Психотерапия шизоидного процесса (перевод статьи Г. Йонтефа) часть 1

Психотерапия шизоидного процесса

Psychotherapy of Schizoid Process

                                                           Гэри Йонтеф

                                                            Gary Yontef

 Перевод - Котляров Дмитрий, Павел Перешивайло

Источник: Transactional Analysis Journal, Vol. 31, No. 1, January 2001

Аннотация

Шизоидный процесс является одним из наиболее распространенных паттернов личности, но он недостаточно освещен в литературе. Эта статья предлагает описание как истинного шизоидного процесса, так и более распространенного шизоидного процесса, который проходит через различные типы и уровни функционирования. В статье описаны шизоидный процесс и тип личности, включая характерологическую организацию, межличностные процессы и истоки развития шизоидного процесса. Терапия шизоидного процесса обсуждается с точки зрения проявления шизоида в психотерапии, развития терапевтических взаимоотношений, этапов терапии, а также рекомендаций и предостережений относительно лечения.

Шизоидный процесс достаточно важен и заслуживает большего внимания, чем он получает в настоящее время, отчасти потому, что в какой-то степени каждый имеет некоторые его аспекты. Дискуссии о шизоидном процессе могут прояснить проблемы, связанные с контактом, изоляцией и близостью у людей с различными стилями характера, проявляющегося в уровнях личностного функционирования, начиная от нормального невроза и до серьезного расстройства характера.

Истинные шизоиды также довольно распространены. Это люди, для которых шизоидный процесс занимает центральное место в их динамике и которые соответствуют диагностическим критериям DSM-IV (Американская психиатрическая ассоциация, 1994). Это, как правило, тихие пациенты, которые не доставляют много хлопот и не предъявляют много требований. Если терапевт не знает о шизоидном процессе и о том, как с ним работать, такие клиенты могут долгое время проходить терапию, не решая при этом своих основных проблем.

В этой статье я использую термин «шизоид» для обозначения как истинного шизоида, так и пациента, который функционирует со значительными шизоидными процессами или защитными механизмами, но не соответствует полной диагностической картине.

Представление картины истинного шизоида

Истинный шизоид обычно является одиночкой, человеком, который глубоко эмоционально изолирован, у которого мало близких друзей, кто не очень близок даже в «интимных» отношениях, кто плывет по течению жизни и для кого жизнь кажется скучной или бессмысленной. Шизоидные пациенты обычно демонстрируют выраженные трудности с избеганием/сближением. Они часто приходят на терапию из-за потери или угрозы потери отношений или из-за трудностей в отношениях на работе. Они часто описывают себя как подавленных и склонны больше идентифицировать себя с пространством между людьми, чем с межличностными связями. В терапии, как и во многих отношениях, они, как правило, проявляются без, так скажем, витальности, то есть не «в своем теле» или без описания чувств.

Пациенты-шизоиды, как правило, регулярно посещают терапию, но при этом, кажутся эмоционально незаинтересованными в ее течении. Обычная реакция психотерапевта на шизоидного пациента - сонливость, даже если у него нет подобной реакции с другими пациентами. Во время сеансов контакт настолько мал, что это может ощущаться как недостаток кислорода. Первый раз, когда я это ощутил, я был с понравившейся мне пациенткой. Я подумал тогда, что, возможно, засыпаю, поскольку  встречу с ней назначил сразу после обеда. Я решил изменить время её сеанса. Но не это оказалось проблемой. На самом деле, я никогда не начинаю засыпать во время сеанса, за исключением некоторых случаев с шизоидными пациентами.

Скрытый экзистенциальный ужас

Людей с организацией шизоидного характера настоящие человеческие отношения ужасают. В своей фантазийной жизни и в своем поведении эти люди пытаются жить как в замке на острове, где они в полной безопасности. Главной особенностью этой изоляции является отрицание привязанности и потребности в других людях. Конечно, такой жизненный образ влечет за собой еще один ужас - полное отсутствие отношений. Если бы их тенденция защищать себя посредством изоляции была полностью реализована, у них бы не было достаточно связей, чтобы поддерживать здоровое эго.

Люди-шизоиды вынуждены бороться за сохранение своего существования как отдельной личности. Человеческое чувство себя и хорошо функционирующее эго не может развиваться и поддерживаться без межличностного взаимодействия, но шизоидные изолирующие защиты ослабляют межличностную связь до такой степени, что угрожает развитию и поддержанию эго. Часто шизоидные люди, которым не хватает удовлетворения или безопасности в их межличностном мире создают их в своей фантазийной жизни. Также они предпочитают иметь человеческие отношения в безопасных контекстах (например, на географическом расстоянии), а их замаскированные желания часто можно обнаружить на символическом уровне (например, в снах и парении в облаках). Одно из частых символических желаний - возвращение в утробу, что подразумевает под собой состояние единства и безопасности. Но если бы это было вероятно, это сделало бы вследствие отсутствия межличностных контактов, невозможным создание устойчивой человеческой идентичности.

Контакт и его границы

Чтобы понять важность шизоидного процесса во всем человеческом функционировании, нам нужно рассмотреть понятия контакта и границ контакта. Контакт - это процесс эмпирического и поведенческого сближения и одновременно разделения между человеком и другими аспектами его или ее жизненного поля. Граница контакта имеет двойную функцию соединения и разделения человека и его или ее окружения (включая других людей), так же как забор, который соединяет, но и разделяет два участка. Эта двойная функция предполагают наличие континуума, по которому можно двигаться между двумя полюсами сближения и разделения.

Процесс сближения включает в себя сокращение дистанции между людьми, восприимчивость или открытость для внешнего мира - особенно для других людей -  в этот момент граница становится пористой, так что через нее можно воспринимать и отдавать другим. Процесс разделения включает в себя увеличение дистанции, закрытие границы, нахождение в одиночестве, причем граница становится менее пористой и закрытой для обмена; в крайнем случае граница становится непроницаемой, как стена. Людям нужно как сближение, так и отдаление.

Все живые существа нуждаются в связи с окружающей средой, чтобы расти. Точно также, как для физического выживания, необходимо поглощать воздух и воду из окружающей среды, человеческое психологическое развитие и поддержание также требует связи с внешним миром, особенно с другими людьми. Люди могут расти и процветать, только в связи с человеческой средой.

На крайнем конце полюса сближения находится слияние, спутанность и потеря индивидуальности, воли, своих нужд и ответственности; такая полная связь означает смерть от слияния, исчезновение автономного существования. Физически это означает растворение в окружающей среде; а психологически означает потерю индивидуальности и отдельного существования. Человеческое существование требует некоторой степени отделения от окружающей среды.

Итак, мы видим, что единство может быть здоровым или нездоровым, так же как и отделение. Близость - это здоровая форма единства, тогда как духовное отступление - это здоровый пример отделения от обычного контакта. В идеале движение между контактом и его избеганием регулируется возникающей необходимостью. Если мы становимся одинокими, нам нужно соединиться; мы движемся к близости, мимолетному слиянию или постоянной преданности. Затем мы отходим от сближения с другим, чтобы быть с самим собой, чтобы отдохнуть и восстановиться, сосредоточиться или обрести спокойствие. Таким образом, мы соединяемся до момента удовлетворения потребности, затем меняем фокус в соответствии с новой возникшей потребностью. Мы отделяемся от конкретного контакта, когда требуется уход или другой контакт. Тем не менее, здоровый человек выходя из контакта, сохраняет связанное с другими людьми и вселенной, фоновое ощущение себя.

Это гибкое движение между тесной связью и отдалением сохраняет чувство человеческой связи. Нездоровым считается, когда эта гибкость теряется, и разделение и сближение становятся статичными, из-за того уменьшается или ограничивается соответствие с необходимостью при движении к контакту или выход из него. В одной нездоровой крайности индивид отделяется и изолируется до такой степени, что теряется смысл поддержания человеческих связей. Это демонстрирует решающее значение для понимания шизоидного процесса  роль и степень выраженности изоляции. Для шизоидов процесс отделения (с фоновым сохранением связанности) и сближения (с сохранением автономии) чужд. Их жизнь отмечена глубоко пугающим и беспокоящим фактом разлуки без сохранения чувства эмоциональной связанности и без развитой способности сблизится снова. Они не связываются с другими людьми с большой надеждой на то, что их встретят и с любовью примут. Шизоиды не верят, что их можно любить, и они боятся, что даже если отношения установятся, интимная связь означает потерю собственной автономии и другого. Даже чувство необходимости сближения в любом случае будет болезненным и / или пугающим.  

Опасно вступать в интимность, если вы не можете расстаться при необходимости. Если вам кажется, что вы будете захвачены, проглочены или окажетесь заложниками этой связи, то для вас покажется ужасным вступать в близость. С другой стороны, если вы не чувствуете связь с другими людьми, особенно если вы не верите, что можете снова установить тесную связь, разлука или изоляция станут болезненными и ужасающими.

Без движения человек скован, стоит на месте, стагнирует и не может расти. Застревание в любом положении на континууме сближения и отделения - как в случае, когда работает шизоидный процесс - представляет собой некоторую степень дисфункции, при которой некоторые потребности не удовлетворяются. Любое застревание будь то изолированное положение, близость или нечто среднее между близостью и изоляцией - все это проблематично.

Для шизоидного процесса характерно пребывание в среднем положении: человек не является ни по-настоящему одиноким, ни по-настоящему близким с другим. Эта неподвижная позиция между сближением и отдалением является компромиссом,  с одной стороны, позволяющим избежать страха быть полностью одиноким во вселенной, а с другой угрозой захвата, поглощения, нападения и отвержения.

Двойные экзистенциальные страхи

Типичное детство шизоидного пациента отмечено переживанием слишком большого или слишком малого количества человеческой близости. «Слишком мало» касается отсутствия тепла, близости и чувства эмоциональной покинутости; «слишком много» связано к навязчивым родительским воспитанием, которое эмоционально превалирует над способностями младенца или ребенка и заставляет его или ее изолировать себя или диссоциировать, чтобы выжить. Иногда безразличие и вторжение чередуются.

Учитывая то, что мы знаем о важности гибкого движения между близостью и отдалением для роста и благополучия индивида, легко понять, как типичные детские шизоидные переживания создают у него или нее глубокие, часто бессознательные чувства жажды поглощения, с одной стороны, и одновременного страха перед захватом и удушением с другой. Они приводят к двойным глобальным страхам, которые являются фундаментальными для шизоидного процесса: паника или ужас замкнутого пространства/захвата контактом и паника или ужас изоляции. Они особенно интенсивны и серьезны для шизоидов, которые ощущают их на экзистенциальном уровне -  выживая или погибая.

Поскольку шизоид расщепляет (split) контактирование и отдаление, теряя тем самым легкость в движении между ними, он сталкивается с угрозой застрять на одном или другом полюсе. Следовательно, шизоиды думают о взаимоотношениях в основном с точки зрения потенциальной ловушки, удушья и неволи. Они сомневаются, что при этом не сожрут значимых близких или сами не будут сожраны. Они не верят, что отдаление случится по мере необходимости, и поэтому они не чувствуют себя в достаточной безопасности для интимности с другим. Конечно, опасность оказаться в ловушке в значительной степени обусловлена их собственным голодом по единству и страхом быть брошенными, но связь между их собственной жаждой поглощения (merger-hunger) и страхом оказаться в ловушке в основном ими не осознается.

Многие шизоидные пациенты начинают терапию с ожиданием что они либо будут проглочены или от них откажутся. Хотя на раннем этапе процесса они могут осознавать этот страх, но связь между степенью двойственных страхов и их собственной жаждой поглощения обычно осознается гораздо позже. Также до этих пор будет преобладать отрицание потребности в близости и привязанности. Их собственная жажда поглощения  через приписывание ее кому-то другому, проецируется как способ избежать ее осознания. Впрочем хотя преставления или предчувствия являются проекциями, они также могут быть точными.

Полная изоляция или заброшенность подобна смерти, особенно для маленького ребенка. Частью шизоидного процесса является ужас - хотя и не обязательно осознаваемый - тройной изоляции: изоляция от других, изоляция ядра я (core self) от атакующего я и изоляция внутри ядра я (core self). Значительная часть шизоидного процесса - это разделение между атакующими я и глубинными я (core selves). На более глубоком уровне существует также своего рода изоляция между аспектами ядра я (core self). В теории гештальта это концептуализируется как граница между частями себя, которая мешает проведению границы между собой и другими.

Нахождение самости в вакууме означает потерю чувства себя как живого человека. Результатом является глубокое одиночество. Это настоящий прогресс в терапии, когда истинный шизоидный пациент способен переживать одиночество и стремление к контакту.

Шизоидный компромисс: программа “То внутрь, то наружу”

Одним из решений проблемы предотвращения полной гибели глубинного я от недостатка человеческой связи, а также избежания угрозы существованию и непрерывности личности от близкого контакта является то, что Гантрип (1969) назвал «шизоидным компромиссом» (стр. 58-66). Это одновременно и не вступление во взаимоотношения с другими, так и не избегание взаимодействия. Образ, который, как мне кажется, я позаимствовал у Гантрипа, кажется здесь уместным: «Как дикобразы занимаются любовью? Очень осторожно». Существует несколько общих «очень осторожных» паттернов шизоидного компромисса.

Например, писатель чувствует себя слишком одиноко, когда пишет в своей квартире, поэтому он идет в кафе со своим ноутбуком и рукописью. Там он на самом деле ни с кем не вступает в контакт, тем более что он не дает сигналов о том, что хочет с кем-то поговорить, но в то же время он не одинок.

Другим примером является мужчина из Лос-Анджелеса, который находится в отношениях с женщиной, которая живет в Нью-Йорке. У него может быть связь по выходным без риска потерять себя или оказаться в ловушке отношений. Когда наступит утро понедельника, он снова окажется за тысячи миль в Лос-Анджелесе, а она остается в Нью-Йорке.

Другой тип шизоидного компромисса включает в себя человека, неоднократно выходящего из отношений, прежде чем наступит момент брать на себя обязательства. Такие люди проходят серию отношений, всегда находя причину, по которой они не могут продолжать. Похожая картина - наличие нескольких любовников одновременно; человек связывает одну часть себя с одним партнером, а другую часть себя с кем-то другим. Одна типичная конфигурация - это иметь сексуальные отношения с любовницей, но без общения и обустройства совместной жизни, сохраняя основные, но при этом несексуальные отношения с супругой. Иногда люди, которые имеют такую модель, говорят что-то вроде: «Ну и дела, почему я не могу это объединить?» или спрашивают "Почему я не могу найти женщину, которая может и то и другое?"

Такие паттерны иллюстрируют базовый паттерн: шизоид вовлекается в отношения по необходимости и покидает их из страха. Столкнувшись с кем-то, с кем они могут быть близки, они находят это одновременно захватывающим и пугающим. Они боятся, что они сожрут своих любовников своей нуждой или что любовник их сожрет или же будет безразличен или навязчив. Они могут потерять свою индивидуальность из-за чрезмерной зависимости и жажды поглощения или потерять отношения из-за того, что они будут слишком назойливыми, слишком токсичными или чрезмерно нуждающимися.

Решением этих дилемм является шизоидный компромисс Гантрипа - оставаться наполовину внутри и на половину за пределами отношений, будь то в форме брака без близости, смены партнеров или двух любовников одновременно. Потребности и страхи часто либо отрицаются, либо признаются, но на уровне разума. Часто такие люди колеблются между жаждой близости с другим и отказом от него или нее, или они долгое время могут оставаться в устойчивом положении на полпути, не будучи способными взять на себя обязательства быть полностью в отношениях или сбросить их со счета. Они постоянно испытывают искушение расстаться и жить обособленно, но часто они возвращаются снова и снова.

Будучи эмоционально затронутым или в состоянии близости шизоид может раздражаться, бояться, искать ошибки и проявлять безразличие. Серьезная близость с другим человеком ведет к кризису, а кризис приводит к окончанию отношений. Они не могут полностью жить с другим человеком, но они также не могут жить без другого. Быть с другим – угроза смерти от слияния; одиночество угроза смерти от изоляции. Таким образом, шизоид живет в подвешенном состоянии между его или ее внутренним миром и внешним миром без полной связи ни с одним, ни с другим. Подвешенные в смертельном конфликте между полной изоляцией и поглощением, эти люди часто чувствуют усталость от жизни и стремление к временной смерти. Это не активное самоубийство, а просто результат истощения от недостаточной подпитки.

Темы в Терапии

Опыт демонстрирует, что наиболее существенные темы, возникающие в терапии шизоидных индивидуумов: тенденция к изоляции, отрицание привязанности, темы отчуждения и чувства бесполезности.

Тенденция к изоляции. Поскольку близость вызывает у шизоидов чувство клаустрофобии, удушья, подавленности и одержимости, они часто устремляются вовнутрь и прочь от других. Таким образом, сохранять преданность отношениям им очень сложно. К своему внутреннему миру они относятся как к настоящему, а ко внешнему как если бы он был нереален. У них часто богатая фантазийная жизнь и при этом не интенсивный аффективный контакт с окружающими. В изоляции они часто фантазируют о поглощении или слиянии как о чем-то, к чему нужно стремиться и/или бояться. В реальном или фантазийном контакте они видят изоляцию либо как позитивный способ получить свое собственное пространство, либо как что-то ужасающем, либо и то и другое одновременно. Шизоиды взаимодействуют с собой больше, чем контактируют с окружающей средой.

Такие люди обычно кажутся обособленными, одинокими, отдаленными, скрытными и холодными («айсберг»). Кажется, будто почти ничего их не радует, и у них мало друзей. Они, кажется, живут в раковине, и в большинстве отношений (в том числе в терапии), у тех, с кем они общаются, возникает ощущение, что они никого не впускают, а шизоид находится в заключении, отрезан от мира и вне контакта.

Не всегда очевидно, но несмотря на шизоидный процесс эти люди продолжают сохранять  способность делиться своим теплом. Это может проявляться по-разному, например, с домашними животными, в отличие от людей. Я помню одну шизоидную женщину, которая сказала, что «единственные люди, которым я доверяю, - это собаки», и это было совершенно не похоже на шутку. С такими пациентами терапевт должен быть чувствителен к тонким изменениям, чтобы замечать и оценивать их эмоциональные реакции. Это особенный момент, поскольку шизоиды часто проявляют низкий уровень выраженного интереса и аффективной энергии, выглядя рассеянными и только наполовину слушающими.

Чаще всего шизоиды выражают желание быть свободными от любых посягательств или необходимости что-либо делать. В отношениях они часто будут говорить о том, как они хотят быть в состоянии свободы и не сталкиваться с какими-либо ограничениями. В этот момент их желание вступать в контакт обычно находится вне осознания.

Однако шизоидный процесс включает в себя нечто большее, чем простое изолирующее поведение застенчивого или беспокойного человека, больше, чем социальную тревогу, обсессивно-компульсивное поведение или интеллектуализацию, хотя паттерн шизоидного характера может лежать в основе любого из этих других изолирующих паттернов. Проблемы шизоида связаны с их экзистенциальной уязвимостью, находящейся на жизнеугрожающем уровне. Эта глубокая уязвимость делает их отношения с терапевтом глубоко пугающими, а потому для развития терапевтических отношений, включая доверие, требуется много времени.

Следует отметить, что те описания, что даются в этой статье обеспечивают своего рода карту для терапевта, но такую, которая указывает только способ работы на уровне чувств.  Работа с этими людьми требует развития доверительных отношений; никакие фундаментальные изменения не могут произойти с шизоидом на чисто когнитивной основе.

Отказ от привязанности. Для детей, которые впоследствии становятся взрослыми шизоидами, один из способов справиться с миром, который слишком велик, грозен, навязчив, не отзывчив и/или безразличен, состоит в том, чтобы отрицать любую потребность, слабость и зависимость и способствовать иллюзии самодостаточности. 

Они учатся выживать, живя без переживания зависимости, желания, нужды или страха. Шизоид особенно старается избежать обременения и убийства родителей своими потребностями.

Шизоиды избегают осознания привязанности различными способами. Наиболее распространенным является расщепление или диссоциация непереносимых потребностей и чувств. Конформность также может быть средством избежать осознания необходимости и страха, равно как и обсессивно-компульсивное самоподчинение, следование инструкциям или служение другим. Можно избежать потребностей привязанности, руководствуясь правилами и положениями, а не зову чувств, и таким образом подчиняясь и служа, формируя ложное «я», состоящее из конвенционального, практичного псевдовзрослого, который скрывает испуганного ребенка внутри.

Отрицание привязанности приводит к поверхностным отношениям с миром. Компульсивная активность, компульсивные разговоры и компульсивное служение могут скрывать поверхностность аффективной связи. Некоторые люди, которые только кажутся экстравертами, а на самом деле являются шизоидами в своей структуре характера.

В крайнем случае отказ шизоида от привязанности приводит к тому, что он или она становятся механичными, холодными и безразличными вплоть до состояния деперсонализации, когда человек теряет ощущение своей собственной реальности и воспринимает жизнь как нереальную и похожую на сон. Конечно, не все шизоиды деперсонализируются до такой степени.

Шизоиды часто могут уклоняться от осознания важности или влияния похвалы и критики таким образом защищаясь от нападок, неодобрения, разочарования и т.д. Хотя они стремятся чувствовать и казаться незатронутыми ими, но они на самом деле впечатлительны и быстро чувствуют себя нежеланными и страдают от глубокого стыда (Lee & Wheeler, 1996; Yontef, 1993). Их самопрезентация - это всегда позорное ощущение себя как неполноценного, токсичного и нежелательного. Они живут внутри, как будто их всегда бросали из-за их недостатков. Они особенно презрительны к своему собственному «слабому (нуждающемуся») я».

Когда потребность, отрицаемая ими, начинает проступать в осознании, шизоиды испытывают сильный стыд. И на самом деле стыд является фундаментальным процессом для шизоидов. Их легко пристыдить, хотя это не всегда очевидно, потому они отрицают свои привязанность к кому-то или нужду в чем-то. Когда они чувствуют себя в достаточной безопасности, чтобы начать исследовать свой стыд, они проявляют большую ненависть к своему нуждающемуся я. Однако, если терапия является конфронтивной (как например в группах и или в работе с отдельными конфронтивными гештальт-терапевтами), требует быстрых изменений или нечувствительна к проблемам стыда, эти чувства не возникнут, потому что пациент не испытает необходимое фундаментальное доверие в терапевтических отношениях.

Темы отчуждения. Шизоиды чувствуют себя настолько отчужденными и отличными от других, что могут буквально ощущать себя пришельцами - не принадлежащими к человеческому миру. У меня есть пациентка из Аргентины, которая цитирует испанскую поговорку, описывающую ее опыт: она чувствует себя «лягушкой из другого пруда».

Ощущая себя инаковыми эти люди не могут представить себя в интимных отношениях. Мир людей, хотя и привлекателен, кажется странным и пугающим. Когда они видят пары переживающие близость, они часто испытывают недоверие: «Как у них это получается?» Независимо от того,что они заставляют себя встречаться или знакомиться с новыми людьми, они не могут вообразить себя в устойчивых интимных отношениях. Это приводит к четвертой теме.

Чувство бесполезности. Шизоид испытывает одиночество, бессилие, отчаяние и депрессию, хотя последняя несколько отличается от невротической депрессии, основанной на чувстве вины. Оба эти состояния состоят из дисфорических аффектов и избегания первичных эмоций и полного осознания. Тем не менее, невротическая депрессия может быть описана как «любовь ведущая к злости». То есть человек сначала грустит, а затем злится на потерю и мрачно размышляет о «ненавистном отступнике». После эта агрессивная эмоциональная энергия обращается против себя.

Шизоидное отчаяние, напротив, может быть описано как «любовь ведущая к голоду». Человек испытывает мучительную тягу и одновременно страх, что его собственная любовь настолько разрушительна, что его или ее потребность уничтожит другого. Шизоид чувствует себя одержимым желанием, изголодавшимся, но и вынужденным покинуть «желанного перебежчика». Эта глубокая, сильная жажда не менее болезненна, потому что она сознательно отвергается или отчуждается.

Во время обычной депрессии человек ощущает себя плохим; обычно он или она чувствует вину, ужас и парализованность. Шизоид, с другой стороны, чувствует себя слабым, обезличенным, как ничтожество или полным ничто без ясного чувства себя. Гантрип говорил, что люди предпочитают считать себя плохими, а не слабыми. Они обычно будут охотнее называть себя депрессивными, чем слабыми; плохими, а не лишенными сил, бесполезными и слабыми.

Гантрип (1969) называл депрессивный диагноз «величайшим и наиболее продолжительным самообманом человечества» (с. 134). Далее он сказал, что психиатрия слишком медленно распознает «слабость эго», шизоидный процесс и стыд. «Может быть, мы сами не хотим видеть это слишком ясно, чтобы не обнаруживать учебник в наших сердцах» (стр. 178). К счастью, я думаю, что в последние несколько лет в терапевтических кругах открылось реальное признание проблем взаимоотношений и стыда, присутствующих как у терапевта, так и у пациента (Hycner & Jacobs, 1995; Yontef, 1993).

Здоровое развитие

«Я» может ощущать себя только в процессе переживания чего-то другого – и будучи само объектом переживания. Целостная, здоровая структура селф зависит от контакта с материнским объектом, который одновременно не является ни слишком слабым, ни слишком сильным.

С самого рождения младенцы обладают способностью как сепарироваться, так и сближаться с другим. Исследования Стема (1985) подтвердили, что с самого начала новорожденные ощущают себя и связь с человеческим окружением. Для того чтобы развивался их потенциал к зрелости, младенцы должны ощущать себя желанными и важно поддерживать их способность быть собой и создавать связи. Эта поддержка начинается с того, что мать восстанавливает связь, разорванную рождением ребенка. Младенец нуждается поддержании ощущения что он или она принадлежит миру людей. Благодаря надежным отношениям между матерью и младенцем, он или она учится постигать, что даже если они физически разделены, то в эмоциональном плане они не одиноки в этом мире. Эта поддержка контактирования и сепарирования необходима в период младенчества и раннего детства.

В идеале, младенец/ребенок постигает, что он или она может быть наедине с собой в присутствии матери и, таким образом, в интимных отношениях с другими тоже. Таким образом, дети узнают, что они могут сохранять личные границы и достоинство без потери другого, что они могут быть физически отдалены или иметь свои собственные чувства и мысли в присутствии родителя и при этом чувствовать себя близкими с кем-то и что кто-то близок с ними, когда у них есть потребности и чувства. Ребенок может быть одинок во внешней реальности, потому что он или она не одинок во внутренней реальности. Развитие этих способностей зависит от раннего родительского опыта, развития постоянства объекта и т. д..

Развитие шизоидов

К сожалению, только что описанный курс развития совсем не похож на ранний опыт шизоида, чье детство напротив отмечено то переживаниями вторжения и перевозбуждения, то ощущением пустоты и космического одиночества, с другой. Затем шизоид становится бдительным и начинает использовать фантазию и изоляцию, чтобы защитить себя от этих переживаний. Поскольку окружение и мать вызывают у ребенка сильные эмоциональные потребности, а он получает при этом недостаток теплых, любящих ответов, либо напротив избыток навязчивых, ошеломляющих ответов, то его потребность только возрастает. Таким образом ребенок испытывает или болезненную депривацию или ощущение небезопасности, а также беспокойство при разлуке и/или сближении. В ребенке растет жгучая жажда близости.

Ранний опыт шизоида состоит в том, что мать ненадежна, обычно потому, что она либо навязчива либо безразлична. Мать не только не может терпеть, сдерживать и направлять аффекты ребенка (например, нужду, гнев, эйфорию, даже любовь), она считает их угрожающими и чрезмерными, и обращается с ними как если бы они были токсичными. Эти матери обычно подавлены собственной депрессией, жизненной ситуацией или имеют характерологические проблемы; часто у них нет поддержки, в которой они нуждаются, чтобы найти контакт с ребенком в интенсивных аффективных состояниях и быть с ним или с ней до тех пор, пока аффект не пройдет. Очевидно, что проблема кроется в матери, а не в ребенке.

Однако опыт младенца или ребенка состоит в том, что его или ее жизненные силы и жажда жить, кажется, убивают мать или, по крайней мере, связь и отношения с ней. Если у маленького ребенка возникает приступ гнева, а мать исчезает в своей комнате на три дня, реальность ребенка такова, что он или она эмоционально убил мать. И, конечно же, убийство матери сделало бы жизнь ребенка невозможной, поскольку он или она не может жить без родителя.

Последствия для ребенка таково, что его или ее жизненная сила угрожает матери, что эквивалентно тому, что ребенок ощущает, что «моя жизнь угрожает моей жизни». Что-либо внутри, даже что-то хорошее, превращается при контакте в плохое и разрушительное. Единственная надежда состоит в том, чтобы держать все внутри и таким образом делать его невидимым. Ребенок должен любой ценой избегать полного эмоционального отречения или вторжения и уничтожающей контратаки со стороны матери. Поэтому ребенок страдает от изоляции себя, чтобы избежать еще более разрушительной депривации - потери матери и отношений с ней. К сожалению, это оставляет ребенка с огромным голодом, который не может быть удовлетворен, голодом, проецируемым на мать, которая затем рассматривается как пожирающая. И мать, которая действительно пожирает, делает этот процесс еще более реальным и пугающим.

Расщепление «Я»

Важной частью того, как ребенок справляется с этой ситуацией, является расщепление “я”. Выживание достигается путем созданием отношений с миром с помощью частичного «я» или «ложного я», которое лишено наиболее значительного аффекта и связывается на основе соответствия с требованиями других, а не на основе организменного опыта. Гантрип (1969) использовал фразу «бегство живого сердца» (стр. 90), чтобы описать ситуацию, в которой витальные энергии, эмоции и аффекты жизнедеятельности удерживаются внутри, оставляя пустую оболочку для взаимодействия с другими и для управления человеческими отношениями.

Этот шизоидный паттерн создает внешние отношения, которые не отмечены теплыми, живыми, пульсирующими чувствами. Вместо этого, когда в отношениях забота другого становится им доступна, шизоидные люди боятся утраты себя через удушение, захват или пожирание. Когда их желания или потребности возрастают, они имеют тенденцию разрывать отношения. Переживание ненависти часто используется для защиты от любви с ее опасностями и разочарованиями, и этот паттерн возникает с раннего детства.

Однако, что происходит с живой эмоциональной энергией, которая сдерживается внутри? И как шизоид остается достаточно связанным с людьми, чтобы поддерживать выживание селф? Одним из ключевых процессов является развитие внутренних, а не межличностных диалогов. Вместо относительно сплоченного чувства самовосприятия у взаимодействующего с другими человека, возникает ощущение селф, в котором аспекты личностного функционирования откололись друг от друга. Наиболее распространенным проявлением этого в психотерапии является раскол между атакующим «я» и «ядром» или «организменным я». Когда «организменное» я проявляет характеристики нужды или эмоциональности, атакующее «я» создает чувство отвращения к себе, осуждая о том, что оно «слабое» или «нуждающееся». Можно было бы охарактеризовать это как нападение и пристыживание организменного «я», которое оно называет «слабым я». Человек часто отождествляет себя с атакующим «я» и считает свою любовь настолько нуждающейся, что она их пожирает и унижает.

Если человек в большей степени контактирует между частями самого себя, а не между относительно единым «я» и остальной частью своего поля/окружающей среды, то он остается с глубоким и болезненным чувством жажды близости (часто отрицаемой), страхом и изоляцией. Внутренняя атака обычно касается не только нуждающегося, голодного и слабого "я", но также и "я", переживающего страсть и свою связанность - даже если это страсть счастливая.

Внутри ядерного “я” есть еще один раскол, который я рассмотрю лишь кратко. Это разделение происходит между я (или собственной энергией), которое соединяется и борется с атакующим «я», и основной энергией, которая стремится еще больше изолироваться, чтобы вернуться к утробной жизни. Отступление от внутренней самообороны предназначено для защиты жизненной энергии ядра, которое остается изолированным на заднем плане, чтобы защитить его. Это борьба за жизнь.

Есть еще пара вещей, которые происходят из-за этого процесса, о которых я пока не упомянул. Одна из них, как часть шизоидной динамики, заключается в том, что когнитивные процессы часто используются в процессе изолированности для ощущения человеческой связи, но не для подготовки к межличностному контакту.

Атака себя - это внутренний дуализм, который разделяет человека как минимум на две субличности. Когда атака направлена на чувствующее «я», это вызывает стыд, унижение и психологический голод. Это создает дефект разделенного, а не объединенного «я» и делает жизненную энергию (то есть чувства) признаком дефектности. Это создает ощущение, что, поскольку я чувствую, хочу и нуждаюсь, я не достоин любви и уважения. Поэтому неудивительно, что шизоиды часто пытаются уничтожить или подчинить свои чувства нужды, иногда садомазохистским образом. Для них атака себя не направлена на их «действия»; эта атака или попытка уничтожения собственного “бытия”.

Однако бытие и жизнь-в-отношениях неразделимы. Ощущение самого себя развивается только во взаимоотношениях, а не в вакууме. Чувствовать вместе с другим людьми и испытывать чувства к ним - и ощущать, что они испытывают чувства к тебе - жизненно важно для здорового «я». Разделенный с кем-то эмоциональный опыт - это часть обучения идентификации, идентификации со своим “я”, а также идентификации связанности с другими людьми. Из-за своей изоляции и отрицания привязанности, шизоиды часто действуют без ощущения того, что они существуют – ощущая себя пустой оболочкой. Это «действие» без ощущения «бытия» приводит к ощущению, что существование или жизнь не имеют смысла. Шизоиды обычно чувствуют это, хотя они часто приписывают это тому, что конкретная деятельность является бессмысленной, а не их собственный процесс.

Даже ядро я (core self) - в ответ на доминирующее (собака сверху), критическое Я - расколото. Существует заинтересованное, жаждущее контакта ядро «я», которое сражается с «доминирующим» я, что может проявляться в садомазохистских фантазиях, фантазиях о рабстве и дисциплине. В свою очередь, пассивное, изолированное ядро «я» регрессирует и воображает возвращение в утробу. Именно это «я» находится в опасности потерять человеческую связь; оно боится экзистенциального голода, потери эго или чувства себя, деперсонализации, одиночества в огромной, пустой вселенной, даже смерти. Эти страхи могут являться в спокойное время, что может сделать отдых, умиротворенность, тишину, сон или медитацию пугающими.

Нерешенная проблема (unfinished business) шизоидов, их главный вопрос жизненного сценария, сосредоточен вокруг борьбы за превращение «плохих интроектов» в «хорошие интроекты». Тем не менее, обычно это не так легко. Плохой интроект, как правило, остается отвергающим, равнодушным и враждебным до очень позднего периода терапии. В то время как терапевт может думать, что прогресс достигнут, поскольку некоторые из обозначенных проблем уже обнаружены, шизоидный пациент часто испытывает только усиленную ненависть к себе. Разочарование и неудача провоцируют появление нерешенной проблемы и остальной части их негативного сценария, в том числе защитную изоляцию, ретрофлексивный гнев и ярость, мощную защиту негативного ощущения себя, резкие самонападения (self-attacks) и стыд. Требуется много терпения и много времени, чтобы решить эти проблемы.