Предательство тела: почему мы покидаем свой дом?

Что такое "предательство тела"? Это когда психика, спасаясь от невыносимых переживаний, начинает игнорировать сигналы тела, чтобы пережить локальную катастрофу. Маленькая, почти незаметная внешне трагедия – ранняя психотравма. Хотя травмы случаются и в старшем возрасте, и механизм расщепления (диссоциации) с телом срабатывает иногда таким же образом. Но когда человек становится взрослым, в норме у него появляется много зрелых защитных механизмов: он может объяснить себе происходящее, рационализировать, позаботиться о себе, повлиять на ситуацию или выйти из нее, если она травматична. У маленького ребенка таких защит еще нет, а насилие или, например, отвержение матери равносильны угрозе смерти. Поэтому, чтобы не переживать непереносимый ужас, психика принимает единственное возможное решение: не чувствовать. "Это все как будто не со мной". И почти все каналы телесных ощущений, а вместе с ними – и эмоций, перекрываются. Такой человек в результате может стать очень выносливым, терпимым к физической боли, холоду, неудобствам или жестокому отношению. Довольно удобно.

Если такая травматизация произошла в очень раннем возрасте, формируется так называемая шизоидная личность. Ее особенность – хроническое отщепление от собственного тела. По сути, чем сильнее был изначальный ущерб, тем дальше уходит человек от ощущения своей телесности. И тело воспринимается им как некий биокостюм, позволяющий передвигаться и приносящий массу досадных неудобств.

Тело покидают, когда оно, вместо того чтобы приносить удовольствие и ощущаться как ценность, становится источником боли и унижения. В таких условиях человек отказывается принимать своё тело или отождествляться с ним. Он отворачивается от него. Он может игнорировать своё тело или пытаться трансформировать его, придать ему более желательный вид, соблюдая диету, снижая вес и т.д. Но, пока тело остаётся объектом эго, оно, хоть и может служить предметом его гордости, никогда не обеспечит радости и удовлетворения "живого" тела. 

Такие последствия могут прийти не только в связи с ранней травмой, однако ее наличие создает большую предрасположенность к такому самоощущению, самоотношению и повторной ретравматизации. Ведь тело не перестает страдать, наоборот – его дефицит только накапливается от отсутствия полнокровной жизни, заботы, радости и удовольствия. 

Лоуэн описывает разные внешне типы людей с ранней травмой и диссоциацией с телом, но подчеркивает, что их объединяет один ключевой критерий – безжизненность, отсутствие энергии. Будто у человека стоит некий внутренний запрет на получение физического удовольствия, или оно ему недоступно. 

Каково это? Есть и не чувствовать вкус, ощущать насыщение только когда желудок переполнен до тошноты. Заниматься сексом, как механическая кукла, совершая определенные действия, возможно все более изощренные, но не получая радости от контакта с другим человеком. Пить алкоголь, ощущая облегчение от состояния еще большего отупения и отключения всех рецепторов, сигнализирующих "мне плохо, со мной что-то не так". Голодать и заниматься физическими упражнениями до предела возможностей, ориентируясь только на цифры весов и сантиметровой ленты. И безумно злиться от собственного бессилия, когда "что-то" берет верх над волей и заставляет снова испытывать непозволительные желания: поесть, поспать, согреться, расслабиться, довериться, быть любимым, быть любым, быть собой, просто быть и чувствовать.

Чувствовать что? – Кое-что более тихое и тонкое. 

Живое тело характеризует наличие его собственной жизни. Оно подвижно, и его подвижность, проявляясь в спонтанности жестов и живости экспрессии, не находится под контролем эго. Живое тело кипит, вибрирует и светится. Оно заряжено чувствами. 

Первая трудность, с которой сталкиваются пациенты с поисках отождествленности, состоит в том, что они не сознают отсутствие жизни в собственном теле. Люди настолько привыкли думать о теле как об инструменте или приспособлении ума, что принимают его безжизненность за нормальное состояние. Они измеряют тело в фунтах и дюймах и сравнивают результаты с идеализированными формами, совершенно игнорируя важность его чувствования.

Лоуэн пишет, что воссоединение (то, что он называет отождествленностью) возможно, если обратиться к своему телу и начать постепенно учиться слышать его и следовать его потребностям. То есть, соединять обратно то, что так долго было разрублено пополам, можно эффективно, если заходить не только со стороны словесного общения с психотерапевтом, но и работы непосредственно с телом.

Я уверена, что большинство людей, страдающих от потери контакта с собой и ищущих выхода, не раз слышали подобные слова про заботу о себе или потребности тела, и сейчас эти фразы не вызывают у них ничего, кроме гнева и чувства вины. Это все равно, что призывать "полюбить себя", но как это сделать, если внутри только ненависть или пустота? Как впустить жизнь в свое тело, если я даже не понимаю, чувствую я его или нет?

Причина такой огромной сложности снова в защитных механизмах психики. 

 
Меня много раз потрясало, насколько люди боятся почувствовать собственное тело. На каком-то уровне они сознают, что тело является хранилищем их вытесненных чувств. 

С чем мы встретимся, научившись и позволив себе почувствовать чуть больше привычного? У бессознательного нет понятия о времени. Для него все, что было в грудном возрасте, точно так же актуально сейчас. Поэтому психика продолжает беречь нас так, как умеет: нельзя чувствовать, ведь там насилие/отвержение/боль/голод/одиночество/ужас. Причем на довербальном, необъяснимом уровне. По сути, жизнь шизоида – постоянное выживание в экстремальном режиме. Людям, которые продолжали жить в партизанских окопах несколько лет после окончания войны, было непросто поверить, что им больше ничто не угрожает. 

То есть, психика будет оказывать большое сопротивление нашему воссоединению с телом, и это нормальная естественная человеческая реакция. 

Плюс к этому, в процессе жизни в теле, лишенном энергии, удовольствия и используемом как нелюбимый костюм, образовались разные блоки и зажимы. Например, хронически напряженная нижняя челюсть или поверхностное дыхание (как следствие сдавленной грудной клетки, лёгких и диафрагмы, а также блокировки нижней половины тела). Про дыхание, возможно, я напишу еще отдельно, это большая и очень важная тема. И теперь, если начать прикасаться к этим местам и возвращать им чувствительность, ощущения будут примерно такие же, как при согревании отмороженной конечности. Больно может быть иногда до слез. А еще – очень страшно. То же самое, кстати, происходит и в психике на психотерапии. Обнаруживаются некие места, о существовании которых человек понятия не имел, и оказывается, что в них хранится очень непростая информация, которую теперь предстоит переосмыслить, прожить и как-то встроить в картину своей жизни. И это бывает очень больно и страшно.

При всем уважении к психоанализу, я являюсь гуманистическим психотерапевтом, а также люблю и изучаю работы юнгианских аналитиков. Поэтому ищу и соединяю информацию из разных источников и очень радуюсь, когда представители разных направлений транслируют одни и те же идеи. Это означает точное попадание в истинную реальность человеческой психики, которую невозможно ни увидеть, ни пощупать, ни однозначно измерить. Дональд Калшед, современный юнгианский аналитик, проделавший невероятную работу по изучению и сопоставлению различных подходов к ранней психотравме, пишет о важности непосредственной работы с телом, в частности в формате аутентичного движения.

Много информации можно почерпнуть из работ Мэрион Вудман, например из ее книги об ожирении, нервной анорексии и подавленной женственности "Сова была раньше дочкой пекаря".

Ирвин Ялом, основоположник экзистенциально-гуманистического подхода, писал:

По-настоящему чувствовать себя дома – значит чувствовать себя дома в собственном теле, собственной оболочке.

Думаю, в этом состоит одна из задач психотерапии. А может быть, даже глобальная цель. Почувствовать себя дома.