1. ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЙ МЕТОД - Психогенетика - Равич-Щербо. В.

Как уже упоминалось, первая работа по генетике психологических признаков «Наследственный гений» (1869) Ф. Гальтона посвящена анализу родословных вы­дающихся людей. Иначе говоря, в ней использован ге­неалогический метод, т.е. метод исследования семей. Он основан на простой логике: если какой-либо признак кодируется в генах, то, чем ближе родство (т.е. чем боль­ше одинаковых генов), тем более похожими друг на друга по данному признаку должны быть эти люди. Вот почему обязательное условие использования генеало­гического метода — наличие родственников первой степени родства, образующих так называемую нукле-арную («ядерную») семью; к ним относятся пары ро­дитель-потомок и сиблинг-сиблинг; они — и только они — имеют в среднем 50% общих генов. Далее, с уменьшением степени родства, уменьшается доля об­щих генов, и, по схеме метода, должно снижаться сход­ство людей, Чем больше поколений включает в себя генеалогическое древо и чем шире круг родственни­ков, т.е. чем оно обширнее, тем надежнее должны быть получаемые результаты.

Для составления генеалогических древ существуют определенные правила и символы (рис. 7.1). Человек, ради которого собирается родословная (например, об­ладающий какой-либо редкой способностью или, в медицинской генетике, предположительно наследствен­ным     заболеванием),     называется     пробандом.     Члены     ро-

Рис. 7.1. Символы, используемые при составлении родословных.

дословной располагаются но поколениям-строкам, которые, в случае необходимости, обозначаются слева римскими цифрами: от предыду­щих поколений — к более поздним; дети в каждой семье — слева направо по порядку рождения, они обозначаются либо номерами, либо годами жизни.

Для некоторых задач, например психотерапевтических, кроме родствен­ных отношений важно знать и типы диадических взаимоотношений; тогда на генеалогическом древе можно обозначить и их. Такое изображение некото­рые исследователи предлагают называть генограммой. «Генограмма — это формат для изображения семейного древа, которое регистрирует информа­цию о членах семьи и их связях по крайней мере в пределах трех поколений. Генограмма изображает семейную информацию графически таким спосо­бом, который дает образ комплексного семейного паттерна и является до­полнительным источником для предположения о том, как клиническая про­блема может быть связана с семейным контекстом и с динамикой одного и другого по времени» [333]. Такая генограмма фиксирует и структуру семьи, и взаимоотношения внутри нее. Предлагая для обозначения последних графи­ческие символы (рис. 7.2), М. Макголдрик и Р. Герсон пишут, что, несмотря на неопределенность многих дескрипторов внутрисемейных отношений (напри­мер, что считать «конфликтными» отношениями?) и даже на разное понимание одного и того же психологического феномена медиками, принадлежащими к разным традициям врачевания, эти символы в клинической практике полезны.

В дифференциальной психологии и психогенетике таких работ, по-видимому, нет, но эта графическая методика может быть безус­ловно полезна для анализа специфической внутрисемейной среды (например, среды сиблингов и других семейных диад), которая выде­ляется в психогенетическом исследовании.

Однако разрешающая способность генеалогического метода как способа выделения генетического и средового компонентов феноти-пической дисперсии психологического признака очень невелика. Рас­смотрим, например, генеалогию семьи Бернулли, давшей миру не­скольких выдающихся математиков (рис. 7.3).

Конечно, такая «плотность» математиков в одной семье наводит на мысль о том, что существует какая-то «материальная» передача задатков математи­ческих способностей из поколения в поколение, Однако есть и другие обсто­ятельства: Якоб I был учителем младшего брата— Иоганна I и племянника — Николаса I; Иоганн I регулярно проводил «приватные коллегии» — читал лек­ции у себя дома, и среди постоянных слушателей были его сыновья Николас II, Даниил I, Иоганн II; одна из книг Николаса I в значительной мере базируется на идеях его дяди и учителя Якоба I; Николас II обучал математике младшего брата Даниила I; последний активно привлекал к своей работе племянников Даниила II и Якоба II; Иоганн II! учился математике у своего отца Иоганна II (как и его младший брат Якоб II) и дяди Даниила I. Кроме того, многие члены этой семьи имели общий круг друзей — известных математиков; супруги некоторых из них тоже принадлежали к этому кругу. В такой ситуации, веро­ятно, вполне обоснованно предположение, что математикой была насыщена вся атмосфера этой семьи.  Иначе  говоря,  имела место  не только  биологичес-

11-1432

161

Рис. 7.3. Математики семьи Бернулли. В родословной изображены только члены семьи, занимавшиеся математикой, за исключением Николаса, основателя рода, не бывшего математиком, и двух не-математиков (пун­ктир). Поскольку в семье много повторяющихся имен, они снабжены номерами [по: 121].

кая, но и отчетливая культурная преемственность («социальная наследствен­ность», по Н.П. Дубинину).

Еще труднее «развести» в семейном исследовании влияния двух этих факторов, когда речь идет не о специальной способности, ска­жем, музыкальной, математической и т.д., а об особенностях интел­лекта, памяти, внимания и о других непрерывно распределенных пси­хологических признаках. Коэффициенты корреляции по IQ в парах родитель-ребенок колеблются в работах разных авторов в очень ши­роких пределах — от 0,20 до 0,80, со средней величиной около 0,50 [248,130, 132]. Эта величина, с одной стороны, соответствует просто­му генетическому ожиданию; исходя из того, что родители и дети имеют в среднем 50% общих генов, наследуемость должна прибли­жаться к 0,5. Однако многократно показана чрезвычайная важность и раннего опыта ребенка, и количества и качества общения его с мате­рью и другими членами семьи, и семейных традиций, т.е. широкого спектра  внешних  средовых  условий  развития  ребенка.   Хорошо  известна связь социоэкономического уровня семьи или продолжительности школьного обучения с результатами тестирования интеллекта детей. И даже такие формальные характеристики, как параметры семейной конфигурации (количество детей, порядковый номер рождения, ин­тервал между рождениями), оказываются небезразличными для ин­дивидуализации ребенка — ив когнитивной, и в личностной сфере.

Вследствие этого констатируемое в исследовании сходство членов нуклеарной семьи по психологическим признакам может иметь и ге­нетическое, и средовое происхождение. То же можно сказать и о сни­жении сходства при снижении степени родства: как правило, в таком случае мы имеем дело с разными семьями, т.е. речь идет об уменьше­нии не только количества общих генов, но и о разной семейной среде. Это означает, что снижение сходства в парах людей, связанных более далеким родством, тоже не является доказательством генетической детерминации исследуемого признака; в таких парах ниже генетичес­кая общность, но одновременно выше средовые различия.

Все это приводит к выводу о том, что семейное исследование само по себе, без объединения с другими методами, имеет очень низкую разрешающую способность и не позволяет надежно «развести» гене­тический и средовый компоненты дисперсии психологического при­знака. Хотя, будучи объединены с другими методами, например с близнецовым, семейные данные позволяют решать вопросы, которые без них решать невозможно (например, уточнять тип наследственной передачи — аддитивный или доминантный), или контролировать сре­довые переменные (к примеру, общесемейную и индивидуальную среду, эффект близнецовости). (Об этом — в гл. VIII.)