1. ПРОБЛЕМА ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ В ПСИХОЛОГИИ - Психогенетика - Равич-Щербо. В.

Уникальность, неповторимость психологического облика каждо­го человека — один ми тех явных феноменов нашей психики, кото­рые наиболее бурно обсуждаются, исследуются, а иногда отвергают­ся как досадная помеха экспериментальному исследованию. С древ­них времен берут начало и интуитивное понимание того, что люди психологически не одинаковы, и стремление понять истоки этого разнообразия, и представления о существовании некоторой «первич­ной» индивидуальности, предшествующей опыту и знаниям, и даже своеобразный «профессиональный отбор».

B.C. Аванесов [ 1; см. также 23] пишет, что уже в середине III тыся­челетия до н.э. в Древнем Вавилоне существовали испытания для всех, кто готовился стать писцом — одной из главных фигур месопотамской цивилизации; они должны были обладать многими обязательными про­фессионально важными качествами. Подобные, часто весьма жесто­кие, испытания проходили и в Древнем Египте те, кто стремился стать жрецом; и в Древнем Китае — претендовавшие на должность правительственных чиновников; и в средневековом Вьетнаме, у се­верных народов и т.д. Эти испытания включали в себя проверку не только необходимых знаний и умений, но и того, что мы сегодня назвали бы «формально-динамическими» характеристиками индиви­дуальности: эмоциональности, способностей и т.д., диагностируя их по особенностям поведения и реальных или специально моделируе­мых жизненных ситуациях. Например, Пифагор придавал большое значение тому, как ведет себя молодой человек в эмоционально на­пряженные моменты, которые специально создавались для поступав­ших в его школу: как отвечает на насмешки; умеет ли держаться с достоинством и т.п. Характер человека, по мнению Пифагора, прояв­ляется в походке и смехе; манера смеяться, с его точки зрения, — самое хорошее обнаружение особенностей характера. Ему же принад­лежит утверждение, что «не из каждого дерева можно выточить Мер­курия»,    или,    говоря    современным    языком,    представление    о    существовании некоторой первичной, «базовой» индивидуальности, в зна­чительной мере определяющей ее дальнейшее развитие.

В древность же уходят корнями и попытки классифицировать ин­дивидуальности, создать их типологию. В трактате «Нравственные ха­рактеры», автором которого был друг и преемник Аристотеля Теоф-раст, описываются 30 ярких характерологических типов и их конкрет­ные проявления. Специалисты по психологической диагностике утверждают, что и в трудах арабских средневековых мыслителей Ави­ценны, Аль Бируни и других, а также в трудах Аристотеля, Гиппокра­та, Галена содержатся описания большого количества информатив­ных психодиагностических показателей.

С античных времен существует физиогномика (от греческих слов, означающих: «природа», «природные задатки» и «сведущий», «про­ницательный») — учение о распознавании природных индивидуаль­ных особенностей, в частности характера, по физическим характери­стикам человека, его внешнему облику.

В середине XVII в. итальянский врач К. Бальдо опубликовал пер­вую работу по графологии «Рассуждения о способе узнавать обычаи и качества писавшего по его письму». Изучение почерка для решения самых разных задач, в том числе психодиагностических, продолжает­ся и теперь.

Перечень доказательств того, что интуитивное понимание психо­логической неодинаковости людей и стремление «угадать», диагнос­тировать индивидуальность уходят корнями в далекое прошлое, мож­но было бы продолжить. Но важно другое: при таком солидном «воз­расте» проблемы ее научная разработка началась, с исторической точки зрения, недавно — во второй половине прошлого века и имеет в пси­хологии весьма непростую судьбу.

Экспериментальная психология, возникшая в середине XIX в., видела свою задачу в познании общих закономерностей человеческо­го поведения. Индивидуальные же особенности, т.е. отклонения от основной закономерности, рассматривались лишь как помеха, источ­ник неточностей в ее описании. Признанный авторитет в области диф­ференциальной психологии и психологической диагностики амери­канская исследовательница А. Анастази считает, что эта установка сказалась даже в статистической терминологии: именно от первых экспериментальных психологов мы унаследовали термин «ошибка», применяемый для обозначения отклонения от средней величины (на­пример, «стандартная ошибка»).

Начало научного изучения индивидуальности связано прежде всего с именами английского ученого Френсиса Гальтона (1822-1911) и немецкого — Вильяма Штерна (1871-1938).

Ф. Гальтон был первым, кто сделал индивидуальные различия между людьми специальным предметом исследования, создал изме­рительные   процедуры   и   начальный   статистический   аппарат  для   оценки различий; собрал большой экспериментальный материал, касав­шийся, как мы теперь сказали бы, разных уровней в структуре инди­видуальности — соматического, физиологического, психологическо­го; он даже поставил вопрос о происхождении индивидуальных осо­бенностей и попытался решить его.

В. Штерн, ученик Г. Эббингауза, в 1900 г. в книге «О психологии индивидуальных различий (идеи к дифференциальной психологии)» [414] впервые ввел в употребление сам термин «дифференциальная психология» для обозначения новой области, «эмансипировавшей­ся», по его словам, от материнской науки — обшей психологии. Впос­ледствии книга переиздавалась в 1911, 1921 и 1994 гг. под названием «Дифференциальная психология в ее методических основаниях». В пре­дисловии к изданию 1994 г. А. Анастази назвала ее «книгой эпохально­го значения», а видный немецкий исследователь К. Павлик — «путе­водной для психологической науки». Действительно, сформулирован­ные Штерном методологические и экспериментально-методические подходы, базовые понятия, многие статистические приемы, несмот­ря на прошедшие почти 100 лет, верны и сейчас.

Конечно, реальное существование индивидуально-психологичес­ких особенностей и их значение в жизни стимулировали изучение их с самых разных сторон — в рамках «характерологии», «этологии», «специальной психологии», «индивидуальной психологии» и т.д. По­явились клинические работы Э. Крепелина (1856-1921), работы А. Би-не (1857-1912) и др. В 1897 г. была опубликована первая статья моло­дого врача А.Ф. Лазурского (1874-1917) «Современное состояние ин­дивидуальной психологии», где рассматривались, в частности, складывающиеся «типы душевных свойств», т.е. предлагалась и неко­торая классификация индивидуальностей. Несколько позже была из­дана работа Г.И. Россолимо (1860-1928) «Психологические профи­ли», в которой дано комплексное описание индивидуальности, и многие другие работы*.

Приблизительно в те же годы складывались еще две отрасли на­уки, без которых дифференциальная психология не могла бы разви­ваться: психологическая диагностика (тестология) и статистика, не­обходимая для получения и оценки надежных количестве иных дан­ных в стандартной и систематизированной форме.

Таким образом, в первые десятилетия XX в. дифференциальная психология вполне сформировалась как самостоятельная область зна­ний. Однако и в последующие годы проблема индивидуальности то выдвигалась   на  передний   край   науки,   то   отрицалась   вообще.   Известный американский психогенетик Дж. Хирш образно описывает эту ситуацию: «Экспериментально-психологические исследования психо­логических различий напоминают гамлетовское «Быть или не быть...». Дж. Кеттелл исследовал их, Уотсон хоронил их, Трайон подчеркивал их важность, Халл минимизировал их значение для теории, Хантер приведен ими в недоумение, Скиннер и его коллеги заведены ими в интеллектуальный тупик, а авторы формальных моделей предпочли фиксировать элементарные софизмы, чем знание о них; ...для боль­шого числа экспериментальных психологов игнорировать индивиду­альные различия — почти вопрос чести» [290; с. 7].

Каково же реальное место проблемы индивидуальности в психо­логической науке? Оно определяется значением этой проблемы и для теоретической психологии, и для использования психологических знаний на практике. Разберем оба фактора последовательно.

Любая конкретно-научная теория должна строиться и проверять­ся эмпирически, экспериментальными фактами. В психологии это дан­ные, полученные при измерении, оценке той или иной психологи­ческой черты, реакции, отношения и т.д. в ситуации эксперимента, опроса или наблюдения, но в любом случае психолог имеет дело с индивидуальными данными (или их суммой — при оценке групп). Строго говоря, любую психологическую черту мы можем измерить у человека только в ее индивидуальном выражении, и любая обще­психологическая закономерность реально существует только и инди­видуально-модифицированных формах. Как справедливо утверждает Г. Айзенк, индивидуальные различия встроены в саму субстанцию психологических исследований, никакие общие законы не мыслимы без включения личности как элемента в функциональные уравнения.

Вариативность* же индивидуальных оценок любых признаков (со­матических, физиологических, психологических) имеет широкий диапазон колебаний; она различна у разных признаков и в разных возрастах. Если исключить экстремальные случаи (например, гиган­тов и карликов), чтобы избежать случайных и патологических откло­нений, то в популяции здоровых взрослых людей отношение макси­мального и минимального роста равно 1,3:1; веса 2,4:1; частоты пуль­са — 2,0; 1, простого времени реакции — 2,2:1; длительности запоминания — 2,5:1, баллов интеллекта по Векслеру — 2,9:1. У детей 4 лет (тоже после элиминации крайних значений) максимальные и минимальные оценки интеллекта, по Стенфорд—Бине, соотносятся как 1,6:1. Оценки коммуникативного развития у детей 2 лет, получен­ные по специальному вопроснику, колеблются в пределах 8:1, а в 3 года — 11:1. Общие оценки поведения детей имеют еще более широ­кий размах колебаний: их отношение равно 34:1 — так велико разно­образие детских индивидуальностей [362].

Большую или мень­шую индивидуальную вариативность обнару­живают психофизиоло­гические показатели, относящиеся к состоя­нию покоя и к его ре­активным изменениям (подробнее об этом — в гл. XIII, XIV, XV).

Диапазон       изменчи­вости   одной   и   той   же функции   (и   статистике он   измеряется   коэффи­циентом       вариативнос­ти,      отклонениями     от средней,        дисперсией) может   быть   разным   и разных    возрастах,    как мы   видели   на   примере интеллекта    и    коммуни­кативных     способностей.   Рис    L   Коэффициенты   вариативности   для   фи-На  рис.   1   представлены   зических,   психологических   и   двигательных   ха-данные   о   динамике   ва-   рактеристик [по 362]. риативности      некоторых соматических и психо­логических  показателей  у  детей  в   первые   годы  жизни.   Обращают  на себя   внимание   три   факта:   вариативность   по   психологическим   призна­кам   выше,   чем   по   соматическим   (роста   и   веса);   вариативность   по некоторым     динамическим     характеристикам     поведения     (активность, аффект-экстраверсия)    выше,    чем    по    оценкам    интеллекта,    и,    нако­нец,   в   3   года  вариативность   оценок  интеллекта  и  аффекта-экстравер­сии   выше,   чем   в   2   и  4   года.   Последнее   особенно   интересно:   такой всплеск    вариативности,    т.е.    расширение    диапазона    индивидуальных различий,  может быть  сигналом  существенных психологических  (и  фи­зиологических)   перестроек,   происходящих   в   данном   возрасте*.   Иначе говоря,    сама   межиндивидуальная    вариативность    может   служить   для психолога   своеобразным   маркером,   указывающим   на   специфичность, значимость   данного   возраста   для   развития   и   формирования   той   или иной   психологической   или   нейрофизиологической   функции   или   чер­ты (или их совокупности).

Но  отсюда  вытекает  еще  одно  следствие.  Поскольку разные  психо

логические характеристики имеют разную межиндивидуальную вари­ативность, а вариативность одного и того же признака различна в разных возрастах, характеристика каждого возраста должна включать не только среднюю оценку признака, но и обязательно дисперсию их значений. Иначе говоря, адекватная «возрастная норма» не есть точка на линии развития, она не только средняя величина, но и диапазон оценок, который говорит о существующем в норме в данном возрасте размахе индивидуальных различий исследуемого признака. Это спра­ведливо и для характеристики любой другой группы — профессио­нальной, половой и т.д.

Все сказанное подтверждает тезис о неизбежности индивидуаль­ных различий и их значимости для решения общепсихологических проблем. Повторим еще раз: любые общепсихологические закономер­ности, чего бы они ни касались, не могут быть получены иначе, как через усреднение, обобщение их реально существующих индивиду­альных вариантов. В этом безусловное значение последних для разви­тия теоретической психологии.

Еще одна группа проблем, которые не могут быть решены без учета индивидуальных особенностей, связана с прикладными аспектами пси­хологии. Не нужно особо доказывать, что профессиональный отбор и профконсультация, индивидуализация обучения и воспитания, реше­ние многих медицинских задач (в частности, относящихся к психосо­матике, реакциям на лекарственные препараты и т.д.) предполагают

наличие у психолога не толь­ко знаний об индивидуаль­ности человека, но и спосо­бов диагностировать ее и на этой основе предсказывать дальнейшее          развитие,          ус-

пешность            профессиональной

деятельности и т.п.

Примером          может          слу-

жить работа немецкого ис­следователя Г. Клауса «Вве­дение в дифференциальную психологию         учения»         [73].

Клаус выделяет несколько стадий в деятельности уче­ния, результативность кото­рых существенно зависит от индивидуальных             характери-

стик       ученика.       Эти       стадии

Рис. 2. Распределение школьных оценок связаны с: восприятием ин-у полезависимых (ПЗ) и поленезависимых формации; ее переработкой (ПН) подростков [по Г. Клаусу; 73].             и         хранением;         оперативной

16

Рис. 3а. Решение задач различной степени трудности 62 импульсивными (И) и 62 рефлексивными (Р) подростками [по Г. Клаусу].

Рис. 3б. Движение глаз импульсивного (слева) и рефлексивного (справа) ребенка при решении задачи на идентификацию [по Г. Клаусу].

доступностью и применимостью усвоенных знаний. На каждой стадии между учениками обнаруживаются различия, зависящие не просто от имеющихся к этому моменту знаний, но и от когнитивных и личнос­тных особенностей детей. На рис. 2 представлено общее распределение школьных оценок у учащихся с выраженной полезависимостью и по-ленезависимостью: у первых кривая смещена в сторону низких баллов (в Германии высшая оценка — 1, наиболее низкая — 5).

На рис. 3 а, б показано решение задач подростками с импульсивным и рефлексивным когнитивными стилями: у первых короче время реше­ния,  но  в  задачах  средней  и  высокой  сложности  существенно  больше

2 1432

17

ошибок. У обладателей этих когнитивных стилей оказыва­ются разными даже траекто­рии движений глаз при вы­полнении одного и того же задания на идентификацию, требующего выбора образца, аналогичного эталонному. На рисунке хорошо видна раз­ная динамика зрительного поиска, т.е. разные стратегии приема и переработки ин­формации.

В широко известной ра­боте Е.А. Климова [74] было показано, что при одинако­во высокой продуктивности профессионального               труда

работницы с разными пси­хофизиологическими               осо­бенностями выбирают раз­ные стратегии трудовой де­ятельности.

экстраверсии и нейротицизма за­висит, как показывают некоторые работы, толерантность к фармако­логическим препаратам. На рис. 4 отражены суммарные данные не­скольких исследований седативного порога у лиц, различающихся вы­раженностью двух указанных характеристик индивидуальности. Наиболее высокие пороги наступления седативного эффекта — у лю­дей со средней степенью нейротицизма в сочетании с интровертиро-ванностью. Самыми чувствительными, т.е. обладающими низкими по­рогами, оказались экстраверты с высоким нейротицизмом.

Эти и многие другие данные говорят о том, что, зная зависи­мость учебной, профессиональной успешности от тех или иных ха­рактеристик индивидуальности, непосредственно с данной деятель­ностью не связанных (т.е. не относящихся, например, к знаниям и умениям в данной области), можно оптимизировать деятельность че­ловека, осуществлять профессиональную ориентацию и т.д. Но при одном обязательном условии: если базовые индивидуальные характе­ристики онтогенетически стабильны. Это дает основание полагать, что особенности, на которые опирается психолог при решении тако­го рода задач, будут присущи данному человеку в течение достаточ­но длительного времени. Есть ли доказательства стабильности инди­видуально-психологических особенностей? Ответы на этот вопрос от­ражены на рис. 5 и в табл. 1.

От    индивидуального    сочетания

Рис. 5. Корреляции IQ в 18 лет и более ранних возрастах в двух исследо­ваниях [Р. Пломин и др., 353].

Таблица I

Корреляции между усредненными по возрастным группам тестовыми оценками интеллекта в разных возрастах

[поК Броди; 213].

За исключением достаточно редких случаев, когда отмечается сни­жение межвозрастных корреляций, остальные данные говорят о су­ществовании отчетливой межвозрастной преемственности в оценках IQ у одного  и того же человека, т.е.  об онтогенетической устойчивос-

ти этого показателя, а точнее — об относительной сохранности ран­гового места каждого индивида в группе.

Обратим внимание на то, что до 1,5-2 лет сходство с IQ в 17-18 лет колеблется, но, начиная с этого возраста, оно неуклонно растет, и корреляции баллов IQ в 5-7 и 17-18 лет достигают уровня надеж­ности теста.

В табл. 2 приведены аналогичные данные по личностным харак­теристикам. Напомним, что многие методики диагностики призна­ков такого типа (вопросники, Q-сортировка и т.д.) имеют более низкую надежность, и уже поэтому межвозрастные корреляции дол­жны быть ниже.

Таблица 2

Межвозрастные корреляции оценок «Я-контроля», полученных методом Q-сортировки в двух когортах

[по Н. Броди; 213].

Конечно, при меньших возрастных интервалах корреляции выше, чем при больших, однако, если с интервалом в 33 года (последний столбец) коэффициенты не только не приближаются к нулю, но имеют значения 0,30-0,48, это говорит хотя и об умеренной, но все-таки стабильности данной черты.

Наконец, последний пример. В Нью-Йоркском лонгитюдном ис­следовании выделен так называемый синдром трудного темперамен­та, включающий пять характеристик поведения детей раннего воз­раста (подробнее о нем — в гл. X). Оказалось, что этот синдром не только устойчив в первые годы жизни, но и имеет некоторую проек­цию в особенностях поведения и адаптации взрослого человека. В те­чение первых четырех лет жизни между возрастами 1 и 2, 2 и 3, 3 и 4 года в двух исследованиях получены соответственно такие корре­ляции: 0,42; 0,37; 0,29 — в одной работе, и 0,54; 0,61; 0,54 — в другой. Оценки трудного темперамента в 1, 2, 3 и 4 года коррелируют с особенностями темперамента взрослого человека: 0,17; 0,09; 0,31; 0,37 соответственно, и с оценками адаптивности (профессиональной, семейной и т.д.) в возрасте ранней взрослости (17-24 г.): 0,08; -0,09;   -0,21;   -0,32   [362].   Как   видим,   начиная   с   3-4-летнего   возраста

величины коэффициентов в обоих случаях начинают расти; отрица­тельные значения говорят о том, что, чем выше оценки трудного темперамента (т.е. чем он труднее) в детстве, тем ниже адаптивность взрослого. Несмотря на то что все коэффициенты невелики, учитывая длительность интервала между двумя измерениями (15-20 лет), ран­ний возраст первого измерения и более низкую надежность измери­тельных процедур (по сравнению, например, со стандартизованными тестами), можно полагать, что они свидетельствуют, как и в других случаях, об относительной устойчивости этих характеристик в ходе индивидуального развития.

Вместе с тем очевидно, что индивидуальность существует внутри некоторой общности, причем последняя имеет, условно говоря, раз­ные уровни, разные «объемы»: все мы — дети цивилизации конца XX в.; кроме того, каждый человек — представитель той или иной куль­туры, этноса, профессиональной, возрастной группы, семьи, и одно­временно он — носитель своего собственного, уникального сочетания всех этих факторов и личного, тоже уникального, опыта (см., напр., 131). В главах I—VI мы увидим, что человек является обладателем и уникаль­ного, неповторимого набора генов, сосуществующего в нем с инва­риантной, общей для всех представителей вида Homo sapiens, частью генома. «Человек в чем-то похож на всех людей, в чем-то на некото­рых людей, а в чем-то не похож ни на кого другого» [59; с. 23].

Итак, есть доказательства того, что: а) индивидуальные разли­чия — не «ошибка», а неизбежная реальность, способ существования общих психологических закономерностей; б) многие индивидуаль­ные особенности оказываются достаточно устойчивыми в онтогене­зе, в том числе на длительных временных отрезках; устойчивость в данном случае означает не неизменность самого признака, а сохран­ность рангового места испытуемого в данной группе; в) межиндиви­дуальная вариативность оказывается разной у разных признаков и в разных возрастах; последнее обстоятельство может быть использова­но, вероятно, для выделения возрастных периодов, в которых проис­ходят перестройки исследуемой функции.

Иначе говоря, исследование индивидуальных различий представ­ляет собой особую и актуальную научную проблему. Как писал Б.М. Теплов, «...ни в одном разделе психологии нельзя принципиаль­но отвлекаться от вопроса об индивидуальных различиях; такое от­влечение возможно лишь как временное самоограничение, естествен­ное во всяком научном исследовании» [147. Т. II; с. 170].