем свои злость и отвращение, на что именно они возникают, признаем их, связываем, то мы можем регулировать контакт, делать его удовлетворительным. А радость и удовольствие переживаются как следствие удовлетворительного контакта. Или же замечать, что в этом конкретном контакте наши возможности для регулирования ограничены, ибо «от души воротит» и отсоединяться, искать новый, в котором возможно желаемое. Но что же происходит, когда отвращение является запретным чувством? Давайте разбираться.

Отвращение основывается отчасти на памяти о прошлых контактах. Если я отравилась прокисшим молоком, то в следующий раз отвращение возникнет на его запах, и пить я его не стану. А отчасти на врожденных генетических механизмах регуляции, то есть опыте предыдущих поколений. Людям отвратительно тухлое мясо, стервятникам нет. А если в этом случае оно оказывается подавленным, то прошлый опыт словно не усваивается. Я снова и снова пью это молоко, снова и снова травлюсь. Предположим, отвращение именно к такому молоку переживать запретно (а в целом отвращение чувствуется неплохо) потому что мама считает, что таким молоком приличные люди не травятся, оно полезно всем (а в той или иной форме такой опыт есть у всех нас). И тогда наступает следующий шаг: я ем – мне плохо. Отвратительной становится не какой-то конкретный продукт, не подходящий именно мне, а вообще процесс еды. Связь с объектом переживается как связь с процессом. Человек перестает есть, чтобы не отравиться. Чтобы спасти себя. И в итоге умирает от голода. Желание спасти себя понятно, а выбираемая форма не приводит к спасению.

Поведенческие вариации нечувствительных к отвращению людей могут разниться. Иногда это, напротив, поглощение всего, что оказывается на столе без разбору, а потом рвота, когда осознал, что вновь потерял контроль. Или лишний вес, который тоже может быть опасным для жизни. Да и удовольствия и насыщения в этом процессе с утерянным отвращением не переживается.

Естественно, еда это метафора (хотя именно области пищевого поведения часто ярко отражает наш способ строить отношения). Еды все же люди лишают себя куда реже, чем любви, внимания, уважения, признания и прочих социальных потребностей. Вот только умирают от такого голода также часто, как и от физического. Эмоционально умирают, теряя переживания собственной жизни. На мой взгляд в чем-то это пострашнее смерти физической, даром что обратимо.

Способность чувствовать отвращение – очень важна в ощущении полноты жизни, в управлении ей и в наслаждении. Тогда можно выливать молоко, и есть бананы. Отвращайтесь на здоровье!