Работа с параноидной личностью в гештальте

Каждый человек воспринимает мир по-своему. Наблюдаемые явления неизбежно проходят через призму нашего опыта и характерных особенностей. Так задействуется психологический механизм проекции.

В качестве эксперимента навскидку вспомните пару качеств, которые привлекают, и наоборот отталкивают вас в людях. Обозначив, попробуйте рассмотреть их наличие в самом себе. Может не все качества окажется легко найти, но максимально откройтесь этому поиску. Так вы займётесь присвоением своих проекций.

Один из ярчайших примеров проецирования - чувства. Думаю, многие согласятся, что при влюблённости мы часто вспыхиваем на ту особенность человека, которая является для нас чуждой. Полагаясь на свой пример, отмечу, что если мне с головой хватает самоконтроля и ответственности, то клюю я именно на лёгкость и бесшабашность. При этом вряд ли в момент возникновения чувств представление о партнёре является отчётливым. Скорее на его привлекательный экран проецируется собственная отвергнутая характеристика.

Проекция, как и любой вид защиты, может заботиться о своём авторе и быть ему полезной. Она направлена вовне, а, значит, служит своеобразной разгрузкой нашей психики. Однако в своей статье я хочу подробнее остановиться на случаях, когда в связи с использованием этого механизма значительно нарушается тестирование реальности.

Мой интерес к этой теме пробудила её актуальность. Последние недели работы в наркологическом диспансере выдались богатыми на столкновения с параноидными личностями. Попробую описать подробнее.

Личность параноидного склада имеет жёсткую систему проецирования. Если в здоровом отношении проекции пластичны, то в данном случае  консистенция сравнима с железобетоном. Соответственно их фундамент требовал длительного возведения.

Моих пациентов объединяет наличие алкогольной зависимости. Причём характерен тот факт, что особенно ригидными являются проекции тех из них, кто имеет более серьёзные стадии развития заболевания. На этом фоне значительно страдает способность к критике. Следовательно, подступиться к проработке проекций, ещё сложнее.

По моим наблюдениям, для параноидной личности свойственна масштабность проекций. Они несут в себе послание: «мир опасен». Осторожность приобретает характер озлобленности. Возникает ощущение, что человек не просто готов к обороне: он будто сам нападает, ещё не определив врага. Да и как его определить, если враждебным кажется весь мир. За злостью находит укрытие сильный страх.

При работе с внутренней феноменологией в терапии несложно обнаружить параноидные проекции. Наиболее интересным является то, как они проявляются в переносных реакциях пациента. Личность параноидного склада стремительно выходит на границу контакта. Множество смелых вопросов, желание поставить в тупик, подловить терапевта на лжи – одни из излюбленных приёмов в данной ситуации. В качестве ответной реакции у терапевта появляется растерянность, возмущение и желание оправдаться. Здесь важно замедлиться и понять: параноидная личность не примет никаких доказательств.

 Восприятие параноидной личности подчинено проекциям, а соответственно избирательно. Проецирующий не стремится услышать терапевта. Его неосознанным стремлением является поддержание созданной небезопасной картины мира. Чем активнее терапевт делает попытки снять с себя обвинения, тем больше параноидная личность утверждается в представлении, будто поймала его с поличным. Что-то из серии «на воре и шапка горит». В подобных случаях я отчётливо улавливала злорадство пациентов. Они явно получали кратковременное удовлетворение от происходящего. В такой ситуации может возникнуть явление проективной идентификации: терапевт испытает те враждебные чувства, которые изначально были ему приписаны. Беспощадные проекции стремятся к прерыванию контакта.

 Думаю, в этот момент главное сохранять терапевтическую устойчивость: осознавать происходящее и удерживать хрупкое равновесие. Помогает понимание того, что посыл человека, сидящего напротив, адресован не вам, как личности. Проекции, приобретшие параноидный характер, очевидно, формировались так долго, что представляют собой сплав из разнообразных отвергнутых чувств и сложного опыта контакта с окружающим миром. Случалось, что параноидный пациент разительно менялся в реакциях, как только вставал со своего кресла: дружелюбно прощался, улыбался, или даже бросал фразу, не связанную по смыслу с содержанием сессии. Словно после завершения процесса терапии, поток проецирования терял силу своего давления.

На помощь приходит мягкость и гибкость терапевта. Попробую представить это в метафоре. Параноидная личность нападает, бросая копьё, своей проекции. Терапевт не совершает ответного броска, но и не берёт на себя удар. Он плавно и бережно вкладывает проекцию обратно в руки её создателя. Заботится о том, чтобы остриё не причинило ему повторного ранения. Отсутствие конфронтации с содержанием проекций – аспект, который особенно необходим для поддержания хрупкого равновесия в контакте с личностью параноидного склада.

Важно не обесценивать услышанное. Даже если процесс проецирования запускается повторно, задача терапевта оставаться внимательным. Потребуется немалая доля терпения, чтобы вновь и вновь сталкиваться с провокациями. Задача этого диалога в том, чтобы постепенно стать заметным для клиента. Поворотным в терапии может оказаться момент, когда сквозь призму проекций параноидная личность рассмотрит происходящее «здесь и сейчас»: реального человека рядом, наличие поддержки. Подобное осознавание может стать опорной точкой для постепенного разворота клиента к собственным чувствам в той мере, в какой это является возможным. Конечно, такой результат требует значительных временных затрат и, стоит признать, не всегда достижим.

Иногда продвижение в терапии параноидной личности может произойти вследствие факта взаимодействия, выходящего за границы традиционного сеттинга. В рамках стационара я вижу пациентов, не только находясь у себя в кабинете. Мы можем случайно сталкиваться на территории больницы. Дружелюбие при приветствии, обмен несколькими фразами, проявление внимания к самочувствию пациента – эти и подобные им детали «неформального» общения постепенно могут стать уловимыми для параноидной личности. Контраст между поддерживающим терапевтом во время сессии и равнодушием в других обстоятельствах способен разрушить зачатки доверия. Естественный интерес и человечность терапевта не теряют своих целительных свойств в зависимости от внешних условий.

Толчком в работе с одним из пациентов, имеющих параноидный склад личности, стал момент, когда я позволила ему воспользоваться своим зонтом. Это обращение будто являлось очередной проверкой моей реакции. Работа с данным пациентом давалась мне особенно сложно. Инициируя контакт, он прилагал все усилия, чтобы разрушить его  прямыми проекциями в мой адрес. В терапии случались обнадёживающие моменты, но уже на следующей встрече складывалось впечатление, что их не существовало. На заключительном сеансе перед своей выпиской пациент смог сделать важный шаг в сторону возвращения части собственных проекций. Своё продвижение он связывал с чувством благодарности, возникшим в обозначенной выше ситуации. Фигура зонта в нашем контакте стала олицетворением доброжелательности, которую пациент не мог заметить и принять ранее.

Стоит отметить, что Нэнси Мак-Вильямс в своей знаменитой «Психоаналитической диагностике» обозначает подобные взаимодействия как нарушение границ в терапии параноидной личности. Якобы, дружелюбный контакт за пределами терапевтического процесса может быть воспринят клиентом угрожающе. Параноидная личность способна оценить действия терапевта как стремление расширить сферу своего влияния над ней. Что ж, не стану отрицать возможности такого развития событий. Вероятно, многое будет зависеть от уровня развития рабочего альянса, а также от чувства меры терапевта в данном аспекте. Безусловно, многократные настойчивые попытки показать свою «человечность» клиенту вне рамок терапии вряд ли уместны.

Ещё одно интересное наблюдение, сделанное мной во время работы с клиентами параноидного склада: наибольшая вовлеченность в процесс с их стороны обнаруживается в финальном контакте. Клиент может большую часть сессии делать агрессивные выпады в мою сторону и обесценивать нашу работу. Однако в конце сессии ситуация часто меняется. Случается даже заметить грусть клиента, сопровождаемую погружением в себя. В качестве одной из гипотез, я предполагаю, что контакт такого рода является непривычным для параноидной личности. Ведь терапевт содействует достижению баланса: от чрезмерной обращённости вовне перенаправляет к внутреннему содержанию. В момент понимания завершения встречи или серии терапевтических сессий ценность этого факта может сильнее переживаться параноидной личностью.

Обязательно хочется отметить, что, несмотря на токсичность проекций параноидной личности, необходимо бережно относиться к их устранению. Это «кривое зеркало» как ни парадоксально может оберегать личность от полного саморазрушения. Если клиент не мотивирован на серьёзную и длительную работу, то углубление может таить в себе опасность. Я много работаю с зависимыми людьми, а потому задаюсь вопросом: не станет ли понимание природы своей подозрительности новым толчком для алкоголизма моих пациентов?

Подытожу словами уже упоминаемой мною Нэнси-Мак Вильямс. Её видение внутреннего мира параноидной личности очень откликается мне на эмоциональном уровне: «Основные полярности в самопрезентации параноидных людей – бессильный, униженный и презренный образ себя против всемогущего, всегда правого и победоносного….Жестокая правда в том, что ни одна из этих позиций не приносит утешения: ужас насилия и презрения присутствует на слабой стороне полярности, в то время как сильная сторона приносит неизбежный побочный эффект психологической власти – сокрушительное чувство вины».