Эссе по работе М. Фельдмана «Эдипов комплекс: проявления во внутреннем мире и в терапии»

Эссе по работе М. Фельдмана «Эдипов комплекс: проявления во внутреннем мире и в терапевтической ситуации»

Вводное замечание

Признанной заслугой М. Кляйн считается расширение понимания Эдипова комплекса, обнаружение существования его примитивных догенитальных форм, возникающих на первом году жизни и связанных с внутренними фигурами, населяющими мир ребенка. Качества, функции, взаимосвязанность фигур в детском восприятии подвергаются существенному искажению в результате проекций. Способность М. Кляйн понимать психическую природу населяющих фантазии маленького ребенка фигур обуславливает силу ее клинической теории и доказательность применения теории в практике психоанализа.

Работа М. Фельдмана «Эдипов комплекс: проявления во внутреннем мире и в терапевтической ситуации» представляет собой публикацию доклада прошедшей в 1987 г. конференции по проблемам эдипова комплекса, посвящещенной М. Кляйн. Высокая оценка результатов конференции побудила ее организаторов из психоаналитического отдела Лондонского университета и Фонда Мелани Кляйн опубликовать три три доклада, наиболее полно отразившие взгляды М. Кляйн на эдипов комплекс. Среди них – доклад М. Фельдмана – практикующего психоаналитика, обучающего аналитика Британского психоаналитического общества.

В качестве илюстрации теоретической и практической убедительности концептуальных построений М. Кляйн, ее последователей и своих собственных рассуждений об Эдиповом комплексе М. Фельдман приводит три клинических фрагмента. Фрагменты-иллюстрации перемежаются с теоретическими обобщениями.

Отражение эдипальной ситуации в психоанализе

Известный феномен – сохранение в психике переживания фигур детства и их влияние на текущие отношения, в том числе на восприятие аналитика и попытках его использования.

Пациенты психоаналитика чаще сталкиваются со сложной «моральной» дилеммой, чем с простым выбором. В своих выборах они руководствуются бессознательными требованиями избегать аспектов реальности, порождающих слишком много боли или вины. Пациенты не просто переживают свои детские эдипальные проблемы в психоанализе, но и втягивают аналитика в разыгрывание детских ситуаций, заставляя его играть определенную роль в отыгрывании своих эдипальных драм. Все это осуществляется бессознательно, причем и-за раннего опыта представлено в психике не словами, а чувствами и невербальными импульсами.

В детстве именно ребенок должен справляться со своими конфликтными желаниями в контексте семейного взаимодействия. Однако за счет проективной и интроективной идентификаций, он возлагает ответственность на родителя. Родитель, отчасти из-за собственных эдипальных травм, отчасти из-за проекций ребенка, тоже оказывается перед дилеммой реагирования на эмоции и побуждения своего сына или дочери. Например, отец в ответ на стремление маленькой дочери создать альянс с ним против матери может посадить ее на себе на колени и, таким образом, подкрепить стремления ребенка. Или, не беря дочь на колени, фрустрировать ее эдипальные фантазии и притязания, стимулируя чувство отверженности. Встречаются взаимоотношения ребенка и родителя по схеме, которую У. Р. Бион описывал как безнадежный порочный круг: младенец воспринимает родительскую фигуру как отвечающую ему из чувства долга и не способную вынести проекции ребенка. В ответ проекции младенца становятся все более насильственными и беспорядочными.

Ранний опыт определяет особенности построения взаимоотношений с разными людьми, а также переноса и контрпереноса в отношениях с аналитиком.

Для аналитика попытки пациентов заставить его вести определенным образом, с одной стороны, дают материал для понимания раннего опыта пациента, его фантазий и тревог, влияние эдипальных конфигураций на базовые психические функции пациента. С другой строны - приводят к некоторым техническим затруднениям в осуществлении анализа.

Клинические фрагменты

Фрагмент № 1

Молодой человек (Пациент № 1) был младшим из четырех сыновей. Его мать была талантливой успешной актрисой театра, отец также имел отношение к театру.

Детская ситуация: Пациент всегда чувствовал себя лишенным надлежащего внимания и любви, никогда не верил в качество заботы родителей, в то, что он мог по-настоящему удерживать их внимание. Это ощущение он преодолевал тем, что пытался быть «особенным ребенком» - особенно больным, или особенно несчастным, особенно хорошим, особенно соблазнительным для одного из родителей. Однако пациент до конца никогда не верил, что его усилия быть соблазнительным для родителей будут иметь успех

В отношениях с аналитиком пациент также пытался продуцировать что-то особенное, причудливое и нестандартное. Например, манера говорить как бы колеблясь «сказать-не сказать» для провоцирования внимания; попытки понять, что может заинтересовать аналитика; попытки продемонстрировать из себя пациента, который понимает аналитика наилучшим образом; быть пациентом больше всех озадачивающих аналитика.

Сон пациента: пациент на сцене демонстрирует себя в нижнем белье, похожем на белье его матери. Зрителей в зале мало, выделяется один мужчина, который возбужденно реагирует на пациента. Но он будто отделен от сцены непроницаемым стеклом. Пациент связывает фигуру мужчины с аналитиком, для которого является соблазнительным.

Интерпретация сновидения: Демонстрация себя в особом виде отражает детские попытки быть особенным для родителей. Проявились фантазии не только о том, чтобы занять место отца в отношениях с матерью, но и место матери в отношениях с отцом (мужчина в зале гомосексуалист), то есть попытки быть особенным для обоих родителей. Очевидно ощущение отрезанности от своих объектов, т.е. детское ощущение непонимание ими потребностей пациента (непроницаемое стекло).

Интерпретация особенностей Пациента № 1: Пациент в раннем детском возрасте, находясь во власти сильных чувств, неудачно использовал проективные механизмы, чтобы достичь своих объектов. Поэтому родители часто не понимали надлежащим образом его потребностей и тревог. Другой аспект - слабое представление пациента о родительском объекте как здоровой эдипальной паре. Вместо этого присутствовала формально связанная, но фактически разделенная, поврежденная непродуктивная пара, состоящая из элементов отца и матери. Эта пара вместо должного возбуждения и ревности вызывала жалость и ощущение беспомощности.

М. Фельдман отмечает, что временами и пациент и он ощущали себя образующими непродуктивную пару, подобную родительской паре пациента. Пациент воспринимал аналитика как поврежденный объект, который вместо энергичности и здоровья продуцировал странности. Мышление самого пациента было фрагментарно, порождало отчаяние и деструктивное завистливое поведение. Ему было трудно думать самому, пугающим для него было знание о родительских отношениях и о собственной психике. В контрпереносе аналитик ощущал попытки принуждения со стороны пациенте давать банальные интерпретации, чтобы это походило на правду, но не ощущалось как правда. Иногда сопротивляться давлению пациента было довольно трудно и болезненно, но именно за счет сопротивления принуждению восстанавливался и укреплялся контакт пациента с реальностью.

Фрагмент № 2

Родители Пациентка № 2 - молодой женщины – развелись, когда она была совсем маленькой. Ее детство протекало в трудных и болезненных отношениях с матерью, которая постоянно критиковала и очерняла отца пациентки и подчеркивала свою правоту во всем. Пациентка находилась под постоянным давлением принять версию матери об отце. Попытки выяснить правду об отце вызывали гнев матери. Пациентка тайно фантазировала об отце, который возвращается и спасает ее. Для нее важно было продемонстрировать «возвращающемуся» отцу какая она умница – хорошо учиться, готовит, прибирается. Такую хорошую дочь отец обязательно должен забрать с собой. Помимо желательной фантазии невольно возникала пугающая сцена – возвратившийся отец объединяется с матерью и они вместе избавляются от дочери.

В отношениях со своим партнером пациентка постоянно чувствовала себя отвергаемой, униженной, уязвленной, разочарованной. Ее позиция была обвинительно-оборонительной. Чувствую себя жертвой плохого отношения, женщина не замечала собственной враждебности, претенциозного отношения к партнеру.

Ситуаций взаимодействия пациентки с партнером, рассказанная на сессии: Пациентка, занимаясь в течение дня делами, старалась сохранить спокойствие и терпение в общении с разными людьми. И у нее это очень хорошо получалось. Для своего очень занятого в тот день партнера она приготовила вкусную еду. Вечером он пришел поздно уставшим, у него не было сил общаться с Пациенткой. Он смотрел телевизор и дремал перед ним, что обычно очень раздражало женщину. Но когда позвонил друг, партнер целый час разговаривал с ним по телефону. В результате женщина обиделась, что на нее у партнера не нашлось сил и энергии, а на друга сколько угодно.

Втягивание аналитика в типичную схему взаимодействия: Излагая ситуацию, пациентка давила на аналитика, чтобы он признал ее безукоризненность и вместе с ней объединился к осуждению партнера. Это выражалась в ее интонациях, постоянном подчеркивании, какой хорошей она была в течение дня, как она старалась, справлялась с трудностями благодаря полученным из психоанализа знаниям. Она представляла себя безукоризненной, и демонстрировала, какую боль причинил ей партнер.

Дилемма для аналитика: Поддержав стремление пациентки представить себя безукоризненной, а партнера виноватым, аналитик поддерживал типичную схему взаимоотношений женщины с людьми. Фрустрировав ожидания пациентки, указав на ее давление, аналитик воспроизводил ее типичную схему взаимодействии – либо объединялся с ее партнером против нее, либо обращал внимание только на то, что важно ему самому, а не ей (как и ее партнеру).

Интерпретация поведения пациентки: по сути, она поддерживала ту же позицию, что и ее мать – подчеркивала свою правоту и возлагала всю ответственность за причиненный вред на другое лицо. Она исключала альтернативные взгляды на свое поведение. Быть не очень хорошей означало для нее быть плохой – наполненной злобными деструктивными агрессивными импульсами. Быть «плохой» соединялось с детскими фантазиями, что тогда отец никогда ее не спасет, мать будет агрессивно нападать, и пациентка пропадет. Еще одним мотивом «быть хорошей» было противление объединению пары против нее - родителей или аналитика и ее партнера. Также для пациентки было соблазнительным объединиться с аналитиком, образовать пару для исключения партнера, который представлялся вместилищем всех нежелательных элементов.

Путь действительного облегчения для пациентки – интернализация отношений с объектом, который действительно, без собственного страха, не покидая пациентки, мог выносить ее тревоги быть отвергнутой или атакованной. Тогда мышление женщины становилось гибким и разносторонним.

Фрагмент № 3

Симптомы: любая угроза близости (сексуальной и не только) вызывали приступы паники.

Инцидент из детства как пример модели отношений: в их дом въехал грузовик, потерявший управление. Он пробил забор и остановился перед гостиной, где находились мама и бабушка. Этот инцидент - пример модели родительских отношений представляла собой насильственное катастрофическое, хотя и наполненное возбуждением взаимодействие. В своих отношениях с людьми и с аналитиком пациентка демонстрирует различные техники ограждения себя от потенциально вторгающегося, катастрофического взаимодействия. Опасными и вторгающимися могут быть истолкованы любые попытки взаимодействия с женщиной, воспринимаемые как бесконтрольно вторгающийся объект. Фантазии пациентки о родителях – они чрезвычайно любопытны и активно вторгаются в ее жизнь, особенно сексуальную. Потребность пациентки – наличие оградительного барьера (как забор, защитивший от грузовика дом), чтобы не случилось катастрофы.

Проявления в анализе: Действуя по привычной схеме в отношениях с аналитиком, пациентка отклоняла интерпретации, воспринимая их как вторжение. Она раскрывала свои переживания с очень большой осторожностью, хотя и признавала важность и значимость анализа для нее. На аналитика оказывалось давление, чтобы он выдерживал ситуации, когда беспокоящие пациентку ситуации нельзя было затронуть напрямую или открыто.

Случай, обсуждаемый на сессии: Пациентка была очень озабочена, что родители могут узнать о ее личной жизни, особенно о сексуальных отношениях и об анализе. Традиционная невозможность обсуждения с родителями своей личной жизни заставляли ее предпринимать ряд мер предосторожности перед их приездом (они проживали в другой стране и лишь изредка наносили визиты): спрятать нижнее белье, пропускать сессии анализа. Накануне их очередного приезда состоялся разговор с отцом по телефону. Отец интересовался обустройством их ночлега, его беспокоило, не будет ли он спать в одной кровати с матерью. Когда пациентка сказала, что он будет спать на односпальной кровати, а на двуспальной будет спать она сама, отец высказал удивление о том, что у пациентки есть двуспальная кровать. Этот разговор – обсуждение с отцом вопроса обустройства ее спальни - пациентка восприняла как попытку вторжения в ее сексуальную жизнь. Изложив материал, она долго молчала, ожидая комментариев от аналитика.

Дилемма для аналитика: Аналитик, высказывающий интерпретации, воспринимался клиенткой как эдипальный, вторгающийся в личное пространство, обвиняющий отец. С ним она могла справляться только отступая и прячась. Воздерживаясь от интерпретаций, аналитик как будто игнорировал материал пациентки, и воспринимался ей как равнодушный и бесполезный. Это тревожило и дезорганизовывало пациентку.

Интерпретация симптомов: собственные ревность и любопытство к сексуальной стороне жизни родителей проецировались на родительский объект и воспринимались как вторжение. Истоками особенностей восприятия пациенткой родителей стало ранняя, нагруженная угрозами, репрезентация отношения рта к соску. Она создала образ ригидной и одержимой матери. Импульс приблизиться к матери был спроецирован на нее, мать стала восприниматься как вторгающаяся и угрожающая. Неизбежно это восприятие было перенесено на родительскую пару в целом.

Обобщение клинического материала из фрагментов и комментарии

Во всех трех представленных фрагментах М. Фельдман иллюстрирует как детские эдипальные ситуации и отношение к родительским объектам проявляются в отношениях с другими людьми и с аналитиком; разыгрываются и во внутрипсихической жизни пациента и в переносе.

Это могут быть объединенные отстраненные (как у первого пациента), объединенные вторгающиеся (как у третьей пациентки), дифференцированные друг от друга (у второй пациентки) первичные объекты. В любом случае интроецированная родительская пара является поврежденной. Внутренняя модель родительской пары частично основана на точных восприятиях и интуиции младенца относительно природы пары, частью которой он был при кормлении, а позже – эдипальной пары, которой он был озабочен. Восприятие младенцем своих первичных объектов, объединяющихся для взаимного удовлетворения, вызывает у младенца ревность и зависть. На что обратила внимание М. Кляйн. У. Р. Бион дополнил представления М. Кляйн указанием на предрасположенность пациентов нападать на связь между двумя объектами, аналогично тому, как младенцы нападают на грудь, а позже – на сексуальность родителей.

Родители также проецируют на младенца свои психические состояния. И относятся к нему либо с излишним вмешательством, либо с непроницаемой отгороженностью от проекций младенца.

В последующей жизни фантазии об эдипальной паре тесно соотносятся с тем, как уже будучи взрослыми, люди используют свою психику для связывания своих мыслей и чувств, порождаемых этими связями тревог. Слишком большие тревоги, ассоциированные с фантазией о родительской паре, отрицательно влияют на способность устанавливать связи между элементами в психике.

М. Фельдман в заключение своей работы еще раз отмечает, что пациенты бессознательно вовлекают аналитика в дилемму неконструктивного выбора, когда любое его поведение нагружается интенсивными проекциями и воспринимается как травмирующее, подобно родительскому объекту. Это происходит вследствие действия проективной и интроективной идентификации роли, приписанной в фантазиях пациентов ему самому и аналитику. В то же время дилеммы аналитика – ключ к пониманию внутрипсихической жизни пациента.

Источник:

1. Фельдман М. Эдипов комплекс: проявления во внутреннем мире и в терапевтической ситуации // Эдипов комплекс сегодня: клинические аспекты. – М.: Когито-Центр, 2012. – С. 107-132.