LIII. Лондон, 19 декабря ст. ст. 1749 г. - Письма к сыну - Филип Стенхоп Честерфилд

Милый мои мальчик,

Знание людей очень полезно для каждого человека, и оно совершенно необходимо тебе, раз ты готовишь себя к деятельной общественной жизни. Тебе придется сталкиваться с самыми разными характерами и тщательно их изучить, для того чтобы потом обходиться с ними умело. Это знание дается отнюдь не систематическим изучением, приобрести его тебе поможет твоя собственная наблюдательность и прозорливость. Я же дам тебе кое-какие указания, которые, как мне кажется, могут стать полезными вехами на пути твоего продвижения вперед.

Я не раз говорил тебе (и это безусловно так), что в отношении людей нам не следует делать общих выводов из некоторых частных посылок, хотя, вообще-то говоря, эти посылки верны. Не следует думать, что только оттого, что человек — существо разумное, он всегда будет поступать разумно или что, одержимый некоей главенствующей страстью, он будет неизменно и последовательно руководиться в своих поступках ею одной. Нет. Все мы — сложные механизмы, и хоть в каждом из нас есть некая главная пружина, приводящая в движение все остальное, существует еще бесчисленное множество разных мелких колесиков, обороты которых замедляют, ускоряют, а иногда и останавливают это движение. Рассмотрим все это на примере: предположим, что честолюбие — главная страсть некоего министра, и предположим, что министр этот — человек способный; означает ли это. что он будет неукоснительно следовать влечению своей главной страсти? Могу ли я быть уверенным, что он поступит так-то и так-то, потому что ему следовало бы так поступить? Ни в коем случае. Недуг или подавленное состояние могут приглушить эту преобладающую страсть: дурное настроение и раздражительность — одержать над ней верх; более низкие страсти — иногда захватить ее врасплох и возобладать над нею. А что если этот честолюбивый государственный деятель влюблен? Нескромные и неосторожные признания, сделанные в минуту нежности жене или любовнице, могут расстроить все его планы. А представь себе, что он жаден? Какое-нибудь неожиданно представившееся прибыльное дело может порвать все хитросплетения его честолюбия. А если вспыльчив? Тогда малейшее прекословие, помеха (а иногда к тому же и нарочито подстроенная) может вызвать его на резкости, на необдуманные слова или действия, и все это не позволит ему достичь его главной цели. А вдруг он тщеславен и падок на лесть? Тогда искусный льстец может увлечь его в сторону. Даже из-за собственной лености он способен порою чем-то пренебречь и не сделать нужных шагов на пути к высотам, к которым стремится. Поэтому отыщи сначала главную страсть в человеке, которого хочешь привлечь к себе, и воздействуй на нее; но только не забывай и о других, более низких его страстях и не презирай их: помни, что они существуют и что иногда приходит и их черед. В ряде случаев ты ничем не сможешь способствовать удовлетворению главной страсти, — тогда прибегни к помощи какой-нибудь другой. К каждому человеку ведет немало дорог, и когда тебе не добраться до него столбовою дорогой, испробуй окольные пути: в конце концов ты достигнешь цели.

Есть две несовместимые страсти, которые, однако, часто сходятся вместе как муж с женой и, как муж и жена, нередко мешают друг другу. Это — честолюбие и жадность. Последняя бывает часто истинной причиной первого и становится тогда в человеке главною страстью. Должно быть, именно так обстояло дело с кардиналом Мазарини,1 который, для того чтобы загрести побольше денег, способен был все сделать, со всем согласиться и все что угодно простить. Власть он любил любовью ростовщика и добивался ее потому, что вслед за нею приходило богатство. Тот, кто в характере кардинала Мазарини принял бы в соображение одно только его честолюбие и на этом бы построил свои расчеты, не раз бы просчитался. Люди же, которые знали эту его особенность, добивались больших успехов, позволяя ему обманывать себя в игре. Напротив, преобладающей страстью кардинала Ришелье было, по-видимому, честолюбие, и его несметные богатства были только естественным результатом удовлетворения этого честолюбия. Тем не менее я уверен, что бывали случаи, когда и у Мазарини вступало в свои права честолюбие, а у Ришелье — жадность. Между прочим, характер Ришелье — настолько явное доказательство непоследовательности человеческой натуры, что я не могу сейчас удержаться и не сказать, что в то время, как он безраздельно управлял королем и страною и в значительной степени распоряжался судьбою всей Европы, он больше завидовал огромной славе Корнеля, чем силе Испании, и ему больше льстило, когда его считали лучшим из поэтов (каковым он не был), чем когда думали, что он величайший из государственных деятелей Европы (а он им действительно был). И все государственные дела замирали, когда он сочинял свою критику на "Сида". Никто бы даже не подумал, что такое возможно, а ведь это было действительно так.

Хотя люди все складываются из одних и тех же элементов, соотношения, в которых элементы эти присутствуют в каждом человеке, настолько различны, что нет двух людей, в точности похожих друг на друга; бывает, что даже один и тот же человек с годами много раз изменяется. Самый талантливый человек может иногда сделать что-то бездарно, самый гордый — унизиться, самый порядочный — поступить бесчестно, а самый безнравственный — благородно. Поэтому изучай людей, и если очертания их ты нанесешь, исходя из их главной страсти, не торопись накладывать последние мазки, пока внимательно не разглядишь и не распознаешь более низких страстей, стремлении или расположении духа. Может статься, что основные черты характера свидетельствуют о том, что обладатель его — самый порядочный человек на свете; не оспаривай этого — тебя могут счесть завистливым или злобным. Но вместе с тем не принимай порядочность эту на веру до такой степени, чтобы жизнь твоя, репутация или карьера очутились вдруг в его руках. Этот порядочный человек может оказаться твоим соперником в борьбе за власть, состояние или — в любви. Эти три страсти подвергают иногда нашу честность самым жестоким испытаниям, которых, надо сказать, она очень уж часто не выдерживает. Прежде всего хорошенько разгляди этого порядочного человека сам, и тогда ты будешь в состоянии судить, надежен ли он, и если да, то насколько можно на него положиться.

В женщинах разнообразия этого много меньше, чем в мужчинах; по правде говоря, у них только две страсти: тщеславие и любовь, — ту и другую можно найти у каждой. Агриппина 2 могла, правда, принести их обе в жертву жажде власти, а Мессалина 3 — вожделению, но такие примеры редки, вообще же все, что говорят и делают женщины, направлено на удовлетворение тщеславия их или любви. Тот, кто льстил им, нравится им больше всего, и сильнее всего они влюбляются в того, кто, по их мнению, сильнее всего влюблен в них. Никакая угодливость не может быть для них слишком сильной, никакое усердие чрезмерным, никакое притворство слишком грубым; с другой стороны, малейшее слово или поступок, которые можно истолковать как знак пренебрежения или презрения, непростителен, и они никогда его не забудут. Мужчины в этом отношении тоже чрезвычайно чувствительны и скорее готовы простить нанесенный им вред, нежели обиду. Одни бывают придирчивее других, иные всегда упорствуют в заблуждениях, но любой из них достаточно тщеславен, чтобы малейшее пренебрежение и презрение его задело. Не каждый человек претендует на то, чтобы быть поэтом, математиком, государственным деятелем или чтобы его почитали за такового, но каждый уверен, что обладает здравым смыслом и соответствует месту своему в мире; поэтому он нелегко прощает всякое пренебрежение, неуважение и невнимание, которые могут поставить это соответствие под вопрос или же начисто отвергают его притязания.

Отнесись, вообще говоря, подозрительно к тем, кто проповедует некую добродетель, кто превозносит ее превыше всего, а потом старается так или иначе дать понять, что обладает-то ею лишь он один. Я говорю, отнесись к ним подозрительно, потому что в большинстве случаев — это плуты. Но только не будь уверен, что всякий раз это непременно так, ибо я знавал иногда святош — действительно благочестивых, хвастунов — на самом деле храбрых, преобразователей нравов — действительно порядочных и жеманниц — действительно целомудренных. Проникни, насколько можешь глубже, в тайники их сердца и никогда не принимай на веру того, что говорят о человеке другие; пусть в том, что касается общих черт характера, они и окажутся правы, в каких-то частностях они всегда ошибутся.

Проявляй осторожность с теми, кто, будучи очень мало с тобой знаком, старается навязать тебе свою непрошеную и незаслуженную дружбу и доверие, ибо очень может быть, что они угощают собою только для того, чтобы при этом поесть самим. Но вместе с тем пусть это общее предположение не побуждает тебя отталкивать их и быть с ними резким. Вглядись в них пристальнее, чтобы установить, идут ли эти неожиданные предложения от горячего сердца и глупой головы или от хитрой головы и холодного сердца, ибо глупость и плутовство часто выказывают себя теми же самыми признаками. В первом случае предложения эти не чреваты для тебя никакой опасностью, если ты их и примешь, - valeant quantum valere possunt,a во втором может быть полезно сделать вид, что их принимаешь, дабы потом искусно повернуть орудия против тех, кто их на тебя направил.

Необузданная дружба, возникающая между молодыми людьми, которых связывают одни только удовольствия, и последствия этой дружбы часто бывают худыми. Горячие сердца и не умудренные опытом головы, подогретые веселой пирушкой и, может быть, избытком выпитого вина. клянутся друг другу в вечной дружбе и, может быть, в эту минуту действительно в нее верят и по неосмотрительности своей сполна изливают друг другу душу, не сдерживая себя ничем. Взаимные признания эти обрываются столь же неосторожно, как они завязались, ибо новые удовольствия и новые встречи очень скоро расторгают эти плохо скрепленные узы. И тогда все необдуманные излияния используются с очень дурными целями.

Но вместе с тем тебе непременно надо принимать участие в сборищах молодых людей; больше того, тебе, если только ты можешь, надо быть среди них первым в части всех юношеских забав, развлечений, веселья. Поверяй им, если хочешь, свои любовные похождения, но пусть все твои серьезные мысли остаются в секрете. Доверь их только испытанному другу, у которого больше опыта, чем у тебя, и который идет по жизни совсем другой дорогой и соперником твоим никогда не станет. Помни, никак нельзя полагаться на то, что люди — герои, и надеяться или верить, что человек, который что-то оспаривал у тебя, может сделаться твоим другом и отступиться от сроей цели. Все это оговорки и предостережения, которые необходимо иметь в виду, однако было бы неблагоразумием выказывать их людям: volto sciolto должно неизменно сопровождать их.