Часть VI. Коллекция - За пределами психики. Терапевтическое путешествие Карла Витакера - Автор неизвестен

Всегда надо начинать не с той ноги.

Тело есть храм Бога; телесные ощущения, возможно, ближе к Богу, к бессознательному, чем любые другие переживания, ближе, чем переживания, возникающие при общении с людьми, возможно, ближе, чем фантазии, поскольку более непосредственны. Поэтому усилия соревнующегося ребенка — это работа рук; его телесные ощущения — связаны ли они с мастурбацией или c болезнью тела — кажется, больше говорят ему о возможностях и силах его собственного бессознательного существа, его собственного Бога.

Ваш развод — это на самом деле попытка найти человека в себе.

Вопрос: хочу ли я детей? Единственный ответ: радовалась ли моя мама своим детям, особенно мне?

Мир между супругами, уже перевалившими за свой климакс, свидетельствует о том, что у них не осталось никакой ревности по поводу близости матери и младенца.

Вопрос: хороший ли я отец? Единственный ответ: хорошие ли отцы мои сыновья, судя по их детям?

Как оставаться мертвым: надо каждому, кто тебя слушает, постоянно рассказывать про доброе старое время.

Если бы несение бремени других людей действительно делало нас взрослыми, многие из нас были бы настоящими людьми.

Величайшее испытание в жизни человека — это брак, средоточие всех озарений, естественный терапевтический процесс в нашей культуре.

Красота женщины — это длинные накрашенные ногти, способные выцарапать тебе глаза. Наивно представлять себе брак, накладывая на него картинку брака своих родителей.

Анатомия брака — это приспособление к привычкам другого, равенство, когда равна терапевтическая ценность обеих супругов, когда легко пользоваться фактами своего прошлого с обеих сторон. Но в браке нет единства, каждый одинок и использует другого, чтобы достичь полноты своего биологического бытия, — ни один мужчина не полон без женщины, ни одна женщина не полна без мужчины. Взаимное использование друг друга приносит полноту и целостность, ведет к обоюдному росту.

Инсайт — побочный продукт роста и изменения, а не предшественник и не причина роста и изменения.

Как быть совсем одиноким: обращаться со всеми друзьями с ангельским терпением или посвятить себя другим (“Не гневайся на меня, я не собираюсь помогать тебе”).

Я пришел сюда в 2:30 только по одной причине: я думал, что встреча начинается в 2:00.

Профессионализм может являться серьезной проблемой.

Секрет хорошего родителя: уметь получать удовольствие от того, что тебя ненавидят.

Мать Природа всегда добивается своего.

Я стыжусь своей радости или удовольствия, но преодолеваю это в себе.

Внезапно прерванная психотерапия: если терапевт удивляется, что это пациент не приходит, он должен донести свои сомнения до пациента. Он может сказать: “Я удивлен и расстроен, что вы не возвращаетесь. Вы имеете на это право, но меня заботит, не обманул ли я вас, или, быть может, вам показалось, что я недостаточно компетентен, чтобы вместе с вами продолжать сражение за личность. Если вы решили, что я вам больше не нужен, это ваше право, но если вы чувствуете, что я вас как-то унизил, надеюсь, что вы вернетесь и будете драться со мной, несмотря на то, что мы расстаемся. Я бы предпочел лучше встретиться с вами и узнать о своей неадекватности, чем созерцать повисший в воздухе после вашего ухода вопрос: что-то не удалось, только неизвестно что”. Когда терапевт пишет пациенту, он предлагает ему прикоснуться к реальности. Нехорошо позволять пациенту исчезать, не попытавшись вместе с ним пережить фантазию отделения, хотя бы в форме письма.

Моя теория заключается в том, что все теории дурны, они годятся разве что в качестве предварительной игры с самим собой, пока не хватает смелости оставить теории и просто жить.

Знаете историю про пугало? Путешественник шел на юг, и дорога вела мимо поля. На поле он увидел пугало и остановился побеседовать с ним. “Тебе, наверное, так одиноко стоять тут всю жизнь?” “Это не так, — ответило пугало. — Мне нравится отпугивать ворон”. Они поговорили, и путешественник отправился дальше. Весною на обратном пути он опять остановился у того поля. На этот раз вороны свили себе гнездо в волосах пугала, а оно стало философом: “Я убежден: то, что я делаю, у меня хорошо получается потому, что я умею наслаждаться собственным садизмом”1.

Ко-терапия: один психопат сказал мне: “Ну, я понимаю, что вы тут сидите, но два человека сразу — это слишком. Как будто толпа народу”. И это кое-что значит. Когда появляются два терапевта, терапия становится как бы частью культуры. Она соединяет в себе близость с глазу на глаз и социальную напряженность си­туации2.

Ты не можешь знать человека как следует, если незнаком с его родителями3.

Любовь освобождает: пациент думает, что детская зависимость в психотерапии, которую мы называем переносом, для него опасна. Он прав в том случае, когда терапевту эта зависимость требуется в качестве поддержки. Но если терапевт действительно любит свою жену или своего коллегу, тогда ребенок свободен.

Зрелый терапевт всегда похож на родителя.

Мы отправляем людей в психушки, если у них появляется бред. А когда бред появляется у меня, это называют теорией.

Можно в-любиться, но невозможно от-любиться.

Я не верю и в брак... Это просто два “козла отпущения”, посланные двумя семьями в стремлении воспроизвести самих себя... И борьба за то, какая семья получится в результате.

Появление консультанта в ходе терапии легче понять, если предположить, что консультант — это мачеха пациента.

Существует один важнейший фактор терапии, которым часто пренебрегают и никогда не понимают. Не будет в терапии райского сада, если терапевт не станет вынашивать фантазии о том, что пациент на самом деле — его ребенок. Именно эта фантазия и ведет к исцелению.

Сплетня есть клиническая конференция с разбором историй болезни, проводимая терапевтами-любителями.

Психотерапия похожа на обучение игре на фортепьяно. В каком объеме ее изучать, как долго, насколько глубоко, — зависит от конечной цели: хотите ли вы играть гимны Баха и Бетховена.

О неверности обманутая сторона — супруг и дети — всегда знает. Обычно один из супругов хочет, чтобы измена продолжалась, а другой это чувствует и реагирует негативно.

Тоска по родному дому есть признак здоровья; это период интеграции, период одиночества, рубеж между бывшей семьей и будущей.

Психотерапия идет в своем собственном темпе, любая попытка ускорить ее или замедлить становится разрушительной.

Да сохранит меня Бог от человека, который старается притвориться невульгарным.

Идентификация человека со своими сверстниками — вещь всегда амбивалентная. В каждом человеке живет и желание подражать, и желание разрушить другого ради ощущения своего всемогущества4.

Терапевт получает возможность расти, когда спускается со своего трона5.

Любой триумф наследует саморазрушение.

Психотерапия — это время, когда надо ничего не делать; но попытка не делать ничего — тоже дело, и никуда не приходить — то же самое, что не делать ничего, поскольку не исключена возможность преднамеренного уклонения от достижения конечной цели.

Ужасная правда: Санта Клауса не существует; самая соблазнительная девушка — самая бесчувственная; тому, кого ты любишь больше всех, ты меньше всего можешь помочь. Одиночество рождается из бредовой надежды, что единство с другими людьми — возможно.

Любое количество изнасилований все еще оставляет жертву девственницей. Любое количество обольщений оставляет мужчину мальчиком (никого никогда не “сделали” мужчиной). Человек расстается со своей девственностью только сам, никто не может лишить его девственности. Нельзя поднять себя в воздух за шнурки своих ботинок.

Сражение между мужем и женой — естественная часть их брака. А вот когда супруги начинают разговаривать о взаимоотношениях, они сразу превращаются в психотерапевтов или в родителей друг для друга.

Брак — это кошмарное состояние, есть только один еще более ужасный кошмар — оставаться одиноким.

Преступник — это человек, который испытывает слишком сильные чувства в ситуациях низкого напряжения, например, в социальных ситуациях, а не у себя дома.

Тот, кто прикасается ко многим людям, может таким способом защищаться от близости с отдельным человеком.

Мать после своей смерти становится более требовательной, чем была при жизни.

Страсти в семье (эрос и гнев) должны распределяться между мужем и женой, а не между одним из супругов и детьми.

Секрет роста в браке — глупый и вульгарный секс.

Плохие отцы облегчают детям задачу оторваться от дома и покинуть семью.

Когда ты можешь ненавидеть, тогда способен и любить.

Всякое поведение пациента, даже когда оно выражает сложнейшую психопатологию, есть проявление его стремления к росту6.

Стоит учиться быть безумным, и в то же время стоит учиться мудрости7.

Если он не чувствует ее любви, это происходит оттого, что она не чувствует его ненависти.

Вопрос: кому можно доверять? Ответ: тому, кто открыто любит в большей мере себя, чем тебя.

Нет ничего лучше, чем обманывать самого себя, поскольку в результате выигрывают обе стороны.

Терапевт, подобно Христу, говорит каждому пациенту: “Оставь все то, что ты больше всего любишь (гордость, надежду, проекции), и следуй за мной”. Если ты хочешь родиться снова, я буду акушером, но не твоей матерью.

Чтобы найти себя, стоит остерегаться фразы: “Я ведь всегда говорил...”

Как трехлетний ребенок играет с куклами в маму, так четырехлетний играет в сексуальные игры со своим папой. Если папа способен ответить на это игрой, вместо того, чтобы быть по-взрослому сексуальным, ребенок может понять, что такое любовь, и никогда не спутает ее с сексуальностью.

Ты есть то, чему ты поклоняешься, ты сам — твой идол.

Социопат отнюдь не пребывает в блаженной бессовестности, а напротив — слишком обременен своей совестью.

Вытеснение не является тяжким грехом.

Тайна истины заключается в том, что она парадоксальна.

Эгоизм, доведенный до предела, становится бескорыстием.

Жизнь не есть господство психики над материей, это господство настоящего над прошлым и настоящего над будущим.

Я ненавижу психиатра моего мужа даже сильнее, чем свою свекровь.

Любовь растет лишь вместе с ненавистью, чуткость — вместе с жесткостью, единство — вместе с отделенностью, а глубина — вместе со смирением.

Чтобы взаимоотношения время от времени были горячими, супруги должны научиться быть иногда холодными. Можно сказать “да” лишь после того, как человек хорошо усвоил, что он имеет право и действительно может сказать “нет”.

Я — единственный человек, который никогда меня не покинет, буду ли я прятаться от себя, отворачиваться от себя самого, ранить себя. Любой другой вид любви ограничен рамками времени и рамками личностей: рамками его, меня и нашего “мы”.

Когда функция матери берет верх над личностью матери, личность исчезает, она становится няней-любителем, ожидающей за свою работу платы монетой любви. Если же она понимает, что ее роль вторична по отношению к личности и ограничивается определенным отрезком времени, тогда она может оставаться живым растущим человеком.

Совет молодой женщине: никогда не покидай гнезда одного мужчины ради гнезда другого; можно учиться летать только при наличии крыльев.

Брак бывает столь разрушительным потому, что его используют для разрушения себя (для бегства от себя).

Мать и отец создавали того идола, которому ты поклоняешься. Мать создавала его облик по образу своего отца. Неважно, ненавидела она отца или любила, важно, что, когда ты этот образ в себе воплощаешь, она ненавидит или любит тебя или любит и ненавидит одновременно, так же, как ненавидела или любила своего отца, но это не ты, это лишь игра ее воображения.

Самый простой способ избежать психотерапии: регулярные встречи с терапевтом.

Обычно родители обнаруживают, что их дети тоже люди, в тот момент, когда уже поздно радоваться общению с ними.

То, что ты говоришь, — прежде всего сообщение самому себе и лишь во-вторых — попытка что-то сообщить другому.

Лучшее средство от бессонницы — бессонница.

Депрессия на психопатической ее стадии есть наслаждение ненавистью к самому себе и действием этой ненависти.

Настоящая ненависть, наверное, никогда не разрушает: мы не хотим потерять объект нашей ненависти, так что ненависть порождает соединение.

Чем больше в человеке благонравия, тем сильнее в нем подводное течение вульгарности.

Бред современной культуры: полагать, что “сексуально привлекательная” и сексуальная — это одно и то же. На самом деле соблазняющая одновременно кастрирует, и чем она “привлекательнее”, тем сильнее фригидность.

Бред культуры: человек должен исполнять свой долг ради других, не ради себя. Если человек все время трудится, это увеличивает его ценность в собственных глазах. В сущности, это то же самое, что сказать: жена должна спать со своим мужем ради того, чтобы сделать его добрым христианином.

Каждый из нас похож на миссионера, который пытается найти язычника и обратить его, чтобы купить себе место в раю.

Человек, по определению, тот, кто одинок.

“Я не знаю, что мне делать с мужем” означает “Я не знаю, что делать с нашим браком”. Когда кто-нибудь говорит о своих взаимоотношениях с помощью такого грамматического сочетания первого лица и третьего, происходит отрицание еще одной формы — “мы”. Для изолированного человека чувство одиночества есть шаг в сторону выздоровления. Самым последним симптомом остается импульс к росту, стремление сохранить движение жизни.

Каждый родитель воспитывает детей неудачно. Ни один ребенок не становится таким, каким его хотели бы видеть родители. Если родитель признает свою неудачу, ребенок может расти согласно своей природе. Чему бы родители ни пытались его научить, когда он вырастет, его образ жизни будет похож на жизнь родителей.

Манипулятор — это человек, который убежден, что не может обратиться к своему бессознательному, то есть к лицу Бога, поэтому он все ответы хочет получить от других, не от себя.

Возможно, фригидность, которую мы можем назвать и вытеснением, скорее связана со страхом перед безумием оргазма, чем со страхом перед сексуальностью. Пугает не сама сексуальность, но потеря контроля, которая воспринимается как сумасшествие, а не как расслабление.

Я полагаю: где есть жизнь, там есть и безумие8.

Не могу себе представить тренера футбольной команды, который скажет своим ребятам: “Если вы устали, то закончим тренировку. Это будет вредно для вас”. То же относится и к психо­терапии9.

Раньше меня пугали опасности нашей профессии: не сойду ли я с ума, не захочу ли покончить с собой в отчаянии? А потом это прошло, сменилось другими страхами. Не окостенею ли я? Не стану ли все глубже погружаться в спячку и тогда на вопрос “Как жизнь?” привычно буду отвечать: “Все спокойно”?10

Заключение

Старость — это радость. За последние полгода меня трижды приглашали побыть основным экспонатом для стажеров-психиатров, изучающих эмоциональное состояние пожилых людей и рассматривающих дилеммы, сопровождающие выход на пенсию. Пять лет тому назад я позвонил своей гуру и сказал, что планирую уход на пенсию. Она ответила: “Ты не можешь уйти”. Не знаю, был это парадокс или табу переноса?

Юность — это кошмар сомнений; средний возраст — утомительный, тяжелый марафон; пожилой возраст — наслаждение хорошим танцем. Быть может, коленки хуже сгибаются, зато темп и элегантность становятся естественными, невымученными. Этот возраст знает больше, чем говорит, что еще лучше — ему говорить и не нужно. Жизнь просто для того, чтобы жить. Мы с женой вполне знаем друг друга. Жизнь с ней похожа на удовольствие ходить по своему дому при погашенном свете: с каждым шагом ощущаешь безопасность родного. Шестеро наших детей — наши закадычные друзья, одиннадцать внуков — сад, где можно бродить и нюхать ромашки.

Когда я вижу одаренных и целеустремленных молодых терапевтов, которые пытаются подняться на новый уровень, я думаю, что поможет им избежать “перегорания”? Меня спрашивают: “Что делать? Я уже выдохся?” Как это мне удавалось? Благодаря удачному скачку из гинекологии в психиатрию по неясным мотивам? Из-за годичного обучения игровой терапии и трехлетней работы с правонарушителями, похожими на кадиллак с испорченным управлением? Благодаря возможности преподавать психиатрию студентам, когда я сам про нее почти ничего не знал? Или оттого, что я не сталкивался с тяжелой психиатрией? Все, кто должны были преподавать психиатрию в 1941 году, оказались в Европе. А если ты не посещаешь собрания Анонимных Алкоголиков — ты не алкоголик, а просто обычный пьяница. Потом, благодаря очередной насмешке судьбы, мы очутились в Окридже. То секретное место, связанное с атомной бомбой, где мы занимались спасением мира, помогало поддерживать высокий уровень адреналина — перегореть было невозможно.

Следующий поворот событий, и мы оказались создателями обреченной на провал четырехгодичной программы обучения психотерапии для студентов. Я тогда не понимал, что нельзя заставлять каждого студента-медика участвовать в двухгодичном курсе групповой терапии. Декан был новичком и не понимал, что надо заставлять их изучать психодинамику, а не человечность хорошего слушателя. Это работало десять лет, пока “они” (и кто эти они?) не догадались, что психотерапия — не наука. Они словно думали моими мозгами! Была кровавая сцена, которая в то же время многому меня научила. Неужели ошибка — единственный хороший учитель, а изменение — единственное противоядие перегоранию?

Ко-терапия для шизофреников была успешной — пока они не возвращались в свои семьи. Эта ошибка сурово нас наказала, но она же открыла другое измерение моей жизни — семейную терапию. Может быть, я наконец “перегорю”? Нет, в этой жизни такого не случится!

Карл Витакер