С хреном, кажется, все можно съесть!

«С хреном, кажется, все можно съесть!», - думал главный герой Денискиных рассказов, стараясь проглотить ненавистную манную кашу. Рассказ «Тайное становится явным» я в детстве просто обожала, умирая от смеха. История стыжения меня нисколько не трогала. Даже жаль, что взрослой мне ни капли не смешно, читая его. Воистину, многие знания – многие печали. Мне было непросто проникнуться отчаянием Дениски, меня никто не заставлял есть, а манную кашу я и вовсе обожала. А вот оду его находчивости я могла бы пропеть и тогда, и сейчас.

Я думаю у каждого из нас есть в детстве такая вот «каша» - дело, которое сделать придется любой ценой. История насилия над телом или душой, приправленная родительскими тревогами (в случае с Дениской есть ему надо было потому что он по мнению мамы был очень худой), поданная в качестве блага. И часто это правда бывает благом. Например, медицинские вмешательства. Но еще чаще кажется благом родителям, а для ребенка оказывается самым настоящим злом – опытом приобретения выученной беспомощности – «Что бы ты не сделал, я не изменю своего решения, чем быстрее ты подчинишься, тем быстрее это пройдет».

Люди, выросшие в множестве таких ситуаций, продолжают, будучи взрослыми относиться к себе также. В лучшем случае «приправляя манную кашу хреном» или обещая себе награду, а в худшем запихивая ее в себя, игнорируя позывы к рвоте. Им очень сложно задать себе вопрос: «зачем?», ведь тогда придется признать, что надо мной совершали насилие те, кто был призван распоряжаться своей властью на мое благо, но просто не видел меня.

Не видел меня, таща на ненавистную художественную гимнастику, после сада, а потом школы, шесть дней в неделе, пока я не научился делать это с собой сам.

Не видел меня, заставляя переписывать всю страницу при единственной описке, стоя за моей спиной, пока я не научился делать это с собой сам.

Не видел меня, отправляя меня на летний отдых, где меня травили, игнорируя мои слезы и тоску по дому, пока я не научился делать это с собой сам.

Теперь я взрослый и очень ответственный человек. Я знаю, что «терпение и труд все перетрут», «под лежачий камень вода не бежит» и «нет слова «не могу», есть «не хочу» и «не умею»».

Я больше не слышу своей тошноты, своей усталости, своей боли, своей радости. Не ощущаю своего присутствия. Но как живут иначе, я просто не знаю.

Иногда, я не знаю об этом до первой серьезной болезни, разбившей все мои привычки – вставать в 6 утра, обливаться холодной водой, приговаривая, что в здоровом теле здоровый дух, делая зарядку и съедая полезную кашу, бежать изо всех ног к полноте и насыщенности жизни.

Иногда я оказываюсь один на один со своей жизнью, обнаруживая что горло сжимается от спазма не впуская в себя «кашу», будь она хоть с черной икрой.

А иногда просто слишком поздно. Есть мгновения, в которые можно было бы почувствовать себя, заглянуть в глаза другого, увидев там нескончаемую вселенную, обнять любимых, просто живя. Но уже невозможно.