Эмоциональная зависимость от агрессора. Стокгольмский синдром

Многие наслышаны о Стокгольмском синдроме. На самом деле, это не болезнь, а альтернативное название психологической защиты "идентификация с агрессором". Такое название эта психзащита получила после инцидента в Стокгольме. 
Освобожденный из тюрьмы Ян-Эрик Олссон в одиночку захватил банк, ранив одного полицейского и взяв в заложники четверых сотрудников банка. По требованию Олссона полиция доставила в банк его сокамерника Кларка Улофссона.

Впоследствии преступников всё же схватили, из заложников никто не пострадал. 

Однако, примечателен тот факт, что женщины, находившиеся в заложниках, наняли адвокатов для Олссона и Улофссона. Улофссона даже удалось оправдать. Олссона посадили в тюрьму, куда ему пачками приходили письма от поклонниц.

Стокгольмскому синдрому подвержены не только пленники террористов, но и жертвы домашнего насилия. 

В чём выражается этот синдром или идентификация с агрессором?

Жертва, чтобы совладать с мощнейшим стрессом, страхом, неприязнью, фрустрацией, начинает проникаться к агрессору пониманием, сочувствием, вплоть до полного эмоционального слияния с ним: она может начать чувствовать и переживать то же, что переживает агрессор. В связи с этим, жертва начинает испытывать к нему жалость, оправдывать и даже винить во всём себя, других, что другие повинны в том, что агрессор стал тем, кто он есть.

Этим феноменом можно объяснить, почему жертвы домашнего насилия порой защищают своих садистов, забирают заявления из полиции, не уходят от них. А даже если они решаются посадить агрессора в тюрьму или развестись с ним, то потом нередко впадают в депрессию, т.к. начинают винить себя и видят свою дальнейшую жизнь пустой и бессмысленной.

Идентификация с агрессором и ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство) идут рука об руку.

Реакции неприязни к агрессору, страха причудливым образом сменяются состраданием и даже любовью.

В отрыве от агрессора может происходить его идеализация, когда плохое забывается, и в памяти остаются только те моменты, которые жертва оценивала как проявление к ней любви, заботы. Возможно и такое, что само насилие рассматривается как проявление любви. 

Наверное, немало людей вспомнят, как родители в детстве сопровождали свои наказания словами: "это потому, что я желаю тебе добра".

Так, одна женщина рассказала на консультации, как муж, будучи не в духе, душил её подушкой, избивал так, чтобы не оставалось следов на теле, а однажды после вспышки ревности, совершил на нее наезд, когда она шла с работы, находясь за рулем в состоянии наркотического опьянения. После наезда, он вышел из машины и нанес ей несколько ударов по голове. С черепно-мозговой травмой муж так и оставил женщину лежать на морозе. Случайный прохожий вызвал скорую, её доставили в больницу.

Но даже после всего пережитого женщина плакала, и в рассказе жалела не себя, а мужа-садиста, оправдывала, что у него было сложное детство, что он сам был глубоко несчастен, одинок, винила себя: "возможно, я сама вела себя так, что вызывала в нём злость, я, наверное, это заслужила".

Конечно, помимо насилия, в их жизни были и приятные моменты, когда он делал подарки, за бутылкой изливал ей свои чувства, оправдывал своё агрессивное поведение ревностью, страхом её потерять, несчастливым детством. Слова "я лучше тебя убью, чем кому-то отдам", она принимала за настоящую любовь.

В самом деле, между жертвой и агрессором устанавливается причудливый симбиоз, когда один уже не может без другого.

Такое чувство самопожертвования, жалости к насильнику, вины, не позволяло женщине отпустить прошлое.

Она обрела свободу лишь после смерти мужа, но свободу физическую, а не эмоциональную — оставшись без своего мучителя, женщина стала раздражительной, начала выпивать, всё чаще возникали суицидальные мысли.

Можно предположить, что ещё до встречи с мужем она страдала зависимым расстройством личности. При этом расстройстве человек имеет особенность эмоционально сливаться с другими, вследствие слабой границы "Я", диффузной идентичности.

При такой особенности часто происходит идентификация с объектом фиксации, когда перенимаются его установки, интересы, эмоциональное состояние. Когда другой становится частью твоего "Я", очень трудно от него потом отделиться. Нужна долгая терапевтическая работа, чтобы по кусочкам собрать свою собственную идентичность.

К зависимому расстройству присоединилось и ПТСР - сформировался очень сложный симптомокомплекс, с которым невозможно справиться без помощи специалиста.

Справедливости ради, стоит отметить, что мужчины тоже бывают жертвами насилия со стороны женщины - часто это насилие принимает форму шантажа, унижений, оскорблений, трансляции поведения, направленного на выведение жертвы из эмоционального равновесия: загулы, злоупотребление спиртным, брань, газлайтинг, обесценивание, стравливание с другими мужчинами, провоцирование конфликтных ситуаций, угрозы убийством или самоубийством, шантаж детьми.

Очень часто дети подвержены Стокгольмскому синдрому, когда одновременно ненавидят, например, своих родителей-алкоголиков, но при этом часто говорят о сочувствии, жалости, защищают. В результате идентификации с агрессором, жертва может перенять его привычки и модель поведения или в качестве партнёра выбрать садиста.

Не так давно стало известно, что в Усть-Катаве психически нездоровая мать насильно удерживала детей в доме, запрещая им общаться с ровесниками, посещать образовательные учреждения. Вместо этого они должны были обслуживать её нужды. За непослушание мать могла жестоко их избить. За старшую в доме была дочь-подросток, которая принимала на себя основные удары матери. В результате, дочери удалось организовать побег из дома, после чего мать покончила с собой. Рассказывая о матери, девочка жалеет её и винит себя.

В следующей статье я опишу признаки ПТСР и способы оказания психологической помощи. Не пропустите!