Любовь и смерть Сабины Шпильрейн

Где правит любовь, умирает Я, наш мрачный деспот.

Сабина Шпильрейн

Сабину Шпильрейн, психоаналитика с русскими корнями, пациентку Карла Густава Юнга, а также в определенные этапы своей жизни соратницу Зигмунда Фрейда, называют «забытым пионером психоанализа». В 1911 году Сабина Шпильрейн стала первой женщиной Европы, получившей степень доктора медицины за научную работу в области психологии. Тем не менее ее имя чаще упоминается в статьях по истории психоанализа в связи с фактом ее скандального романа с лечащим врачом Юнгом, чем в связи с тем вкладом, который она своими работами и исследовательской деятельностью внесла в психоанализ.

Это, на наш взгляд, является несправедливым упущением и поэтому данный текст представляет собой попытку восполнить пробел в освещении творчества Сабины Шпильрейн в качестве психоаналитика.

Взгляды Сабины Шпильрейн на психику, природу бессознательных процессов, безусловно, подверглись влиянию воззрений Карла Густава Юнга. Однако исследование темы неразрывной связи любви и смерти и иллюстрация этой связи многочисленными примерами из литературы и мифологии чрезвычайно интересна и требует более подробного рассмотрения.

В одной из главных работ Сабины Шпильрейн «Деструкция как причина становления» (1912 г.) в фокусе рассуждений автора оказывается проблема сосуществования в эротическом влечении позитивных чувств с чувствами отвращения и страха по отношению к объекту влюбленности. Шпильрейн, опираясь на материал собранный ею у однокурсниц, а также на материал, полученный в ходе работы с больными шизофренией, исследует связь эротического влечения с влечением к разрушению.

Шпильрейн пишет: «По моему опыту работы с девушками я могу сказать, что когда у них впервые появляется возможность реализовать сексуальные желания вместо вытесненных чувств на передний план гораздо чаще выходит чувство страха, причём это совершенно определённая форма страха: чувствуется враг в самой себе, свой собственный любовный жар, который с железной неумолимостью принуждает человека к тому, чего он делать не хочет”.

В самом деле, кому из людей может быть не знакомо чувство тревоги, которое возникает наряду с влюбленностью или эротическим интересом к кому-либо? Переживания тревоги, страха, отвращения как будто бы маркируют ту опасность, которая угрожает сознательному “Я” человека всякий раз, когда он влюбляется. Сабина Шпильрейн связывает эту опасность с тенденцией раствориться в любимом человеке, которая неизбежно существует в психике и возникает всякий раз как тяга сознательного “Я” человека к тому, чтобы соединиться с чем-то большим, чем оно является, что и можно наблюдать при любовных переживаниях.

Шпильрейн также пишет о том, что внутри нашей психики есть некоторые силы, которые в определенной степени склонны наслаждаться болью. Причем эти силы никак не заботятся о радостях или горестях нашего сознательного “Я” и существуют вполне автономно. На эти рассуждения несколькими годами позже будет ссылаться Фрейд в своей работе “По ту сторону принципа удовольствия” (1920 г.), в которой он будет развивать мысль о связи влечения к жизни и влечения к смерти. Тем не менее ракурс взгляда на влечение к смерти или, как это называет Шпильрейн, “деструкцию” у Фрейда и Шпильрейн очень разный.

Для Шпильрейн эта тяга к растворению в чем-то большем, чем сам человек, направлена на развитие, на то чтобы “Я” переродилось из старых форм в новые. Таким образом, инстинкт смерти, по мнению Сабины, стоит на службе у развития и любви. Для Фрейда же инстинкт смерти существует как некий принцип покоя, который любое состояние живого существа призван привести к состоянию полной стабильности, то есть небытия и смерти. Так, Фрейд, ссылаясь на Барбару Лоу, называет этот принцип влечения к смерти — “принципом нирваны” в работе “Экономическая проблема мазохизма” (1924 г.), полагая, что эротическое влечение есть нечто такое в психике человека, что борется с этим “принципом нирваны” и позволяет преодолеть тягу всякого живого организма к смерти.

Но не углубляясь в различия между взглядами Шпильрейн и Фрейда на влечение к смерти, важно заметить, что оба признают существование в психике человека таких сил, которые омрачают безоблачное функционирование психики и которые тесным образом связаны с эротическими импульсами.

Так что же собой представляет деструкция, или влечение к смерти согласно воззрениям Сабины Шпильрейн? Автор ссылается на некий глубинный слой психики, который заключает в себе объективные, отделенные от индивидуального “Я”, процессы. “Глубина нашей психики не знает никакого «Я», а только его суммацию, «Мы»” , — пишет Шпильрейн, разделяя взгляды Юнга и указывая на существование коллективного слоя психики, который Юнг называл “коллективным бессознательным”.

Конфликт внутри психики человека, по мнению Сабины Шпильрейн, возникает между родовым слоем психики и индивидуальным. Она пишет о двух тенденциях, существующих в психике людей: одна из них — это тенденция к дифференциации, все то что позволяет человеку утвердить свое индивидуальное “Я” среди того многообразия родового материала, которым он захвачен с младенчества, а другая — тенденция к растворению или ассимиляции, без которой человек не может существовать в коллективе, ведь для того чтобы быть понятым и общаться с другими людьми, ему нужно собственные переживания до определенной степени обезличить и выразить доступными для “Мы” средствами.

Она пишет о том, что любой человек неизбежно страдает от невозможности выразить те индивидуальные переживания, которые у него есть внутри, и только прибегая к некой коллективной символической форме он может это сделать. “Если мы захотим сделать общепонятным специфический, только нам доступный материал, то есть, захотим его сделать доступным и для других людей, то тогда мы должны будем осуществить процесс, обратный дифференциации: мы устраняем из материала специфически личностное содержание и выражаем его в общедоступной для всего человеческого рода символической форме”. Такой формой являются произведения искусства, язык. В этот процесс растворения и адаптации индивидуального к коллективному, согласно Шпильрейн, вмешивается влечение к смерти как неотъемлемая часть динамики этого процесса.

Шпильрейн считает, что не может быть никаких изменений без уничтожения прежнего состояния и прибегает к многочисленным примерам любовной связи из литературы. Любовь для Шпильрейн — это некая сила, которая ведет человека к изменениям и развитию, но она неразрывно связана со смертью. Так, автор обращается к персонажам пьес Вагнера.

Например, к истории Зигфрида и Брунхильды, в которой пребывающая в зимнем сне Брунхильда (земля) оказывается спасенной богом Солнца Зигфридом посредством того, что Зигфрид рассекает ледяную корку, в которой спит Брунхильда. Таким образом, акт спасения не обходится без деструкции, которая здесь выражена рассечением ледяной капсулы, в которую заключена героиня. Эти и другие вагнеровские персонажи готовы жертвовать собой и умереть ради любви. Желание раствориться в возлюбленном представляет собой желание индивидуального “Я” переродиться в новую форму, что невозможно без потери какого-то прежнего состояния и жертвы.

Если мы попытаемся переложить эту идею на жизненные ситуации, то легко сможем найти множество примеров из жизни, когда для человека переход из одного состояния в другое сопровождается потерей какой-то устаревшей части самого себя.

В сказках этот процесс может выражаться в таких диспозициях как “Направо пойдешь — жену найдешь, налево пойдешь — коня потеряешь, прямо пойдешь — сам пропадешь”. Выбор любой из трех дорог предполагает как минимум отказ от двух других. И в каждом случае фольклор указывает на некую жертву, которую должен отдать герой на пути, чтобы продвинуться дальше в своем развитии. Даже в первом случае находя жену герой потеряет свое холостое состояние, что тоже можно интерпретировать как жертву или проявление деструкции на пути его становления. В двух других вариантах есть прямое указание на необходимость прохождения через потери.

Но возвращаясь к метафорам и мифологическому материалу, который использует Сабина Шпильрейн, нельзя не упомянуть те примеры из Библии, которыми она пользуется для иллюстрации своей идеи развития через любовь и смерть. Шпильрейн пишет о жертве Христа, который будучи распятым на кресте и подвергшись буквальной деструкции, согласно религиозному писанию, умирает, принимая на себя все грехи человечества, чтобы переродиться и воскреснуть. Образ распятия на кресте и воскрешения становится для автора иллюстрацией протекания психических процессов — осуществления перехода, становления. В ритуале вкушения крови и плоти Христа, когда человек пьет вино и вкушает хлеб, символы крови и плоти Христа, идентифицируясь с фигурой Христа, также происходит символическое проживание жертвенности. “Этим человек говорит: В результате сегодняшнего соединения с Христом, я принёс требовавшуюся от меня жертву смертью, и эта жертва позволяет теперь мне воскреснуть”, — пишет Шпильрейн.

Шпильрейн, ссылаясь на Фрейда, вспоминает о ритуалах обрезания или нанесения надрезов, которые существуют у австралийских аборигенов, и которые Фрейд рассматривает как символы кастрации. Она рассматривает эти ритуалы как символическую дань инстинкту смерти на пути развития и становления. Благодаря этим ритуалам человек символически убивает в себе сексуальность, чтобы деструкция не обрушилась на него в реальности.

И наконец, еще несколько примеров Шпильрейн берет из наблюдений за реальной жизнью. Она пишет о том, что телу матери, которая вынашивает ребенка, наносится определенный урон и в этом заключается проявление деструкции, необходимое для появления новой жизни.

Еще одной виньеткой этого процесса является история о том, как маленькая девочка в разговоре с бабушкой в ответ на рассказ бабушки о скорой смерти фантазирует, что бабушка после смерти снова станет ребенком. Сабина пишет, что для фантазий этой маленькой девочки совсем не противоречивым кажется тот факт, что бабушка перейдет после смерти в состояние младенца. Здесь, разумеется, напрашивается аналогия с теорией Юнга, которая говорит нам, что каждый архетип и комплекс состоит из двух противоположных полюсов. Так, архетип старости в своей противоположной ипостаси проявляет себя в архетипе младенца.

Вышеперечисленные примеры, конечно, не исчерпывают то многообразие материала, к которому автор прибегает для иллюстрации своей идеи о связанности смерти, любви и развития человеческой психики.

В заключение мы хотели бы привести цитату Фридриха Ницше, жизнь и творчество которого Сабина Шпильрейн также подробно анализирует и комментирует в своей работе, предлагая читателям многому поучиться у Ницше, который, по мнению автора, глубоко прочувствовал силу деструкции на пути становления: «Ты должен быть готов сжечь сам себя: как ты сможешь обновиться, не став сначала пеплом?»