Спасатель, преследователь и жертва внутри личности

Многие любители транзактного анализа и просто увлекающиеся психологией и саморазвитием люди знают о существовании треугольника Карпмана-Берна, но мало кто догадывается, что такой же треугольник часто разыгрывается и внутри конкретного человека.
Для тех, кто не знает и для тех, кто забыл. Треугольник Карпмана представляет собой взаимодействие людей, пребывающих в трех ролях: Преследователь – Спасатель – Жертва. По такому треугольнику выстраиваются игровые взаимоотношения между людьми. При этом каждый участник игры занимает определенную роль и может по этому треугольнику перемещаться из одной роли в другую.
Так, например, возьмем классическую семью: муж, жена, ребенок. Представим себе абсолютно типичную ситуацию. Ребенок, получающий в большинстве своем хорошие оценки, в школе получил оценку «4». Приходит домой, сообщает об этом маме. По классике жанра мама спросит: «А почему не «5»?» Ребенок растерян. Вообще-то он знает, что «4» - это хорошо, но мама-то требует «5». Кому тут верить? Собственному знанию или маминому недовольству? В этот момент роли между ребенком и мамой распределены следующим образом: мама – преследователь, ребенок – жертва. Приходит домой папа, спрашивает у ребенка, как дела в школе, ребенок уже без особого энтузиазма сообщает папе о своем достижении, подключается мама со словами: «Вот. А я у него спрашиваю, почему не «5»? А он молчит». И дальше, обращаясь к ребенку: «Что, нечего сказать». А папа тут возьми и скажи: «А что плохого в «четверке»? Тоже вполне себе хорошая оценка». Папа занял свою роль – роль спасателя. Треугольник готов. Дальше события могут развиваться по-разному. Предположим, папа начинает ругать мамин стиль воспитания: «Вечно ты всем не довольна! Ничем тебе не угодишь! Подумаешь, «четверка». И что? Замучила уже ребенка!» - постепенно повышая голос, декларирует папа. В этот момент папа из роли спасателя переходит в роль преследователя. Мама: «Ну, я же просто хотела как лучше». Мама становится жертвой. Конечно же, в этот момент родители на сознательном уровне делают вид, что заботятся о ребенке. Но на скрытом психологическом уровне выясняют что-то между собой – что-то такое, о чем не могут поговорить открыто, т.к. близости в их отношениях нет и открыто они вообще мало что могут выяснять. После некоторых криков ребенок может перейти в роль спасателя и спасать того, кто в этот момент будет в роли «жертвы». Таким образом, каждый участник может переходить из одной роли в другую, и так может длиться вечно, пока кто-то осознанно не выйдет из игры. Цель игры – получить «суррогат» близости.
Но такая смена ролей была бы невозможна, если бы параллельно этой внешней игре не велась бы игра внутренняя. Так, Карпман говорит о том, что внутри каждого человека также живет спасатель, преследователь и жертва. И человек может переходить из одного состояния в другое внутри себя. Так, в нашем примере, ребенок, получивший «4» вместо того, чтобы насладиться адекватной моменту радостью от того, что он выполнил работу «хорошо», уже знает, что его мама ждет его дома с «пятеркой», и по дороге домой в его голове и душе разыгрывается определенное действо. Его внутренний преследователь начинает свое дело, и ребенок про себя ругает себя же: «Надо было лучше готовиться!» или «Лучше бы я списал у Маши, тогда и у меня была бы «5». Внутренняя жертва говорит: «Ну, я же учил. Почему со мной всегда так происходит?» И тут же может появиться внутренний спасатель: «В следующий раз нужно будет сделать шпаргалку!» Также внутренний преследователь может обвинять других: «Эта Марья Ивановна все время меня заваливает!», внутренняя жертва может вторить: «Мне никогда не получить «5» у такой злой учительницы». Вариантов может быть масса. И именно они «помогают» ребенку переходить из одной роли в другую во внешней игре с родителями.

Похожие сцены могут разыгрываться и внутри каждого из родителя.

Есть ли выход из этой игры?

Да! Никакие игры становятся не нужны, когда человек становится способным на близость. Причем на близость как с другими, так и с самим собой. Если бы в этой семье была допустима подлинная близость, то ситуация могла бы выглядеть следующим образом. Ребенок, по пути домой, осознавал бы именно свои чувства от оценки «хорошо». Придя домой, он бы сообщил маме об этом событии, и мама бы поинтересовалась, как чувствует себя ребенок в связи с этим. Ребенок знал бы, что имеет право на любые чувства. Он мог и расстроиться из-за того, что получил «4», а мог бы обрадоваться этому. И о любых этих чувствах он может сообщить маме и знать, что будет принят. То же и с папой. И не тратил бы ребенок массу сил на этот внутренний диалог между своими внутренними преследователем, спасателем и жертвой, а направлял бы свои ресурсы в конструктивное русло. Например, в анализ ошибки, которая привела к снижению оценки.

И тогда не нужно было бы маме с папой выяснять отношения между собой, используя ребенка как повод. Они спокойно могли бы обсудить то, что между ними не так. Например, муж мог бы сказать: «Ты знаешь, когда я сегодня пришел домой, мне показалось, что ты расстроена, и у меня возникла мысль, что ты не рада меня видеть. Могла бы ты сказать, что на самом деле произошло?» И объяснение могло быть самым разным. И у супругов был бы повод для разговора и прояснения отношений и ситуации, что в конечном счете сделало бы их еще ближе.
Игры порождают игры, а близость порождает еще большую близость.

Близости Вам! :)