Мама, я (не) злюсь

История одной девочки, которой сложно понимать, что она чувствует.

Несколько месяцев ко мне на консультации ходит девочка Маша. Ей 8 лет, ее привела мама из-за проблем с поведением и неконтролируемой агрессией. Маша учится в коррекционной школе, причем не справляется с программой, учителя на нее постоянно жалуются. Еще, по словам мамы, Маша очень толстая, ее все дразнят и обижают. Первые несколько консультаций, из-за того что Маша болела, ко мне ходила мама. Сначала мама рассказывала Машину историю, потом рассказывала, что ей страшно, что она не справляется, очень просила позаниматься с Машей. Мы договорились, что я начну заниматься с Машей, но также, если сочту это необходимым, буду звать и маму на консультации, мама согласилась.

Помню, что нервничала перед первой встречей с Машей. Мама описала ее как очень брутальную, закрытую и агрессивную девочку и я в голове прокручивала все песни и пляски, которые буду перед ней петь и танцевать, чтобы хоть как-то ее заинтересовать. Маша пришла в плохом настроении, недовольно пошла за мной в кабинет. Думаю, я все-таки напрягалась, и из-за этого старалась быть слишком приветливой. Маша стала разглядывать игрушки – на меня ноль внимания. Я старалась пораспрашивать Машу о ее жизни, о том, почему она ко мне пришла и т.д.

Маша была максимально неразговорчивая, я ей была не сильно интересна, а здесь она была потому что ее привела за руку мама. Я перебирала с ней разные темы, от мамы я их много знала, чтобы хоть как-то ее зацепить. На тему общения Маша хоть немного откликалась, сказала, что в школе ее обижают постоянно, и я предложила с этим разбираться, Маша неохотно согласилась.

Через неделю Машу снова привела мама. Маша была злая и негодовала по поводу того, что она снова здесь. На вопрос, почему она так сильно недовольна, ведь она сама согласилась прийти в прошлый раз, Маша сказала, что ее увели с занятий, где она могла провести время с друзьями. В принципе, это было все, что Маша сказала в течение занятия. Я пообещала договариваться с мамой в будущем так, чтобы Маша успевала на занятия полностью. Оставшееся время мы с Машей рисовали. Говорить она отказывалась, но на задания с рисованием откликалась с интересом. В конце занятия я снова спросила, придет ли она в следующий раз, если мы договоримся на удобное для нее время. Маша дала добро.

Следующие несколько встреч проходили по той же схеме. Маша недовольная приходила ко мне. Рассказывала о проблемах мало, на меня смотрела мало, зато много рисовала, потихоньку начала рассказывать о том, что рисует. Как-то раз, когда она была злая, я  допытывалась ее на кого она злится. Она посмотрела мне в глаза и сказала, что на меня. Я была очень рада, мне казалось, что это наш маленький прорыв и сказала, что на меня можно злиться и что мне жаль, что ей приходится на меня злиться. После этого наши отношения приобрели какую-то глубину.

Несмотря на то, что Маша ходит ко мне уже достаточно долго, ей до сих пор трудно рассказывать о проблемах и выражать чувства. Мы много с ней работали с агрессией, с тем, как ее травят в школе и обижают дворовые ребята. К слову, мама Маши говорит, что поведение дочки в школе сильно улучшилось с момента нашего знакомства. Но есть одна большая проблема, над которой нам еще нужно долго работать – Маша не может реагировать на мать так, как ей хочется. Она не может злиться на мать, обижаться не может, не может радоваться с матерью. Иногда Маша упоминает вскользь о том, что мама часто на нее орет и даже бьет ее, но поговорить со мной об этом напрямую пока не может. Мы стараемся прорисовывать отдельные обиды, через рисование Маше намного проще понять и принять то, что она чувствует, и по кусочкам собираем потерянные и непрожитые эмоции, которые так важно понять, чтобы жизнь Маши наладилась. Рисование, на сегодняшний день, остается самым безопасным способом проживать свои эмоции для Маши.