Эссе на тему «Мой опыт получения супервизии».

Всякий раз, когда сажусь писать эссе, ловлю себя на мысли: как «закостенели мои мозги». Ведь эта форма предполагает некую гибкость, непроизвольность, творческий процесс мышления. А сама гештальт-терапия, если уж так утрировать, это и есть сам вечный процесс креативности, ясной осознанности и спонтанности. Правда это мне представляется в таком, моем собственном видении «идеального гештальта». Я так-же понимаю, что за очередной период моего «необучения» я немного деградировал в плане профессионализма, и в тоже время осознаю, что это некая возможность снова эволюционировать. И это мое движение вперед будет каким-то другим. И явно не хуже предыдущего. Вспоминаются слова Перлза, который говорил, что нередко именно через разрушение, создается что-то новое и это «новое» может быть лучше старого. Так вот мой опыт получения супервизии, как и в прочем клиентский опыт, сильно ассоциируется с этим тезисом: «через разрушение, создается что-то новое и это «новое» может быть лучше старого».

Я сейчас попытаюсь, наверное, накидать мысли, тезисы, которые бы как-то эмоционально охарактеризовали мой опыт, мою жизнь в супервизии. Например, у меня он проходил в постоянных мыслях, кидающих от ощущения никчемности – до чувства всемогущества; от переживаний, что я ничего не знаю, до чувства скрытого превосходства над моими коллегами. И этот мой «нарцисстический маятник» бросал меня из стороны в сторону все годы обучения, в том числе и в супервизионных сессиях. Я постоянно искал, «ловил» ту золотую середину между этими крайностями, боролся сам с собой за право быть здоровым и за право быть лучше всех, быть «правильным психотерапевтом». Что значит «правильным», вдруг спросите вы? Это значит жить в стремлении соответствовать тому идеальному образу терапевта, который не может быть слабым, не способен ошибаться, умеющим лечить всех и сразу и т.д. И эту всю свою невротическую тираду я готов продолжать до бесконечности, но остановлюсь вот на каком примере. Мне вспоминается мой опыт взаимодействия, отношений с супервизором, который для меня является воплощением простоты и яркой осознанности. Можно сказать, что я получил через него такой инсайт, который перевернул с ног на голову многие мои мировоззренческие взгляды. На интенсиве, на одной из сессий с клиентом, я, как мне казалось, потерял терапевтическую позицию, ушел в какие-то свои переживания, перестал чувствовать сам контакт. Соответственно вышел из сессии с глубоким чувством вины, отчаяния и полного неудовлетворения собой. Дальше как снежный ком мои переживания глобализировались и минуту спустя я уже считал себя самым последним неудачником, самым «плохим» психотерапевтом, вообщем самым-самым что ни на есть говном. Затем я привычно все обесценил, обругал себя, весь гештальт послал к черту и… все это вывалил своему супервизору. Из своего прошлого опыта я знал, что когда я впадал в такие крайности, то ничто и никто меня не мог утешить и успокоить. Впрочем, мой супервизор этого и не стал делать. Он сказал только одну фразу, которая, как я уже писал выше, просто перевернула и настолько «терапитизировала» меня, что я испытал огромное чувство облегчения и как- то внезапно проявился симпатией к самому себе. Он сказал мне, что если разделять жизнь на «или» «или», то ты действительно либо «говно», либо «крутой». Но если позволить себе жить по принципу «и» «и», то ты можешь быть и тем и другим, быть кем угодно. Это было так гениально просто, это так сильно подействовало на меня, что даже сейчас, несколько лет, я продолжаю себе позволять быть «и таким и таким». Я вдруг разрешил себе ошибаться, косячить, быть неправильным, виниться и при этом чувствовать себя, при этом оставаясь самим собой. Вместо извечной борьбы со своими комплексами, упрямо не признавая их в себе, я просто вдруг ясно осознал, что они часть меня…и это оказалось так просто.

Сейчас, пока я пишу, у меня парадоксально возник гипотетический вопрос: «Так в чем же сила брат»? Таким вопросом часто задавался герой Сергей Бодрова в его фильме. И здесь я для себя понимаю, что сила не самом процессе супервизии, а в человеке, который ее представлял на тот момент (к сожалению не помню его имени). Не помню имени человека, который оставил глубокий след, который будто бы обозначил для меня супервизию таким тезисом, что супервизия - это терапия терапевта. Вот такой глубокий, возможно для кого-то и банальный опыт, я вынес из этой одной супервизионной сессии.

Конечно, было бы, наверное, однобоко утверждать, что супервизия - это терапия терапевтов. С другой стороны, это мой опыт присоединения и принятия самого себя. Даже для себя, хочется подчеркнуть, что я не избавился и не отключил в себе что-то. А именно, для меня было ценными само принятие себя, как еще и ошибающегося терапевта со своими какими-то проблемами.

И сейчас все так же сложно сказать, что мне дала супервизия. Потому что, вынесенный оттуда опыт долго пережевывался, а когда если и усваивался, то уже не замечался, становился частью меня. Я бы сравнил его (опыт) с таким образом; образом человека испытывающего сильную жажду, который с жадностью выпивает бутылку воды, и удовлетворенный уже не помнит сколько он сделал глотков до того, прежде чем насытить себя. Так вот еще один тезис. - Супервизия для меня, как процесс обучающий, очень долгое время оставался не заметным, а поначалу и вовсе был разочаровывающим. И мое становление как терапевта, проходило через горы разочарования, встреч со своими иллюзиями, разрушении каких-то несбыточных надежд.

Я вспоминаю, как ждал, жаждал одобрения от нашего, так сказать, линейного супервизора из обучающей программы и в тоже время боялся и не принимал ее похвалы и теплых слов. И через нее (супервизора) я научился, пусть и со скрипом, но позволять себе еще и быть классным и успешным в терапии. Как-то ее наставничество не чувствовалось, а ее осторожные и меткие замечания догоняли и мной проживались. И это не пафосные слова. Через нее я научился позволять себе быть успешным, а ведь это мне всегда казалось чем-то постыдным.

Мне действительно сложно конкретизировать свой опыт. Я как тот жаждущий, который не считал количество глотков, но зато с благодарностью помнит того человека, который его напоил. Из-за чего я снова и снова возвращаюсь к мысли, что для меня супервизор – это в первую очередь не носитель знаний, а просто искренно и честно принимающий тебя таким каков ты есть. И конечно отражающий, и если надо, то так же честно и по человечески «дающий пинка». Именно после этих «пинков» я начинал чувствовать все больше и больше. И как правило. эти переживания были связанные с моей подавленной болью и слезами. Но это я уже снова возвращаюсь к мысли, что супервизия – это терапия терапевтов.

Чтобы как-то резюмировать, хочется еще раз сказать, что мой опыт супервизии проходил через разочарования, через разрушение каких-то собственных иллюзий, через мучительную борьбу с самим с собой, и в тоже время через «разморозку» своих подавленных и «запрещенных» переживаний, через искреннее принятие супервизором, через ощущения теплоты к одногрупникам. Сейчас меня захлестывают эмоции6 это благодарность, ностальгия по тем кусочкам моей жизни, из-за которых я все больше и больше приближался к себе.

Я не стал другим, но живу по другому. И как терапевт, я чувствую в себе человека, который тоже способен ошибаться и иметь свои слабости.

С благодарностью к моим «учителям» у которых я получал супервизию.