Набившая оскомину "духовность"

Как-то вот получилось, что меня второй раз за год приглашают на конференцию, посвященную духовно-нравственному воспитанию. Причем эти конференции, что неудивительно, проводятся в кооперации с православной церковью и во многом по ее инициативе. Я человек совершенно светский, более того, атеист, а к понятию «духовность» у меня есть небольшая аллергия из-за того, что его почти полностью приватизировали разного рода религиозные и эзотерические школы. Тут еще недавно «духовные скрепы» появились. Неудержимый пафос, который начинает звучать при слове «духовность» и достигает окончательной приторности при сочетании «духовно-нравственное воспитание», тоже не прельщает.

Но слово есть, причем не только в русском языке. И приглашения на конференцию тоже. Так что повод задуматься над тем, какой же смысл можно вложить в это слово, есть.

Простой опрос «обычных» людей привел к такой картине: духовность связывается с нравственностью, религиозностью, возвышенностью помыслов, нравственной чистотой (ну вот, пафос пошел…). «Бездуховное» = материалистическое, бессмысленное и тоскливое.

Обращение в Интернет снова погрузило в море величественных слов. Например, «высшая деятельность души, устремленность к стяжанию Духа Святого, безгрешности, моральному совершенству, преображению душ». При этом я узнал, что существует какая-то особая русская духовность. То есть все остальные как-то альтернативно духовны... Или под этим понимаются специфически русские (точнее — православные) пути к обретению духовности?

Размышляя над этим вопросом и перебирая различные определения, я пытался найти что-то общее, универсальное для самых разных подходов к пониманию духовности, то, что объединяло бы и светскую, и религиозную духовность (к какой бы вере она ни относилась). В конце концов, созрело такое понимание: духовность — это направленность человека на реализацию ценностей, выходящих за рамки обеспечения его собственных интересов и собственной жизнедеятельности.. В основе духовности — дух человека, устремленный за границы обычной жизни, привычного индивидуального бытия. Человек всегда мог довольствоваться только тем, что у него есть: костер, жареная дичь, вода, женщина/мужчина под боком... «Что еще нужно, чтобы достойно встретит старость?» Ан нет, все равно находились и находятся те, кому «за державу обидно». Мне кажется, что вид звездного неба над головой и попытка понять тайну этих звезд — одно из первых духовных переживаний пробуждающейся души человека в древнейшие времена. Мне очень нравится статуэтка IV тыс. до н.э., найденная на территории современной Румынии: человек задумался о чем-то, и, кажется, он смотрит куда-то вдаль, может быть, и на небо.

О духовности мы можем говорить тогда, когда человек действует, ориентируясь не на «я центр мира, и мои интересы — важнее всего», а на «я хочу быть причастным к чему-то большему, чем я сам». И эта потребность продиктована не страхом одиночества (тогда это просто удовлетворение личной потребности в безопасности). Человек, уходящий в монастырь, чтобы сбежать от трудностей мирской жизни, не имеет к духовности никакого отношения — он просто решает личные проблемы. Эколог, для которого его деятельность — просто способ зарабатывать деньги, тоже решает личные проблемы, и все. Чем тогда диктуется духовная потребность быть причастным к чему-то большему? Я думаю, что в основе духовности лежит активный, жгучий интерес к окружающему миру и к людям. Например, одними из самых волнующих переживаний для меня лично — это ожидание результатов космических миссий зондов, отправленных к дальним планетам. Это не имеет отношения к моей непосредственной жизнедеятельности, мой организм в принципе вполне проживет без этих знаний. Но — волнует, интересует, придает дополнительный смысл собственной жизни. Наука с ее неудержимым стремлением к новым границам познания, желанием развеять неизвестность — одно из высших проявлений человеческой духовности как желания выйти за пределы, преодолеть ограничения и постичь Тайну. Религии тоже является результатом попыток человека обрести связь с чем-то, что явно больше повседневности, прикоснуться к Тайне, спрятанной за внешним покровом.

Любопытство, направленное на мир и людей, приводит к тому, что мы привязываемся к объектам любопытства. Я думаю, что духовно-нравственное воспитание — это вовсе не проповеди десяти заповедей (половина из которых к нравственности, на мой взгляд, вообще отношения не имеет), не рассуждения о Боге, «нравственной чистоте», «моральном кодексе строителя коммунизма» и так далее. Духовно-нравственное воспитание — это пробуждение в ребенке восхищения перед миром, в котором он оказался. А это возможно только тогда, когда ты сам, хотя бы иногда, впадаешь в это благоговение перед миром. Или когда другой человек для тебя вдруг перестает быть объектом воздействий, и открывается — пусть чуть-чуть — всей глубиной своего внутреннего мира.

Другими словами, фокус внимания — не на себе, а на другом (не зря любовь — одно из высших духовных переживаний). Но при этом важно не терять себя, сохранять почву под ногами и ощущать ноги, стоящие над ней. Оторванность от реальности приводит к утрате ценности обыденной жизни, которая приносится в жертву сверхидее. Человек при таком раскладе превращает сам себя в объект достижения этой сверхидеи, сливается с ней в религиозном экстазе. Так появляется один из двух крайних полюсов духовности — фанатизм. «Мы все глядим в Наполеоны, / Двуногих тварей миллионы / Для нас орудие одно». Фанатиками от духовности являются и те, кто взрывает себя на площадях с криками «Аллах Акбар!»; и те, кто во имя спасения животных готов убить всех (или почти всех) людей. Масса фанатиков, которые руководствуются «высшими» соображениями, ради которых готовы идти на любые жертвы — свои или чужие. «Противоядием» от этого может быть осознание ценности того, что тебя окружает здесь и сейчас; ценности того мира, который есть сейчас, и который не стоит торопиться уничтожать, пусть даже он и несовершенен. Но любим же мы несовершенных людей?

Противоположный фанатизму полюс — тотальное безразличие ко всему, кроме собственной жизнедеятельности, воплощенная в «моя хата с краю». Имеет интерес только моя хата, только моя кастрюля с куриным бульоном, только мои интересы. Помню, как яростно сопротивлялись некоторые жильцы нашего дома идее перенести мусорный контейнер подальше от входной двери — их, живущим на верхних этажах, вонь и мухи не беспокоили, равно как и неприглядный вид с улицы на подъезд. Совершать дополнительное усилие по доставке своего мусора на 100 метров дальше они не хотели в принципе. Потому что это все - «чужое», и, в общем-то, «не наше дело, этим мусорщики должны заниматься». Любимые слова - «тебе что, больше всех надо?». Кстати, зацикленность на собственном "духовном развитии", сопровождающееся раздражением в адрес различных помех из внешнего мира - их той же категории. Подлинное развите, как я считаю, возможно только в контакте, а не в изоляции (будь то изоляция в медитации, келье монаха или в горной пещере).

В общем, духовность я бы еще определил как неравнодушие к миру, в котором ты живешь. Неравнодушие возможно только тогда, когда осознаешь ценность этого мира. Бесконечные разговоры о мерзостях и грехах любви к миру и людям не добавляют. А вот восхищение пред закатом, капельками росы, красивым голосом или человеческим поступком — да, сообщают ребенку о том, что в этом мире есть что-то, что ценно само по себе, даже если тебе от этого ничего особенного не перепадает.
 
А духовность, в которой этот бренный мир (и человек в нем) ценности не имеет, она, на мой взгляд, сама лишается какой-либо ценности. Наверное, поэтому я очень не люблю рассуждения о духовно-нравственном развитии, которые начинаются с того, как ужасен нынешний мир.