Тонкости психических процессов после травмы насилия

В рамках того, о чем я хочу написать, травму насилия условно можно разделить на полученную в созависимых отношениях (то есть, когда действуют правила теории треугольника Карпмана) и "чистое" насилие, когда насильник всегда был доминирующим и более сильным, либо вообще человек не состоял с насильником ни в каких отношениях.

В будущем насилие делает человека осторожным, сверхбдительным и недоверчивым. Эти качества остаются с ним надолго или же даже навсегда. И, конечно же, они отражаются в поведении и всех отношениях, в которые вступает человек.

Эта осторожность и постоянные опасения повторения жуткого опыта очень ограничивают зону восприятия, пропуская через внутренние эмоциональные фильтры только знакомое и эмоционально заряженное. То есть, опасность и то, чего стоит остерегаться.

И с этого места тоже возможны два процесса - иногда разные, иногда сливающиеся в двуединый. Один из них внутренний, чувственный, а другой - внешний, поведенческий, но от этого не меньше исходящий из эмоциональной сферы, а часто именно из бессознательной части психики.

Травмированный психически человек, как и травмированный физически, периодически будет задеваться больным местом об окружающих людей и мир. И тем чаще и сильнее, чем меньше признает наличие этого самого больного места. А если помнить о нем, понимать его границы, знать, куда ещё оно пустило корни, то тогда есть возможность выбирать, насколько бережно обойтись с собой в каждой конкретной ситуации. Да, совсем не факт, что это будет получаться всегда, но по крайней мере среди вариантов выбора будет и этот.

И реакция на такое задевание бывает просто непомерной. Ну, конечно - то ли здоровой коленкой случайно задеть комод, проходя мимо, то ли растрощенной предыдущим падением и ещё не зажившей. В первом случае захочется материться и тереть ушибленную коленку, а во втором боль затмит сознание и толкнет в дизориентацию. А вместо комода может быть другой человек, даже самый близкий.

И тогда во втором случае важно разделять свою боль на ту, что причинена прямо сейчас, и ту, что автоматом присоединяется из прошлого (давнего или не очень). То есть: "Я понимаю, что ты причинил мне на 30 копеек, но больно мне на 2 рубля." Это поможет сохранять отношения, не требуя от другого ответа за всю сумму, а ещё так можно знакомить другого с картой своей внутренней местности, рассказывая, куда в сапогах ходить не стоит. И тогда можно получить извинение за 30 копеек и сочувствие и поддержку за рубль семьдесят.

И это все о первом процессе, который внутренний и очень эмоциональный. Начало которого почти никогда не видно глазу постороннего человека. А второй процесс - это ответная реакция того, кто неожиданно "разменял свои 2 рубля". И тут тоже прямая зависимость от понимая того, откуда идёт какое количество боли - из сегодняшнего дня или из вчерашнего.

Если есть понимание, что ударился больным местом, то можно признавать свою боль, злость на ситуацию, в которой сошлись много факторов, на то, что эта боль опять случилась, свой страх от беззащитности в этом месте, обиду, злость и возмущение на того, кто наступил на больное. И тогда можно переживать боль и все чувства, с ней связанные, тем способом, который просится, не зажимая их, громко и искренне оповещать другого, кто оказался в этот момент неаккуратным или даже незнающим о больном месте на чужом теле или душе. И тогда возможна просьба о том, как со мной не надо, объяснение на сиюминутном примере того, почему именно так не надо. И в итоге - возможно понимание другого, извинение, компенсация и - самое важное - сохранение отношений.

Если же нет понимания, что сегодняшняя боль уходит своими мощными корнями во вчера и жадно питается оттуда, то закономерно возникнет желание спросить с сегодняшнего причинившего за все 2 рубля своей боли.

И вот в этот момент уже не имеет принципиального значения, было ли насилие прошлого совершено в созависимых отношениях или же нет. В любом случае в этой ситуации гештальт, стремясь к завершению, включает в действие правила теории Карпмана.

Если же человек раньше был знаком с таким видом отношений, то чуть выйдя из роли Жертвы, он возьмёт на себя роль Преследователя. Если же прошлое насилие, которое не зажило, было совершено вне созависимых отношений, но в данный момент человек не осознает, что основной его обидчик не тот, который сейчас напротив, то его попытку отомстить именно ему тоже можно рассматривать с точки зрения треугольника Карпмана.

И именно в этом состоит принципиальное отличие этого действия от мести или наказания реального насильника. Когда есть чувство, что месть правомерна, симметрична причинению, уместна и ясна, то она приносит облегчение. И на этом пресловутый гештальт закрывается и внутри человека отношения с насильником не продолжаются. Они завершаются.

А вот воюя в сегодняшнем дне "не стем человеком" начинается отыгрывание роли из "треугольника". Потому что тот, кто нечаянно наступил на больное место, ожидаемо не готов платить 2 рубля за свою неосторожность. А если их с него пытаются стребовать, то в какой-то момент он может отказаться и от своих 30 копеек, потому что справедливо считает, что самим  требованием с него 2-х рублей он уже сам становится Жертвой и в его чувствах его 30-копеечный долг уже ощущается оплаченным. В этом и есть теория Карпмана - бесконечное перетекание трёх ролей.

И выход из этой бесконечности боли раненых и тех, кто уже не собирается причинять, все же в понимании того, что происходит. В разделении боли на сегодняшнюю и вчерашнюю, в способности делать шаг назад и признавать свою ошибку, договариваться, предупреждать, как со мной не надо, беречь самого себя и свои раны. И уходить оттуда, где не слышат.