Юный субъект в современном мире.

Человек формируется в процессе коммуникации с другими людьми, мы конституируемся в языке, формируемся речью. Однако, в современном мире происходит множество изменений. Видоизменяется тот «язык», с помощью которого мы взаимодействуем. Частично он приобретает образную форму, вместо словесной. Общение между родителями и детьми, между детьми и их сверстниками также меняет свой облик. Непосредственного контакта между людьми становится меньше, все больше входит в жизнь контакт виртуальный. Так к чему приводят такие изменения? Что происходит с юными субъектами, как меняется их конституирование в связи с появлением и популяризацией виртуального пространства?

В первую очередь важно сказать о том, что происходит в семье. Ведь именно семья является проводником ребенка, юного субъекта, в человеческий порядок. Если обратиться ко взгляду значимого другого, ко взгляду родителя, на различные объекты и предметы этого мира, то последнее время, его взгляд все чаще устремлен именно в гаджеты, в виртуальное пространство. Буквально с самого рождения, находясь в руках матери, юный субъект тут же видит в ее руках гаджет, что говорит само за себя: «Этот предмет, что-то невероятно важное и значимое для нее, а значит и для тебя» или «Там внутри, находится что-то невероятно важное и значимое для нее, а значит и для тебя», что-то такое, что является ориентиром, чем-то идеальным.

Таким образом, с самого появления юного субъекта на свет, виртуальные изображения и сам гаджет, становятся некой точкой соприкосновения с мамой - «если я тоже буду держать в руках этот предмет, на который мама смотрит больше, чем на меня; если я буду таким, как показывают в нем, наверное, я буду маме более интересен». Тогда, возможно ли такое, что гаджет в руках юного субъекта, это поиск ориентира для соответствия? А этот ориентир нужен, чтобы стать для взрослого более заметным, значимым, стать увиденным.

Что, если в тот момент, когда значимый взрослый направляет в виртуальное пространство свой взгляд, у юного субъекта может происходить сборка того значимого для мамы, идеального образа, которому стоит соответствовать? Кроме того, к этой сборке подключаются и сами телесные ощущения мамы, реакции, на те или иные видимые образы. Эти телесные ощущения, юный субъект прекрасно чувствует, перенимает, идентифицирует как позитивные, либо негативные.

На такую мысль наводит ситуация про «мальчика с саблей», где устремленность взгляда мамы на игру, а возможно и ее телесные реакции - реакция возбуждения от азарта, конституировали юного субъекта. Сама сборка произошла в идентификации со взглядом другого, а не при помощи речи другого.

Таким образом, поднимается вопрос того, в каком виде сейчас представляется этот ориентир, через который может конституироваться субъект. Если раньше он содержался в слове «другого» и «значимый другой» конституировал «Я» ребенка при помощи слов, то сейчас, можно предположить, что конституирование стало происходить через образы, через подражание и соответствие картинке. Среди этого затерянным становится само понятие человеческого, индивидуального, неповторимого, потому что есть цель «быть похожим на», а не соответствовать тому, что я слышу о себе.

Если раньше «другими» являлись те, кто непосредственно рядом, те, с кем есть физический, словесный контакт, то сейчас «другие» могут возникать в гаджете, в виртуальности. То есть виртуальный «другой» может теперь оказывать влияние на конституирование «Я» юного субъекта.

Сам по себе доступ к интернет ресурсам, формирует все больше требований по отношению к детям со стороны «значимых других». Это происходит потому, как родители стремятся к соответствию их детей, нормам развития. Ставится под вопрос тотальное принятие юного субъекта. Он больше не принимается «значимыми другими» априори, таким, какой он есть. Родителями принимаются лишь некоторые части субъекта, вызывающие симпатию. Эти части или соответствуют нормам, или соответствуют фантазму матери, месту которое занимает юный субъект для матери.

Происходящие с юными субъектами изменения, выходящие за рамки «нормального» и «здорового» развития, по меркам родителей, это попытки артикулировать то непринятие себя, своих отдельных частей, которое ощущается детьми. Симптомы тела, становятся попытками напомнить значимым взрослым о своем сингулярном существовании.

Восприятие юного субъекта в сингулярности все больше и больше ставится под сомнение. Сама по себе сингулярность, является фактором, смущающим родителей, значимых взрослых, потому как она и ставит под сомнение «нормальность» юных субъектов, а значит и их «нормальность». Сингулярность вызывает тревогу, страх, так как связана с неизвестностью.

Опорой для фантазма матери, помимо собственных желаний, становится некий усредненный образец идеального ребенка. Образец того, как он должен развиваться, какими должен обладать качествами, как должен себя вести. В связи с этим, мамы приводят детей в развивающие центры, заставляют их выполнять тоже самое, что делают все. Когда ребенок нуждается совсем в ином.

В глазах матери, именно такие его действия, такое его поведение может послужить способом вхождения ребенка в человеческий порядок. Но в этом ли состоит этот путь? Разве он состоит в действиях под копирку? Напротив, путь лежит именно в признании сингулярности юного субъекта, признании его особенностей. В индивидуальном подходе к ребенку и в возможности услышать его. Признание, позволяет юному субъекту конситуироваться, найти и обозначить свое место в человеческом порядке, стать тем, кем он является.

Попытки добиться нормы все больше глушат истинный голос ребенка, глушат голос симптома. Ребенка не хотят услышать. Любой симптом, любое «отклоняющееся» поведение, пытаются «лечить» таблетками. Единственный путь «задать вопрос» становится ограничен. А это только больше способствует росту количества психических заболеваний, потому как появляется запрет на артикуляцию. Таким образом, само вхождение в человеческий порядок только ограничивается.

Ускоренный темп жизни, мешает слышать то, что истинно происходит с юными субъектами. Большую значимость в целом приобретает организация внешнего, видимого, по сравнению с внутренним, словесным. Именно поэтому многие симптомы и «крики тела» залечиваются и заглушаются, вместо стремления понять их истинные причины.

Юных субъектов стараются как можно быстрее ввести в человеческий порядок и чем-либо «занять», «заглушить», чтобы они не мешали. В таких условиях пропадает само понятие детства. А «где нет детства, нет и зрелости» (Ф.Дольто).

«Заглушая» детей гаджетами, мы сами сближаем реальный и виртуальный миры. Их мышление меняется, становится клиповым, в большей степени образным, чем языковым. Порой людям сейчас даже сложно назвать свою эмоцию, чувство, описать ее, однако они точно знают, какой эмоджи описывает их состояние.

Не смотря на непривычность всего происходящего в настоящее время, сближение и некое слияние реального и виртуального миров, сейчас естественно. И мы не можем назвать мир и все происходящее в нем странным - это жизнь, которая находится в процессе постоянного изменения.

В таких условиях, скорее возникает иной вопрос. Быть может меняется сам по себе порядок вхождения в человеческий мир, в язык? Или сам по себе язык подразумевает под собой уже не то, что раньше? Множество вопросов приходят в связи с изучением становления юного субъекта в современном мире, ответы на них, возможно, появятся только спустя время. А пока, для нас важно, научиться следовать за субъектом в его сингулярности и слышать его.