Невыносимая скука бытия - Психотерапевты о психотерапии - Муллан Б.

Одна актриса говорит другой: “Знаешь, мне приснилось, что я умерла. Решая мою судьбу, Господь спрашивает: “Кто она?” Ему отвечают: “Актриса”. Господь говорит: “Тогда в ад — все актеры лицедеи и грешники”. Тут я вижу тебя в райских кущах и восклицаю: “А как же она?!” А Господь мне отвечает: “Да какая она актриса!”

Театральный анекдот

На меня книга “Психотерапевты о психотерапии” произвела очень грустное и странное впечатление, и мне хочется поделиться своими размышлениями об этом. Сначала я читала ее, думала, с чем я согласна, а с чем не согласна, и выписывала всякие удачные фразы о психотерапии типа: “Каждые терапевтические отношения совершенно уникальны. Суть психотерапии в том, что это интимная и особая встреча, во время которой души двух людей определенным образом смешиваются, но только одна из них в высшей степени ответственна за то, что происходит”. Или о переносе: “Я называю это переносом, когда преподаю — но для меня гораздо важнее то, что настоящее — это одновременно и проигрывание прошлого, и новая возможность... Я бы хотела скорее говорить о том, что происходит в терапевтических отношениях, включая как аспекты переноса и контрпереноса, так и то, что выходит за их рамки и совсем не связано с проекциями”.

Я думала: “Вот как хорошо сформулировано” и “какое замечательное описание переживания ребенка в Страстную Пятницу” — и мне было приятно. В других случаях я злилась — этот вообще непонятно о чем говорит: “Я стараюсь свести перенос к минимуму”, а сам создает вокруг себя секту, или другой пишет о “безусловном позитивном отношении” к пациенту — что равносильно утверждению о том, что у тебя нет бессознательного, нет чувств, нет контрпереноса, или же ты считаешь себя всемогущим и полагаешь, что всем этим можешь сознательно управлять.

Но по мере того, как я читала дальше и дальше, мне становилось как-то все неинтереснее и неинтереснее, а в какой-то момент стало абсолютно скучно. Говорят, когда Ильф и Петров писали свои книги, они условились, что если им обоим в голову приходит один и тот же вариант развития событий, то он отметается. Меня преследует ощущение полной предсказуемости данной книги. Кажется, посади умного человека и предложи ему придумать психотерапевтов — хороших и плохих, с “прямыми” и “сложными” жизненными путями, принадлежащих к различным направлениям и школам, написать истории их жизни и ответить от их имени на поставленные вопросы — и получишь то, что мы имеем здесь: независимо от того, насколько правильным мне представляется содержание тех или иных высказываний, все предсказуемо, постно, плоско, а временами, я бы даже сказала, убого. Нет ничего неожиданного, того, что нельзя было бы вывести из общих соображений. И это в книге, где речь идет о человеческих судьбах!

Я думаю, если спросить сотню людей с улицы об их жизни и работе, получится ничуть не более скучно. Знакомый “новый русский” гораздо интереснее рассказывал мне о торговле мебелью, а специалистка по рекламе — о рекламном бизнесе, чем “психотерапевты о психотерапии”. Я уж не говорю о геологах, подводниках, сотрудниках зоопарков и т.п.

Что же это? Неужели наша профессия такая? Так подбираются люди или она нас такими делает? Уж очень не хочется думать, что так оно все и есть. Ведь совсем об ином свидетельствуют личные впечатления от общения со многими коллегами и книги, написанные самими психотерапевтами, начиная с Фрейда. В качестве примера возьму последнее, что читала, — “The Piggle” Винникотта. Ощущение прямо противоположное — дух захватывает от душевной смелости и сверхъестественной креативности этого “психотерапевта” (который как-то сказал, что дает интерпретации с двумя целями: чтобы показать, что он не спит, и чтобы пациент знал, что аналитик тоже может ошибаться).

Стало быть, не так уж “все запущено”. Тешу себя мыслью (или защитой), что сама рамка данной книги не позволяет людям подойти к тому уровню специфичности и глубины изложения, на котором только и могут высказываться идеи не общего плана и даваться описания, выходящие за рамки повседневности и банальности. (К примеру, неспецифическим описанием картины Брейгеля могут быть слова “жанровая сцена”.)

Я, пожалуй, готова удовольствоваться этим моим объяснением.

А что еще остается делать?..

Мария Тимофеева