"Является ли самоубийство подростков игрой третьей степени, и кто настоящая жертва"

В статье предлагается идея, согласно которой игра третьей степени в «самоубийство» в соответствии с классическим определением Эрика Берна заканчивается на «хирургическом столе, зале суда или в морге» (1964). Человек начинает играть в игру третьей степени в случае, когда игры первой и второй степени не приносят выгоду или сценарную расплату. Берн рассматривал игру третьей степени как усиление интенсивных, ригидных паттернов, которые представляют собой психические расстройства. Для того, чтобы понять, что побуждает подростка считать, что суицид – единственный способ удовлетворить свои потребности, исследуется взаимодействие и общение подростков с членами их семей. Тезис Эрика Берна и концепция «треугольника» Стивена Карпмана (1968) выдвигают гипотезу – кто является жертвой этой смертельной игры.

Уровень самоубийств среди молодых людей в возрасте от пятнадцати до двадцати четырех лет вырос примерно на 300% за последние двадцать лет. Факты поистине пугающие: двенадцать процентов всех попыток самоубийства совершаются подростками; из них десять процентов всех тех, кто совершает самоубийство, моложе двадцати лет. Самоубийство - главная причина смерти людей в возрасте от десяти до двадцати четырех лет. Данная статья пытается найти ответы причин совершения суицида в подростковом возрасте, опираясь на транзактный анализ. Таким образом, суицидальные попытки подростка рассматриваются как кульминация тщетных усилий по приобретению признаний со стороны значимых близких. Однако, подростковый суицид – это не только отчаянные попытки подростка обратить на себя внимание…

Проведенные исследования, направленные на выяснение причин, предшествовавших совершению суицида, указывают на повторение некоторых факторов. Однако, выявить эти факторы особенно сложно из-за импульсивности и нестабильности настроения, которые характеризуют эту возрастную стадию. У подростка формируются симптомы невротического, психотического порядка, которые сливаются с пограничным состоянием и напоминают формы психических заболеваний. Поэтому диагностика между подростковыми расстройствами и настоящей патологией становится непростой задачей. В токсикологических центрах США, Канады и Шотландии проводились исследования детей и подростков, которые пытались отравить себя (McIntire & Angle, 1980). С помощью проведенных интервью и опросов исследователи смогли раскрыть то, что называется «психологической биопсией» ребенка самоубийцы. Интервью проводились с подростками, которые находились вне опасности в отдельной комнате с гарантией сохранения конфиденциальности.

Эти подростки принадлежат семьям, где родители были либо равнодушны к своим детям, либо имели низкие ожидания, либо были непостоянны в установлении границ контроля. Молодые люди из таких семей наиболее склонны проявлять свою враждебность и часто имеют проблемы с законом. На другом полюсе находятся подростки, которые, наоборот, подвергаются всепроникающему контролю и чрезмерным ожиданиям. Некоторые дети из таких семей неспособны бунтовать против родительских ограничений и поэтому имеют более серьезные психические проблемы. Крайности родительского контроля и высоких (низких) ожиданий стало очень распространенным явлением в настоящее время. Чрезмерный родительский контроль подростка неспособного выражать гнев приводит последнего к депрессии, которая может скрывать под собой подавленную враждебность.

Когда чрезмерный родительский контроль сочетается с невероятно высокими ожиданиями, ребенок может получать от родителей скрытые психологические послания «ты бесполезный», «с тобой не все в порядке». Такие родительские послания приводят к потере подростком самооценки и следующими за этим попытками самоубийства. В отличие от чрезмерного контроля и высоких ожиданий существует еще такая форма семейных отношений как отторжение и безразличие родителей к своим детям. Данная форма непоследовательного родительского контроля в сочетании с низкими ожиданиями связана с отыгрыванием поведения, в основе которого присутствует враждебность и высокий уровень депрессии.

Тема самоубийств среди подростков, прежде всего, связана с ожиданиями родителей, с одной стороны и изоляцией, и подавленным гневом подростка – с другой. Эта взаимосвязь становится особенно очевидной в ситуациях, где подростки усвоили высокие родительские стандарты и потому испытывают внутреннее давление, переживают неудачи реальные либо воображаемые. Эти подростки, как привило, находятся в длительных отношениях со своими эмоционально отстраненными родителями. Высокие стандарты подростков создаются сами собой как реакция на неблагополучную или враждебную социальную среду. Приведенную кризисную ситуацию можно рассмотреть с точки зрения транзактного анализа.

Пользуясь терминологией ТА можно сказать, что подросток склонный к суициду получает от своих родителей запреты «не чувствовать», «не думать», «не быть собой» и «не существовать». Эти запреты сопровождаются сценарными драйверами «старайся» и «будь совершенным». У подростков, которых отвергают родители, могут так же быть запреты «не достигай успеха» и «не будь ребенком». Дальше ребенок формирует свой особенный сценарий жизни, который характеризуется пассивным поведением, чрезмерной адаптацией, возбуждением/недееспособностью и насилием.

Эрик Берн описал подростковый возраст как «репетицию или отбор перед началом главного шоу». Касаясь темы подросткового суицида, можно сказать, что это время эскалации новых чувств, ощущений и поведения, в случае, когда родители не могут больше справляться ни с собственными, ни с противоречивыми чувствами своего ребенка-подростка. Это время, когда частое изменение настроения и чрезмерная скрытность подростка становятся непроходимой стеной в его отношениях со своими родителями. В этот период растет отчужденность благодаря скрытым посланиям родителя на тему «ты мне больше не нужен», «без тебя было бы гораздо лучше». На одном из сеансов, который я проводил с подростком, последний описал свое отношение с родителями как будто бы он «находился в стеклянной коробке, которую его родители хотели сделать все меньше и меньше» благодаря отсутствию внимания и ограничениям.

Таким образом, подростки вместо того, чтобы отделяться от своих родителей и готовится ко взрослой жизни, наоборот, становятся все больше зависимыми от них. Их родители не могут разрешить свои личные психологические проблемы и поэтому могут вовлекать в них своих же детей. И чтобы как-то разрешить эту токсичную ситуацию, подросток прибегает к «играм третьей степени». Складывается картина, что подросток не пытается покончить жизнь самоубийством, а лишь пытается изменить свою жизненную ситуацию. Одна девочка подросток заявила во время нашей встречи: «мой отец не будет мне доверять, пока я не буду себя вести так как он этого хочет. Я не хочу быть таким неудачником как он». В данном случае ребенок высказался о деспотичном отношении к себе ее родного отца.

Тут была озвучена и его финансовая ответственность в семье. Раньше ее отец уволился с работы из-за возникающих частых конфликтов с его боссом. Своей попыткой самоубийства девочка как бы говорила, что она не хочет идти по стопам своего отца. Терапия включала индивидуальную работу с отцом и дочерью, а также семейные занятия, на которых отец признавал свои личные страхи перед членами семьи вместо того, чтобы скрывать свой страх от гнева на свою дочь. Поскольку папа в результате терапии стал ощущать себя полноценным членом в своей семье, признав свои слабости, он больше не чувствовал давления, и ему не нужно было больше исполнять роль, чтобы прятать под маской деспота собственные страхи и тревоги.

В «Самоубийстве подростка» Джейкобс (1978) подробно описывает состояния, которые характеризуют потенциально суицидального подростка:

• подросток чувствует, что сделал все, что мог, чтобы решить свои проблемы;
• проблема, побуждающая подростка совершить суицид не возникла в настоящее время, но явилась следствием скопившихся в прошлом проблем и сейчас обострилась до уровня, превышающего его выносливость;
• смерть в результате суицида рассматривается как единственный возможный выход из выросшего кризиса;
• жертва самоубийства считает, что у него/нее есть правильное решение, а другие не вполне понимают его/ее логику).

Семейные отношения, в которых ребенок начинает думать о том, чтобы покончить с жизнью, включают в себя чрезвычайное обесценивание его существования, его значимости и его возможности решить проблему, а также критического отношения родителей к его способностям. Почему самоубийство подростка является, скорее, игрой, чем трагическим сценарием? Эрик Берн говорит о «торговых марках» и «рэкетных чувствах». Рэкетные чувства описываются Берном как чувства, которым родители учат своих детей, когда наступают тяжелые времена. Ребенок учится собирать эти чувства, как коллекционирование торговых марок, и потом использует их в игре.Интенсивность игры зависит от количества торговых марок, накопленных и проданных. Игры усиливают сценарий и могут быть связны с мошенничеством, трюками и расплатой. По словам Берна, в то время как игры связаны с рэкетными чувствами и в человек в них играет, чтобы попытаться удовлетворить свои рэкетные чувства (которые, по сути, остаются неудовлетворенными), сценарии связаны с понятием «протокола», который ребенок формирует до пятилетнего возраста.

Обоснование идеи о том, что самоубийство подростков является игрой третьей степени, можно найти в комментариях Берна и Карпмана, которые говорили о динамике игры. Берн описывает расплату как цель, ради которой люди играют в игры (1972). Многие разделяют мнение о том, что успешное самоубийство приводит к мести, к освобождению от чувства вины, от боли. Этот способ расценивается как воссоединение с потерянным предметом (человеком, вещью) и отождествлением с теми, кто пытался сделать это раньше. Подросток-самоубийца полагает, что его / ее гнев по отношению к значимым людям не может быть выражен напрямую, и поэтому он прибегает к пассивному поведению для разрешения своей проблемной ситуации.

Большинство детей до такой степени избегают обвинять своих родителей, что это приводит к отрицанию подростка своего естественного гнева, которого он не осознает. Депрессия часто является прямым выражением пассивного поведения, такого как бездействие и / или недееспособность. Такое поведение, как воровство, служит для оправдания чувства отвержения ребенка, усиливая ощущение изоляции, уже присутствующей в отношениях ребенка / родителя. Другими словами, поведение ребенка демонстрирует его / ее неокейность, подтверждая тем самым неодобрительное отношение родителей. В деструктивных семейных играх, в которые играют родители и их дети, происходит то, что подросток показывает, как он страдает, а родитель интерпретирует это как преднамеренное непослушание или вызов его родительскому авторитету.

Исследования показывают, что в случаях с подростками, прибегавшими к попыткам совершения суицида, их родители в общении с ними использовали критику, ругань, битье и обесценивание. В результате подростки воспринимают реакцию родителей на свое поведение как неуместную и в конечном итоге отвергающую их. Родители разочаровываются и могут усилить контроль над ребенком. Дистресс подростка может проявляться в его поведении как неповиновение своим родителям с целью отталкивания их. Задача родителя заключается в том, чтобы установить и поддерживать общение с ребенком. Желание родителей установить такой контакт может расцениваться подростком как проявление слабости. Например, родители моего 14-тилетнего клиента ранее имевшие алкогольную зависимость, в настоящем времени столкнулись с тем, что их ребенок стал ставить под сомнение их авторитет.

Таким образом, подросток устанавливал соответствующие своему возрасту правила, которые бы поощряли его самостоятельность. Но реакцией родителей был страх, как показатель их неспособности успешно справляться со своими проблемами в том периоде жизни, когда она сами были такими же подростками. Когда попытки подростка общаться недостаточно адекватны, конфликт в отношениях обостряется, и серьезность игр, в которые играют родители и ребенок, возрастает. Свидетельство того, что интенсивность игры увеличивается, показано в исследовании Джейкоба (1978): Тридцать из пятидесяти попыток самоубийства прошли через все категории адаптивных техник: 1) бунт, 2) уход, 3) бегство из дома и 4) попытки самоубийства. В двадцати семи из этих тридцати случаев подростки пытались использовать первые три из менее драматичных форм адаптивного поведения, прежде чем совершить свою первую попытку самоубийства. Большинство попыток самоубийства используют комбинацию менее радикальных методов, прежде чем прибегнуть к самоубийству. Фактически, Джейкобс постулирует, что меры по адаптации прогрессируют от наименьшего к наиболее радикальному по мере ухудшения ситуации.

Темы самоубийств также могут быть описаны в терминах «драматического треугольника» Карпмана, где присутствуют «преследователь», «спасатель» и «жертва» (1968). Подросток, который прибегает к самоубийству, чтобы заставить своих родителей чувствовать себя виноватыми, может сыграть в такую игру как «теперь я тебя понял, ты сукин сын». Смена ролей в игре происходит с актом суицида. Подросток «преследователь» становится «жертвой», в то время как родители либо переходят на позицию «спасателя», либо «преследователя» в зависимости от результата – выживает их ребенок или нет. Некоторые акты самоубийства совершаются из роли «спасителя», как, например, в докладе о самоубийстве десятилетнего темнокожего ребенка в Лос-Анджелесе (TV News, август 1984 г.), в прощальной записке которого было написано, что жизнь его матери станет намного лучше, если в ее семье станет «на один рот меньше» с целью прокормить семью. Самоубийство в конечном итоге сближает людей, увеличивая горе потери очень близкого человека. Следовательно, настоящая жертва - это не только тот, кто покончил жизнь самоубийством, но и те, кто тесно связан с «жертвой» либо через семейные связи, либо через дружбу и любовь.

Трудно выйти из этой игры, так как самоубийство само по себе составляет игру третьей степени, поэтому транзакционные элементы игры трудно прервать. Другим осложняющим фактором является то, что подростки склонны быть капризными, замкнутыми и чувствовать себя изолированными в зависимости от стадии своего развития. Поэтому их способ общения часто носит скрытый или импульсивный характер. Тем не менее, ранний анализ игровой позиции подростка в играх первой и второй степеней в семье и в группе сверстников может привести к вмешательству и предотвращению уровня игр третьей степени. Такой анализ может быть инициирован с помощью образовательных программ на основе ТА и работы с квалифицированным психологом для подростков и их родителей, с помощью которых, я надеюсь, количество случаев игр третьей степени станет значительно меньше.